«Мы с тобой из разных миров...»

Пять зим спустя¹. Темискира.       Очередное жаркое лето вступило в свои права в промёрзших за зимнее время землях амазонок. Последние несколько дней небо было как никогда чистым, а потому Аполлон, окончательно заполучивший северные территории в своё услужение, медленно выводил огненную колесницу из-за восточных гор, заставляя дневное светило ласкать землю тёплыми лучами. Оказавшись в горячих объятиях солнца, цветы послушно распускали лепестки и поворачивали сердцевины к Фебу², птицы с бóльшим усердием принимались воспевать хвалебные оды новому дню, а вся лесная живность постепенно выползала из своих нор и укрытий, чтобы успеть понежиться в солнечном тепле. Без стеснения сын Зевса заглядывал и в дома северных воительниц, заставляя тех покидать уютные объятия Морфея.       Одной из первых, чьи покои посетил бог солнца, была Милоса. Яркий горячий луч скользнул по холодному мраморному полу и вскоре, будто бы замёрзнув, перебрался на постель амазонки, а после без стыда начал изучать полуобнажённое женское тело.       «Зайчик» мягко коснулся пальцев девичьих ног, будто бы желая их пощекотать. Обождав немного, игривый лучик продолжил свой путь по стройным ногам воительницы, вскоре добравшись до её подтянутых бёдер. Задержавшись здесь на несколько мгновений, настырный луч скользнул по тонкой талии амазонки. Преодолев и это соблазнительное препятствие, он оказался на её обнажённой груди. Лучик медленно, будто не желая покидать прекрасные женские прелести, переместился сначала на плечо огненноволосой девушки, не забывая ласкать каждый миллиметр её загорелой кожи, а затем, словно боясь обжечь, принялся изучать прекрасное лицо амазонки… Скользнув по пухлым губам и погладив щёки, солнечный зайчик уютно устроился на прикрытых веках воительницы и стал дожидаться момента, когда она, наконец, откроет их, что, впрочем, произошло совсем скоро.       Смешно сморщив нос, Милоса неосознанно провела рукой по лицу, желая избавиться от тёплого раздражителя, и постепенно девичий разум начал выпутываться из крепких сетей сна. Приоткрыв веки, амазонка тут же их закрыла — солнечный свет больно ударил по глазам.       — М-м-м… ― недовольный стон вырвался из груди северянки, — боги...       Желая спрятаться от назойливого лучика, амазонка лениво повернулась на другой бок и только после этого, хотя и не сразу, изволила разлепить веки: девичьему взору предстала привычная картина — украшенная древней мозаикой стена, почему-то именно сейчас показавшаяся эллинке необычайно интересной. Не желая подниматься с постели, но тем не менее желая найти себе хоть какое-то занятие, гречанка принялась разглядывать старинный рисунок, изображавший Отреру, матерь всех амазонок, сошедшуюся в бою с самим Аресом, богом войны и отцом всех северных воительниц.       Когда разглядывать приевшуюся за многие годы мозаику надоело, Милоса на несколько мгновений снова прикрыла глаза, в душе надеясь, что за столь короткое время к ней придёт крепкий и такой необходимый сон, ведь сегодняшняя ночь была необычайно тяжёлой для воительницы — в одиночку ей пришлось облететь восточные горы и северную границу. Сколько времени ей пришлось провести в небе, одной Артемиде было известно, однако не меньше нескольких часов точно. Длительный перелёт сказался и на самочувствии Милосы: спина её нещадно ныла, словно ту переломали в нескольких местах, мышцы тянуло с такой силой, будто бы она сутками ранее не в седле находилась, а самолично вспахивала одно из темискирских полей, голова же после немыслимых драконьих пируэтов гудела так, словно к той хорошенько приложились чем-то тяжёлым.       Девушка предприняла ещё одну попытку разомкнуть веки, и она наконец-таки увенчалась успехом. Милоса, вдруг поймав себя на мысли, что если она сейчас же не поднимется с постели, то не встанет вовсе в ближайшие несколько часов, скинула с себя шёлковое одеяло и резко села в кровати. Все до единой мышцы тут же безутешно заныли, требуя от своей хозяйки улечься обратно на шелка.       — Да что ж это такое… — амазонка положила правую руку на поясницу и слегка прогнулась, медленно потянувшись левой рукой вверх, постепенно вытягивая разбушевавшиеся связки. Тишину в комнате, разбавляемую редким пением утренних птиц, разрушил хруст задеревеневших костей и облегчённый девичий стон. Кое-как размяв суставы, Милоса, даже не утруждая себя тем, чтобы укрыться тканью, встала с постели и, звонко шлёпая ногами, направилась к зеркалу, стоявшему в углу комнаты.       Усевшись на табурет с серповидными ножками, дева подняла глаза на кусок стекла в позолоченной раме и с укором посмотрела на своё отражение.       — Время не щадит никого, — грустно усмехнувшись, амазонка коснулась прохладными пальцами румяной щеки, кожа которой теперь не была такой свежей как пару лет назад, во времена её цветущей молодости. Дочь королевы Амарис всегда отличалась особенной красотой, которой завидовали даже здешние девицы, также не обделённые этим даром богов, а теперь от неё постепенно уходило и это.       Отбросив от себя ненужные сейчас мысли, Милоса принялась выплетать из своих волос серебристые ленты, которые удерживали вместе её пряди. Быстро справившись с этой задачей, она повернулась к небольшому бронзовому столику, стоящему рядом с зеркалом. Взяв с него голубой пеплос³, украшенный традиционным меандром⁴, она быстро встала, накинула его на себя и перетянула под грудью кожаным шнуром, предавая традиционной одежде подобающий вид. На том же кривоногом столике лежали последние детали повседневного образа королевы ― широкие наручи, украшенные филигранным серебряным узором, и золотая тиара в виде лаврового венка, выкованная заморскими мастерами.       После приготовлений дева подошла к книжной полке, где лежали горы свитков и фолиантов. Выудив нужные, она быстро направилась к выходу. Возле входа в королевские покои стояли две воительницы, вооружённые копьями и щитами. Их караул должен был закончиться ещё пару часов назад, а потому Милоса не удивилась и даже почти не обозлилась, заметив, что обе стражницы откровенно клевали носом, крепко обняв древки копий. Отпустив их отдыхать, амазонка не спеша направилась к выходу по прохладным длинным коридорам. Погружённая в свои мысли, она не сразу услышала необычайно громкий бряцающий звук полудоспехов и оружия. В следующий момент Милоса ощутила сильный удар, от которого она едва устояла на ногах, однако многочисленные свитки, утянутые вощёными верёвочками, выпали из её рук и разлетелись на целую оргию.       — Какого… Эния? Тебя по сторонам учили смотреть? — дева с негодованием посмотрела на свою советницу, не сумевшую удержаться на ногах: амазонка сидела на холодном полу и теперь снизу вверх взирала на королеву виноватым взглядом.       — Прости, Милоса…       — Зачем носиться по дворцу, словно ты в лесу? — эллинка принялась собирать раскиданные по мрамору бумаги. — Ведь можно же передвигаться спокойным шагом, не боясь сломать кому-то кости.       — Вот провела бы ты восемнадцать лет в лесах и горах, я бы посмотрела на тебя, — Эния быстро встала, успев ухватить с пола пару небольших пергаментов, и в её глазах на мгновение блеснули злобные огоньки. — Ты стала агрессивной. Говорят, что такое случается от недостатка мужского внимания. Может, нам затребовать с соседних земель молодых рабов тебе для утех? — с этими словами амазонка грубо впихнула в руки Милосы старые свитки.       — Извини, — воительница, вдруг осознав свою грубость, виновато прикусила губу и принялась аккуратно складывать пергаменты. — Астрид в последнее время выводит меня из должного равновесия. — Наконец-таки справившись с небольшой ношей и уложив её на руках должным образом, эллинка медленным шагом направилась к выходу из дворца.       — И что она натворила в очередной раз? — Эния вытащила стрелу из поясного колчана и принялась с наигранным интересом рассматривать её, думая о том, куда можно было бы всадить это незамысловатое орудие.       — А то ты не знаешь, — Милоса потянула руку к древку и отняла снаряд у амазонки, а затем запихнула его обратно в колчан, выказывая столь резким действием своё неудовольствие от того, что советница удумала играться со стрелами в пределах дворца.       — Опять ты из-за этих Игр? — воительница осуждающе посмотрела на королеву и обречённо покачала головой. ― Перед сном выпей отвар из адониса. Говорят, успокаивает нервы. А я пока подыщу тебе крепкого мужчину, что смог бы навещать тебя в твоих покоях одинокими ночами, иначе ты всех здесь задушишь своей нервозностью, образовавшейся на почве женской неудовлетворённости.       — Эния, всё серьёзно. Я не хочу, чтобы она выходила на Арену.       — Почему? Она — борец по натуре. Пусть участвует наравне со взрослыми. Несмотря на юный возраст, у неё есть все шансы обойти старших воинов.       — Я думала, ты на моей стороне… — Милоса вдруг остановилась и смерила взглядом свою советницу.       — Ну уж нет, моя королева, — Эния подняла правую руку, тем самым заставляя амазонку замолчать. — Даже не думай. Я в это ввязываться не собираюсь.       — Но…       — Нет! Через три дня я со спокойной душой приду на Арену, сяду рядом с тобой и буду наблюдать за тем, как наша принцесса выигрывает Драконьи Игры.       — С чего ты взяла, что она вообще их выиграет? В них будут участвовать воины, побывавшие не в одной битве.       — А с того, что ты сама так думаешь.       — Что? Я? — от сказанного Милоса разжала хватку, и пергаменты с бумажным хрустом снова полетели на пол.       — Поднимай сама, — Эния тяжело вздохнула и скрестила руки на груди. — Что за неаккуратное обращение с древними документами? Если бы это видела Амарис, примите боги её душу, она бы тебе голову открутила голыми руками.       — На вопрос ответь, — Милоса смерила взглядом разболтавшуюся лучницу и принялась собирать разбросанные по полу свитки.       — Ты же не хочешь, чтобы Астрид участвовала в соревнованиях, — амазонка скептически поджала губы. — Значит, что? Правильно. Ты уверена в том, что она их выиграет, и попросит сама знаешь что.       Амазонка, быстро осознав смысл сказанных речей, зло взглянула на свою боевую подругу — признавать, что она права, ей ужасно не хотелось. Однако слова Энии были хорошо пропитаны истиной, опровергать которую не имело никакого смысла. Милоса быстро собрала пергаменты и снова зашагала вперёд по коридору.       — Тебе легко рассуждать, Эния. Астерия даже не заявляла себя на Игры.       — По одной простой причине — я не строю вокруг неё стену из сплошных запретов. Какой смысл ей протесты устраивать? — королева, услышав непотребные речи, резко повернула голову в сторону амазонки и вдруг остановилась. Эния последовала её примеру.       — Ты считаешь, что я и шагу ей не даю ступить?       — Именно так, Милоса, — лучница скрестила руки на груди. — Ты нарушила, как минимум, три Непреложных Завета, — с этими словами амазонка принялась загибать пальцы: — начала обучать Астрид не в пять, а в шесть лет, не позволила самостоятельно принять решение относительно выбора службы и в Драконьих Играх не разрешаешь участвовать. Тебе не кажется, что это слишком?       — Астрид — моя дочь.       — Да, но ты не имеешь права переступать через законы, оставленные древними амазонками, — они соблюдались веками! — на последних словах Эния сорвалась на крик, чего обычно не делала в разговорах с королевой.       — Я уже приняла решение — Астрид не выйдет на Арену, — окинув Энию выразительным взглядом, амазонка направилась к выходу из дворца. — И это не обуждается.       — Милоса! — дозорная сорвалась с места и в несколько шагов нагнала северянку, — прошу, не делай глупостей. Ты же прекрасно знаешь, что твоя дочь такой же упёртый баран, как и ты. То, что ты делаешь, плохо кончится. — Воительница коснулась плеча Милосы, заставляя её остановиться. — Я не понимаю, почему ты запрещаешь ей вступать в основной отряд, мы давно не ведём войны, а боевая подготовка никогда не будет лишней.       — Вот и я ей говорю: мы давно не воюем. Так почему бы не выбрать занятие понужнее? — дева пожала плечами и с искренним недоумением посмотрела на советницу. — Она замечательная всадница и прекрасно понимает драконов. Будет обучать других этому искусству.       — А она хочет всю жизнь провести на Арене, обучая новобранцев?       — Ей придётся захотеть, — Милоса скинула с плеча руку Энии. — Больше не хочу говорить об этом. Нужно заканчивать подготовку к Празднику Артемиды. Идём. ― Эллинка скорым шагом преодолела небольшое расстояние, отделявшее её от выхода на улицу, и вскоре шагнула под лучи палящего солнца, стоявшего уже высоко в безоблачном небе.       Амазонка окинула беглым взглядом как никогда оживлённую дворцовую площадь — эллинки, облачённые не в военную одежду, сновали туда-сюда по дворцовой площади, стремясь как можно скорее сделать порученные им дела и приступить к следующим.       Наравне с остальным амазонками работали Мелисса и Астерия, а также их драконы: Оракул держал широкое белое полотно, которое его всадница старательно затолкала ему в пасть, а Ужасное Чудовище, бывшее хранителем южанки, по каждому щелчку юной наездницы поджигало небольшие фонари, которые следовало бы потом развесить по коридорам дворца. Завидев Милосу и Энию, девочки бросили свою работу и направились в их сторону.       — Ваше величество, — Астерия, вышла вперёд и коротко кивнула в знак приветствия. — Хотелось бы знать, где драные Церберы носят Астрид. — Южанка по привычке своей с дерзостью глядела на королеву и стала ожидать от неё ответа. — Мы с Мелиссой уже битый час корячимся, будто рабы, на площади, а она так и не появилась. Нечестно. Боги видят эту несправедливость.       Милоса удивлённо изогнула бровь и с недоумением оглядела черноволосую амазонку, однако, что произвело на неё большее впечатление — наглость южанки или отсутствие Астрид ― она так и не поняла. Северянка перевела вопросительный взгляд на Мелиссу, которая, в свою очередь, лишь пожала плечами.       — На меня не смотри, мама. Я её с утра не видела, — рыжая амазонка скрестила руки на груди и отвела взор в сторону: ей самой не нравилось, что её сестра успела сбежать до начала работ.       — Она скоро вернётся, — Милоса бросила обречённый взгляд в небо, а после резко повернулась на пятках и направилась в сторону храма Артемиды, белоснежная крыша которого казалась особенно яркой в свете стоящего в зените солнца.

