Персона 4: Сердце всего. Часть вторая

             — Амаги, будь моей навеки!       — Эй, детка, оставь этого прыща и прыгни со мной в море любви…       — Юки, давай упадём в водоворот страстей и потонем в нём!       Эти, и ещё многие другие реплики посыпались градом и со всех сторон: парни, подобно стае голодных волков, учуявших овцу, при приближении вожделенной Юкико сорвались с цепей, начали на все лады подкатывать к ней. Девушка, непривычная к такому напору, немного задрожала, потупила глаза и попятилась… Наруками молча взял её за руку, крепко-крепко. Тепло его мягкой ладони придало храбрости девушке, и позволило смотреть в лицо опасности без страха.       Сам же Юу в тот момент был пуст. Пуст в том плане, что у него не было ни стратегии, ни намёка, ни даже малейшего представления о том, как именно разрулить ситуацию. Толпа, между тем, обступала их сужающимся полукругом. Это была чистой воды ставка, бросок тех роковых костей, что определяют судьбу. Внутренне он мог бояться, переживать, надеяться… но внешне — само совершенство. Идеальная маска. Идеальная Персона. Карта Изанаги в кармане пиджака ответила волной жара.       Между тем, наступило непродолжительное молчание — каждая из сторон искала слова для другой. И эти сотни горящих глаз, сошедшихся на Амаги…       — Ребят, я вам посоветовать ничего не могу в данной ситуации, поэтому скажу только одно: удачи, — Кониши, оглядевшись, лицом стала очень серьёзной, потом похлопала парочку по плечам да взмыла в небеса, тем самым устранившись.       — Что вам нужно от Амаги-сан? — гордо и холодно молвил Наруками, молчаливо водя взглядом по собравшимся. И хотя все они были одеты прилично, и хотя их внешний вид стремился к совершенству (впрочем, встречалась и откровенная клоунада), они менее всего походили сейчас на людей. Просто одержимая толпа фанатов. Или фанатиков? Между тем, снова поднялся гомон. Юу вскинул руку ладонью от себя. — Пусть говорит один. — Юкико сильнее закусила губу. Толпа обратилась в себя: то есть снова распалась на отдельные элементы, каждый из которых пытался сделать себя представителем… впрочем, вскорости, наружу протиснулся паренёк с обычной внешностью: черные короткие волосы, слегка сальные и растрёпанные, на теле — прилипшая от пота рубашка на пуговицах, синяя в красную полоску, образующую клетку, джинсы — нежно-голубые и пара лакированных туфель чёрного цвета. На его глазах были довольно крупные очки. Лицо холодно и сосредоточено.       — Я буду говорить от лица всех здесь собравшихся. Меня зовут Ичиро, — взял он слово, смерив взором, полным превосходства и презрения, Юу. — Мы, — он повернулся и театрально обвёл рукой своих товарищей, — все те, кто безнадёжно влюблены в тебя, Амаги.       — Да!       — В точку!       — ПРЕСВЯТАЯ БОГИНЯ АМАГИ!       Тут же раздались одобрительные крики. Черновласой стало ещё страшнее.       — Ты наверняка знаешь, что попытка закадрить тебя считается почётным испытанием мужества и находчивости — «Покорение горы Амаги», — теперь если девушка и дрожала, то только от нарастающего огня негодования в груди, сжав руку серебряновласого до боли. Говоривший как будто бы и не замечал, насколько цинично и неприятно это звучало в отношении самой принцессы. — Однако, нашёлся тот… кто посмел забрать тебя в личное пользование. И это бывший ученик из Токио. Верно, Наруками Юу? — тот на это приподнял бровь, покуда алкавшие крови подростки и юноши устремили свои взгляды на Наруками.       — Забрать себе в личное пользование?.. — с долей скепсиса молвил парень. Он ухмыльнулся, — С чего вы взяли вообще? — Ичиро поцыкал языком, качая головой, после чего сунул руку в карман джинс и вытащил оттуда телефон — опять же раскладушка, не сильно навороченная, а затем раскрыл её, что-то отщёлкал и развернул в сторону пары, сделав несколько шагов вблизь.       — А это не узнаёшь, да? — фотография, на которой Юу шёл в обнимку с черновласой наследницей. Та побледнела и раскрыла рот пошире, издав звук «А». Лицо лидера следственной бригады не поменялось, разве что очи слегка зазмеились. Массы ответили ему оскалом и потиранием кулаков… стоп, а кто это там такой торчит с бейсбольной битой?       — И что с того?       Сборище взорвалось негодованием. Вскинутые кулаки, перекосившиеся лица, поток грязи, лившийся точно бы из сточной трубы химзавода, свист и ругань.       — Ты, ублюдок!..       — Да я тебя на куски порежу!..       — «И что с того» говоришь, падла?! Да как ты…       — Отпиздим его, пацаны!       — Тихо, — призвал к порядку глашатай. Подействовало. Пустив блик очками, он снова посмотрел на серебряновласого. — Слушай меня, Наруками Юу! — очкарик, явно наслаждаясь своим голосом, взял стиль речи «свысока». — От имени общества почитателей Амаги как Богини Инабы, ты обвиняешься в попытке осквернения святости!       — ДА!!! — согласный выкрик прозвучал почти что как выстрел, даже стёкла задрожали.       — Осквернения?! — хором ответила на это окружённая пара.       — Именно! Ты, пользуясь, несомненно, грязными трюками… — между тем, глашатай недовольных вошёл в ораторский раш: его голос набирал громкость, убеждение и силу.       — А?! — вот тут уж черновласая, видимо, хорошо вообразив себе эти самые «грязные трюки» не выдержала и, открыв от удивления рот, часто-часто лупала глазками.       —…своей читерской внешностью, положением приезжего и главное — наивностью самой богини, смог добиться её расположения! — если Юу пусть внешне и держался, внутренне колеблясь между желанием начистить рыло очкарику и рассмеяться над происходящим фарсом, то точка кипения для Амаги оказалась пройдена. — Такой человек как ты недостоин её!..       — Завали… ебало… — странно: говорила Юкико очень тихо, вкрадчиво, однако эти злые и грязные слова, едва сорвались с уст, образовали вакуум тишины — настолько они выбивались из привычного образа «богини». Саму же девушку трясло, в чёрных глазах текла ненависть, ярость, злоба. Даже серебряновласый, уже собиравшийся сам вступить в беседу, замер, не моргая. — Что сделал мне лично ты, твои дружочки или ваши мамочки, что вы имеете право решать, с кем встречаюсь, а с кем нет?! — как уже было замечено, Юки редко давала волю своим чувствам: правда же, когда она позволяла себе высказаться, те начинали вырываться из неё подобно лаве, буравящей земную плоть. Вот и сейчас: её глас сквозил злобой, отчаянием и обидой. Первым очнулся Ичиро, который, проморгавшись, уставил на принцессу свой указательный палец.       — А какое право имеет на тебя ОН?! — толпа снова зашевелилась и зароптала. — Ты не понимаешь, Амаги! Мы ради тебя страдали хрен знает сколько лет, терпели твои отказы, эти невинные «Э, на свидание?..», побои от твоего ебанутого дракона…       — Не смей обзывать Чие, четырёхглазый! — тут же вернула словесную подачу Юкико, крайне эмоционально от себя махнув рукой.       — Ой, ой, а принцесса-то нарастила зубки… — раздался сверху комментарий Кониши, с интересом следившей за развитием событий. Наруками мысленно был вынужден согласиться: «Амаги… стала намного смелее», — если честно, его такое поведение немного пугало с непривычки, но и наполняло сердце гордостью, ибо «такая» Юкико — следствие её плотного контакта со всей следственной бригадой.       — Та… — поперхнулся воздухом её собеседник.       — Всё что вы делали — это бесконечно приставали ко мне со своими «Ну пойдём на свидание», «Эй, будь моей, конфетка», «Прикольная чикса, не хочешь затусить?». Я по-вашему что — какая-то шлюха, которая должна броситься на первого встречного с радостью?!       — Амаги, всё не так!.. — эмоциональный огонь, разгоравшийся в черновласой начал создавать до крайности пугающее ощущение, что парни попятились назад, в ужасе смотря свою богиню, представшую в неожиданном качестве. — Просто ты — жемчужина всей Инабы! И какой-то токийский…       — Ах, я жемчужина, значит?! — очи Юкико опасно сузились, покуда на лбу проступили вены. — То есть я для вас всех просто вещь, призовой кубок, который должен достаться только одному из вас?! — слова, как бы оно ни было, попали в самое яблочко: меняющиеся лица кобылёров, поражённых смущением, страхом, сомнением и стыдом только подтверждали оное. Наруками, не желая прерывать накал своей союзницы, просто встал за её спиной в виде незримой поддержки.       — И что с того?! — выкрикнул кто-то. За его дерзостью решились и остальные:       — ДА!       — Амаги — наш кубок, и его получит только достойный!       — Если ты уж всё так повернула, Амаги-сан, — глашатай приложил руку к лицу и вздохнул. Наконец, он убрал её, покуда на его лицо наползло нечто хищное. — Да, ты наша награда, наша вещь, Амаги-химе! И ты принадлежишь ВСЕЙ Инабе! — Юкико скривилась, совершенно неприглядно и отвратительно, точно её взгляду предстало что-то донельзя отвратительное и мерзкое и сделала шаг назад, невольно упёршись в серебряновласого. Она обернула голову и подняла на него свои бездонные чёрные зеркала, в которых читалась мольба. Тот подумал, после чего обнял её за талию. Сей жест вызвал новый поток ругани, грязи и свиста в сторону пары. Однако, он же придал той сил на продолжение борьбы. Мягко отстранившись, она шумно набрала воздуха в грудь, закрыв глаза. Когда та их распахнула, её лицо уже было совершенно спокойным, замороженным. Воистину, сейчас она соответствовала своему имени: Снежная дева.       — Хорошо, если я всего лишь приз, награду лучшему, то услышьте меня, вы, ничтожные слизняки, мерзкие подонки, и похотливые свиньи! — она говорила с запалом, но теперь её слова звучали так, будто бы она забивала с каждым слогом невидимый гвоздь. И наверняка в чей-то гроб. — Я выбрала среди всех кандидатов лучшего, надёжного и верного — того, кто единственный из вас всех достоин быть моим принцем! — массы, сначала обозлённые первой частью, вновь стихли и напряглись, внимательно вслушиваясь. — Этот человек был первым, кто смог меня понять и поддержать в минуту, когда я лишилась всего и была готова умереть. Этот человек дал мне ни свободу, но крылья, и научил ими пользоваться, дабы я могла летать. Этот человек дал мне волю и научил меня стоять на своём. Этот человек… тот, кого я люблю. Этот человек — Наруками Юу!       На сий раз тишина стала даже более оглушительной и мёртвой, нежели до этого. Амаги Юкико, несмотря на всю её красоту, ум и проницательность имела образ девушки беззащитной, девушки, которая склонна соглашаться или делать то, что ей прикажут. Посему, самым разумеющимся общественным мнением стало то, что, естественно, хитрый ловелас «фром» Токио воспользовался её простотой и наивностью; и потому-то они не могли поверить, что мог быть её добровольный и самостоятельный выбор. Ичиро настолько завис, настолько отшатнулся, что у него поползли с носа очки. Да и остальные были, в общем-то, не лучше.       — ЧТО?! — на сий раз коллективный крик был слышен, пожалуй, почти что в любом конце Инабы.       От кого: Хана-пьён-надоеда       Эй, Тацуми, в общем, Наруками с Амаги сейчас выясняют отношения с толпой воздыхателей, о которых я говорил. И что-то мне так и шепчет внутри, что добром эта история не кончится. Подстрахуй их своими мускулами, а, здоровяк?       Долгий и протяжный храп.       От кого: Хана-пьён-надоеда       Ой, ой, здоровяк, там реально что-то начинается! Если толпа на них накинется, даже у нашего мистера-отличника будет не так много шансов, я серьёзно говорю! Нам нужна твоя сила, которая, в своё время, уложила не одну сотню байкеров намертво!       Храп стал чуть более прерывистым, но всё равно не думал прекращаться, под раздающиеся вибрации мобильного. Лицо Канджи во сне поморщилось, но просыпаться тот явно не хотел. Потом вибрации сменились трелями звонков. Одна. Другая.       От кого: Хана-пьён-надоеда       МАТЬ ТВОЮ-ПЕРЕМАТЬ! ТЫ СКОЛЬКО ТАМ СОБИРАЕШЬСЯ ДРЫХНУТЬ, ГОРА МУСКУЛ НЕДОДЕЛАННАЯ, ТУПОГОЛОВАЯ ДУБИНА, ЛЮБИТЕЛЬ НЕТРАДИЦИОННОЙ ЛЮБВИ, А?!       Внезапно, раздалась приятная и тихая мелодия в классическом японском стиле. Канджи, продолжая валяться за своей партой, мгновенно поднял голову, после чего вытащил мобильный и, не открывая глаз, раскрыл и поднёс его к уху:       — Да, мам?.. — сиплым и сонным голосом молвил бугай, еле-еле сдержав свой зевок.       — Алло, Канджи-кун. Ты скоро домой собираешься? — между тем, Тацуми отчаянно пытался проморгаться и прийти в чувство, чему не сильно мешали шумы, шедшие откуда-то снаружи. Какие-то вопли на повышенных тонах… так и хотелось подняться и рявкнуть туда что-нибудь из разряда, мол, «Не мешайте спать, что б вас!». Посему, возникло молчание. На том конце трубке мама Канджи хихикнула, хорошо знакомая с привычками своего сына. — Я же тебе говорила, что надо высыпаться… опять, небось, задремал посреди урока и так и спал до моего звонка?.. — парня захлестнула паника. Его разум ускорил свою работу, и, соответственно, процесс просыпания.       — Да нет, я…       — Канджи, не надо врать и оправдываться перед мамой… — строго, но тепло заметила женщина по ту сторону.       —…да, я заснул… — потупил Тацуми голову, покуда в его голосе засквозили виноватые ноты. Мама хихикнула.       — Вот, молодец. Отзвонись или отпишись мне потом о своих планах, хорошо? Я не против, что у тебя появились друзья, но постарайся больше не волновать маму? Я ведь тоже имею право знать, во сколько ты вернёшься… — Тацуми, казалось бы, внешне смущённо осунулся под её почти что ласковым выговором.       — Да, мам…       — Вот и молодец. Всё, пока!       — Пока… — ответил он, уже слушая гудки. Когда он хотел уже убрать телефон в карман, краем глаза внезапно обнаружил кучу пропущенных звонков, сообщений… начав, естественно, с последних, Канджи медленно закипал, покуда его внутренний рычажок под названием «ТАЦУМИ КРУШИТЬ!» перевёлся в положение «Вкл.». С диким рёвом, он схватил свой портфель, охапкой запихнул туда всё что лежало перед ним на парте, после чего припустил наружу.       Между тем, в учительской сейчас было не менее напряжённо, покуда спешно организованный консилиум находился в поисках решения проблемы внезапного появления толпы перед школой. И да — с решением ученицы Амаги Юкико решить проблему самостоятельно они были не согласны… наполовину. Вернее, все посчитали это сумасбродством, но теперь нужно что-то делать, как-то реагировать, и вот тут-то мнения и разделились. Одна вторая преподавательского состава ратовала за активное вмешательство. Другая же — предлагала занять выжидательную позицию, мол, «Выплывет — хорошо. Не выплывет — вмешаемся…».       Школа сейчас, кстати, пустовала: те, кто захотел присоединиться к кавалерам — присоединились, те же, кто нет — вылезли через «чёрный» вход — дырку в ограждении, которая существовала здесь уже чёрт те сколько лет. Тех, кто решил остаться зрителями такого исторического события, оказалось не так много. Причины этого — никто не ожидал, что это превратится во что-то эпическое или захватывающее, скорее, все предполагали мгновенный слив новичка или слабость самой Юкико. У этой же прорехи, кстати, дежурил «отряд быстрого реагирования», на случай, если принцесса надумала бы сбежать этим ходом.       Директор, забавный бородатый старичок, сейчас, кстати, дремал на стуле, тихо посапывая, предоставив своим более молодым коллегам разбираться самостоятельно.       — Моё мнение не изменится! — уже перешла на крик Софуэ-сан, представлявшая собой сторону «невмешательства». — Амаги эту кашу заварила со своей популярностью — пусть сама и расхлёбывает! — основательно стукнула та кулаком по стулу, стараясь придать своим словам убедительности. Её лицо сейчас было слегка перекошено, но только лишь потому, что противоположную сторону — вмешательства — возглавляла «вечная» соперница — Кашиваги!       — Миссис Софуэ, — а вот её сногсшибательная оппонентка оказалась донельзя холодной и собранной. Хотя, судя по частому морганию глаз, внутренне она испытывала некое волнение. — Это не тот случай, мимо которого можно просто пройти и сказать: «Оно так и было!». Если мисс Амаги пострадает — репутация Ясогами окажется под угрозой. Поэтому я настаиваю на том, что нам необходимо вызвать полицию… — произнеся длинную фразу, женщина смолкла, после чего шумно перевела дыхание, сглотнув. Кимико фыркнула.       — Что же вы сами не пойдёте, да и не разберётесь с ситуацией?.. — ехидно молвила историчка, сверля глазками англичанку из-под своего египетского платка. — Вы же у нас специалист по психологическому терроризму? Вот и идите, и примените ваши познания! В прошлый раз вам их вполне хватило!..       — Это не тот вариант, миссис Софуэ, когда грозного взгляда и пары криков хватит. Да и тем более: Ханамура, пусть и собрал под свои знамёна лучших, был вполне безобиден, если так уж сравнить. Эти же… голубчики… — по лицу Норико скользнула мрачная тень. — Я боюсь, как бы дело не дошло до изнасилования или чего похлеще, — несмотря на то, что все как-то предчувствовали дующий ветер событий, никто вслух не решался озвучить это. Посему, как только страшные слова зазвучали, помещение как будто вымерло. Директор всхрапнул носом, после чего осторожно приоткрыл свои узкие морщинистые глаза:       — Кашиваги-сан, делайте что должно. Это моё слово, — учителя, не ожидавшие внезапного вмешательства начальства, дружно перевели удивлённые взгляды. Учительница английского, Кашиваги Норико, кивнув старцу, подошла к телефонной станции, сняла трубку и начала набирать номер…       В это же время на крыше с уютом расположился небезызвестный Широгане Наото. Стоя подле решётки-рабицы, он просунул между колечек самую настоящую подзорную трубу, за счёт которой парень осуществлял процесс наблюдения за происходящим перед старшей школой Ясогами. Черновласый юноша вновь не изменил своему картузу, одетый в белую сорочку, чёрные брюки и лакированные туфли с острыми носами. Периодически его левая рука лезла в нагрудный карман и раскрывала часы, чтобы свериться со временем. Его портфель стоял рядом, раскрытый, откуда торчали провода и небольшие микрофоны — вероятно, некий вид записывающего устройства, которое работало изнутри. Не забывал этот (почти) обыкновенный школьник и делать записи, в лежащий рядом блокнот.       «Хм, — подумалось ему, — а ведь ситуация принимает скверный оборот. Что же ты задумал, Наруками?.. Ты ведь не позволишь попасть ей под раздачу, верно?» Однако сам Наото вмешиваться в ситуацию ни капли не спешил. Лишь холодное наблюдение, лишь сухое протоколирование. И только его сконцентрированный вид, напоминающий охотника, издали пасущего свою добычу, мог сообщить о том, что ему было крайне интересно, чем же эта история закончится.       Последний невидимый зритель этой драмы вообще находился где-то внизу, у самого подножия подъёма. Сжимая в руке мобильный телефон, он еле сдерживал туповатую улыбку, всё норовившую прорваться на его лик. Это был подросток: чёрный и гладкий пиджак, брюки, белая рубашка, зелёный галстук… выглядел он вполне нарядно и, можно даже сказать роскошно, статно. Если бы не его лицо, которое всё совершенно портило: глаза, чёрные, без зрачков, из-за чего взгляд из них кажется пустым, лишённым жизни. Этот большой нос-картофелина, эти вечно обветренные, облезлые губы, которые тот так и норовил лизнуть. Под левым глазом у него находилась маленькая родинка, чуть ближе у уху, на скуле. Чёрные волосы, короткие, нечёсаные, сальные, с перхотью, были неряшливо приглажены в разные стороны, открывая потный лоб, где видалась пара угрей. И вот вроде по отдельности все эти элементы не столь разрушительны, но вместе (и именно в его случае) они создавали какое-то ощущение дебила или даже человека совершенно неодарённого разумом. И туповатые гримасы, подхихикивания, да и вообще какая-то излишняя самоуверенность персоналия лишь добавляли общих очков в эту копилку.       — Хе-хе… что, дебилы… — проговорил парень сам себе. Впрочем, в своём воображении он точно бы вещал со сцены перед огромной толпой. — Думаете, вы просто так сможете взять и уломать толпой нашу Богиню?.. Хы-хы-хы… — его лицо разошлось в невероятно самодовольно тупом выражении, с выпяченной нижней челюстью. — Идиоты. Амаги будет моей… как говорят: «пока дерутся две собаки, обезьяна на дереве получает свою выгоду…» Хы-хы-хы!.. — он снова шумно облизнулся и продолжил выжидать чего-то ему одному ведомого.       — Наруками… Юу?.. — Ичиро пошатнулся, пятясь назад, после чего таки рухнул на пятую точку, совершенно пустым взглядом глядя на принцессу Амаги. В неверии, он снял свои очки, нервно вынул из нагрудного кармана платок и протёр их, после чего снова вернул на нос, но картина не изменилась: Амаги Юкико, мечта каждого парня в Инабе, вот так просто говорит о том, что этот Наруками, который провёл здесь едва ли сезон, уже стал ей ближе чем все они, столько лет заботившиеся и почитавшие ту на расстоянии. Каждый из фанатов переживал эту драму по-своему: кто-то раздосадованно вопил, кто-то падал на землю, кто-то буйствовал, кто-то — молчаливо закрывал глаза. Её маленькая храбрость — признание, пошатнули всю массу школьников и студентов.       — Ребят, пока у вас есть время, бегите так далеко, как только можете… — Кониши, висевшая над парой, тихо опустилась к ним, после чего проникновенно молвила почти что в самые уши. — Потому что теперь вас прощать не будут… — Саки, пусть и была в наибольшей безопасности из-за своего неживого происхождения, внешне была перепугана. Её силуэт неясно мерцал под лучами солнца, а глаза постоянно бегали, точно бы у человека что-то лихорадочно думающего. Вероятно, это как-то связано с её прижизненным положением в иерархии красавиц как номером вторым, так что, вполне возможно, её сознание примеряло ситуацию на себя.       На светило осторожно набежала маленькая, но очень чёрная и плотная тучка. Стало сумрачно. Юкико, между тем, с гордым видом подошла к Юу и обняла того за талию, тем самым вызывающе демонстрируя свой выбор. Вот только за её действиями, пусть они и сквозили показной бравадой, скрывался то ли страх, то… смятение от того, что она только что озвучила, читай так, при всей Инабе. Её тело, когда прижалось к его, почти неощутимо тряслось. Юноша, не думая дважды, положил руку и ей на талию в ответном жесте поддержки. Теперь они точно смотрелись к самая настоящая парочка. Если бы конечно ещё ворковали и сделали не настолько напряжённые лица.       Кто-то из парней вышел вперёд и помог их глашатаю Ичиро оказаться на ногах. Это же стало же и сигналом: Амаги с Наруками, не сговариваясь, начали смещаться в сторону школы, решив таким своеобразным образом последовать совету их семпай. Между тем, невидимая взору искра не ненависти — чернейшей злобы и обиды, начала распаляться, взрываться в ухажёрах. До того они походили на хоть одержимых, но людей, пусть и фанатов. Теперь же в них выступали наружу животные инстинкты, инстинкты толпы. Тот зверь, что обыденно спит, убаюканный разумом и моралью, в момент смертельной раны сердцу выходит на свободу во имя отмщения.       — Значит… вот и вся твоя благодарность… нам?.. — словно бы умирающий от жажды человек, слабым голосом обратился к Юкико. С той последней, самой робкой надеждой. Его лик был безумен сейчас: он разрывался между сопливым желанием разрыдаться, горькой обидой и слепой яростью, тихой печалью и светлым чаянием. Это вид того, кому до грани остался последний шаг — роковое падение в бездну. На мгновение, у принцессы возникло желание пожалеть, не добивать его… «Но разве пожалели бы они меня, будь я разбитой на их месте?.. Я ведь «всего лишь» вещь для них…» — её веки мягко сомкнулись, покуда из самоего горнила души рождались новые слова, которые выходили наружу тихим, но проникновенным шёпотом:       — Нет. Вы никогда не заботились обо мне. Вы никогда не любили меня. Вы никогда не видели во мне меня. Я… — её речь подхватил Наруками, мягко вступив в момент паузы:       — Вы не были с ней тогда, когда ей было трудно. Вы не делили с ней радость и горе, взлёты и падения. Вы не знаете о ней ничего… — последняя фраза окончательно пробила скорлупу показного спокойствия Ичиро: брызнув изо рта слюной, он проорал:       — НИЧЕГО НЕ ЗНАЕМ?! Я! Я ЗНАЮ О НЕЙ ВСЁ! — потом тут же, сбавив накал, он, хихикнув, перешёл на бормочущую скороговорку: — вкусы, вес, размер и обхват груди, любимый цвет, музыку, группу крови…       — Но ты не знаешь главного, Ичиро, — обратился лично к нему Юу, продолжая неторопливо уводить подругу к дверям школы. Тот прервал бормотание и поднял свои покрасневшие глаза. — А о чём мечтает и чего хочет сама Амаги?..       — Чего… хочет… сама Амаги?.. — серебряновласый кивнул. На секунду, к нему точно бы вернулся рассудок. Он проморгался, после чего негромко молвил: —…и чего же?.. — эта фраза вызвала схожий эффект и у остальных кавалеров, эдакое мимолётное пробуждение от лихорадки. Юкико с не меньшим интересом посмотрела на своего избранника сердца.       — А я и сам не знаю, — пожал юноша плечами. — Но ведь в этом и состоят отношения — узнавать что-то друг о друге новое, открывая неизведанные грани… не так ли?..       Всё повисло в шатком равновесии. Чаша весов могла склониться в тот момент, на самом деле, в любую пользу. Мах — и толпа звереет, после чего отпускает наружу всю ту грязь, что копилась годами. Другой мах — и все мирно расходятся, каждый в свою сторону. Подул ветерок, несильный, но игривый, который попытался приподнять юбу девушки, из-за чего той пришлось использовать незанятую руку для удержания края. Невероятного масштаба война духа развернулась на невидимом фронте. Левое, правое, простить, наказать, помиловать, усытиться?..       Наруками как будто бы ощутил чьё-то холодное и злое присутствие и заозирался. Что-то подобное сделали и Амаги с Кониши — они так же почувствовали, точно бы нечто враждебное ступило в мир в тот момент. Солнце, до того дарившее лучи жизни, снова оказалось укрыто, но на этот раз очень чёрной и длительной тучей.       Медленно Ичиро стал меняться в лице. Сначала оно стало нейтральным, точно бы слушало кого-то незримого. Сердце Юу пропустило тяжёлый удар. Затем губы разошлись в омерзительном оскале сладострастия. В глазах появилось безумное и донельзя садистское веселье. Схожая метаморфоза, точно бы по цепочке, начала поражать и всех остальных, окончательно ставя их в ряд с бешеными животными. Юкико побледнела. Ичиро оглушительно засмеялся, отвратительно истеричным лающим смехом, точно гиена, выпучив наружу глаза с покрасневшими белками. Его порыв неторопливо находил отклик.       — Узнать?.. Открывать?.. — его голос изменился: в нём зазвучали чужие ноты, похожие, но разительно отличавшие от обыденных. Происходи бы дело в телемире, серебряновласый сказал бы, что место человека заняла его Тень. — Ты что — наивный мальчик из начальной школы?! НАМ ВСЕМ ПЛЕВАТЬ НА АМАГИ! — оглушительным выстрелом крикнул безумец, закинув голову к небу и расставив руки. — ДУМАЕШЬ МЫ ХОТЬ КАПЛЮ ХОТЕЛИ ЕЁ СРАНОГО ВНИМАНИЯ ИЛИ ЭТИХ ДОЛБАНУТЫХ СВИДАНИЙ?! НЕТ!!! — последнее слово прозвучало точно артиллерийский залп на высокой ноте. — Мы всего лишь… — его голова вернулась в нормальное положение, — хотели трахнуть эту курву. И мы это сделаем. Да, мальчики? — одобрительные выкрики и смех стали тому ответом.       — Амаги, ныряй в школу, — услышав сие предложение и оценив ситуацию, Юу снова надел маску командира на поле брани: командные интонации, прямая спина, прикрытие собою соратника.       — А?.. — а вот Амаги парализовало от ужаса. Её наиболее потаённый и жуткий страх внезапно оказался близок к воплощению. Посему — она потеряла способность мыслить в ту секунду.       — ВЗЯТЬ ИХ!       Долгое ожидание действия сказалось — те действовали более чем мгновенно. Раз — они только стоят, недовольно переминаясь с ноги на ногу, два — толпа нахлынула, подобно морю, подобно бушующей стихии, подобно рою ос или пчёл. Три — Наруками, чья карта Изанаги просто обжигающе пылала в кармане, швыряет наследницу к школьным дверям — та немного не долетает до них, но приземляется достаточно болезненно, покуда сам серебряновласый юноша развернулся в сторону толпы и побежал навстречу. «Помни — боли нет, нет боли — нет слабости, нет слабости — нет поражения…» — эта мантра, воспринятая им на занятиях Айкидо и всегда выручавшая в тренингах с Шинджиро, набатом зазвучала в его голове, очищая разум от посторонних примесей. «Будь водой…» — обогнуть замах кулака, болевой локтем — солнечное сплетение, добавочный — под кадык ладонью. «Вода не бьёт, не защищается…» — принять на боксёрский блок удар кулака, воспользоваться передышкой и колоть по лицу — глаза, горло, уши, подбородок и затылочная часть, где оканчивается череп. «Вода всего лишь принимает форму того сосуда, в которую её налили, всего лишь движется вперёд, ведомая внешними силами…» Боль, прошедшая где-то со стороны живота, воспринимается отстранённо — нижний партер, руки, ноги, перехватить выпавший кастет, вплести его в рисунок и покинуть свалку до того, как завалят. «…и только поэтому, только когда приходит срок, только когда великий Сузано наполняет воды океана яростью, она проливается озимь разрушительным тайфуном…» — в драке «один против всех» есть только одно правило — бей, чтобы жить. Вертись, чтобы не быть задавленным. Пусть беспощаден, ибо враги никогда не пощадят тебя. Подлые трюки, грязная игра, использование всех доступных ресурсов под руками… «Вот и ты уподобься воде — и да прольёшься ты яростью Великого ветра!». Удар в голову, после которого сознание медленно угасает…       — А НУ С ДОРОГИ, ВЫРОДКИ! — между тем, пока Наруками всеми доступными ресурсами сопротивлялся, пытаясь выиграть время для отхода Юкико, которая, надобно заметить, так и не смогла пошевелиться, на сцене появилось новое действующее лицо: богатырь и гроза байкеров, Тацуми Канджи, скромный и до усрачки страшный парень. Чуть не сшибив дверь с петель, он вылетел наружу, лёгким движением плеча отправив в недолговременный полёт кого-то из тех редких счастливчиков, умудрившихся прорваться к вожделенной принцессе. Появление (не)учтённой боевой единицы сразу поменяло настроение линчевателей: до этого они чувствовали себя практически в безопасности, но, когда на арене появился тот, чья основная специализация — «Один против любое количество», в воздухе ощутимо запахло страхом. В том смысле, что те попятились в обратную сторону, утаскивая за собою бессознательного Наруками. Юкико же впала в состояние, которое бы назвали кататоническим ступором в его медицинском смысле: её разум оказался зациклен сам на себе, на своём страхе, на происходящем ирреальном ужасе. Подобное случается на войне или при серьёзных психиатрических проблемах: человек перестаёт реагировать на внешние события, боль, неудобство, покуда разум может пребывать где угодно. Вот и она — лежала на земле распластанная, как и приземлилась, с невероятным безразличием глядя в небо, покуда где-то далеко, но не здесь, где происходила драка.       — Готовы помолиться перед смертью… А?! — Канджи хрустнул шеей, встав точненько перед Юкико, загородив её собой, покуда его глаза медленно и с нарастающей яростью водили по присмиревшим падальщикам. Ичиро с долей презрения посмотрел на нового защитника принцессы.       — А ты мог бы стать проблемой, Тацуми-кун, — Канджи мигом перевёл свой пышущий злобой взор на того, кого он мысленно определил в «центр фокуса» — предводителя, говоря иначе. Очкарик чуть вышел вперёд и сморщился, как будто бы увидел, например, нечто определённо мерзкое. Вроде слизняка. Здоровяк скинул пиджак, который упал по случайности на Амаги, укрыв ту с головой и погрузив во тьму, а затем стукнул ладонь об кулак, покуда взгляд его выискивал лидера следственной бригады. «Нашёл!» — отметил он серебряную макушку в толчее народа, которую волокли под руки.       — Мог бы? — бугай насмешливо поднял бровь. — Не смеши меня. Меня хватит на вас всех и даже ещё сверху останется…       — Мог бы. Но ведь у тебя есть странная слабость… не так ли?..       — Слабость? Хе, у Тацуми Канджи… — между тем, Ичиро позвал к себе какого-то парня, тоже большого и мускулистого, с лысой головой, который вытащил из-за пазухи… зайчика? —…мать моя… — которого, не стесняясь, очкастый прыщ взял в руки, после чего занёс над ним зажигалку.       — Попробуешь двинуться — я сожгу его. Ты понял? — крайне серьёзно молвил этот выродок, довольно скалясь в сторону бугая, выглядевшего… растерянно?..       —…но… но… — здоровяку в тот момент хотелось провалиться сквозь землю. Не то чтобы он так переживал из-за этих зайцев, которых он делал уже на автомате (из-за проклятого Хана-чана о них узнала вся школа!), но… как и всякому художнику, ему было не чуждо трепетное отношение к своему искусству. И, посему, угроза, кажущаяся детской, для бугая становилась очень даже серьёзной. Ведь пусть и смутно, но он помнил каждую игрушку, каждый узорчик, каждый маленький стежок, который сделали его такие большие и непослушные поначалу руки.       — Выбирай. Или он, — потряс игрушкой в руке шантажист, — или эта парочка любовников, — кивнул на Юу и Юкико.       Ичиро, чувствуя себя хозяином положения, допустил маленькую оплошность: он позволил себе расслабиться. Глаза Канджи расширились. «Наруками и Амаги?..» — знаете, если просто за друзей здоровяк был готов рвать и метать, то за пару тех же друзей, но влюблённых, которых пытаются разлучить, он готов воевать даже больше. Потому что… потому что… «Эти ублюдки… разлучить… ПАРОЧКУ?!» — потому сам Канджи внутренне оставался натурой излишне впечатлительной и романтичной. И ничего он не плакал над мыльной дорамой по телевизору, и вообще, не докажите!       Издав вопль раненого слона, здоровяк вмазался в ряды своих оппонентов с грацией пушечного ядра.       — КСО! — сплюнул озимь очкастый, осознав, что его план не удался. В ярости, он всё-таки поджёг зайца, после чего точно какой-то мусор бросил на землю. — Переходим к плану Б! Сдерживайте его, ребята! — «А чем меньше вас будет на ногах к концу банкета — тем мне же веселее с Амаги…» — его рука скользнула в задний карман брюк, где было видно хорошее такое утолщение. Оттуда он обнажил самый настоящий контактный шокер. «Ну что, Тацуми, посмотрим, как тебе понравится ЭТО!» — покуда на блондина налетела все кто мог, и как мог, облепив того точно бы стая собак облепляет могучего благородного зверя, охотник — сам Ичиро, медленно приближался, целясь со слепой зоны — спины, дабы вогнать своё оружие наиболее плотно и эффективно. Близилась развязка схватки. Где-то вдали уже начинали слышаться сирены полиции, на которые участники «банкета» внимания не обратили.       …когда глаза Амаги укрыла темнота, то же произошло и с её сознанием: она погрузилось в нечто подобное сну или грёзе. Перед глазами медленно начали проплывать звёзды, становясь всё больше, больше, быстрее, быстрее, увеличиваясь до размеров пылающих разноцветных шаров, которые, правда, так же быстро промелькнули, сменяясь новыми… она плыла. Сквозь космос, вселенную… созвездия, хвосты комет, туманности. Внезапно, она остановилась. Её глаза слабо повели по сторонам — это был пояс астероидов, множество кусков камня и глыб, которые лениво обращались по орбите, центром которой внезапно оказалась она сама.       — Где… я?.. — слабо шепнули её уста, покуда очи заозирались и того более. Взглянув на себя, она вздрогнула: от её тела и одежды осталась лишь белая полупрозрачная оболочка, дух.       — Тебе это лучше знать, дитя моё, — девушка вздрогнула и повернулась на голос, после чего её глаза расширились.       — Ты…       — Я.       На неё смотрела, дыша мудростью вселенной и космоса её же собственная Персона — Богиня-феникс. Вечная дева с нежно-розовыми с волосами в свой полный рост, вся в той же вуали-сари, расшитой золотой нитью, с руками-крыльями, по-птичьи сложенными в себя и полулапами — полуногами, которые всегда были чуть согнуты. Перья, алым, багряным ковром проступавшие на всём следу… и это лицо. Чем-то напоминало Юкико своё собственное отражение, неуловимо, но, в то же время, гораздо взрослее, гораздо совершенней, идеальней… глаза ея были неуловимого оттенка: они постоянно меняли свой цвет, точно бы глядя в них ты смотрел в костёр вечного пламени. Та наклонила свою голову по-птичьи, внимательно ожидая ответа от самой гостьи.       — Но… что я тут делаю?.. — сказать, что Амаги была растеряна, значит не сказать ничего.       — Это было твоё желание — место, где никто и никогда не сможет причинить тебе вреда, чтобы ни происходило, — с нотой грусти заметила богиня, слегка взъерошив свои перья. Черновласая смолкла, после чего огляделась по сторонам. Повсюду, куда ни кинь взгляд, она могла видеть звёзды. Множество ярких, самых различных и необычных.       — Я опять… сбежала… — виновато молвила Юкико, снова подняв глаза на свою Персону. И это, как она чувствовала себя: её способ решения проблем обыкновенно заключался в том, чтобы игнорировать оные до тех пор, покуда та либо не рассосётся сама, либо пока кто-то… —…не решит всё за меня… — девушка обняла свои ноги, после чего уткнулась носом в колени. Богиня оставалась безмятежна, хотя её глаза продолжали внимательно следить за действиями подопечной.       — Если ты не можешь выиграть бой — разве не будет разумным избежать его? Если ты не чувствуешь уверенности в силах — не стоит и пробовать, браться. Если ты боишься — не делай… — Амаги подняла голову, внимательно слушая мелодичный голос хранительницы, внутренне ощущая согласия с такой стратегией. —…но однажды, настанет бой, ставка в котором будет больше, чем кажется на первый взгляд.       — Ставка?.. — в ушах девушки начали нарастать шумы, перед глазами поплыло. Раз — и она обнаружила себя в больничной палате, одетой в робу, предназначенную для больного.       — Мы сожалеем, но пока это всё, что мы смогли сделать. Остальное… — кто-то вздохнул, — зависит только от высших сил.       — Юкико.       — А? — проморгавшись, Амаги поворачивает голову, совершенно внезапно обнаружив подле себя Чие, свою подругу. Та выглядела… устало. Да же не так — старо. Не то чтобы она стала старухой или повзрослела, нет — её отличала та усталость, которая отличает человека, пережившего тяжёлую утрату.       — Прости меня, ведь, если бы я была тогда, с вами…       — Что ты… — вдруг, пацанка стиснула её и разрыдалась. Краем зрения, она заметила мнущегося Ханамуру, который, правильно истолковав непонимание в глазах наследницы, молча ткнул пальцем.       Голова Амаги слегка повернулась… чтобы увидеть Наруками. Наруками, истыканного иглами, через которые поступали препараты; всего забинтованного, укутанного, но главное — с аппаратом, который показывал биение жизни. Но не показывал наличие разума.       «Кома…»       Внезапно, так же как и началось, видение окончилось.       Заплаканная девушка всё так же висела в пустоте, созерцаемая Богиней-Фениксом.       — Это… — молвили дрожащие губы.       — Это всего лишь один из возможных сценариев. Поверь, есть сотня других, более худших того, как может окончиться то столкновение, что замерло сейчас снаружи.       — Я не хочу!.. — выкрикнула со всей своей силы девушка, покуда в её взгляде замерла самая настоящая мольба, обращённая к богине. Её собеседница усмехнулась, но по-доброму.       — Ты говорила, что ты любишь, и готова бороться ради любви — но что ты на самом деле готова совершить ради любви? Любовь — это высшая жертва, которую Человек может принести, но лишь отданная без надежды на награду.       —…без надежды?.. Жертва? — Юкико окончательно запуталась и в себе, и в своих чувствах, а посему — замерла в безмолвие, продолжая, правда, посылать незримую мольбу. «Пожалуйста… помоги… спаси…»       — Амаги Юкико! — внезапно, голос Богини-феникса посуровел, наполнившись сталью и серьёзностью. Та сразу подскочила на ноги (ну, насколько это возможно для духа) и вытянулась по струнке. — Если ты готова отринуть былые страхи, былые надежды, былые мечты, былую скорлупу и умереть… родиться заново, но не цыплёнком — птицей, готовой к полёту. Готова ли ты позвать меня, Амаги Юкико?!       …удар, всё же, получился в большей степени по касательной: здоровяк, точно бы имея ушки на макушке, всё же смог уйти от неприятного и наверняка оглушительного поражения электрошоком, заместо того получив ожог. Впрочем, боль заставила того снизить свой темп и напор, а значит — его атака всё же оказалась не напрасна…       Один из тех, кто подобрался к Юкико, скинул с неё пиджак Канджи, после чего, голодно облизнувшись, потянулся к груди. Чуть-чуть! Только, как говорится, маленькая проба!       Внезапно, на его пальцах сомкнулась обжигающе горячая рука Амаги. Последовал хруст и протяжный вопль, жалобный визг, который оказался настолько пронзителен, что остановил течение схватки.       Черновласая медленно поднялась на ноги, неторопливо переступила через ноющего от боли страдальца, после чего подняла свою голову из положения, уткнутого подбородком в грудь. Её глаза были закрыты. Но аура. Аура…       — Пе…       Её волосы неспешно взмыли в воздух, точно бы подчиняясь обратной гравитации.       — Э? — выпучил глаза Тацуми, чувствуя знакомое ощущение. «Это же…»       — Ру… — её веки разомкнулись с поистине кошачьей грацией, а тело выпрямилось, покуда ноги, напротив, чуть согнулись, приняв вид хищный и привлекательный единовременно.       — Со… — её зрачки, чёрные, неясные, прояснились, но теперь в них горел огонь, самый настоящий, оранжево-багряный, с язычками пламени.       — На. — сказав волшебное слово, она величественно улыбнулась, после чего поклонилась наиформальнейшим образом.       — Что? — Ичиро, глядя на это «представление», только помотал головой. — Крышей двинулась?       — Дорогие гости, принцесса Амаги приветствует вас и приносит извинения за долгое ожидание… — вокруг девушки появились маленькие искорки — горящие снежинки, что кружились, кружились, кружились. —…но теперь я вас всех сожгу. Персона!       Столб пламени, поднявшийся до небес, был виден, пожалуй, из любой точки Инабы. Оранжево-багряный, вращающийся — он больше напоминал настоящий огненный смерч, кольцами расходившийся от земли. Яркий свет — другой фактор, который можно было отметить. Он светился болезненно ярко, обратив дневные сумерки даже не в день — в День Гнева, в ядерное солнце, вспыхнувшее посреди города. И крики, много диких, нечеловеческих криков… и если бы кто-то нашёл силы взглянуть в самый низ, самый эпицентр стихии, он обнаружил лишь Амаги Юкико, нежно улыбающуюся и расставившую руки в стороны, точно бы крылья, покуда её силуэт таял, скрываемый снопами и всполохами восходящего пламени.       День, когда принцесса стала драконом.