Тварь

Шизуо Пространство вокруг менялось. Там, где только что были заброшенные, но относительно целые и еще кое в чем привлекательные домики теперь царил хаос и разруха, а постепенно улицы и строения вокруг стали сплошь покрываться паутиной. Огромной, липкой, грязно-белой паутиной, широкие и длинные пласты которой, словно фата, сплошь устилали дороги и домики. Словно при закрытии парка все аттракционы накрыли белой тканью, как делают, если уезжают надолго. Или когда хоронят. Замок – назовем условно это строение замком – тоже переменился. Желтая краска еще проглядывалась на стенах строения, но ее было почти не видно под покрывающим аттракцион мхом. Мох и паутина. Безумное, пугающее и какое-то стареющие сочетание желтого, зеленого и белого. Словно на болоте. Блондин бросился вверх по лестнице, мимоходом удивляясь, что никто этому не препятствует. Что ж, будем решать проблемы по мере их поступления. Пролетая по коридору, он успел отметить странное несоответствие: коридор был весь из камня, хотя такой же запущенный и затхлый. Пыль, которая от размашистых шагов Хэйваджимы взлетала тучами, плесень, мох и, конечно же, паутина. Казалось, что он взбирается на вершину какой-то совершенно сказочной башни и на верху его обязательно должно поджидать что-то малоприятное. Изая обнаружился сразу, как только Шизуо вылетел на площадку. Он был тут же, привязанный к шпилю посреди смотровой площадки при помощи паутины. Маленький, беззащитный и совершенно безжизненный. Глаза были открыты и совершенно пусты, как у той статуи или счастливчика с лишней хромосомой. Шизуо нащупал пульс. Есть, но слабый, едва трепещется, словно долго задыхающаяся на берегу рыбешка. Блондин отвесил ему пощечину. Черноволосая голова мотнулась в сторону, словно воздушный шарик и упала на плечо. Ну, давай же, очнись, Изая… Можно сказать, что Орихара в тот момент спас ему жизнь. Именно в его расширенных, точно при наркотическом опьянении зрачках Шизуо разглядел это. Тварь влезла по стене и, вполне возможно, мгновенно прикончила бы намеченную жертву, если бы не глаза Изаи. Шизуо опередил тварь лишь на одну миллионную долю секунды, успев увернуться от огромной паучьей лапы. Потом развернулся лицом к Оно, янтарные глаза встретились с красными… А дальше время остановилось, и реальность завертелась, наплевав как на физику классическую, так и на эйнштейновскую. Ритуал Чудь начался… Линда Сколько строений она преодолела, пока поняла, что за ней не гоняться – не сосчитать. Неужели все пропало? Линда остановилась и осмотрелась, попутно стараясь унять танцующие столь любимый Ричи Тозиером рок-н-ролл сердце. Никого. Самоубийцы благополучно убрались в свое последние пристанище. Радоваться или нет? Девушка спрыгнула на вымощенную булыжником дорожку. Глянула на башню, на замершую у края площадки Паучиху и поняла, что пришло время Чудь. Значит, и ей надо быть… - Эй, куда же ты, мы с тобой еще не поиграли! Тут же ногу пронзило острой болью, словно в мышцу сдуру вогнали хирургический скальпель. Линда вскрикнула и судорожно отбросила от себя маленькое чудовище. Чудовище? - Зачем ты пинаешься, я же хочу играть! Куколка. Маленькая кукла в красном платье с золотыми волосами. Мечта каждой маленькой девочки. С ней даже можно было бы захотеть поиграть, если бы не оторванная ручка. - И ты такая же! – закричала игрушка, насилуя барабанные перепонки балерины. – Моя прежняя хозяйка тоже не хотела со мной играть из-за руки. Но я показала ей, что в этом нет ничего страшного! Я и ей оторвала руку, Линда. И глаза выколола, чтобы она не видела, какая я стала некрасивая! И тебе сейчас выколю, чтобы мы смогли с тобой поиграть. Нас много, мы все хотим поиграть! Из окошек лилипутских домиков начали выпрыгивать десятки, сотни таких же куколок, и каждая без руки. Все тянули к девушке оставшуюся конечность, сверкая черными глазками-бусинками, и кричали: «Дай, дай, дай!» Нужно было уходить. Но за спиной нарисовался (?!) тупик. Линда глубоко вздохнула, как на экзамене, прикрыла глаза…и со всей возможной силой обрушила искривленную балетную