Персона 4: Сердце всего. Часть вторая

             Наруками внимательно вглядывался в своё отражение, прихорашиваясь для выхода в школу. Не сказать, чтобы он настолько следил за своим внешним видом или фанател от собственной внешность; нет, это была простая формальность для выхода в свет. Но, тем не менее, даже к ней он подходил со всей дотошностью и расчётливостью.       Юу стоял в ванной комнате, изучающе водя глазами по складкам одежды, поправляя воротник, в параллель думая о том факте, а не надеть ли ему сегодня пиджак? Обещали жару, это да, но, в то же время, говорили и некоем собирающемся дожде, чуть ли не ливне. Ещё раз посмотрев на своё лицо и пробежавшись взглядом по коже, он, наконец, пару раз прошёлся по волосам расчёской, отмечая тот факт, что ему не мешало бы постричься.       — Юу, ты там скоро? — раздался снаружи крик его дяди, который (на удивление) был дома ещё. — Завтрак уже готов… кофе — тоже, — продолжил зазывать тот племянника.       — Братик, давай быстрее, всё остынет! — а вот уже и тяжёлая артиллерия в виде Нанако подключилась.       — Что, нагляделся на себя, нарцисс? — между тем, сбоку от него возник силуэт его маленького личного тролля — призрак Кониши Саки, которая уже не единожды успела поворчать на тему того, что он вертится перед зеркалом не меньше девушки.       — Надо подстричься, — напоследок бросил Наруками, проигнорировав издёвку на чистом автомате, пробежавшись пальцами по волосам, которые так и норовили наползти на глаза, особенно спереди. Саки вздохнула и поднесла руку к лицу.       — Хоть ты мне признайся, что не красишь волосы, а? — Юу, нахмурив бровь, посмотрел на неё с вопросом. Та фыркнула носом. — А то Ханамура, по-моему, только и делает, что спускает от четверти до трети своей зарплаты на уход за причёской… подкрашивает, стрижётся… как баба, ей богу*… — начала та ворчать, вспоминая своего «ухажёра» и морщась лицом. — Осталось только выщипывать брови и наносить маникюр…       — О как… Нет, они у меня с детства такого цвета, если ты об этом…       Небо было голубым. Тот чистый и прекрасный цвет, довольно редко встречающийся в этих широтах в своей наинатуральнейшей чистоте: ни облачка, ни тучки, только жгучий золотой блин, ползущий куда-то ввысь. Пекло. Это был ещё не полуденный жар, но силу он уже набирал. Наруками, бредущему в школу под лучами солнца, очень хотелось вжаться в тень зданий, после чего стоять там до самого упора, до самого вечера… несмотря на все его старания по привидению себя в божеский вид, уже спустя пару минут, выступили крупные градины пота.       Воздух обжигал. Поднимаясь от разогретого асфальта, он несколько обдувал пешеходов, добавляя очков к уровню духоты. Ветра не наблюдалось: различные полотнища и бельё, развешанное на заднем дворе, висели без всякого намёка на движение. Изредка проезжающие авто, конечно, дарили облегчения… но не настолько, чтобы можно было расслабиться. Посему к тому моменту, когда Юу добрёл до горки, означавшей подъём в школу, его волосы уже умудрились слипнуться во влажные сосульки, покуда пот струился и струился по телу. Честно говоря, ему в тот момент вспомнились рассказы об аристократах Европы, которые, не признавая загара, ходили в солнечные дни под зонтиками. Честно, ему бы сейчас такой хотелось… Ему только и оставалось, что скосить глаза на бледный силуэт Кониши, которая, ввиду своей природы, полностию игнорировала всякие погодные перипетии.       Царила безмятежность. Пусть и суетливая, пусть и наполненная духотой, но это была привычная Инабская пасторальная атмосфера. То самое убаюкивающее дыхание прошлых лет, надёжно хранившее покой города. И казалось, ничто не способно будет нарушить это вековое умиротворение…       — Наруками-кун! — раздался женский голос откуда-то со спины. Обернувшись, Юу заметил Амаги, которая чуть торопливо его нагоняла, семеня своими аккуратными ногами, видимо не решаясь добавить ширины. Тот приостановил шаги, после чего подавил желание утереть пот со лба рукавом белой рубашки и чуть устало улыбнулся Юкико. — Доброе утро! — поклонилась ему девушка приветственным образом.       — Доброе, — не преминул ответить тем же парень, изучающе посмотрев на девушку. Та, как обычно, не решилась расстаться со своим алым кардиганом, разве что расстегнув на нём пуговицы и позволив болтаться сторонам самим по себе; неизменная косыночка, тартановая юбка в черно-белую клетку… она оставалась верна себе и своему стилю, если это так можно было назвать.       Между тем, Амаги кивнула в сторону подъёма.       — Не возражаешь, если мы… — немного зарделась и упёрла взгляд в пол, — пойдём вместе? — Наруками, слегка задумавшись, скосил глаза в сторону, чтобы упереть их на Саки, которая складывала пальцами сердечко и шептала губами слово «парочка» по слогам. Юу стоило усилия, чтобы не выдать свою реакцию.       — Конечно, Юкико, — легко согласился парень, будучи совсем не против того, чтобы она составила ему компанию. Черновласая вся просияла и активно закивала головой. Спустя пару секунд, они уже поднимались на верх, идя друг с другом вплотную — Юкико слева, Юу справа.       Парень скосил на неё глаза. Неизвестно почему, но сегодня у неё было донельзя радостное настроение: она так вся и светилась, и искрилась, и точно бы переливалась цветами от внутренней радости и тихого счастья, чуть ли не в припрыжку направляясь в школу; причин для подобной реакции подросток пока найти не мог. Её портфель чуть ли не прыгал от каждого шага, тихонько побрякивая сложенными внутрь школьными принадлежностями. Внезапно, она на него повернулась, после чего, мило улыбнувшись, ловко подхватила того за локоть.       — Ама… — её пальчик прикрыл юноше уста, покуда у самой заиграла озорная улыбка.       — Юки. Зови меня… Юки, пожалуйста, — её лицо исказила какая-то невероятная мечтательность, покуда она прижалась к его руке, своим не менее разгорячённым от погоды телом. Заметив, что парень явно растерялся, она довольно хихикнула. — Знаешь, Наруками… — помотала главой, — Юу… кун, — нерешительно прошептала девушка. — Ты… первый.       — А… в чём? — серебряновласый, между тем, старательно водил глазами из стороны в сторону, точно бы ища неведомую поддержку или знак. Таковой нашёлся, опять-таки в виде его персонального привидения, которое на этот раз старательно изображала поцелуй, при этом делая звук «Чу-у…»* губами. Правда, от этой поддержки ему захотелось застрелиться. Между тем, Юкико решительно произнесла:       — Ты первый… за кого я хочу бороться, — скосив взгляд на черновласую наследницу, Наруками обнаружил в её темных зеркалах души невероятную решимость. — Знаешь, обычно ведь мальчики за меня боролись… почему-то… — впрочем, Юкико не оставалась бы Юкико, если бы не проявляла такую милую непроницательность в весьма очевидных вопросах. — Но ты — первый, за кого я хочу бороться сама… и… не хочу отдавать… никому… — неизвестно, что именно повлияло на её решение проявить такую… эм… смелость?.. Во всяком случае, то, как она раскраснелась от данного признания, говорило за неё краше любых слов. Но руку выпускать девица так и не торопилась. Кониши, пребывая в незримом для посторонних экстазе, уже просто делала какие-то неприличные намёки, активно шевеля бровями и почему-то указывала куда-то в кусты сбоку от дороги. Амаги, поскольку в тот момент смотрела только на Юу, этой пантомиме значения не придавала.       Сам же Наруками активно искал выход из такой непростой ситуации. Не то чтобы ему раньше не признавались… но теперь это делал человек не совсем безразличный. Правда, в какую именно категорию направить её, парубок пока не решил, но однозначно решил попробовать при случае вслух почитать буддистские тексты. Вдруг они утихомирят его персонального дьяволёнка-семпай?       — Юки, я…       — Не надо, Юу, — покачала головой Амаги, словно бы уловив чутьём то, что он собирался сказать. Зажмурив глаза и улыбнувшись, она молвила: — Я понимаю, что ты пока ещё не определился… но знаешь! — снова раскрыла очи и грозно продолжила: — Я твёрдо решила, что попробую растопить твоё сердце, Юу! — и ещё подняла левую руку в сжатом кулачке.       