Персона 4: Сердце всего. Часть вторая

Джен
R
В процессе
32
автор
Bipper бета
Размер:
планируется Макси, написано 454 страницы, 43 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
32 Нравится 97 Отзывы 15 В сборник Скачать

Глава 6. Дорога Души

Настройки текста
             Снова — и в который раз Юу услышал пение, отдалённое, но от того не менее прекрасное и неторопливую, но очень проникновенную игру на рояле — а это значит, что он в очередной раз потерял сознание и оказался в Бархатной комнате, существовавшей ровно посередине между жизнью и смертью, материей и разумом, хаосом и космосом. И тем удивительней оказалось почувствовать мягкий щёлк волос, осторожно касавшийся лица. Он приоткрыл глаза, покуда тело ощутило прилив слабости наряду с головной болью. На него смотрела Маргарет, на коленях которой Наруками и оказался.       Она была всё так же прекрасна, как и обычно, и всё так же холодна. Хотя, возможно, сегодня она смотрела на него чуть теплее, приятнее. Склонившись над ним, женщина слегка приобняла его, покуда выпустила свои пряди из-под ободка.       — Как Вы себя чувствуете, Наруками-сама? — её губы мягко шевелились, произнося речи, чем-то напоминавшие сладостный мёд, от наслаждения оным он навряд ли смог удержаться. Его глаза скосились вбок. И место, где они находились, оказалось ему незнакомо: странная площадка, беседка, с полом в шахматную клетку. Вокруг царила пустота и вселенский покой. Хотя, если приглядеться, то можно обнаружить Млечный путь, Галактики и звёзды. Словно бы ты сидишь под открытым небом в летнюю ночь. Рядом проносились кометы, какие-то вспышки… это место не походило ни на одно из тех, в которых доводилось оказываться юноше ранее.       — Я в порядке… — спокойно ответил серебряновласый, между делом, не находя сил и, отчасти, даже не желая подниматься на ноги: колени златовласой ученицы Игоря пришлись слишком по нраву ему. Он сомкнул веки, позволив им получить заслуженный отдых. А сам продолжал вдыхать аромат, запах, которым пахли шелковистые волосы и само ея тело, которые были чересчур близко и соблазнительно. Да, она ему нравилась, хотя пугала и отталкивала не меньше. И дело ли только здесь в самом внешнем эффекте?..       — Я рада… что с Вами всё хорошо. Я боялась, что некоторые раны не захотят затягиваться или уже окажется слишком поздно… — она говорила сдержанно, хотя в голосе сквозила нота облегчения. Всё же, даже она, одна из живущих в Синем бархате, не всемогуща.       Пожалуй, вот так вот лежать было самым величайшим наслаждением и облегчением. Хотя, можно было бы и воспользоваться положением. Что, собственно, Юу и сделал, приняв во внимание отсутствие карлика.       — Маргарет. Можешь кое-что рассказать мне? — о, этого вопроса она ждала. И, пусть сомкнутые веки не позволяли ему видеть её реакцию, он почувствовал, как она напряглась всем телом. Казалось, даже ея дыхание слегка замерло, затаилось. Последовал тяжёлый вздох.       — Что именно, Наруками-сама? — опять эти надоедливые суффиксы, придававшие речи напыщенно-возвышенный тон. Они-то и возводили главную стену в общении, будто лишний раз подчёркивая разницу в их положениях.       — Что нас с тобой связывает? Какова твоя роль в моей истории? — каждое новое вопрошание почему-то отражается на женщине как струя раскалённого пара. — Почему я… помню тебя? Мы знакомы? — последние два — словно возвращение к истокам: ведь именно с самой первой встречи это навязчивое, досадное чувство неотрывно следовало по пятам. Конечно, ещё многое оставалось за кадром… однако, серебряновласый решил ограничить своё любопытство именно данными.       — Подниметесь, пожалуйста, Наруками-сама.       Он приоткрывает веко и скашивает взгляд. Она смотрит на него холодно и серьёзно, но встретив глазами его глаза — тут же предпочла отвести свои в сторону, уставившись в бесконечность пространства. Пришлось им обоим пришлось подняться, после чего златовласая подошла к самому краю пропасти и резко обернулась назад, вонзившись взором в юношу.       — Вы точно уверены, что готовы знать это?       Маргарет улыбалась очень грустно, а ея очи, доселе казавшиеся холодными, наполнило нечто амбивалентное и неподдающиеся описанию. Это и безумие, и печаль, и какая-то нота любви и ревности… всё смешалось в этом жесте. Она сложила руки на груди, всё ещё прижимая к ней «La Grande Grimoire».       — Знание само по себе Вам ничего не даст. Однако ход партии от того может перемениться чересчур сильно… Вы точно хотите знать это… Наруками-сан?       Это уже раздражало. Её лика коснулось сомнение, краткое, но очень сильное. Неужели от этого всё может столь сильно перемениться? «Навряд ли» — насмешливо подумалось Юу.       — Говори. И, кстати, не могла бы ты говорить неформально? Меня это раздражает, знаешь ли, — он вложил достаточно уверенности с каплей насмешки. Почему-то Маргарет это успокоило, а её губы расползлись только шире, даровав уже слегка искреннюю улыбку.       — С чего бы начать… Юу.       Теперь женщина уставилась вверх, точно бы ища вдохновения и решимости. Она казалась очень красивой, будучи залитой небесным светом, с этими золотыми глазками, отражавшими всю вселенную в себе. Наруками проследил за направлением её взора… и сам, не удержавшись, уставился в глубины космоса. Неожиданно, до него начало доноситься приятное и практически воздушное пение. Маргарет запела. Историю, как некую балладу или сказку. Так в древности передавались все устные предания… «Что ж, коли так… послушаем».       История была примерно такой: жил однажды грустный и одинокий человек. Он не плохой, но и не хороший, не скучный, но и не сказать, что интересный. Но главное — этот человек всегда отделял себя от общества, и оно отвечало ему тем же. Так, прожив ни много ни мало множество лет, он ни разу не познал ни дружбы, ни любви, ничего того, что могут познать те, кто избрали своей стезёй полное отречение, независимость от окружающих. И печаль, скорбь, тоска, рвущее изнутри отчаяние заполнили его сердце до самого края. И смилостивился над ним тогда Бог, и послал к нему своего Ангела, дабы тот исполнил любое желание, какое тот человек пожелает. Человека удивил посланник Божий, но он не смутился того, а пожелал лишь одного: чтобы Небо даровало ему Друга. Единственного и неповторимого. Бог услышал желание и сразу же исполнил оно: Ангел, спустившийся с небес, и стал Другом этого Человека, и посетило его великое счастье в тот день. Казалось, чего можно было ещё желать…       Но шли дни, недели, месяцы, годы. И Человек всё более разочаровывался в своём друге, всё более забывая тот факт, что он сам попросил об этом. Ангел, до того не знавший горестей земных, познал их в полной мере, и с каждым днём всё более тяготился своим пребыванием на земле бренной. Ангел слышал Божественную музыку… но чем более он жил, тем более тихой становилась она. Земное перекрывало собой божественное.       Человек всё более издевался над своим другом, доставляя ему боль, неприятности, разочарования и заботы. А мир вокруг того Человека погружался во тьму, будто бы питаясь таковой из его сердца… В конце концов, он предал Ангела, отдав его на растерзание другим людям.       …Наруками ощутил резкую боль. Сильную, душащую, в районе горла. Выступили слёзы, а голова наполнилась смутными образами.       — Остановись… прошу… — еле выдавил из себя Юу, который ощущал нарастающую волну страха. Невольно, у него подкосились ноги и он опал на колени, покуда всю его скорлупку пробрал тремор.       Однако Маргарет не услышала этого, а лишь продолжила, набирая силу и мощь голоса, приближаясь к некоему пику, крещендо.       …Но даже тогда свет ангела не померк, и он продолжал, несмотря на боль, держаться и сражаться: не за душу свою, но за душу этого человека. Но оказалось поздно что-либо изменить: человек нашёл свою смерть, свой конец. И всё, что осталось Ангелу — слёзы, боль, и плачущее от любви сердце… Ведь Ангел, как никто другой знал, что этого Человека ждёт ещё одна жизнь, полная не меньших, а даже много-много больших страданий.       