ступню на голову первой мелкой твари. Шизуо «Кто ты, и чего ты хочешь?» - Не притворяйся, тварь! Ты прекрасно знаешь, кто я и что я хочу прикончить тебя, да так, чтобы кусков потом было не собрать! «Глупый человечишко! Почему люди думают, что всесильны? У тебя нет шансов, Шизу (ты же не против, все-таки вошло в привычку за столько лет). Я – Пожирательница миров. Еще молодая, но тем не менее, вечная. А твоя жизнь оборвется через каких-то несколько десятков лет» - Ты проживешь еще меньше! «Вижу, собственный жизненный срок тебя не устраивает? Что ж, хорошо! Очень хорошо, замечательно! Пойдем, пойдем со мной, я устрою тебе такую лоботомию, какую ни один хирург не проведет! Побежали!» Тут Шизуо схватили за шкирку и с силой вырвали из собственного тела и пустили в полет, как сам он миллионы раз пускал дорожные знаки в Орихару Изаю. Сила, огромная, невообразимая, по сравнению с которой его собственная ничтожно меркла, превращаясь в едва тлеющий уголек, сила волокла его за собой. Несла, разгоняя до скорости света, до еще большей скорости, и тащила, тащила по коридорам вселенной, волокла, как нашкодившего котенка, чтобы вышвырнуть его за дверь квартиры на улицу, в холод и ночь. «Ну как тебе? Как новые ощущения? Обычно это мне приходилось разгоняться во время наших встреч, чтобы ты ненароком не повредил моего носителя. Кстати, об этом мальчишке. Он ведь дорог тебе, так? Дорог, несмотря на все мои старания, и ты хочешь увидеть его? Хочешь его увидеть, Шизу?» - Что ты с ним сделала, тварь? «Он ждет тебя, мой друг. Он ждет тебя там, на другом конце, у самого порога метавселенной. Так и быть, я дам вам разок свидится, перед тем как вы оба сойдете с ума» Шизуо потряс головой, стараясь отогнать от себя этот голос. Коридоры, гигантские, старые, выложенные тысячелетними плитами, и населенные еще более древними обитателями остались позади. Его вышвырнуло в огромную, невообразимо огромную черноту, вселенную, бездну, черную, как сама ночь, как волосы Изаи, как кровь и сущность Оно. Вот уж где можно править бал! Хэйваджиме не доводилось читать «Мастера и Маргариту», а уж тем более смотреть экранизацию романа, но если бы ему удалось на тот момент ознакомиться с творчеством Булгакова, он бы понял, что этот зал идеален для бала семи королей. И если между плитами пустить пламя и поставить танцующие пары, то это будет истинное олицетворение преисподней. «О, вижу, что тебе здесь понравилось, Шизу-чан! А дружок твой был не в восторге! Ну ничего, ты сумеешь его переубедить! Сумеешь, ведь так? Особенно после визита в мертвые огни» Надо что-то делать. Надо срочно что-то делать, но у Шизуо не было ни капли опыта, как бороться с пожирателями миров за гранью реальности, а вездесущий и гениальный Изая находился на другом конце этой пустоты, и не факт, что он что-то бы придумал. Тут почему-то стало светлее, и Шизуо догадался, что кто-то ожидает их впереди. Кто-то небольшой, но могущественный и столь же древний, как само мироздание. Но сначала он увидел тело. Точнее панцирь. Черепаха… «Да, да, это Черепаха, Шизу-чан. Был когда-то Черепаха. Старый хрыч постоянно действовал матери на нервы и отравлял ее существование. Здох пару лет назад, подавшись очередной созданной галактикой. Грустно, ты не находишь?» - Вот видишь, даже что-то вечное умирает… «Замолчи! Не надо сравнивать меня с матерью и тем более с этой дохлой рептилией! Я не повторю прошлых ошибок!» - Как же, как же! Все дети считают себя умнее родителей, но всегда наступают на те же грабли. И не стоит такому существу как ты отрицать очевидное. Ничто не вечно под луной… - Я с тобой согласен, парень! Оба, и Шизуо и Оно синхронно замолчали, ожидая встречи с новым участником действа. - Кто ты? Впереди (подумать только, они все еще летели мимо панциря!) тихо засмеялись, и полыхнуло слабым белым светом. - Я – Анку, сынок. Линда Она давила их, как тараканов, как паразитов, как Бен Хэнском когда-то давил детенышей Оно. А куклы все наступали. Чем-то это напоминало советскую сказку о девочке Жене и цветике-семицветике. Мне не нужно столько