Почему-то в этот момент парень почувствовал себя на месте принцессы из сказки. Странное ощущение, надо сказать. Девушка снова прижалась к его руке и даже чуть заурчала, потеревшись щекой. Серебряновласый начал краснеть сам.       — Дура-а-ак… ой, дура-а-ак… — между тем протянула призрак, смотря на полностью потерянного парня. — Неужели все парни так реагируют на признание?.. — философски пробормотала она сама себе под нос. — Или, правильней сказать, все японские парни такие?..*       Но, всё же, Наруками смог вернуть себе самообладание.       — Юки… нас могут увидеть, — с трудом переварив настолько личное обращение, произнёс он, мотнув головой в сторону дороги, по которой они шли до этого.       — Нет, — безапелляционно ответила девушка, прижав к себе конечность плотнее. — А то ты опять станешь цун-цун, Нару, — «А разве у неё была… такая сторона характера?» — с опасением пронеслось у него в обители разума, покуда его потянули за собой наверх. Если что-то и можно было сказать в тот момент про Амаги Юкико, так это то, что она была невероятно счастлива, где-то на грани экстаза. Даже начала что-то напевать себе под нос.       Юу… ему было некомфортно, но приятно, это да. Во всяком случае, ещё никогда на него свои права не заявляли… м… таким вот образом.       — Знаешь, — вдруг повернулась к нему девушка, — я решила, что если не буду ничего делать… ты… так и не сделаешь шаг навстречу… Юу… — она чуть погрустнела, после чего заглянула тому прямо в глаза. — Я хочу быть с тобой, Нару. Но я не знаю… — отвела их в сторону. —…хочешь ли ты быть со мной… — серебряновласый промолчал на это. —…может, я глупая… может… не подхожу тебе… но ты молчишь. Почему, Юу?       —…знаешь, я не умею любить, — нехотя и чуть болезно молвил тот, тоже отворотив глаза. — Я… не против тебя, Юкико. Ты… очень красивая, милая и… нравишься мне, — по мере его слов, девушка, явно не ожидавшая комплимента, всё больше расцветала и краснела. — Но я не знаю… не умею влюбляться… — «Что за жалкие оправдания…» — между тем, Юкико вся подобралась, по-детски внимательно вглядываясь в его зенки.       — Почему?..       — Это… давай отложим до другого раза, — Амаги, видимо ощутив нечто не самое приятное за этой историей, кивнула, но обвивать локоток парню не перестала.       Их восхождение, между тем, продолжилось. Рука под руку, как нежная пара… но, если Юкико и получала удовольствие от оного процесса, то вот Наруками не знал, куда себя подевать. Если бы на его месте сейчас оказался Ханамура (что, впрочем, не показатель), тот бы был на седьмом небе от счастья, и тихо растёкся бы лужицей… вероятно, не метафорической, а настоящей. Другие бы парни из Ясогами реагировали бы сходным образом: всё же, получить признание (!!!) от самой (!!!) Амаги — это даже круче, чем стать олимпийским чемпионом, по мнению многих. А вот Юу — (странная душонка!) всё шёл и только занимался самокопанием на тему того, как так внезапно вышло… дело не в том, что он был против того, чтобы начать отношения; однако что-то внутри предательски сжималось, касалось ледяной лапой сердца, когда он даже мимолётно начинал подумывать об этом. Нечто иррациональное и необъяснимое…       Вот так, сумбурно и странно, но они продолжали своё восхождение наверх. Под конец, идя под руку с настоящей японской принцессой, Наруками смог даже расслабиться, чтобы почувствовать своё собственное взволнованное сердцебиение. Впрочем судьбе, которой был угоден этот каприз и странность, также угодной оказалась и последующая цепь событий…       По мере подъёма всё более начинало попадаться школьников, так что новоиспечённой парочке пришлось снова вернуться к маскировке и расплести руки, во избежание поползновения лишних слухов. Амаги, судя по ея виду, казалась бы и не против оных… Толпа постепенно нарастала, превращаясь в самый настоящий затор, пробку. Множество школьников, создавая настоящий шум и гвалт, недовольно толпились перед воротами Ясогами, встретив, по-видимому, непреодолимое препятствие. Крики нарастали и, вот уже стало слышным, собственно, причина такой неурядицы:       — Рисе! Рисе! Рисе! — скандировала группа.       