Но Ангел не мог более пребывать в мире людей — и он, не в силах что-либо изменить, кроме как взять на себя часть греха того Человека, отправился на Небо.       Вот только долететь до Небес оказалось непосильной задачей: Ангел совершил главную ошибку, кою могло совершить существо его ранга: оно привязалось к Земле, к её обитателям, обрело бренность. И сколь бы не плакал Ангел, он более не мог возвратиться туда, где он был нужнее всего, где было всё самое ему дорогое. Отчаяние захлестнуло его существо, и ничего уже казалось невозможным для исправления…       Маргарет затихла, медленно и плавно умерив громкость голоса, делая его более мягким и тихим. Слёзы уже вовсю заливали лицо серебряновласого: он не мог тому сопротивляться. Словно бы с этой песней вместе плакала и его душа. И ничего невозможно было с тем поделать.       Не сказать, что сама история была как-то поразительна, или особо душещипательна в своей основе. Только вот её исполнение… а может и сама златовласая делали невозможное: она заставляла воочию переживать этот сказ, раз за разом чувствую боль Ангела как свою собственную.       Неизвестно, была ли то её история, или же это просто некое поучение, изложенное в красивой и очень яркой форме, или же настоящее предание, переданное иносказательно, но на глаза самой женщины выступила влага, которую ресницы тут же смахнули. Вот, её губы пролепетали нечто тихое, слегка спутанное.       — Почему?.. Почему… — взгляд медленно сфокусировался на Наруками Юу, смотревшему в пол, и еле-еле удерживавшим себя от истерики. Глупо, казалось бы… но ничего, совершенно ничего он не мог с тем поделать. — Почему ты загадал именно такое желание, Наруками Юу?..       И эта фраза поставила ровную и опасную точку в этом рассказе. Но такую, от которой сердце, до того наполненное сочувствием и сопереживанием, сковал мороз. Страх, доселе всего лишь ёжившийся в закоулках, потёмках сознания вышел наружу и завыл подобно стае волков.       — Я… Маргарет…       Не находилось каких-либо слов: они все безнадёжно застревали в горле. Он с трудом нашёл силы подняться и посмотреть на неё, а она вновь уставилась в пустоту, повернувшись на этот раз к нему спиной. Казалось, она тоже плачет, ибо её плечи содрогались и содрогались…       Он, ведомый ему одному известным порывом, зашел к ней за спину и обнял её. Маргарет замерла, затем, резко, внезапно и неконтролируемо, напряглась, ветер и воздух задрожал вокруг нея, покуда глаза начали светиться.       Как это место выдержало эту ударную волну — уму непостижимо. Юу отбросило как тряпичную куклу и впечатало в колонну, что и спасло от падения в пустоту абсолюта и вечности.       Страшна она… Златовласая и златоглазая Маргарет. Её волосы развевались точно на ветру, очи светились ярко-жёлтым светом, а энергия так и бурлила, потоками и порывами светящегося огня обрамляя ея, покуда её лик исказила гримаса боли, отвращения и ненависти. Но, оно произошло точно в независимости от воли, ибо сразу же, как разум к ней возвратился, испуг занял место перед всем остальным.       — Юу, ты в порядке?!       Она подбегает к нему и сразу же, дав гримуару перелистнуться, занимается свежими ранениями, коих, правда, почти что и не было… вероятно. Во всяком случае, она здорово перепугалась своего же действия, пусть и нанесённого бессознательно.       Когда серебряновласый смог снова стоять на ногах, она отошла от него на несколько шагов, затем, потупив взор, молвила холодно и сурово, точно отчитывая и его, и саму себя:       — Прошу извинить меня, Наруками-сама… И я прошу, умоляю и надеюсь, что впредь Вы поостережётесь упоминать о моём рассказе. Он поднимает в моей душе то, что лучше никогда не поднимать.       — Но… Маргарет… — попытался возразить Наруками, всё ещё находясь в шокированном состоянии. Ему хотелось сделать всё, чтобы исправить свою же собственную ошибку… которую он не помнил, довольствуясь лишь отзвуками и эхо. Но сама же женщина воспротивилась подобному, сжав челюсть и покачав своей гордой главой.       — Юу… пойми меня правильно, — она резко, без предупреждения перешла на очень неформальный стиль, уже обращаясь к нему как к самому близкому и дорогому человеку. — Я слишком сильно люблю и ненавижу тебя. Ты слишком дорог и безразличен мне одновременно. Я люблю, страдаю, снова сомневаюсь, проклинаю и молюсь за тебя… понимаешь, насколько моё сердце разорвано?! — Маргарет снова начала срываться.       — Но я хочу помочь, искупить свою вину, исправить ошибку!       Вероятно, лучше было бы и не произносить этих слов. Ибо, подобно соли, они с особой точностью попадали на свежеоткрывшуюся рану. Взгляд ея наполнился металлом, жестокостью и ненавистью.       — Помоги себе, для начала, Юу. И, даже если ты захотел, мне уже никто не в силах помочь, поверь мне. Есть только одно лекарство для меня — вечность. Я буду служить ей до тех пор, пока снова не смогу стать столь же лёгкой, как и прежде… — она вновь вернула себе спокойствие, даже холодность. Юу с хрустом сжал кулаки и промолчал на то.       — Значит, ты будешь служить Игорю до скончания веков? — внезапно посетило его понимание. Она кивнула, затем вновь и в который раз заглянула в дали космические, наблюдая за яркой кометой, несущейся далеко, в самую глубь небытия, сгорая на своём пути.       — Да, и такова моя воля. А теперь, нам пора покинуть это место — оно лишь переходный план между жизнью и смертью, куда ты попал… не важно, Наруками-сама. Идёмте…       После этого всё начало плыть и таять… исчезать и появляться, словно бы в безумном и странном сне наяву…       Закрыв глаза и разомкнув их снова, он оказывается там, где и должен был: Вельветовая, она же Бархатная комната. Музыка, ровное пение… всё на месте. Длинноносый карлик, златовласая Маргарет… посередине комнаты находился огромный чёрный стол, своей формой скорее напоминавший гроб, ибо он в точности повторял пропорции и размеры того тела, которое пребывало на нём. Кониши Саки, плотно сомкнув веки, располагалась там, будучи бледной и находившейся без малейшего движения. Хотя, не совсем: Игорь водил своими ладонями над ней, бормоча какой-то бессвязный глухой текст. Кончики пальцев слегка подсвечивались от каждого нового слога и от оного — девушка вздрагивала, её мышцы судорожно напрягались и расслаблялись, словно испытывая боль. От её тела в ту секунду отделялась прозрачная, почти что неприметная чёрная дымка, коя исчезала в небытие сразу же, как появлялась. Из глаз периодически начинала течь густая жидкость, своими свойствами и составом напоминавшая кровь, но гораздо, гораздо чернее.       Наруками протёр глаза, затем заметил и Ханамуру, который навис прямо над своей возлюбленной. Он тоже не отличался какой-то особой радостью и жизнью, будучи дрожащим и бледным. Его пальцы сомкнулись на запястье Кониши, добротно сжав его. Вероятно, сейчас шла затяжная борьба, которая велась руками длинноносого хозяина синего бархата. Неизвестно только вот одно: в чью сторону она сейчас склонилась.       Ёске заметил пробуждение Юу и просветлел. Во всяком случае, лик его осветило некое облегчение, черты лица расслабились, в то время как из глубин существа вырвался вздох. Правда, с места он сдвинуться всё же не смог по тем или иным причинам.       — Юу! Ты… в порядке?.. — криво улыбнувшись, полюбопытствовал белобрысый, косясь на Саки.       Серебряновласый предпочёл сохранить молчание, но кивнуть. Затем, он вновь пробежался взглядом по помещению, после чего заметил, что по левую сторону от дивана находился ещё один стул, на котором расположился Арагаки Шинджиро, который, откинувшись на сиденье, мягко дремал. И даже не подумывал пробуждаться, вероятно. Его шапочка была точь-в-точь задвинута на очи.       