Искусство быть.

Мог ли Аллен быть Сердцем чистой силы? Эта идея пришла к Тики неожиданно, но оказалась настолько жизнеспособной, что отказалась покидать голову до тех пор, пока в её адрес не поступит достаточное количество аргументированной критики. Или реальный, серьёзный план для сосуществования с этой идеей как истиной. Критики не было и быть не могло. Идея казалась совершенной. Тайна, которой юный экзорцист окутал собственное существование, знания, неизвестные учителя, прятки со своими и чужими, очевидная неординарность чистой силы. Неплохое актёрское мастерство возвышалось румяной вишенкой на вершине торта, услужливо объясняя почти все его действия. Аллен слишком хорошо играл в покер и скрывал настоящие чувства, эмоции, желания. Аллен мог знать и замечать гораздо больше, чем думал Тики. Аллен забрался в гнездо врагов Сердцем. Кто будет искать главную цель у себя под носом, в родных стенах? Забавно, что союзникам Аллен Уолкер предпочёл Семью Ноя. Забавно, но объяснимо. Возможно, союзники (и Аллен в том был абсолютно искренним) представляют для сердца опасность. Или просто вполне могут принести немало проблем, обнаружив, попытавшись подчинить, разгадать. В исполнении седого подростка Сердце казалось именно таким: свободолюбивым, немного ветреным, изменчивым и тёплым. Тёплым и ярким до той удивительной степени, что отогрело даже Тики Микка, Удовольствие Ноя и просто «того ещё придурка», как шутя порой отзывался тот иной член Семьи. Тики любил Семью. Семья любила его. И собственная неправильность, конечно, считалась им самим лишь большим плюсом, великолепным дополнением, и раньше отношение остальных его ничуть не коробило. Затем Тики разозлился. А теперь оставался безразличен. Быть может, фокусировка на одном единственном, не имеющим никакого отношения к семье юноше приносила большую пользу, чем он когда-либо был в силах осознать. Аллен был бы прекрасен в роли Сердца. Юный, но с явными метками боли и мудрости. Прекрасный, скрывающий уродливую руку. Искренний, но не скрывающий пару торчащих из карманов масок. Тянущийся к людям, но сам же создающий между ними и собой нерушимую, безопасную стену. Весь сотканный из противоречий, человечный, но, может быть, даже больший монстр, чем Тики. Ах, таким можно любоваться вечность! — Так… что? Чудо обернулось, широко распахивая глаза с узкими зрачками, тонущими в золотом, весеннем водопаде, приоткрыв чувственные губы, машинально потирая пальцами скулу, всё ниже оттягивая расстегнутый ворот. Бледные щёки залил румянец, а губы скривились. — Т-тики! Ты вообще слушал? — Не очень, — честно ответил мужчина. А Аллен нервно отдёрнул ладонь, отворачиваясь, вздыхая, бормоча что-то очень и очень злое, вызывающее сдавленное хихиканье со стороны Микка. — Я о серьёзных вещах говорил. Спасибо за поддержку! — резко оборвал веселье Аллен. Скрестил руки, по-ребячьи пнул камень под ногами, не рассчитав размеры снаряда, и зашипел от боли, сходя с каменной тропинки к ухоженным деревьям. Легкое прихрамывание выглядело слишком смешно для Тики. Когда в последний раз он чувствовал себя так легко, хорошо и просто? Разве Ной должен чувствовать себя так с экзорцистом и, может быть, Сердцем? Или вся вражда их родов тщательно засеяна, отпоена, выращена и прополота Тысячелетним Графом, являясь особой культурой. И вряд ли до Графа она росла здесь. Впрочем, все эти выводы рождались из неподтверждённой теории и противоречили большому количеству известных Тики деталей. Что же на самом деле является правдой? Что же на самом деле представляет из себя обманчиво хрупкий юноша, с