Искусство быть.

Шаг. Ещё шаг. Скрип старых половиц; удивительно что старых и скрипящих, почему ещё не заменили? Шуршание бумаги, сминаемой пальцами едва слышно, незначительное. Колыхание занавесей, утонувших в сиянии очередного дня. Лёгкая заминка перед порогом очередного помещения, в подробностях которого нет никакого смысла. Глухое шарканье ботинок сопровождалось тихим нытьём и шмыганьем: — Меня никто не любит! Меня все хотят убить! Все вокруг хотят моей смерти! Дайте возможность, и я сразу же наложу на себя руки! Шарканье прекратилось, и Лави в очередной раз показательно шмыгнул, обернулся влево, лишь из-за недостатка глаза не имея возможности при самом входе или ещё перед ним сообразить, что здесь кто-то есть. — Ого, доброе утро! Обычно на случай непредвиденных неприятностей, у Лави было две линии поведения. Два приёма. Вежливость. Побег. Обычно он особым чутьём и способами, невидимыми глазу, умудрялся реагировать правильно. Как и сегодня. Вежливость сработала быстрее всякого понимания. То есть сначала пришло понимание, что перед ним не один из слуг или работающих вне посланников. Значит, следует здороваться и уже после разбираться, что это за тип такой здесь расселся с причёской чудной, в очках тёмных, да и сам тоже весь тёмный. И слишком необычный, чтобы в голове Довена не проклюнулось очевидное предположение. — А ты пташка Алчности? — мгновенно подтвердил его мысли незнакомец. — Пташка? — переспросил Лави. — Возможно. Меня и так можно назвать. Лави не против любого названия, пока он жив, здоров и пользуется некоторым комфортом. — Тебя как угодно назвать можно, — словно в ответ на мысли Лави произнёс незнакомец, к большому сожалению Довена, имеющий неизвестную ему способность. — Но выкормил-то тебя Алчность. Так? — Меня мать, наверное, выкармливала. Грудью. Как полагается у млекопитающих, — отведя взгляд, ответил Лави, вызывая довольный смех у жуткого Ноя. — Я сомневаюсь, что Господин Камелот в силу своей физиологии вообще способен… Смех превратился в хохот и завывания, а трясущаяся туша скатилась на пол, между вдохами выдавливая о том, что он представил. Подробности. Все подробности он представил — понял Довен, снова отводя взгляд. И подпрыгнул, когда тяжёлая ладонь упала на голову, начиная похлопывать, а не пытаться проломить череп. — Надо будет подбросить идейку о визуализации этого Лулу, — уже почти серьёзно пробормотал Ной. — А она оценит? — Да кто её знает? Эх, а столько болтовни не по делу! Вот знал, что эти дипломаты и говоруны только помоями обливать всё и умеют. Даже Семью и всё, что касается её. Лави прямо тянуло спросить, кто облил его, но предпочёл язык прикусить да побольнее. Похлопывание, наконец, прекратилось. — Тебя случайно не Шеф твой вызвал? — Нет. Я должен был прийти к Господину Графу, — ответил Лави, продолжая вслушиваться в перемещения Ноя за спиной, но не смея обернуться. Он ни черта не знал о Жалости Ноя. Только слышал о нём кое-что и только! Да даже с Вайзли, пробудившимся позже, провёл куда больше времени. Что не удивительно. Один взгляд — и сразу поймёшь, как сложно устроить его легально где-то в жизни. Хорошо, что первым делом Лави пришлось заниматься личностями давно знакомыми: Вайзли, Узами, Гниением… Последний ему, конечно, глубоко неприятен. Но что поделаешь? Вызов Графа, к примеру, спас его от необходимости встречаться с этим чудесным представителем Семьи Ноя. — Значит, проводишь меня туда! А то я понятия не имею, где здесь что… — А аку… — Ты хочешь, чтобы я задавал вопросы «этому»? — одёрнул его Жалость. Волосы на затылке зашевелились, и Довен нервно передёрнул плечами и жалобно пискнул: — Ваши братья используют их! — Действительно, — Ной