Юкико с Юу переглянулись, покуда в их глазах отразилась синхронная работа мысли. «Митинг? Рисе?» Между тем, позади них продолжало увеличиваться давление, покуда пребывали всё новые участники. В скором времени все почувствовали себя рыбкой, которую особо ушлый торговец упихал в бочку до одури. А происходящее и вправду очень напоминало стихийный митинг, основу которого занимала группа школяров в чёрных пиджаках и белых хатимаки*, повязанных на лбу, у которых на футболках под пиджаками виднелась одна-единственная фраза: «Я (сердечко) Риз!» Внезапно, от этой толпы раздался хорошо знакомый голос, неведомо откуда раздобывший громкоговоритель:       — Слушайте меня, доблестные учащиеся старшей школы Ясогами!       — Ханамура… — единомоментно приложил ладонь к лицу серебряновласый, заметив, что Юкико сделала тоже самое, пусть и в более скромной манере, отведя голову в сторону и прикрыв глаза. — Почему у меня сразу возникла мысль, что без него не обошлось?.. — философски вознёс парень горе-очи к небу.       — Потому что он идиот?.. — тихо хихикнула черновласая, покуда по толпе прошлись шепотки, довольно нелестные кстати. Наруками, оглядевшись по сторонам, умудрился выцепить глазом только фигуру Тацуми, который, пользуясь «славой» и прочими преимуществами, подобно ледоколу проделывал путь сквозь народ. Промелькнула кепи Широгане… м… Наруками перевёл глаза в сторону отчаянных фанов Риз. — А-а?.. — Амаги, присмотревшаяся к ним ранее, между тем отметила в их рядах… САТОНАКУ? — Чие?.. Так вот почему она написала, что будет занята… — поражённо вымолвили её дрожащие губы.       Наруками признаться честно, тоже не ожидал в их рядах увидеть пацанку… которая, видимо для наращивания эффекта, сейчас оказалась одета в мужской вариант униформы Ясогами: пиджак, белый с чёрным, брюки, ботинки, рубашка «Я ОТЧАЯННЫЙ ФАН РИЗ!», хатимаки с солнышком… судя по её лицу, на котором застыло нечто среднее между смирением, чувством жгущего стыда, скушанным лимоном и смущением… «Как ОНА там вообще оказалась?!» — хором подумалось парню и девушке. Между тем, в мужской форме она смотрелась эм… женственно? Очаровательно? Ну, пару очков ей точно это накинуло. Даже визуально оформило грудь. В руках она держала кусок плаката с надписью: «РИСЕ-ЧАН — ГЛАВНОЕ СОКРОВИЩЕ ИНАБЫ (сердечко, куча восклицательных знаков, фотографии и вырезки Риз)». В это же время, Ёске, которого группа дюжих семпаев подняла к себе на плечи, с высоты их роста продолжал вещать:       — …мы не собираемся оставить просто так вынужденный уход Ризетты из Шоу-бизнеса! Эта яркая, дышащая позитивом девушка… — в этом месте мужицкая группа фанов дружна пустила скупую слезу. Или даже две. Три. Поток. — …которая всегда находила слова поддержки и утешения для нас в тяжёлый час…       Юу, случайно скосив глаза в сторону Кониши, заметил, что та осела на землю, схватив за колени и уткнувшись в пол. При этом она бормотала что-то вроде: «Я не могла встречаться с таким идиотом… Я не могла встречаться с таким…» Хм, чёрная аура мрачности, подавленности и падения морального духа вокруг неё разливалась очень даже не метафорически.       Амаги же, глядя в сторону подруги, начала хихикать себе под нос. Судя по её трясущемуся виду и нарастающему спазму, смешинка, которой долгое время сопротивлялся её организм, наконец-то нашла уязвимое место и запустила неуправляемую цепную реакцию разложения, сопровождающуюся непроизвольным выбросом огромного количества смеха в атмосферу.       — Рисе! Рисе! — продолжали скандировать фаны. Ханамура, войдя в раж, выкинул вперёд правую руку с зажатым в нём сувенирным веером с концерта, а после словил настоящий ораторский кураж. Чем-то он неуловимо сейчас напоминал настоящего сёгуна*, вдохновляющего бойцов на верную смерть. То же сосредоточенное лицо и грозный вид, наполненный аурой беспрекословного подчинения… Даже текст был похож:       — Пусть нас немного, но мы не сдадимся и не отступим! Мы будем сидеть, голодать, но наша вера в Риз не иссякнет! Школьники Ясогами! Риз — наше сокровище! Так не позволим этим подлым акулам шоу-бизнеса разлучить её с нами! БАНДЗАЙ!       — КУДЖИКАВА РИСЕ — БАНДЗАЙ! — грянула толпа, вскинув кулаки в небо, явно заразившаяся флуктуациями агрессии от белобрысика.       — ДЗАЙ… Бандзай… — устало протянула пацанка, вероятно нутром чувствуя позор всей своей жизни. Обречённость, так и читавшаяся в глазах это только подтверждала. Между тем, белоповязочники начали активно поднимать новые плакаты: «ЖИЗНЬ ЗА РИЗ!» «ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ЛЕТ РИЗ В ШОУБИЗЕ!», «РИСЕ — ЛЮБОВЬ ВСЕЙ ЖИЗНИ!», особенно запомнился этот «ЖИЗНЬ ПРЕХОДЯЩА, РИЗЕТТ — НАВСЕГДА!». Кто-то из них начал бить в барабаны в ту секунду, добавив вакханалии новых нот и красок!       Признаться честно, в ту секунду Юу полностью разделял чувства Чие, ощущая жгучий и невообразимый в своей степени стыд, наряду с желанием горько-прегорько рассмеяться. И хотя он имел опыт контакта с другим миром, и хотя побывал в схватках, которые могли стоить ему жизни… но сейчас его откровенно добила своей невообразимостью и абсурдностью происходившей перед воротами школы сцена.       — СЕМПАЙ, ТЫ ЧТО ЗА ХЕРНЮ ЗДЕСЬ ТВОРИШЬ, А?! — в то же мгновение, пространство перед хатимачниками резко опустело, поскольку туда вышел всея богатырь и главный хулиган Инабы, Недовольно потирая кулаки и буравя препятствие взглядом. Сатонака, правда, почему сразу начала пытаться знаками показать тому, мол «ВАЛИ ПОКА МОЖЕШЬ, ЗДОРОВЯК!», которые, впрочем, детина проигнорировал, размяв плечи и очень по-доброму хрустнув шеей. Футболка-безрукавка с черепом, окружённым пламенем, оставлявшая простор для обозрения бугров его мышц только добавляли очков в пользу грозности. Наступила кромешная тишина. Только ветер пронёсся, как в вестернах. Не хватало только перекати-поля для полного завершения образа.       Белоповязочники съёжились, визуально став меньше. Только вот Ханамура ни капли не растерялся, а только отвёл от лица рупор, продемонстрировав наглую и хамоватую улыбку до уха.       — Что здоровяк, думаешь, я так просто сдамся?.. — нагло бросил он Канджи. Тот сплюнул, после чего пожал кулаками.       — Знаешь, я уже о-очень давно мечтаю приложить твою рожу об асфальт. Смекаешь, прыщ? — бригада Ёске чуть попятилась назад и дружно сглотнула.       — Главарь! Нам такой противник не по силам! — тут же шепнул кто-то из них, охваченный пораженческими инсинуациями. «Лидер» только фыркнул, после чего, качаясь и чуть не слетев со своего импровизированного постамента, принял пафосную позу, после чего выкинул кисть вперёд:       — Давай, Канджи, решим это… как мужики… — оба парня, не спуская друг с друга взглядов, заиграли оскалами. Рука Ёске подозрительно потянулась к внутреннему карману пиджака. — Но сначала… как ты ответишь на «это»…       — Он и правда собирается «это» сделать?.. — с совершенно несчастным видом обратилась к небу Сатонака.       Тацуми, не улавливая намёка, только молчаливо направился в их сторону, имея вид танка, собиравшегося вылететь на загруженное шоссе, а после спокойно проделать путь наружу. Внезапно, рука Ханамуры провела молниеносное движение, достойное ловкости настоящих ниндзя… чтобы вытащить… эм… брелок в виде розового зайчика?..       «Что за…» — примерно это пронеслось у всех присутствующих. Между тем, Канджи отшатнулся от оного в ужасе, точно бы нечисть, уперевшись в выставленный барьер.       — ОХ!.. — в ужасе, удивление и полном шоке разнеслось по толпе. Сам же бугай изменился в лице, побледнел, даже порозовел, покуда, пятясь назад, открывал и закрывал рот. Ёске же, чувствуя успех, начал махать зайцем, сдабривая это криками:       — ТЫ! НЕ! ПРОЙ! ДЁШЬ!* — его воплям тут же стал подражать отряд митингующих, воодушевлённый успехом предводителя.       — Откуда он раздобыл этот амулет, отгоняющий Тацуми?       — Наверное, он сделан из волос невинно убиенных байкеров…       —…чьи беспокойные души даже после смерти горят мщением!.. — тут же пошла новая волна шепотков по школярам. Юу же, не зная, что ему сейчас больше: кататься по земле от смеха, что, видимо, хотела сделать Амаги, уже синюшная и трясущаяся, или же приложить глаза, закрыть уши и вообще ни на что не реагировать, как Кониши, чей моральный дух пробил новое дно. Во всяком случае, серебряновласый уже физически ощущал, как по цепочке распространяется новая сплетня об «амулете, способном отогнать даже Тацуми».       — От… ку… да… — работая ртом точно рыбка, только и мог вымолвить блондин, уткнувшись спиной в человеческий заслон. Ёске издал смешок, после чего очень зловеще усмехнулся:       — Ты знаешь, что я сделаю… — поиграл Ёске бровями, —…если ты не присоединишься к нам, Канджи-кун… — здоровяк медленно перевёл взор на Сатонаку, затем, точно бы в трансе ткнул в себя пальцем. Ханамура кивнул. Бугай поморщился, помолчал… а после пошёл навстречу, каким-то особо сомнамбулическим шагом, качаясь. Когда он подошёл ближе… толпа белоповязочников поглотила его, чтобы выплюнуть обратно унылого и стухшего блондина, одетого в пиджак и хатимаки, держащего в руках табличку на палочке: «РИСА — МАЙН ЛАВ!».       — Ёбаный стыд… — тихо, но, так получилось, что ощутимо, произнёс парень, всё ещё пребывающий в шоке. Затем, сверкнув глазами на белобрысого, добавил, точно бы под нос: —…попадись мне только потом… сегодня ты перешёл черту, Хана-пьён…       Ситуация начинала принимать… любопытный поворот, учитывая, что теперь на стороне «восставших» очутился пусть деморализованный (хотя, скорее, морально уничтоженный), но очень даже нагонявший страху Тацуми… школьники, стоявшие перед школой, ощутили, как пламя восстания начало задаваться в их поджил… то есть, конечно же, горящих сердцах!       — Ситуация накаляется… — учительница истории, Кимико, осторожно высунув свой носик наружу, тут же засунулась обратно, оценив масштаб столпотворения. — Вавилонское смешение просто… — проворчала женщина, у которой на голове покоилась реплика древнеегипетского платка.       — Эх… молодость! — хмыкнул Мороока, чуть-чуть ослабив петлю галстука на пиджаке и развалившись на крутящемся компьютерном стуле.       — Что, даже не будете заводить свою привычную лекцию о том, что уровень морали в городе падает?.. — историчка, поморщившись, скосилась на философа, который, судя по виду, был незримо доволен ситуацией.       — А это их гражданское право, чтобы выражать гражданскую позицию!       — По вопросу ухода дебильной певички со сцены? Господи, что за время… — она прислонила ладонь к лицу. — Я понимаю, ещё эти русские бунтовали у себя там во льдах сто лет назад, требовали повышения качества жизни и свобод…       — Э! — тут же подобрался Кинширо, сверкая глазами-бусинками. — Рисе — это не какая-то вам певичка-шмевичка! Она — сокровище нашей глубинки!       — Тем простым фактом, что она провела тут несколько лет своей жизни суммарно? — скосилась на него женщина, выставив вперёд египетский церемониальный посох.       — Оставьте его, Софуэ-сан, — устало проговорил мужчина с чёрными волосами в пиджаке и галстуке. Это был математик, Окияма Тоширо. — Он такой же фанат, как и все остальные, и, думаю, сейчас жалеет, что не стоит сейчас с плакатом и в хатимаки. Да, Мороока-сан? — на его слова Морока, видимо о чём-то задумавшийся, сначала кивал-кивал, кивал-кивал… вдруг, очнувшись, подскочил на ноги и завопил:       — Это совершенная клевета, Тоширо-кун!       — Да-да. Да-да… — понимающе кивнул математик, напоследок послав блик очками и отвернувшись.       Между тем, Кашиваги Норико, сидевшая там же и массировавшая виски, скосила свои глаза в сторону преподавательского состава. Сегодня она выбрала для одёжи строгий брючный костюм, тёмно-фиолетового окрасу… который, впрочем, нисколько не упрятывал поражающий фактор «центрального калибра», торча сквозь него даже не простым бугром, а настоящими Альпами по центру Европы. Особенно с застёгнутыми пуговицами.       — Надо вызывать полицию, — ещё раз выглянув в окошко, пробормотала Кимико. — Этот Ханамура привлёк на свою сторону эту хориллу с мускулами…       — Оу… тогда вызывай… — кивнул ей математик, осознав, кого она имела в виду.       — Missis Sofue, — Норико, чуть морща лоб, поднялась со своего места и мягко посмотрела на историчку, которая вздрогнула и чуть ли не подпрыгнула на месте. — Не думаю, что это требуется. Достаточно лишь устранить лидера, фокус «восстания», как оно тут же утихнет… или ваш предмет такому не учит?.. — с долей иронии фыркнула Норико, скосив недовольный взгляд в сторону Кинширо. Тот демонстративно отвернулся.       — И как вы собираетесь найти на них управу, мне интересно знать? Достанете из-за пазухи свои два Der Mauser* и сделаете контрольный выстрел? — между дамами проскользнула искра.       — О, что вы, Миссис Софуэ, — ядовито изогнулись уста Кашиваги. — Всего лишь проведу слегка агрессивные переговоры… а я и не знала, что в вас есть… искра.       — Искра?       — Да. Искра. Как это было… страсть к искусству обнажения… — Кимико, до того не улавливавшая мысль, покраснела до кончиков волос.       — Что вы…       — Как предполагал Зигмунд Фрейд, всякая реакция, выходящая за рамки, есть проявление чего-то подавленного*; впрочем, — она с «пониманием» окинула взглядом фигуру тощей и хлипкой Софуэ. — Я не удивляюсь. Моё сочувствие, Мадам Софуэ…       — Кашиваги-сан, в другой раз поупражняйтесь в остроумии с Софуэ-сан. Надо сворачивать этот римский форум… — тут же вмешался Морока, встав между двумя дамами и выставив руки. Софуэ, вся алая до самых кончиков волос, чуть ли не поломала свой жезл, скрипя зубами. Норико, приняв вид холодный и убийственный, молча направилась на выход. Вслед ей, в спину, Кимико тихо бросила:       — Шлюха гайджинская…* — Кашиваги даже не сбилась с шага… но, перед самым выходом из двери, мягко обернулась на каблуках ботинок, после чего, открыв дверь, выставила историчке оттопыренный средний палец левой руки и на чистом американском вымолвила:       — Fuck yourself, freak*…       Наруками ощущал то редкое чувство безумия, которое иногда настигало его с этими инабскими школярами: когда всё происходящие ударяется в недоразумение, гротеск и полную нелогичность, местами только весёлую. Школяры, что при виде Канджи начинали медленно и нехотя вливаться в несанкционированный митинг… в общем, он как никогда ощутил: пора вмешаться. Ибо только столкновения с полицией ему не хватало для полного счастья.       Так что, Юу, растолкав народ и обогнув упавшую в обморок синюю Амаги (дохохоталась, пусть и молча), он вышел вперёд к разрастающейся армии сопротивления учёбе. Пусть и не сразу, но его заметили. Особенно, когда он вышел прямо перед Ханамурой, уже стоявшему на ногах, но не оставившему свои пропагандистские мероприятия.       — Подходите, не стесняйтесь! Давайте вместе поборемся за будущее Риз!..       — Ёске, может хватит, а? — холодно молвил серебряновласый, вокруг которого тут же образовалась зона отчуждения.       — Чокнулся, что ли… — шепнул кто-то из учащихся. Ханамура, между тем, отнял ото рта рупор, после чего очень серьёзно посмотрел на своего друга. Наруками в его глазах увидел серьёзность подобную той, когда они шли за Саки. Эдакая решимость, неспособная к переубеждению.       — Что, Наруками, не хочешь ли присоединиться к нам ?.. — и тут же добавил с шальной улыбкой: — Обещаем трёхразовое питание и печенье!       — ГДЕ?! — тут же повернулись разом Сатонака и Тацуми, добившись невероятной синхронности действия. Бровь белобрысого дёрнулась. Серебряновласый покачал головой.       — Заканчивай свой цирк, Ханамура. Если не хочешь неприятностей — прислушайся к голосу разума… — весельчак покачал головой, при этом цыкая.       — Нет, Нару. Гомен, но я… — он сжал кулаки. — Но я не отступлюсь. Ради Рисе. Даже если это будет стоить нам жизни. Даже если моим противником будешь… ты. — Юу многозначительно поднёс длань к челу и вздохнул.       — С тобой всегда так, да?.. — ни к кому конкретно обращаясь молвил серебряновласый.       — Ты не понимаешь! Это Рисе, Рисе, Рисе, Ризетт! — почти что в каком-то экстазе проорал парень, но вскорости успокоился, выпустив часть пара. — Я слушаю её с самого начала, с самой первой песни и альбома… это непросто увлечение. Рисе — судьба!       — ХАЙ! — подхватил хор особо упоротых фанов за их главарём.       —…интересно, чтобы она сама сказала, увидев подобное… — Юу, убрав ладонь от лица, встал в боевую стойку, тем самым показывая вызов. Он расправил плечи, гордо поднял главу, едва заметно напряг ноги и уложил руки на поясе. Ёске усмехнулся и ударил кулаком об ладонь…       — Если ты этого хочешь, партнёр… — внезапно, его голова повернулась в сторону. — Тацуми! Твой выход! — бугай, мальца неожидавший такого развития, подавился воздухом, в ту минуту как раз успев прикорнуть в положении сидя.       — Я… Я?! — распахнув пасть, завопил он на своё новое начальство.       — Ты, здоровяк, ты. Иначе… — Канджи сбледнул на очередное многозначительное поигрывание бровями. Тот сплюнул, затем поднялся с колен, и, размяв кулаки, двинулся на Наруками.       — Звиняй, семпай… — виновато и стыдливо отвёл он взгляд в сторону. —…но я не могу проиграть здесь. — Встав напротив серебряновласого он тоже принял стойку, чуть склонив корпус к земле и отведя кулаки за спину.       Полоса отчуждения стала только больше. Снова подул ветер.       — Добром это не кончится, добром это не кончится… — поёжилась пацанка, внутренне, правда, желая, всё же, победы для Юу. Потому что… это уродство надо заканчивать! Хнык…       Где-то на заднем ряду пытались привести в чувство Амаги. Но, поскольку прямое дыхание рот-в-рот никто не решился сделать, приходилось искать обходные пути… ситуация осложнялась тем, что стоило ей слегка отдышаться, прийти в чувство, как она кидала взгляд в сторону восставших… и ситуация повторялась.       Напряжение нарастало. Тацуми растянул уголки рта, обнажая зубы.       — Готов, семпай?..       Мгновение — и вот уже пудовый кулак несётся к Юу, на всей мощи и скорости, за ним следует и корпус бугая. Серебряновласый не стал устраивать противостояние силы, а просто обтёк движение, после чего выставил ногу на пути следования… Канджи, не ожидавший такого, полетел кубарем.       — ОХ! — в ужасе вымолвила толпа, спешно отхлынув подальше, от места падения грозы всея Инабы. Бровь у Ханамуры дёрнулась.       — Чё-ёрт… — против воли вырвалось из него. Тацуми же, внезапно, вместо того, чтобы как следует разозлиться, медленно начал ржать. Вернее, сначала тихо, потом сильнее и сильнее… поднявшись со слегка рассечённым лицом, он улыбнулся, что говорится, от души и снова размял плечевой пояс.       — А ты дьявольски хорош… главарь…       — Он назвал его главарём… — в ужасе пролепетала какая-то школьница, хлопаясь в обморок. Толпа, оценившая пассаж и происшествие, теперь с подозрительной опаской косилась на загадочно улыбчивого Наруками Юу. «Этот школьник… чудовище…» В старшей школе Ясогами, в ту нелёгкую минуту, рождалась (вернее, восходила) новая легенда школьного фольклора. Действительно: насколько чудовищен должен быть тот, кого признал над собой главным даже Тацуми Канджи? Улавливаете мысль?       — Но я не сдамся! БАРРРА! — бык по имени Канджи начал новый разгон, бешено маша во все стороны своими кулаками. Наруками, на каком-то отстранении только заметил, что за подобные «финтили» Арагаки-сенсей вставил бы тому фитиль… Потерев слегка пострадавшую ногу, он приготовился к новому отражению атаки…       И, когда две легенды должны были сойтись в кровавой схватке не на жизнь, а насмерть, на поле бранном появилось новое действующее лицо: Кашиваги.       — THE HELL IS GOING ON?* MISTER HANAMURA!       …само время, казалось бы, замедлило, остановило свой бег. Всё замерло… тишина.       …вот так, обычный, ничего не предвещающий тёплый летний денёк превратился в нечто совершенно невообразимое. Неизвестно пока, чем он закончится, но однозначно можно было сказать, что умиротворение и безмятежность городка были… *помехи и шумы* …у…ны…