игрушек, я пошутила, я боюсь! Линда раздавила еще одну гадину, продумывая пути к отступлению. Получалось плохо. Хорошо хоть она еще в состоянии их убивать. В этом несколько помогала злоба за укусы на ногах. Ноги – это святое, балерине надо беречь их, как зеницу ока, даже еще лучше, потому что без глаз балерина проживет, а вот без ног. - Получи, тварь! – еще одна куколка превратилась в бесформенную кучку. Ноги, помимо того, что инструмент – идеальное оружие. Решите-ка задачку: балерина массой пятьдесят килограмм давит на площадь два сантиметра квадратных (это когда в пуантах). Рассчитайте-ка силу! И, тем не менее, вскоре она начала сдавать позиции – усталость брала свое. «Подумать только, меня прикончит кучка игрушек!» От этой мысли почему-то стало смешно. Дико, просто невообразимо смешно. И она засмеялась. Сначала улыбнулась едва не до ушей, потом тихонько захихикала, а потом расхохоталась. Куклы замерли, словно в нерешительности и уставились на нее, словно не понимая, какого черта она не следует заданному сценарию. И от этого стало только смешнее. Вспомнился эпизод, когда они с классом летом отправились в поход и заблудились. И пока преподаватели пытались отыскать место, где была бы доступна мобильная связь, а остальные девчонки возмущались, кричали и плакали, четырнадцатилетняя дочь Билла Денбро не сказала ни слова. Сидела в стороне и наблюдала (чисто так по-орихаровски наблюдала) за этим сборищем. Помниться, когда они добрались-таки до цивилизации, те педагоги, что были с группой, смотрели на нее с уважением. Ох, если бы они только знали, что молчала она лишь для того, чтобы не рассмеяться, до того это было смешно, что просто словами не передать. Смех всегда был ее защитой. Ее особой защитой, как когда-то объяснил ей отец… «В кабинете Билла днем всегда было очень светло, словно в комнату через большущие окна падали огромные лоскуты света. Старинная мебель, диваны, книги – все это делало кабинет писателя очень похожим не место работы какого-то волшебника, который только кажется безобидным, но на деле может превратить тебя в жабу. - Папа, что это? Девчушка привычно взобралась на широкие отцовские колени, которые были удобнее самого мягкого кресла в их доме, и уставилась на заинтересовавший ее предмет. - Это атлас анатомии человека, девочка моя, - Билл привычно потрепал рыжие, совсем как у Одры (Беверли) волосы дочери и положил подбородок на ее горячую, словно прогретую солнцем макушку. - А кто это, на картинке? – Линда потыкала пальцем по животу безликого анатомического человека, всего такого розового от мышц. - Это я, - со смешинкой в голосе отозвался папа, - и ты. Это – любой из нас. Только без кожи. Линда восторженно прижала ко рту маленькие ладошки. Анатомия иногда требовалась писателю-фантасту, чтобы описать какие-либо процессы или моменты более точно и не написать какой-нибудь откровенный бред. Ведь чтобы оставить персонажа истекать кровью, и при этом заставить продержаться до приезда скорой, нужно точно знать, какую артерию ему надо перерезать. - Смотри, что покажу, - он поймал завороженный детский взгляд и стремительно пролистал тяжелые пожелтевшие от времени страницы атласа. - Вот видишь, это череп. А вот это, - он постучал пальцем по переносице нарисованного человека, и Линда повторила движение, - это мышца гордецов. Она сводит наши брови к переносице. Видишь, гордец живет в каждом из нас. Она кивнула, плохо понимая значение слова «гордец», но осознавая, что отец говорить что-то важное. - А вот тут у тебя есть кое-что особенное, - он провел пальцем по ямочке на теплой детской щеке. – Это, девочка моя, мышца смеха. Она редко встречается, очень редко, только у людей с ямочками. - Так я особенная? – какое еще знание нужно ребенку для счастья? - Конечно особенная! Запомни, если Бог подарил тебе для смеха особую мышцу – используй ее и смейся, всегда смейся и все у тебя будет о-го-го!» - Я помню, папочка, - прошептала Линда и рассмеялась. Куклы начали разбегаться, отступая под натиском позитивных эмоций. А что, вполне логично. Если негативными