слегка ослабил хватку, опуская секретаря обратно на пол. А казалось бы, они одного роста. Хоть Ной, конечно, шире, но Лави действительно не любил, когда его хватают. — Я провожу вас, — он кратко кивнул и поспешил прочь, слыша за спиной тяжёлую поступь Ноя, по каким-то своим жутким причинам не считающего акума достойными даже вопросов! Лави не спешил, подстраиваясь под темп Мерсима. Да и куда бежать? С ним здесь и похуже кое-что происходило, и умение достойно уползать, уходить, отступать, пока цел, он познал во многих аспектах и формах. Как и его пользу. Но двери кабинета Графа, занимающего львиную долю последнего этажа, встретил с радостью и облегчением. Пару раз стукнул и распахнул дверь, не дожидаясь разрешения, для Мерсима. И тот, конечно же, протолкнул секретаря в проём первым, затем шагнул сам и, как и Лави, тут же заинтересовался развивающейся сценой. Классической для этих мест: Роад заняла позицию повыше, Граф пытался как-то не сойти с ума от её верещания и отстоять собственные мысли. Но ему нравилось, конечно же. Иначе давно бы серьёзно рявкнул, и Мечта в миг заткнулась. — Вы собираетесь устроить всё прямо там! С Колыбелью! А если… не важно, если она выйдет из строя, будет разрушена, уничтожена, это… — Лучший выход, чем если попадёт в чужие руки. — Потому что ваше уничтожение – не оно вовсе. Да-да. Помню, Граф, я жила в те времена, и если её уничтожат они… — Ни у одного экзорциста при всем уме и мощи не хватит ни того, ни другого, чтобы причинить Колыбели хоть какой-то вред, Роад! Не стыдись, пытаясь переврать очевидное! — Я знаю! — взвизгнула девчонка, швыряя хрусталь под ноги. — Я всё это отлично знаю! Но сама мысль, что экзорцисты окажутся… Как можно? — Ты придаёшь слишком большое значение… — Я не преувеличиваю! — Нам нужна Колыбель! Она должна быть найдена и вновь активирована без попадания в чужие грязные ручонки! И если бы моя воля – дыхания экзорцистов рядом не оказалось. Но, Роад, Колыбель не будет работать сама по себе без активного элемента! Сердце просто так не выйдет из тени! Экзорцисты далеко не всегда убиваются десятками, они не полные тупицы. Кросс сам по себе свой добровольный запой не покинет! Менстер не станет рисковать своим мифическим Исполнителем без особой причины! Это лучший шанс покончить со всеми сразу! Грудь Роад тяжело вздымалась, но ни слова больше не сорвалось с губ. Слезящиеся глаза оказались спрятаны за ладонями, а Граф обернулся к вошедшим, по стеклу и хрусталю проходя к креслу. — Задание выполнено, — усмехнулся Жалость. — Я думаю, нам всем требуется выпить чаю, — кивнул Граф. — Присаживайтесь, Мерсим, Лави. Роад? — Мне здесь отлично. — Продолжает дуться, — кивнул Адам с пониманием. Мерсим с бормотанием о приближающемся диабете опустился на диван, покорно ожидая начала очередного перекуса. Лави позволил себе сесть после него. Как, в принципе, и положено. Перспективный молодой человек, набирающий опыта в солидной семье и точно знающий, где его место. Там часто говорили о его амбициях, но Довен сомневался, что дело в них. Амбициозным он был…. Лет двенадцать назад. Самонадеянным. Глупым и жутко непоследовательным. Тихий звон фарфора заставил оглянуться на мягко скользящую девушку с подносом, поклонившуюся и начавшую расставлять чай и вазочки с разного рода вкусностями. Наполненная чашка опустилась на столик рядом с демонстративно не смотрящим в её сторону Мерсимом, была протянута и перехвачена тонкой ручкой дующейся и очень печальной Роад. И, наконец, оказалась перед Лави. Граф, конечно же, оказался обслужен самым первым. Дождавшись лёгкого взмаха руки, она удалилась. — А после Колыбель опять придётся тестировать? — добела