таким интересом рассматривающий переплетение повисшего над головой вороньего гнезда? — Я даже отсюда и так чувствую твой взгляд. — Поздравляю, далеко не все люди, вопреки предубеждению, эти самые взгляды чувствуют. Аллен фыркнул, оборачиваясь. — Очистил мозг? Или мне вернуться позже. — Если ты опять уйдёшь и снова вернёшься, мне придётся снова к тебе привыкать. Ты как… — Тики качнул головой, не зная подходящего сравнения и впервые сожалея о бедном словарном запасе. Для приёмов Шерила у него была отдельная секция в голове, не работающая в прочее время да и слишком пошлая для Аллена. Тики тряхнул головой, прогоняя лишнее, и обратился снова к Аллену. К тому, что сейчас было действительно важно: Аллен о чём-то просил. Или рассказывал. Стыдно признавать, несмотря на тон и явные переживания, Тики умудрился прослушать большую часть речи юноши. Смотреть и слушать, не вникая, уже было прекрасно. А ведь было больше куда более прекрасных вариантов… — Что ты там предлагал или спрашивал? — Я просил помощи! — холодно отрезал Аллен, и Тики поперхнулся.. — Просил п-по… О! Аллен просил у него помощи. А он прослушал. Тьма внутри взбушевалась, крича о том, какой прекрасный, превосходный случай Тики уже упустил и что ещё собирается упустить, если не соберёт мозги в кучу. — Хорошо, я начинаю понимать, — отчаянно махнул рукой Ной, едва сдерживая лезущую наружу породу. — Приношу свои извинения… — Ты мог бы просто слушать! — Я слушал, но это было так прекрасно, слушать и наблюдать, что ненароком, совершенно случайно, я упустил все главные мысли! Что-то неправильное происходило в голове Тики, иначе к чему странные фразы, построенные непонятным образом и несущие минимум смысла? Тики говорил только чтобы говорить, не в силах совладать с эмоциями и не имея возможности применить силу. Сила решала многое. Но не конкретную ситуацию. Не то чтобы вид растерзанного тела Аллена не казался Тики привлекательным, но смерть юноши повлекла бы за собой обидные последствия вроде того, что больше с ним ничего сотворить бы не удалось. Да и если мальчик — Сердце или просто сильный экзорцист, может и успеть сбежать. А вот тогда уже Тики потеряет абсолютно все шансы! — Объяснишь снова, что случилось и чем я могу тебе помочь? — Сопровождением, — с явной неохотой выдавил из себя Уолкер, всё ещё выглядящий так, словно только что прожевал лимон. Сунутый в глотку Тики Микком лимон, если быть точнее. Слишком очевидное обвинение. — Я не очень хорошо знаю местных и то, куда собираюсь отправиться, — Аллен передёрнул плечами, обнимая себя. — Мне не нравятся такие места. В голове Тики всплыл целый список мест, что могли бы претендовать на гордое звание. Его собственные дома возглавляли этот список, так как вспомнились первыми. И так как Тики их сам недолюбливал. — Какие места? — Увидишь. Мы отправимся в гости. Это не какое-то место. Гости. Да, — Теперь уже Аллен пытался убедить себя. — Не беспокойся, я уже предупредил о прибытии, хотя и не вполне уверен, что они поняли, о чём шла речь, и что вообще происходит, и какое время суток. Уолкер сжал ладонь в кулак, не сводя взгляда с глубоких складок белоснежных перчаток. Грудная клетка высоко приподнималась, и, казалось, с любым стуком сердца юноша сорвется, разрывая перчатку, и прорастут длинные изящные лезвия, взовьётся за плечами сияющий плащ, и Тики тоже не сумеет удержать себя в узде. Может быть, именно бой был тем, что ему необходимо? Нет, шанс всего один и нет права на ошибку. Лучше продолжить наблюдать и ждать. — Знаешь сыновей Месье Жеваля? — Я слышал о них и, кажется, был