Маргарет находилась на своём обычном месте — по правую часть от дивана, то есть по шуйцу от своего господина, всё так же привычно листая гримуар. Наруками встретился с ней глазами… после чего поспешно отвёл взор. Та никак не отреагировала на это.       — С пробуждением Вас, дорогой гость. Мы как раз Вас ожидали… — стол, перед которым орудовал Игорь, был ему под стать по росту, из-за чего ему не приходилось испытывать неудобства, покуда он стоя продолжал свои пассы.       — Игорь-сан… что здесь происходит? — Юу предпочёл опустить формальности и сразу перейти к сути дела, после подошёл поближе, вглядываясь в ту, ради которой всё это путешествие к земле Теней и задумывалось.       Карлик засмеялся, своим старческим и глуховатым смехом.       — Как бы Вам так сказать, дорогой гость… я пытаюсь возвратить эту душу обратно из того хаоса и тьмы, в которой она увязла… только это очень сложно, даже для нас, живущих в синем бархате…       — Тогда давайте опробуем второй способ! Наруками как раз пробу… — в разговор по мановению руки ввязался Ёске, который уже потерял остатки сдержанности и стыда за прошедшее время. Наруками показалось, что он ощутил косой взгляд ровно как и Игоря, ровно как и Арагаки, оба пронзившие Ханамуру, отчего тот разом заткнулся и утих, боязливо оскалившись.       Серебряновласый, в свою очередь, вопросительно посмотрел на хозяина Бархатной комнаты. Тот сомкнул очи, затем поведал:       — Я не уверен, что в данной случае это лучший выход… но, с Вашего позволения, я расскажу Вам всю историю, господин с волосами платины…       …Рассказ, им поведённый, оказался на удивление короток, прост, откровенен и содержателен. Кониши умерла, как тому и полагалось, некоторое время назад. С этим ничего ни поделаешь. Но, ввиду установленного порядка, так как она погибла от своей же Тени, её Душа оказалась поглощённой, съеденной внутренней тьмой. Посему, Тень стала настоящей, в то время как её «Я» превратилось в отражение того, что было отражением. В таком состоянии существо не может жить долго — единое целое, разбитое на куски, не может противостоять чему-либо. И потому Тени собираются в Ёми, некоей обители их же, где они покорно ожидают своего конца. Удержать их от полного исчезновению могут лишь две вещи… одна из них — сильное желание, оставшееся неисполненным прижизненно. Другая — желание живого. Кониши Саки почти что покинула пределы переходного плана, почти что устремилась в самое сердце царства Мёртвых. Ей мешали лишь цепи, один конец которой находился в руках у её брата, не способного простить и отпустить сестру… иной же — в деснице Ханамуры.       Но это лишь предисловие к сути того, что имелось сейчас: её Душа почти что умерла, но не совсем. Всё же, нечто… «нечто» не позволило Тени полностью возобладать над внутренней сущностью. Кониши Саки умерла, но не сгнила. До конца. А потому — есть небольшой шанс вернуть её обратно.       — То есть, она воскреснет?!       Пределу удивления Наруками не оказалось. Он воскликнул, широко-широко раскрыв глаза. Ханамура грустно покачал и сжал руку Саки лишь плотнее. Игорь некоторое время молчал, плотно закрыв глаза.       — Не совсем…       В мире живых она мертва — этот факт неопровержим. Но, за счёт определённого механизма, можно будет возвратить ей телесность в рамках ТВ-мира. А также даровать ей возможность «выходить» из него. Правда, в мире живых она останется всего лишь духом — приведением, которому будет требоваться «якорь» для продолжения существования без особой опасности.       Конечно, такое положение не совсем выгодно для духа — потребуется его согласие, ибо придётся пожертвовать возможностью освободиться от оков немедленно. На это согласится далеко не каждый… Из выгоды подобного положения — она могла знать и помочь в расследовании тайны Инабского маньяка, поскольку между ними сохранилось главное — связь.       Собственно, сейчас этим Игорь и занимался — вытаскивал именно «Кониши Саки» из той груды бессознательного материала, что она являла сейчас. С согласия Ханамуры Ёске, конечно же.       