сжала ладони Роад, отложив чашку и мгновенно продолжая тему, что уже вроде бы закрыли. Граф вздохнул, но кивнул. — Тестировать? Мы тестировали Колыбель? — По непрямому её назначению, — кивнула девочка. — Как-то так. И оно дало удивительные результаты. — А что должна дать эта Колыбель? — осторожно поинтересовался Лави, как всегда продолжая передвигаться по острой грани. Но ожидаемой тишины, переглядываний или даже бесед, словно его здесь нет, не последовало. Как будто решение о его знании данных аспектов жизни Ноев было принято уже давно. — Ты знаешь распространённую байку о родительстве Тринадцатого? О том, что он же зачинатель одной наглой предательской морды? — осведомился Жалость. — Я отслеживал распространение этих слухов, — кивнул Лави. — То есть отслеживал не совсем я. Я, скорее, подводил итоги по их пресечению и правильному течению других исполнительных лиц, но я в курсе. — Когда ты успел за два года здесь столько наработать? — удивлёно нахмурился Жалость. — Я работаю без выходных, — мгновенно ответил Довен, вызывая вполне добродушный смех у парня в тёмных очках. Смех вообще мало вязался с тем, как молодой мужчина выглядел. По внешнему виду предполагалась, что на любую непонравившуюся фразу он будет душить или крушить головы, а за понравившиеся тяжело хлопать по плечу, усмехаясь. Но Довен слишком плохо знал конкретно этого Ноя и неплохо – других. Так что мысли его могли быть отражением реального отношения Мерсима к другим. — Нет у них родителей, — из-под потолка провозгласила Роад, на мгновение путая всех, включая Графа. — Нет родителей? Волнующее признание, что никто не спешил комментировать, буравя его взглядами. Хорошо хоть Вайзли нет. Если он не примостился где-то в другом конце комнаты и не подслушивает. Он и такое умел, поверхностно, конечно, но и Лави вряд ли мог противопоставить ему что-то реальное. А мудрый Ной как назло привязался к Довену, посчитав достойным пристального исследования объектом. Хорошо хоть его припахали к подготовке действительно важного действия. Что плохо – Вайзли будет одним из главных кураторов, вводящих его в курс дела, натаскивающих и тестирующих его профпригодность. А значит, проще сдаться, сложить ручки и делать вид, будто всё отлично. Позволяя ясно увидеть, как всё отвратительно. Довен вздохнул, собирая мысли в кучу. Родители. Сколько он жил с Ноями, те никогда от факта существования родителей не открещивались. Поминали порой, некоторые из них. Граф был исключением, но, кажется, живущий без перерывов и перерождений уже семь тысячелетий вряд ли придавал значения каким-то там мифическим созданиям, благодаря которым на свет появился. Но другие-то родителей не отвергали. Нои ждали реакции. Возможно, ждали правильной реакции. В очередной раз тестируя. Но Лави слишком хорошо знал, чем может закончиться ситуация, чтобы ошибиться. В очередной, третий раз за время знакомства с Ноями пересекая новую черту важных открытий, делающих его жизнь ещё более опасной и страшной. — Хорошо! Я понимаю. Вы рождаетесь и пробуждаетесь. Из жизни в жизнь. Но Четырнадцатый, очевидно, никогда не существовал до этого. И его гены, память не могли просто пробудиться в первом попавшемся человеке. Нечему пробуждаться. А именно оттого у него могли быть родители, что значит… — Был эксперимент, — продолжала цедить информацию Роад. И слова её стоили размышлений. Больших, но мгновенных, о чём Довен не постеснялся сразу же объявить: — Но даже эксперимент предполагает наличие у его объекта родителей до начала! Как-то же он на свет появился! И нельзя сказать, что по окончанию он уже не он! Вы ведь не говорили о себе такого после пробуждения! Никто его размышления