представлен старшему, — неуверенно ответил Тики, запутавшись в том, что он должен знать и не должен. — Я должен был встретиться с одним из них. Но что-то не срослось. Совсем. Они оба могут быть, но… Косноязычие заразно, да? — раздражённо дёрнул торчащий вбок волос, заявил Уолкер. Глухой смех Тики стал единственным ответом. — Так ты теперь, когда услышал и потрудился дослушать, станешь меня сопровождать? — Хоть на край света, — приятно улыбнулся Тики, ожидая очередное возмущение, но вместо этого лицо юноши осветило облегчение и слабая улыбка, отражающаяся в серых глазах. — Спасибо. Когда Тики успел закутаться в противоестественное для его породы тепло? Подобные мысли могли быть нормальны у Ноев разве что по отношению к другим членам Семьи, но даже тут Тики смотрел на единственный пример перед глазами – Шерила и его любовь к Роад. Но не залезть ведь к нему в душу никакими силами и способами, даже Вайзли вряд ли сумел бы совершить подобный подвиг, отыскав сами мотивы одного из братьев. Так чего уж делать Тики? Что делать Ною, впервые задумавшемуся о том, как на самом деле чувствуют себя другие родственники и не только они. Простые люди. Экзорцисты. Граф. Сердце. Сколько чувств у них? Что радует их? Раздражает? Пугает? Что ценно для них и как они жаждут жить? Чем наполнять каждый свой день? Действительно ли милосердие, доброта, любовь в самых тонких её проявлениях существуют? Тьма замерла в благоговении, рассматривая Тики, впервые шагнувшего в непроглядную темень собственного нутра, не для того чтобы отрицать, пинаться и сходить с ума. Но в тщетной попытке осознать. — Тики? — Ты толкаешь меня к поразительным размышлениям, — признал Ной. Аллен смерил его сердитым взглядом, подумал, нахмурился. И всё же пришёл к кое-какому выводу. — По крайней мере, ты больше не смеёшься. — Нет. Просто думаю о том, что я такое и почему именно ты. — Я что? — Аллен покосился на дерево за спиной, словно готовый в любой момент спрятаться за ним. — Не понимаю. Вызываешь столько всего во мне. Такого всего. Нет. Или да. Тики развёл руками, давно не чувствуя себя настолько беспомощным и бесполезным. Идиоты те, кто утверждают, будто в словах скрыта великая сила. Эти самые слова исчезают в самый нужный момент, оставляя в голове лишь смешение, пустоту и настойчивое жужжание. Если прислушаться, в надоедливом, однообразном шуме можно уловить что-то вроде «Ты идиот, парень, ты большой идиот! Просто громадное ничтожество!». — Ого. Как красноречиво. — Как есть, так и говорю. Аллен тихо рассмеялся, снова отворачивая лицо, скрывая улыбку, блеск в глазах, цепляющиеся друг за друга пальцы скользили по белоснежной ткани. — Мне страшно представлять, как же оно всё есть, если оно соответствует словам, — прошептал юноша, но Тики, направившийся к нему, уставший оставаться на перекрёстке мощёных тропинок, отлично услышал всё до самой едва заметной интонации. — Почему же страшно? Так плохо звучит со стороны? Аллен вздрогнул, обхватив себя руками и зябко передёрнув плечами. — Не люблю, когда ты так возникаешь за спиной. И тёплая широкая ладонь опустилась на плечо. Левое, конечно же, едва сжимая пальцами и ожидая реакцию. — Как будто подкрадываешься с недобрыми мыслями, — проницательно отметил Аллен. Но с опозданием. С большим опозданием. Что уж поделаешь? Раньше именно так Тики и подкрадывался. А теперь, наверное, нет. Или со стороны лучше видно? — Шутка, — неожиданно закончил Аллен. — Что шутка? — Твои действия. Твоя угроза. Твоя тень, — вытянутая ладонь указала на тёмное пятно, возвышающееся на земле перед Алленом. – Может быть, я