***

Тем временем на другом конце Темискиры. Ледяная пещера       Темискира, несмотря на северность своего расположения, была архипелагом довольно тёплым, а в летнее время необычайно жарким, именно поэтому эллинки в знойные месяцы стремились выбрать для себя службу в более прохладных районах Нового Света. Те же, кому повезло меньше или кто просто не желал покидать родных пределов, проводили особенно жаркие часы в тени пышных садов или каменной прохладе домов и библиотек. И лишь редкие всадницы — по большей части просто желавшие побыть в одиночестве — решались тратить время для долгого перелёта на другой конец архипелага, в ледяные пещеры, коими была усеяна северо-западная часть Темискиры.       — Ну что, где хочешь прилечь на этот раз? — Астрид, закутанная в тёплую мантию, повернула голову на Сицилию, внимательно следившую за хозяйкой. Та, в свою очередь, заслышав вопрос наездницы, уверенно прошла вперёд и остановилась у какого-то ледяного валуна. Развалившись возле глыбы, она взглянула на всадницу и подняла крыло, приглашая устроиться рядом с ней.       Выдавив из себя подобие улыбки, эллинка лениво подошла к рептилии, сняла с себя тёплую дорогую мантию и без жалости кинула её на промёрзшую землю. Усевшись на леопардовый мех, девочка облокотилась о бок драконихи, тут же накрывшей хозяйку огромным тёплым крылом.       Стоит отметить, Астрид никогда не любила холод, однако часто сбегала на другой конец архипелага, в Обитель Афродиты: небольшую пещерку, сплошь укрытую ярким голубым льдом. Это место юная воительница считала своим и всей душой верила, что мало кто из амазонок знает об этой природной достопримечательности. Пещера располагалась на западе Темискиры — самом заброшенном, по местным меркам, пределе греческих земель.       Слухи про эти земли ходили всякие: от просто мистических, вроде легенд о гуляющих неупокоенных душах, то и дело пугающих местных стражниц, до кровавых. Последнее, что слышала Астрид от старших воительниц, что в этих местах свершались кровавые расправы над неверными. И якобы именно поэтому здесь не уживаются ни звери, ни урожаи, ни люди. Вот и стоят эти старые земли, принадлежавшие когда-то южным амазонкам, уже много лет пустыми и неухоженными.       Впрочем, сама Астрид относилась к этому со скептицизмом, а потому не боялась еженедельно совать сюда свой нос, сбегая от матери и её нравоучительных разговоров. Что она и сделала в очередной раз.