прервать не пытался. Мерсим макал печенье в чай, следя за тем, чтобы не размокло. У Роад в ладони уже появился пряник. Чаепития Графа – это заразно. Этому нельзя противостоять. Да он мог бы так и мир захватить и уничтожить – устраивая чаепития. Рука Лави сама собой цапнула конфету из протянутой вазочки. Видно, слухи о том, что сахар помогает думать, Граф принимал за истину в высшей инстанции. Конфета оказалась вкусной, с орехом. — Не понимаю. Имплантация созданной личности в созданное же тело? Или просто в тело? — Ты смотришь слишком прямо, — фыркнула Роад. — Я пытаюсь, но… получается… Четырнадцатый ведь был… — опасная зона. Чрезвычайно опасная зона, где не должно быть произнесено ни единого лишнего слова. — Он был всё же членом вашей Семьи. И всё же… — Отличался от нас, словно портрет художника-сюрреалиста от человека живого, — напомнил Мерсим. Лави понятливо, торопливо закивал. Он и не пытался отрицать тот факт, что Четырнадцатый вышел паршивой овцой. И, может быть, был неполноценен даже как Ной, что приоткрывает чуть больше возможностей. — Как вообще может быть создан новый Ной? — С нуля? — фыркнул Мерсим. — Как может быть создан человек? — мягко прошелестел Граф, и Довен натурально взвизгнул, оборачиваясь. Непостижимым образом Адам оказался прямо за его спиной, мягко улыбаясь и протягивая вторую вазочку с печеньем. С трудом сглотнув вязкую слюну и всё ещё под глухой барабанный бой сердца размышляя о глубине краткого заявления главы Семьи Ноя, о его грандиозности и масштабности, всё же нащупал дорогу обратно и осторожно сел. Вновь притянутая к губам чашка почти не дрожала. Порой Граф был действительно пугающим демоном, способным убить словом. По крайней мере, прикажи в тот момент Граф остановиться сердцу Довена, то наверняка бы послушалось. Лави бы это ничуть не удивило. Граф именно в человеческом обличье всегда представлял всё самое жуткое, что имел в себе. — Однако, ответ или вопрос.. — Граф повернулся к брату, — кто отвечает вопросом на вопрос? — Чтобы нагрести интриги побольше! — Однако его фраза была весьма полезна,— получить нормального ответа не получилось, и Граф быстро прекратил попытки. — С нуля? — повторил Довен. — Да. — Четырнадцатый Ной был создан с нуля? При помощи Колыбели? — продолжал развивать идею секретарь, не забывающий, с чего собственно всё началось. — Да. Мы использовали… другой материал в Колыбели, чтобы проверить, протестировать, и получение Четырнадцатого даже удивило нас, — покачала головой Роад. – Но изначальное назначение этого… места иное. — Конец света, — просто ответил Мерсим. — Конец человечества, — предложила Роад. — Я называю это долгожданным порядком. Граф красноречиво кивнул, поймав взгляд кивнувшего Лави. — Я понял, — пересохшими ртом едва выдавил юноша и вновь потянулся к чашке. Чай успокаивал и, к сожалению, заканчивался. Впрочем, заканчивать разговор собрался и Граф. — Колыбель с нужным материалом может создать то, что принесёт миру конец. Спасибо. Теперь мне всё ясно, — подвёл итоги Довен. Ясно всё, кроме того, как с этим знанием жить. Впрочем, так же, как раньше. — Можешь идти, — наконец махнул ладонью Граф. — Тебя будет ждать Вайзли. Наверняка уже ждёт не дождётся. Разумеется, Шерил знает, что до завтра ты в его распоряжение не вернешься. И так любезно позволил тебя позаимствовать… Как будто в их семье могло быть иначе. И Довен уже направился к двери, как инстинкт самосохранения вдруг исчез из поля зрения и вылезло что-то совершенно иное, заставившее остановиться и обернуться. — Хорошо, тогда будет ли мне дозволено уточнить по фразе Госпожи Роад? Они должны были знать, о чём он. Лави не верил, что по крайней мере Граф не заметил