большой идиот, но никогда не верил, что ты можешь причинить мне реальный вред, Тики. Даже в худшие времена. — В худшие это когда? — Эмм… — Аллен мотнул головой, кашлянул и неловко потёр шею. — У меня было плохое время. — Как вроде того, когда ты напился. — Вроде, — кивнул Аллен, всё ещё держась напряжённо. Должно быть, не рад воспоминаниям о собственной слабости. Тики не стал давить и продолжать. Вместо того сжал юношу в крепких, цепких объятиях. Уткнулся в плечо, тягуче выстанывая что-то. То ли проклятия, то ли молитву. Проклятый или благословленный, избранник бога или демона, и чей-то ли вообще, кроме эгоистичного создания, получившего большую власть и имя Тысячелетний Граф. К кому обращаться? И имеет ли смысл? Кажется, Тики познал значение веры в жизни людей. Религия – и всё значительно проще. Тебе объяснят, как и зачем жить, почему, за что. Что делать в худшие и лучшие времена. Чем стремиться быть. Да, наверное, принять чужие наставления и впрямь куда проще, практичней, нежели пытаться докопаться до сути самому. Особенно если хотя бы четверть здравомыслия осталась при тебе. — Может быть, я даже могу любить тебя, — глядя в никуда, поверх макушки прижатого к телу Уолкера, отметил Тики. Тело в его руках сковало напряжение, и он продолжил, пытаясь оставаться как можно более искренним: — Я точно не знаю, что это. И я действительно очень сильно сбит с толку. Никогда раньше такого не происходило, знаешь ли. Вообще. *** Работать сегодня Графу, конечно, было не суждено. Да он уже и не рассчитывал особенно. Он сюда и не работать приехал, видя в работе всё меньше, меньше и меньше смысла. Если, конечно, работа напрямую не вязалась с другими его действиями, которых, судя по активности зашебуршившихся Ноев, хватало. Несколько схем, имеющих прямое отношение к процессу создания Ковчега, лежали на столе прямо перед ним, поверх лежали принесённые бумаги, требующие одобрения, но взгляд постоянно соскальзывал в сторону. И Граф, в общем-то, даже виноват не был в собственной невнимательности. Никто никогда не посмел бы его обвинить, и не из-за того, что он являлся тем, кем являлся. Причина находилась в том же помещении. Причина постоянно перемещалась, шумела, бурчала, сходила с ума и свела с ума немало народу за свою последнюю даже жизнь. Её родственники далеко не всегда терпели Роад Камелот в худшие минуты и моменты её длинной жизни. Худшие для них. Роад чувствовала себя неплохо. Вот сейчас разве что немного скучала. Или очень много. В любом случае девочка вбила в голову, что Граф нуждается в помощи и сейчас находится в очень плохом, просто отвратительном настроении. Причины имели вес, – Орден со своей новой охранной системой, что засекала и акума, и Ноев как раз в канун необходимости тихонько послать и подорвать что-нибудь в Ордене, кинув тень на их же работников. То есть изначально планировалось так устроить подобное как раз одновременно с шоу в Ковчеге. Теперь же Граф желал отложить свой козырь, оказавшийся не таким действенным, как казалось раньше. С каждым новым днём надежды на реальную осуществимость диверсии таяли. И Мечта Ноя беспокоилась, как бы Граф снова не впал в депрессию, не заболел, находилась всё время рядом с поддержки остальных членов семьи и пристально наблюдала, стараясь между делом отвлечь и занять Графа чем-нибудь. Кажется, не подозревая, что своими действиями лишь отвлекает главу Семьи Ноя от наконец придуманного занятия. — Убери руки от горшка, — пробормотал Граф, даже взгляда не поднимая. И ничего, что взгляд едва цеплялся за крючки редких, замысловатых отметок – главное, что прямо не посмотрел. Роад раздражённо уронила горшок обратно на пол, критично оглядела растение с широкими, высокими листьями той же высоты, что девочка. — Оно мухлюет! — тонкий палец ткнул в растение, губы сердито надулись. Глаза прищурились. — Как? — Граф всё ещё не оборачивался. — Вы знаете! Он в горшке! На самом деле, не с меня ростом, ничего подобного! Я хочу вернуть справедливость! — Корни тоже его часть. — Они не с весь горшок! Граф удивительным образом умудрился скользнуть взглядом мимо Роад, но рассмотреть цветок, заслужив новую злую гримасу. — Скорее... да, корни занимают весь горшок. — Но если лишить их земли и пригнуть! Если поставить цветок без земли… — Его вообще существовать не будет. Если поставить тебя без воздуха, что… Ах! Действительно, — пробормотал Граф, признавая поражение. — Не подумал. Тебе ведь плевать. Но цветок-то живой. Не сравнивай себя и его. Вообще. Это неправильно со всех сторон. Если очень неймётся, прикажи пересадить в горшок пошире, но пониже. И нет! И я буду зол, если он пропадёт. Хотела что-то сделать — делала бы молча. — Я хотела поболтать с вами. — Уже, — подвёл черту Граф, откидываясь на спинку. Что-то хрустнуло. Роад захихикала, Граф невозмутимо потянулся, растирая руки. Даже не занимаясь ничем важным, умудрялся доводить себя до весьма бедственного состояния. Фитиль с шипением вспыхнул ярче, загибаясь и удлиняя тени. Роад вытянула ладони, приставила друг к другу, согнула пару пальцев, приплетая ладони. По документам Графа заплясал лопоухий заяц. — Роад! — в грозном оклике явно слышалось предупреждение, но девочка лишь засмеялась громче, вскакивая каблуками прямо на низкий, чайный столик и перепрыгивая на комод. Не совсем на него. Прыгнула-то она к верхним полкам и в них же и вцепилась, заболтала ногами, стараясь подтянуться. Натужный скрип, треск, вскрик и грохот последовали друг за другом, но Граф не шевельнулся, когда перед ним рухнул шкаф. Только едва заметно сжались губы. Последовавшее за ним крушение не выдержавшего веса столика Граф встретил взглядом, уткнувшимся в размытые от едва сдерживаемых эмоций символы. Роад, оказавшаяся зажатой между двумя потерпевшими полное крушение предметами мебели, забарахталась, жалобно призывая на помощь. Граф не первый уже раз задумался о покупке берушей. — Вы могли хотя бы сделать вид, что беспокоитесь обо мне! — раздражённо выдала девчонка, протягивая поломанную в нескольких местах, неестественно согнутую руку и сдвигая несколько книг с лица. Попыталась сдуть чёлку, поперхнулась. — Может быть, я считаю должным оставаться искренним с моей семьей, — будто в пустоту отметил Граф. Роад приоткрыла рот, собираясь с мыслями и словами, что могли бы достойно прозвучать в ответ. Она-то не любила обсуждать с Графом отношения внутри Семьи. Слишком уж свежи оказались воспоминания о Четырнадцатом, по непонятным причинам завершившим свою жизнь таким ужасным способом. Иногда, вспоминая о нём, Роад ловила себя на желании плакать. Ещё реже подмечала, как режет в глазах и слегка мутнеет изображение. Какая глупость, в самом деле! Нои плачут, лишь потеряв родных, а не вспоминая о них годы и годы спустя, даже если при пристальном изучении повадок девчонки в ней прорисовывается душа. Ведь так? Мечта ненавидела думать об этом. Ненавидела любые упоминания. Роад ненавидела…. Роад предпочитала закрыть глаза и забыть, подчинившись привычному, веками изученному порядку. Дверь тихо приоткрылась, и в комнату заглянул долговязый парень в полосатом костюме, поклонившийся сходу Графу. — Господин, всё в порядке? Я слышал