И тут возникла дилемма, выбор. Шанс на успех, если действовать так, как они действовали сейчас — небольшой, ничтожный. Потому как тот осколок, что они искали, был чересчур мал и глубоко запрятан, чтобы его можно было извлечь. Но, зато без особого риска. Другой вариант хитрее, требует доли удачи и везения: прямое проникновение в душу семпай. Но, этим не следует заниматься в одиночку, а во-вторых, для сего нужны существа «доверенные» и близкие самому реципиенту. И это ставит Наруками перед определённым выбором…       —… Соглашусь ли я это делать сейчас, или нет?       Вполне очевидное, но оттого не менее болезненное решение, ради которого, вероятно, Ёске так и ожидал пробуждения товарища. Юу не в первый раз ощутил приступ той самой тошноты и головной боли, которой сопровождалось всё, связанное с этим… с этим… нехорошим человеком. Как будто бы ему приятно разгребать на добровольно-принудительной основе чужие горы мусора! «И ведь самое главное — его и обвинить-то абсолютно не в чем!» — отчаянно подумалось серебряновласому, в то время как его существо, внутренность уже приняла решение… не самое приятное.       Ханамура кивнул, игнорируя внутреннюю борьбу Наруками, и вновь впился взглядом в Кониши. Игорь покачал головой и скосился в сторону Маргарет. Та восприняла намёк с полужеста.       — Вы вольны выбирать, Наруками-сама. Никто Вас не обязывает принимать участие в этом мероприятии: Вы уже и так многое сделали для него, — последнее слово было вымолвлено с изрядной долей яда и насмешки, что Ханамура, которому оно и предназначалось, только недовольно сморщил лицо. Серебряновласый только закрыл глаза и погрузился в тишину.       Молчание длилось некоторое время. Достаточное. Он нутром ощущал, что все и всё вокруг ожидало его решения. Словно бы хода игрока на шахматной доске: от сделанного выбора которого может измениться ветер и направление партии. Но самое главное в этом — Юу не понимал, в какую именно и как. Но он в ней — ключевое звено, связующее остальные элементы…       «О чём я только думаю в такой момент!» — да, снова поднялось раздражение. Действительно, после диалога с Маргарет он сам не свой. Что-то, до того дремавшее в глубинах сознания, вышло наружу. И нельзя сказать, хорошо это, или плохо…       Наруками резко раскрыл очи, протёр их пальцами, затем направился в сторону Белладонны, желая в её вокализе найти покой и успокоение. Решение, которое он уже принял — однозначное, вполне соотносившееся с тем, что было ранее. Но… ему не хотелось его пока озвучивать вслух.       По дороге он приостановился, после чего обернулся в сторону Демона-живописца, который со всей душой и вдохновением работал над новой картиной. «Амаги?..» На ней была изображена в ровности, своей красоте и цвете юная черновласая наследница. Художник на этот раз выбрал весьма интересное решение: он изобразил её словно бы состоящей из двух частей. Она была одета в длинное одеяние, наподобие кимоно, поделённое посередине ровно напополам — одна ясная, сверкающе-белая, другая — угольно-чёрная. Девушка кокетливо приложила указательный палец ко рту, в то время как её лицо выражало вместе абсолютно несовместимые качества и чувства. Половина лица — счастливая, радостная, светлая, добрая. Вторая — злая, ненавистная, завистливая, безумная и яростная. И всё это смешивалось в невообразимый, пугающий и прекрасный коктейль. Чуть-чуть бы — и единство бы разрушилось. Одному Будде известно, сколько потребовалось этому Живописцу, дабы выдержать такую тонкую, однозначную гармонию.       Но именно эта картина, наряду с пробирающим пением и тихой мелодией, позволили обрести уверенность и однозначность намерения. «В конце концов… было бы очень глупо отказаться от участия на середине пути… отступить, когда уже столько сделано!»       — Игорь, Ханамура, Маргарет. Я согласен на участие.       