[Flashback]

Днём ранее.       На Темискире вот уже третий день кряду царила пасмурная погода. Однако, несмотря на то, что солнце не выглядывало из-за грозовых облаков столь долгое время, на архипелаге было довольно тепло. И даже прошедший день назад дождь едва ли мог усмирить разбушевавшийся зной.       Астрид, никогда не любившая холод в любом его проявлении, несказанно обрадовалась, когда, проснувшись, увидела затянутый плотными облаками небосклон: такая погода была идеальной для тренировок на Арене. А потому, не теряя ни минуты драгоценного времени, юная воительница быстро собралась и направилась в сторону храма, в который по привычке заходила перед началом боевых занятий. Последние она не пропускала даже будучи не совсем здоровой: скоро должно было состояться главное для Темискиры событие — открытие Драконьих Игр, ежегодно проходящих в честь Праздника Артемиды, участвовать в которых позволялось с пятнадцатилетнего возраста и только раз в пять лет. Главным призом Игр был золотой лавровый венок, дававший победителю право исполнения любой его воли. Для одних эти соревнования — возможность поправить своё материальное положение, для других — получить должность при дворе и быть ближе к королеве, для третьих — восстановить своё доброе имя. Астрид же видела в этих Играх возможность получить почётное место в Военном отряде, куда не могла попасть из-за категоричной позиции матери в этом вопросе.       За своими мыслями эллинка не заметила, как оказалась внутри огромного храма. В центре помещения располагался украшенный резьбой алтарь со стоящим подле него каменным постаментом, на котором лежала массивная, обшитая мехом и украшенная камнями книга. Книга амазонок. Взяв в руки тяжёлый том, Астрид уселась на ступень постамента и тут же принялась искать нужную главу, которую в последнее время перечитывала с завидной частотой.       — Не то… не то… опять не то… — девочка быстро листала древний фолиант, выискивая интересующую её информацию. — Ага. Вот оно. — Вскоре страницы были раскрыты на разделе «Культура и обычаи». — «Драконьи игры. История возникновения и правила». — Аккуратно проведя пальцем по золочёным буквам, амазонка принялась читать знакомый с детства текст, написанный довольно высокопарным для того времени языком.       «Игры Драконов или Драконьи Игры возникли во времена правления Климены (подробнее см. раздел “Королевы Темискиры”, глава пятнадцатая)».       Дочитав это предложение, Астрид подняла голову и принялась рассматривать внутреннее убранство храма, стараясь при этом вспомнить, чем была так знаменита эта амазонка.       В историю эллинского народа она вошла как самая жестокая и беспринципная правительница, не знавшая сочувствия ни к сёстрам, ни к врагам. В книге было написано, что именно благодаря её железному характеру, жажде крови, умению и желанию вести войны Темискира прославилась на весь мир и амазонок стали опасаться, а после — считаться с ними. Легенды, с которыми была знакома Астрид, повествуют о её особенной ненависти ко всему мужскому роду: говорят, она с трудом переносила присутствие мужчин на архипелаге даже в качестве бесплатной рабочей силы. Однако с последним обстоятельством приходилось мириться, ведь отстраивать город женскими, пусть и сильными, руками было крайне тяжело. И именно с именем Климены связывают возникновение полюбившейся всем воительницам забавы. В Книге амазонок написана история, которая повествует о том, как появились Игры.       Всадница снова опустила глаза к ветхим страницам и принялась читать древнегреческие символы:       «… Благодаря сохранившимся письменам можно с утверждать, что именно с её именем связано зарождение Игр. Древние свитки, дошедшие до наших дней в ветхости, лишь поверхностно рассказывают о том, как возникло это развлечение».       Воительница на мгновение оторвала взгляд от книги, так как её внимание привлёк какой-то шорох, эхом пробежавший по храмовому помещению. Амазонка повернула голову к источнику звука и увидела нарушителя спокойствия — жёлтую Жуткую Жуть, воровато оглядывающуюся по сторонам. Храм Артемиды — излюбленное место маленьких драконов — здесь всегда оставляют что-то вкусное для этих непосед. Улыбнувшись и облегчённо выдохнув, Астрид снова взялась за чтение.       «Произошло это за несколько месяцев до окончания строительства храма в честь Верховной Богини. Точная причина, сподвигнувшая Климену учредить Игры, неизвестна. Однако древние свитки сохранили одну из версий, которая проливает свет на их создание.       