эмоциями Оно питается, то счастьем и весельем его можно травить. «Жаль Изаи рядом нет, вот уж кто был бы не прочь посмеяться» - эта мысль метнулась в ее мозге, вылетела через слуховой проход и была тут же подхвачена Чудью, которая швырнула мыслишку за пределы реальности. Связь образовалась мгновенно, словно к мозгу Линды подсоединили длинный металлический проводник и пустили по нему все двести двадцать, которые тут же ринулись из пункта А в пункт Б, а именно… Изая Он мог бы сказать, что здесь безумно скучно. Оно бы так и было, если бы не страх, заполнивший все его существо. Оно не закинуло его в мертвые огни, но зачем-то оставило жертву стоять у входа, предварительно лишив возможности шевелиться. Так что сейчас Изая зависал на грани двух вселенных, в прямом смысле спиной чувствуя, как сзади мечутся мертвые (мерцающие) огоньки, и как плавает среди них что-то огромное, жуткое и невообразимо кошмарное, как ликует Оно, истинное Оно, без всех личин, форм и масок, такое, каким Оно появилось из рук Другого (о чем он только думал?!). Орихара чувствовал силу и ярость этой твари и уже практически видел Оно, это огромное, ползущие бесконечное существо, гадкое, лохматое, как нереальная гусеница, сплошь состоящее из оранжевого света. Какое-то время назад она говорила с ним, насмехалась, обещала все возможные и невозможные страдания, а потом как будто вспомнила что-то и резко умчалась, бросив пленника прижатым сгустками силы к этой стене. Изая не знал, сколько уже так висит, минуту или вечность, но постоянно ощущал на себе ненавидящий взгляд Оно из-за барьера и мог только ждать, ждать, пока она не явиться снова, чтобы доставить сюда кого-то из его друзей. «Друзей? У меня есть друзья? И звучит-то почти не реально» Однако это было так. Что ж, радуйся, Изая, под конец жизни у тебя появились друзья! А ты, такой весь великий и ужасный, даже помочь им не в состоянии! И это, твою ж дивизию, было безумно смешно! «Эх, если бы только…» Закончить он не успел. Словно через мозг пропустили многовольтовый заряд, в голове зашумело, а потом шум обратился в смех. «Линда?» Он даже не успел об этом подумать. Просто понял, что ему надо делать то, что он умеет лучше всего. Говорить. Говори, Изая, говори, стимулируй ее, иначе она растеряет весь свой запас смеха. И он крикнул, крикнул в пустоту, передавая сообщение по образовавшемуся каналу связи: «Смейся, смейся, Линда Денбро! Смейся над всеми и над всем, что в жизни тебя не устраивает! Смейся, ибо смех – это универсальное средство, которое спасет тебя даже в шаге от суицида. Нет друзей – смейся над глупостью людей, не разглядевших такое сокровище. Подсыпали стекло в пуанты – смейся над бездарностями, которые способны только испортить, а не поработать над собой и исправить. За тобой гонится разъяренный швыряющий тяжести человек – смейся над собственной безрассудностью и над его бессильной злобой! Смех продлевает жизнь и усиливает работу мозга, поэтому смейся, чтобы этот безответственный работник не подвел тебя в последний момент!» Он не видел, что произошло дальше. Но точно знал, что для нее опасность миновала. Линда благополучно травила добрую половину Оно. Шизуо Он стоял на краю панциря Черепахи, освещая небольшое пространство вокруг себя. Точ-в-точ такой, каким он являлся во сне к Линде Денбро (она и об этом успела рассказать). Черный длинный плащ, черная широкопола шляпа, надвинутая на глаза, коса в руках и длинные роскошные волосы, которым позавидовала бы любая земная красавица. Шизуо заметил, что свет исходил именно от волос, белых, как снег, как рассвет, как сама невинность, как…начало. - Вижу, вы все правильно поняли, - посланник смерти улыбнулся. Говорил он тихо, почти шепотом, но его голос заглушал голос Оно, давая Хэйваджиме перерыв от ее бесконечного трепа. – Молодцы, способные детишки. - Помоги мне, - мысленно вскричал Шизуо, чувствуя издали голодный и безумный взгляд мертвых огней. - Я уже говорил твоей подруге и тебе повторю: я не могу вам помогать. - Тогда просто подскажи, что делать? Что мне делать? Это ты