шум и решил проверить, — взгляд слуги наткнулся на останки мебели. — Нужна ли уборка? — Не сейчас, — отмахнулся Граф, и слуга, поклонившись ещё раз, под возмущённое, комическое бульканье Роад, аккуратно прикрыл за собой дверь и удалился. — Граф!! — теперь оно и впрямь получилось жалобно. И приправлено искренними эмоциями. Граф удовлетворённо сдвинулся, садясь поудобнее, опустил край металлического пера в чернила, замер. Роад повозилась ещё немного, мученически вздохнула, застонала, попыталась как-то куда-то выпрямить конечности. — Вы знаете, что Аллен, кажется, узнал вас? — Аллен? — переспросил Граф, однако сразу понимая, о ком идёт речь. Хотя в Семье ведь существовали байки и о другом Аллене. — Ничего удивительного. Ровный ряд слов стал быстро заполнять пустые поля оформленной ранее бумаги. — Не как сейчас. Как Графа! — Роад продолжала тешить себя надеждой на привлечение внимания Графа. И ещё что-то. Может быть, мечтала избавиться наконец от одолевающей её даже под сломавшимся комодом скуки. — Как Графа? Я настолько погрузился в пучины маразма, что именно так пришёл к вам? — фыркнул Граф. — Нет. Нет, но Аллен раньше встречал Графа. И я думаю, он узнал вашу ауру. — Ауру мою узнал, ну да, — продолжил кивать глава семьи Ноев, окончательно уверившись в том, что Роад Камелот в очередной раз несёт никому не нужный бред. Роад замолчала, осознавая, что необходима действительно эффектная, сразу бросающаяся в глаза и уши фраза, чтобы зацепить внимание Графа. К счастью, Граф и сам нашёл, к чему зацепиться. — Твои слова предполагают, будто мальчику было с чем сравнивать. — Он раньше рассказывал, что видел вас однажды! — с радостью сообщила Роад. Граф нахмурился, дёргая рукой и смазывая часть слова! — Когда? — Не знаю. У него не прошлое, а тайна. Но говорил он довольно уверенно. И вроде правду. Ну если так посмотреть. Я поверила. — А это уже говорило достаточно. — Что был на кладбище, сказал. В смутное для себя время, когда часто ходил-бродил, где не полагается. Даже окликнул. Кажется, опознал, по глупости и позвал. — Девочка хихикнула, должно быть, как должен был испугаться мальчик, когда Граф действительно услышал его и обернулся на голос. — И вы ничего вроде не сделали. Аллен предположил, что вы по своим делам там ходили, и он интереса для вас не представлял. Такое возможно? — Почему нет? — глядя в никуда, спросил Граф, мысленно пытаясь вернуться в прошлое, но не зная даже приблизительной даты и терпя крах. — А что, вас часто окликают дети на кладбищах, когда вы работаете? — Мечта Ноя сразу поняла, что Граф не может так просто вспомнить, по её мнению, запоминающегося мальчишку. — Нет. Но я живу тысячелетия. И стараюсь не заполнять память тем, что кажется неважным. Я мог не обратить внимание на обычного, узнавшего меня ребёнка. Особенно если был занят. Что он мне сдался? — Не знаю, — пробормотала Роад. — Вот и молчи. —Я хочу с вами болтать! И мне надо выбраться! Девочка снова замолотила всеми конечностями в отчаянной попытке выбраться или привлечь внимание. Граф, потирающий виски, лишь крикнул: — Вирджил! Роад затаила дыхание. — Да, Господин? — словно стоял под дверью, дожидаясь, ответил слуга. — Принеси нам чаю, — Граф кивнул в угол. — Как пожелаете! — кратко скосив глаза и выявив настоящее число живых к кабинете, слуга отправился выполнять поручение. — А я, Граф?! Лави, тихонько наблюдающий из своего угла, проведший здесь в ожидании уже больше часа в надежде, что Граф наконец подведёт итоги его работы и отпустит, решил всё же сменить работу… на... смерть? А что, были другие варианты?