Легенда гласит, что Климена в качестве развлечения и из желания избавиться от уже ненужных рабов отправляла их на нововозведённую Арену, где пленные безоружные мужи обязались биться с дикими драконами. Каждого варвара, переступившего порог Стадиона, ждала верная гибель. Древние свитки рассказывают, что среди приближённых королевы появилась предательница, связавшая себя с одним из пленных мужчин, и “в припадке, не иначе как великой одержимости, сболтала пленному черноглазому мужу великую тайну племени темискирского — тайну приручения хранителей наших, ниспосланных нам богами нашими”.       Не загасло и одной луны, как весть о непристойной связи гречанки с варваром стала известна всем, от мала до велика, в племени: “Клиимена, разгневанная и оскорблённая проступком сестры некровной, отдала юную деву на казнь, а воина молодого бросила на растерзание дракону, коего пленный муж взмахом руки своей уложил на голодное брюхо”.       Климена, искренне поражённая увиденным, ибо “то было немногое из чудес, что смог свершить варвар”, потребовала с воина прошение. “И, стоя на ногах у полный рост, с гордостию взирал черноокий муж на огненноволосую амазонию, размышляя, как вернее обратить речи свои варварские в речи эллинские. И просил он для себя и девы белокурой, жизнь единственно ему сохранившую, пощады и свободы…” Стоя пред ликом верховной богини, Климена без терзаний греховных даровала иноземному мужу его прошение: “И пусть весь мир варварский узрит великодушие темискирского народа: да ниспадут цепи с заблудшей нашей сестры , да ослабнут оковы рабские на руках северного мужа, пришедшего с войной на земли наши. А дабы память о проишедшем сохранилась в годах грядущих, призываю всих королев темискирских позволить сёстрам своим избирать самим путь дальнейший, единственно чрез бой на сей Арене, дабы боги наши смогли узреть ту честь и тот огонь, с которыми готовы биться за судьбу свою воины северной земли”.       Положительно в год той речи было положено начало Драконьим Играм».       — Бред! — Астрид со злостью захлопнула книгу, и ворох пылинок покоившихся на её страницах тут же взмыл в воздух. — Как можно раскрывать секреты тому, кто испокон веков является твоим врагом? — принцесса перечитывала эту часть книги сотни раз, но никак не могла понять и принять поступка этой мифической эллинки-предательницы. — Почему этот раб, обретя свободу, не открыл тайны приручения своему народу? Ведь тогда можно было бы использовать драконов в войнах. Или наоборот, показать всем остальным, что они не опасны. Да и Климена эта тоже хороша...       Поток девичьих мыслей были прерван тихими шагами. Оторвав взгляд от стены, Астрид посмотрела вперёд и увидела Милосу, которая направлялась в её сторону.       — Здравствуй, — женщина присела рядом с дочерью. Суровый амазонский взгляд её упал на книгу, что лежала на хрупких девичьих коленях. — В очередной раз перечитывала этот фолиант? Ты ведь его уже наизусть знаешь.       — Здравствуй. Да, — принцесса криво улыбнулась и посмотрела на Милосу, лица которой не касалась ни единая эмоция.       — Ты же знаешь мой ответ, Астрид.       Юная воительница тут же напряглась и выпрямилась, словно струна. Взгляд её сделался жёстким, губы сомкнулись в плотную линию, а брови сошлись к переносице.       — Ты не имеешь права запрещать мне участвовать в Играх, — юная эллинка поднялась с холодных ступеней и повернулась к каменному постаменту, предназначенному для книги, и тут же швырнула на него древний том — гулкое эхо тяжёлого удара моментально пробежалось по колонному залу храма.       — Я твоя мать и у меня есть все основания для того, чтобы посадить тебя под замок в день Игр, — Милоса, скрестив руки на груди, подошла к Астрид и окинула ту необычайно строгим взглядом, надеясь напугать её. Однако юная амазонка лишь недовольно фыркнула и, отбросив туго сплетённую косу назад, засобиралась в сторону выхода из храма. Однако королева грубо схватила эллинку за плечо и с силой развернула к себе.       — Послушай меня, Астрид, — голос Милосы звучал довольно грубо. — Я знаю, для чего ты это делаешь. Но даже не надейся!       — Когда я выиграю, тебе придётся принять это решение, — воительница едва сдерживала себя, чтобы не дать волю слезам. Амазонка сбросила с плеч руки Милосы и подняла полный боли и злобы взгляд на королеву: — Смирись с этим. Мама.

[Конец Flashback]