можешь? - Зачем подсказывать? Ты и сам все знаешь! Просто поверь, мой мальчик. Здесь же все так просто: есть только ты, Чудь, и твои друзья. Держитесь крепче, вгрызайтесь глубже и нанесенных вами ран Оно уже не залечит. Шизуо хотелось ответить. Крикнуть о том, что Анку чего-то недоговаривает, что Линде он соврал (недоговорил) как минимум дважды. Во-первых, он не только предупреждал о смерти, он и являлся за умершими, был смертью и посланником в одном лице. Хотя, конечно, бояться его из-за этого не стоило. Он всего лишь выполнял свою работу. А во-вторых, его создали не только для того, чтобы их предупредить, точнее, совсем не для этого. Анку, возможно, был старше Оно и Черепахи, был старше всех этих галактик, был ровесником вселенной, ибо, когда зарождается жизнь, зарождается смерть. Жизнь и смерть – две стороны медали, взаимосвязанные и неразлучные. А еще хотелось сказать, что Оно обречено на провал, если уж против выступила сама смерть. Но у него не было времени, а Анку уже пропал из виду, напоследок даря немного света своими дивными волосами Держаться вместе, нам надо держаться вместе, но как, как, если я один с Оно, здесь, один в этой пустоте. Скорость все увеличивалась и увеличивалась, грозя разбить Хэйваджиму о переход между мирами, который, к слову, был уже скоро. «Твоя остановка, дружок. Что же ты не рад? Тебе здесь не нравиться? От чего же? Может, ты хочешь вырвать дорожный знак и швырнуть в меня, как обычно это делаешь? Извини, в метавселенной нет знаков, но скучно нам не будет, обещаю!» Оно снова зашлось безумным хохотом, а Шизуо, сообразив, что ему надо делать, набрал в воображаемые легкие побольше воздуха и крикнул, как кричал уже миллионы раз в любимом Икебукуро: - ИЗАЯ-КУУУН! (Шизу?) - Изая! Изая, ты меня слышишь?! (Шизу-чан?!) - ИЗАЯ, ТВОЮ МАТЬ! - Да слышу, слышу я тебя! Чего ты даму перебиваешь? Мы тут так мило болтали, так весело проводили время, а ты… Он говорил что-то еще, но Хэйваджима уже не вслушивался. Главное, что он отозвался, что жив и адекватен, насколько адекватным может быть Орихара Изая. Но, возможно, это ненадолго. Изая Они приближались. Неслись на невообразимой скорости, словно падали в черную дыру, каким-то чудом не разрываясь на атомы. Он слышал смех и крики Оно, голос Шизуо и собственный страх, который увеличивался прямопропорционально их скорости. Если она исполнит задуманное… - Орихара, сейчас слушай меня и просто делай то, что лучше всего умеешь! - Уточни, Шизу-чан. Я, знаешь ли, на все руки мастер. И не только на руки… - Вот и работай зубами! Кусай, кусай ее за язык! Давай вместе сделаем эту суку! «Вместе! До чего, оказывается, приятное словечко» Он напрягся, стараясь сосредоточиться, сконцентрироваться на одной гадине, испортившей ему жизнь и прокричал, захлебываясь привычными веселыми нотами: - Ану-ка отпусти его, прелестное создание! Отпусти, все-таки у вас колоссальная разница в возрасте, а совращение малолетних – дельце серьезное! Ему ведь и тысячи лет еще не исполнилось! Тварь взвыла, а Изая ощутил, как его оторвало от стены и бросило к Оно, как его зубы (все как один ядовитые, по утверждению Шизуо) впились в язык Оно, а на плечи вдруг опустились знакомые руки. Шизуо Он мог только облегченно выдохнуть, ощутив под пальцами мех с такой ненавистной куртки. Потом прижать к себе это глупое несносное насекомое, чтобы больше не лезло ко всяким паукам, в свою очередь крепче вцепиться зубами в язык Оно и крикнуть, как он обычно кричал, по-звериному, с рычащими нотками: - Тащи нас назад! Тащи нас назад, истеричка! «Отпусти, отпусти, отпусти..больнобольнобольно!» - Ты что, не слышала, что тебе приказали?! – Орихара, как всегда не мог оставаться в стороне. – Тащи нас обратно, девочка, или я заговорю тебя досмерти. Или нам не ждать до мира реального и прямо здесь повторить ту шикарную ночь, а, Шизу-чан? На секунду все замерло. А потом их понесло обратно. - Хорошая девочка, - Изая прикрыл глаза, прижимаясь лбом к широкой груди своего спасителя. – Знаешь, ты могла бы быть моей девушкой, но тебе повезло. Ты не в моем вкусе.