Полёт сквозь потоки человеческого сознания казался бессмысленной, затяжной и бесконечной тяготой. Правда, события последних месяцев закалили тело и разум, подготовив его к подобному исходу событий.       Цель путешествия ясна и проста: найти остатки Кониши Саки, запрятанные в глубине души, после чего уговорить оную вернуться, склонить ея к сотрудничеству. На бумаге это смотрелось как достаточно простой и адекватный план, но в реальности… точнее, в её не совсем ясном проявлении…       Они очутились на бесконечной платформе, тянущейся во все стороны, с многочисленными перешейками и туннелями. Вокруг царил приятный, достаточно спокойный сумрак, всюду виднелись многочисленные деревья, большей частью ивы, а также целый ковёр из трав и цветов под ногами, среди которых особо ярко выделялись алые цветущие паучьи лилии: хиганбаны. Они покачивались под действием невидимого ветра и тянули свои маленькие, точно лапки паучков, лепесточки, отливавшие цветом крови. Красочная полянка, если не считать бесконечного, напоминающего черноту космоса, потолка. Они стояли посередине этого ковра, который приятно, душисто пах, чем-то напоминая тёплую и приятную весну в Инабе.       Вероятно, это было место покоя и умиротворения. Где-то вдалеке виднелись не настолько ясные и прекрасные места, откуда разило ненавязчивым, почти что незаметным, но вполне чувствующимся душком гнили.       Так же, Юу приметил почти неприметное движение в тени дерев. Очень интересно…       — Ну, куда двинем, Наруками? — озирался по сторонам Ханамура, пытаясь отыскать некий ориентир. Наруками молча поднял руку и выставил указательный палец вперёд. Ёске сделал удивлённое лицо, после чего проследил за направлением. Откуда-то оттуда раздалось шуршание. Промелькнул силуэт. — ЛОВИ!       Недолго думая, он уже припустил со всех ног, путаясь ногами в плотном зелёном заграждении. Видимо, «нечто», там находившееся, тоже решило поспешно ретироваться, посему серебряновласый, чувствуя лёгкую слабость и раздражение, направился в погоню, предпочтя избрать маршрут «наперерез».       И вот, они уже заметили Кониши-сан, которая, испытывая не меньшие трудности в преодолении «препятствий», петляя между ветвей и прыгая промеж корней. Она была точь-в-точь как и оригинал, разве одета оказалась в белоснежное простенькое платьице, с беленькими чулочками и туфельками, напоминая собою невинную и незрелую девочку с милыми лупающими карими глазками. Впрочем, оно весьма контрастировало с её необычайно взрослым видом. В виду некоей неуклюжести её передвижения, Юу сделал мысленное предположение о том, что вскорости она шлёпнется на пятую точку. И предсказание поспешило сбыться…       — Ай!       Взвизгнула преследуемая, запутавшись в траве и опав телом вниз. Тут-то её и нагнал серебряновласый, опередив запыхавшегося Ханамуру метров на дцать.       — Кониши-сан?.. — осторожно наклонился он к ней, подавая руку. Та вздрогнула, испуганно повернула голову назад, затем несколько расслабилась, заметив пред собою мягкий, слегка улыбающийся лик Наруками Юу.       — Наруками-кун? А что ты здесь делаешь? — спросила она, подавая свою конечность в ответ и поднимаясь на ноги при помощи кавалера.       — Молодца, чувак! Держи её, пока не сбежала! — «Дебил…» — мрачная ремарка промелькнула внутри серебряновласого, покуда он заметил, как Саки, пусть и насторожилась от этого крика, но, всё же, спряталась за спину парня, будто бы побаиваясь спешившего к ним белобрысого.       — Это будет долгая история… — скосился назад Наруками, предпочтя продолжить разговор с той, которую они искали.       Странное нечто в ней имелось: она виделась столь невинным, наивным и добрым существом, что никак не вязалось с той сущностью, кою он имел возможность наблюдать прежде. Она дрожала, хлопала глазками, тихо всхлипывала, вспоминая о падении, обиженно сопела носом — во всём уподоблялась ребёнку, невинному и чистому. Будто бы это полянка и была последним оплотом чистоты и благости…       — Ты меня не боишься? — неожиданно озарило подростка, когда он почувствовал, как та вжалась в него.       — Ты надёжный.       Ответ окончательно привёл Наруками в недоумение, заставив прирасти к месту, ибо сказан был как никогда наивно и по-детски искренне… что совсем, совсем не вязалось с привычной расчётливостью и прагматизмом. «Кониши ли это?»       Наконец, Ёске прибыл по месту назначения, весь запыхавшийся и усталый, после чего загнанно задышал. Девушка предпочла прислониться уже почти что интимно, уткнув носом в спину.       — Нару… а где Кониши? Куда она делась? — белобрысик начал водить взглядом, пребывая в лёгкой растерянности.       — Присмотрись.       Покуда Ханамура переваривал данное ему наставление, Юу не переставал размышлять, думать и рассматривать с разных сторон происходящее. Дам-с, небольшая помощь со стороны синего бархата сейчас бы оказалась как-никак кстати.       — А, вот ты где, чертовка! — радостно завопил товарищ, оглушив, вероятно, своим воплем всю округу. Кониши в очередной раз взвизгнула, и тут же переместилась по другую сторону от серебряновласого, боязливо выглядывая из-за него. — Чувак… Что здесь происходит?.. — заметил Ханамура, веко которого стало непроизвольно дёргаться по ему одному ведомой причине. — Почему тебя она не боится, объясни мне?!       — Ты злой и страшный. А он надёжный.       Тихое и боязливое объяснение девушки окончательно выбило у парней почву из-под ног, заставив их усомниться в логичности, разумности и правоте происходящего. Ёске стал кисел на вид точно выжитый лимон. Дрожащим, срывающимся и истеричным голосом он молвил далее:       — Партнёр, ты что, гипнотизируешь девушек, что ли?! Почему они все к ТЕБЕ липнут?!       — А ты не завидуй, бака*.       — Сама дура! Да я тебе сейчас…       — Бака, бака, бака! Бака, бака бака…       — Ах ты маленькая…       — Успокойся.       Наруками вовремя выставил руку, чтобы остановить распалившегося друга, который уже успел замахнуться рукой, на мгновение забыв — что перед ним его дорогая, любимая Кониши-сан. Правда, она вела себя как какая-то малолетняя особа. Та показала язык, продолжая прикрываться Наруками, что заставило побагроветь Ёске до самых кончиков волос. Видимо, у белобрысого имелись свои проблемы в общении с несносными или непослушными детьми…       Помог проверенный метод — треснуть обоих по башке. «Спасибо тебе, мама, пригодилось», — насмешливо пронеслось у него в голове в то мгновение.       — А теперь, начнём по порядку… — начал свой рассказ Юу, не обращая внимания на шипящего, точно змею, Ханамуру и хныкающую Кониши.       Он медленно, и спокойно, правда немного упрощая и обходя острые камни, пересказал ей цель визита и намерение, с которым они прибыли в этот мир. Вскорости та утихла, внимательно слушая и внимая словам серебряновласого.       — Я не совсем поняла… но вы, типа, за мной пришли? Или за моими сёстрами? — последний отрывок фразы заставил почти что в прямом смысле «повести ушами» Юу, в то время как белобрысый призадумался.       — Что хочешь этим сказать?       — Ну… я не одна тут! Есть ещё три моих сестры! Правда они страшные и злые… они меня обижают…       — А это звучит знакомо… — пролепетал себе под нос Ханамура, разговаривая, вероятно, с самим собой. Наруками вопросительно покосился на него. Тот, пусть и не сразу, но заметил этот взгляд, после чего поспешно забормотал: — Ну, ты же помнишь, что, согласно теории, душа человека подразделяется на разные составляющие, компоненты… может…       — Я тебя понял. Вероятно, так оно и есть.       Ну конечно, что может быть проще? Как он только сразу до этого не додумался? Правда… какая из них им была нужна?..       А «Кониши» только и продолжала переводить взгляд с одного, на другого, всецело поглощённая детским любопытством.       «Если всё это так… ситуация несколько усложняется… Игорь…»
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.