      Девичьи думы прервала Сицилия — дракониха старательно дёргала Астрид за прядь белых волос, пытаясь тем самым привлечь её внимание. Всадница повернула голову к рептилии и нежно почесала её за ухом.       — Одна ты меня понимаешь, девочка, — эллинка положила ладонь на нос Фурии, та в ответ прикрыла глаза и удовлетворённо заурчала, явно требуя от хозяйки больших нежностей. Но играться с драконом у воительницы не было желания: ей, в кои-то веки, просто хотелось сидеть здесь, в ледяной пещере, под тёплым крылом боевой подруги и слушать тишину, изредка прерываемую падающими каплями воды и завываниями западных ветров.       Амазонка, давно потерявшая счёт времени, обречённо выдохнула и устало прикрыла глаза. В тот же самый миг, будто бы из-за лишних телодвижений, и как бы говоря воительнице: «Астрид, дорогая, а не пора бы нам вернуться во дворец?» живот предательски заурчал. Фурия открыла глаза и заинтересовано уставилась на всадницу, подняв вверх уши, словно пытаясь понять, она ли издаёт такие странные звуки. Виновато пожав плечами и смущённо улыбнувшись, воительница потянулась к походной сумке, прикреплённой к седлу её хранителя. Открепив её, эллинка усердно принялась копаться в оной, желая отыскать какие-нибудь запасы провизии.       — Яблоко, вяленое мясо и хлеб. Мда, негусто, — Астрид достала кусочек зайчатины и протянула его дракону. Рептилия понюхала угощение, но вместо того, чтобы съесть его, лишь недовольно мотнула головой и, сузив зрачки, уставилась на амазонку. — Ну, извини, свежевыловленную треску я не привыкла носить в своей сумке. — Блондинка запихнула кусочек мяса в рот и принялась с наслаждением его жевать. — М-м-м… Ты зря отказалась, подруга. Вкуснятина! — Сицилия, за свою жизнь привыкшая к другому рациону, лишь недовольно скривилась, выказывая тем самым отвращение. — Да ладно тебе. Будто бы сырую рыбу есть приятнее, — в ответ на это Фурия что-то довольно промычала и смачно облизнулась.       Расправившись с импровизированным обедом, Астрид снова полезла в сумку, надеясь найти там флягу с остатками воды — мясо оказалось довольно солёным, поэтому пить юной деве захотелось почти сразу. Однако её рука нащупала что-то деревянное. Выудив предмет из сумки, всадница тут же просияла — это была сиринга⁵. Эллинка откинула сумку в сторону и провела рукой по необычной флейте, которую любила едва ли не больше, чем свой лук. Её успехи на музыкальном поприще заставляли искренне удивляться преподавателей искусств, знавших, что юная принцесса больше почитает оружие, нежели музыкальные инструменты.       Астрид медленно, будто размышляя, а стоит ли это вообще делать, поднесла к губам излюбленный инструмент и принялась играть незатейливую весёлую мелодию, которую выучила ещё в шестилетнем возрасте. Звуки свирели, словно юркие ящерки, разбежались по всему пространству пещеры и вернулись гулким эхом обратно к амазонке. Сицилия склонила голову набок и посмотрела на свою хозяйку удивлённым взглядом, а её уши были направлены в сторону звука. Когда всадница закончила играть первую часть мелодии, то сразу же перешла ко второй — она в точности повторяла начало композиции. Сицилия же, обладавшая острым слухом, от начавшегося импровизированного концерта прижала «уши» к голове и опустила морду на ледяной пол. Что-то жалобно урча, рептилия старалась дотянуться лапами до ушных отростков, видимо, пытаясь тем самым сделать их недоступными для звуков «свирели Пана».       — Да ладно тебе. Неужели всё настолько плохо? — девушка играючи толкнула дракона в бок и звонко засмеялась. Фурия проурчала что-то на своём драконьем, давая хозяйке понять, что всё было ещё хуже. — Думаешь, Орифия⁶ переоценивает мои способности? — Астрид на мгновение задумалась, а потом снова попыталась поднести инструмент к губам, но на этот раз её опередила Сицилия. Она быстро, но мягко выхватила из девичьих рук свирель. — Эй! Не надо её слюнявить. — Воительница потянулась к пасти дракона и попыталась отнять свой инструмент. — Да ладно тебе. Верни мне её. Обещаю, эта мелодия тебе понравится. — Всадница протянула руки и стала ждать, когда рептилия вернёт ей сирингу. Фурия смотрела на вою наездницу весьма недоверчиво, но всё же выплюнула свирель на её ладони. — Фууу! Сицилия! — амазонка в недовольстве скривилась и с напускным отвращением принялась вытирать свирель о меховую накидку.       Когда инструмент был приведён в должный вид, Астрид, набрав немного воздуха в лёгкие, принялась играть свою любимую мелодию, которую когда-то сочинила сама, вдохновлённая журчанием лесного ручья и пением лесных птиц. Звуки один за другим покидали инструмент и сливались в незатейливую медленную композицию, которая, словно воды реки, быстро разлилась по ледяной пещере. Дева была настолько погружена в свои мысли и игру, что не сразу услышала другой, утробный, голос, что вторил свирели — то была Сицилия, которая, прикрыв веки, пыталась по-своему, по-драконьи, повторить замысловатую мелодию. Музыка заполнила собой всё пространство пещеры. Мягко отталкиваясь от стен, она возвращалась обратно к амазонке, лаская слух и проникая в самые дальние уголки души.       Когда очередная порция воздуха покинула лёгкие, всадница мягко опустила руки и прислушалась: нимфа Эхо⁷ повторила последние звуки мелодии и затихла, оставляя дракона и его всадницу в одиночестве. Некоторое время в пещере царила мёртвая тишина, которую Астрид вскоре прервала тихим и коротким:       — Полетели обратно.       Амазонка подняла с ледяного пола чуть влажную меховую накидку, которую сразу надела на себя, однако тут же об этом пожалела: холодные капли воды, словно огонь, обожгли кожу. Астрид поёжилась и поспешила забраться на спину Сицилии, желая поскорее выбраться на солнце, и буквально через мгновение и дракон, и всадница уже были под палящими лучами дневного светила. Юная воительница вдохнула горячий, обжигающий воздух, тут же согревший её и заставивший кожу покрыться противными мурашками.       — Со всех крыльев, — Сицилия, и сама не желавшая даже лишнюю минуту оставаться в холодной пещере, стрелой рванула в сторону города, а потому совсем скоро, буквально через четверть часа головокружительного полёта, на горизонте показались каменные городские стены. — В сторону площади.       Ещё через пару долгих минут Фурия приземлилась в центре храмовой площади, забитой огромным количеством суетящегося народа — подготовка к Празднику Артемиды шла полным ходом.       — О нет… Мелисса и Астерия меня убьют, — Астрид, окинув площадь быстрым взглядом, крепко схватилась за голову: она совсем забыла, что должна была помочь сёстрам в украшении главного храма и площади. В тот же самый миг в юную всадницу прилетел мелкий камешек. Амазонка обернулась и увидела недалеко от себя недовольных и явно обиженных сестёр. — Эй! Ты что творишь? Больно же.       — Это ты что творишь? — Астерия скрестила руки на груди и поджала губы, осматривая старшую сестру с ног до головы. — Ты где была? Мы с Мелиссой сначала всё утро искали тебя, а потом вдвоём работали здесь, на площади, словно рабы, украшая её лентами и этими чёртовыми цветами! — брюнетка указала на сладкопахнущие белые лилии, которые были в руках Мелиссы.       — Мне нужно было побыть одной, — Астрид неуклюже сползла со спины Сицилии и принялась лениво расстёгивать ремни драконьей экипировки.       — Что? — Астерия уставилась на старшую сестру во все свои карие глаза. — Почему?.. Хотя... знаешь что? В следующий раз, когда захочешь перекинуть на нас всю работу, сделай одолжение — предупреди хотя бы.       — Я не собиралась скидывать свою работу на кого-либо.       — Тогда куда тебя уносило?       — Опять с мамой поругалась? — в разговор вдруг вмешалась Мелисса, старательно прижимавшая к себе ароматные лилии.       — Да… поругалась.       — Ас, слушай… — Астерия, вдруг решившая оставить свои нравоучения на потом, положила руку на плечо Астрид, заставляя её обернуться. — Хочешь идти на Игры — иди. Даже королева не имеет права тебя останавливать. — Она развернулась к Мелиссе и взяла из её рук охапку цветов. — Но никогда не смей бросать нас одних. — С этими словами южанка отдала всаднице белоснежные лилии. — Иди работай. Тебе ещё храм украшать.

₪₪₪۩₪₪₪۩✽۩₪₪₪۩₪₪₪

1. «Пять зим...» — очередное пояснение для запутавшихся в цифрах: — Астрид — 15 лет; — Астерия — 15 лет; — Мелисса — 13 лет; — Милоса — 33 года; — Эния — 33 года; — Хедер — 15 лет; — Иккинг и компания — всем по 16 лет. 2. Феб — так называли в Древней Греции Аполлона, бога солнца. «Фебос», «Фавос» (др. гр. Φοῖβος) — «лучезарный», «сияющий». 3. Пеплос — в Древней Греции и, впоследствии, в Древнем Риме — женская верхняя одежда из легкой ткани в складках, без рукавов, надевавшаяся поверх туники. (© Википедия). «Взяв пеплос со стола...»</b> — если верить книжным источникам, то греки не складывали вещи на столы. Для этого использовались специальные тумбы, стулья и т.д. Стол предназначался только для того, чтобы за ним можно было есть, а складывать на него личные вещи считалось дурным тоном. (© какая-то книга). Простите, искать долго. Прим. автора. 4. Меандр — говоря простым языком, это традиционный греческий орнамент. 5. Сиринга — древнегреческий музыкальный инструмент, род продольной флейты. (© Википедия) 6. Орифия — с древнегреческого имя переводится как «веющая сквозь горы», царица амазонок. Здесь — учитель музыки при дворе. 7. Эхо — в древнегреческой мифологии одна из нимф. Существует много различных легенд, связанных с этой нимфой. Одна из легенд рассказывает, что Эхо стала «отражением» чужих речей из-за неразделённой любви. По другой — Гера, верховная богиня, наказала нимфу за то, что та постоянно отвлекала Зевса свой болтовнёй: Гера лишила нимфу возможности первой начинать разговор. С этих пор она могла лишь повторять обрывки чужих фраз.