эту маленькую странность, услышав которую Лави даже не пытался размышлять, опасаясь наткнуться на очередную тайну. — Он мёртв, почему бы и нет? — предположила Роад, поворачиваясь к Графу, но тот выглядел явно недовольным оговоркой Мечты. — Речь о Мане Кемпбелле, — ответил Граф. — Он брат Неа. — Если у такого как он может существовать брат, — язвительно отозвался Мерсим. — Да. Но они оба были созданы Колыбелью. Один, правда, сразу, другой чуть позже, удивив всех. Видно… мы что-то неправильно рассчитали? Чего там мог начудить Майтра? — свесилась Мечта. Но Довен уже не слушал. Ещё раз извинившись и простившись, он последовал прочь, размышляя о том, как глубоко увяз и что в итоге с ним сотворят Нои. Если Граф обещал не создавать из него акума, не значит, что никто не придумает ему какой эксперимент… Ладонь невольно опустилась на закрытый повязкой глаз, и тихое чертыханье выскользнуло между расползающихся в гримасе губ. *** — О бог мой, как ты вырос, Аллен! Примерно то же самое хотелось сказать и Аллену, бесцеремонно вытащенному в помещение и теперь рассматриваемому со всех сторон Базилем. Потому что если кто-то здесь вырос – это явно не Уолкер. С последнего раза Базиль не только вытянулся (хотя, казалось бы, возраст уже не тот), но и как-то весь окреп, посерьёзнел. А может быть, возраста ему так же добавляли заострившиеся, ставшими резкими черты лица и лёгкая щетина, что ему, несомненно, шла? Или после Тики Аллен стал совсем по-другому мужчин оценивать. — Да и ты тоже, — только и сумел выдохнуть он в ответ, сжимая узкую ладонь с длинными пальцами, покрытыми лёгкими мозолями. — Но я ещё ребёнком был, когда видел. — Да я ребёнка увидеть и ожидал, — совершенная растерянность, лохматость и неопрятность создавала режущий глаза контраст, стоило лишь оглянуться на злой прищур идеального, аристократичного Тики. — Это мой опекун, — покраснел Аллен, понимая, что всё это не понятно с чего тёплое приветствие происходит на чужих глазах. — Маркиз Микк. — Наслышан. Прошу прощения, отвлёкся на Аллена. У меня, похоже, совсем из головы вылетело, что он может быть таким взрослым, — уже пожимал руку Микку Базиль. — Мы с вами ещё не были представлены, ведь так? — Я знал только вашего отца… месье. — Можете обращаться ко мне по имени, милорд. Если не сочтёте за грубость. — Отнюдь. И оба замолчали, разглядывая друг друга и не разжимая рук. Аллен, оставшийся в стороне, нервно сглотнул, ощутив, как поднимается температура, потеребил край пальто, но лишь оглянулся, наконец получая возможность разглядеть холл дома, в котором, по всем наведённым справкам, жил и работал Базиль. Правда, про работу его Аллен уточнить не успел, а сам дом выглядел словно… склад? По крайней мере большая часть холла оказалась занята ящиками, предметами мебели, полками и свёртками, закрытыми от пыли. Словно переезд только произошёл, и хозяин никак не найдёт минутки устроится. Или же хозяин после переезда обнаружил, что помещений меньше, чем вещей. И ещё разные глупые теории. Особенно учитывая сургуч, налипший на опечатывающей ящики ленте с неизвестной Аллену, но кажущейся знакомой символикой. Аллен задрал голову, разглядывая яркие, электрические светильники с неаккуратно торчащими проводами, наличие которых явно не предполагалось в изначальном интерьере. Возможно, хороший свет стал необходимостью уже Базиля. — А что ты здесь де… а? — осёкся юноша, понимая, что двое — маркиз и его старый знакомый, с таким теплом и энтузиазмом приветствовавший их в своём доме, продолжают сверлить друг друга взглядами. Аллен выразительно покашлял, наконец добиваясь внимания к собственной персоне. — Базиль, ты вызвал меня, потому что я обнаружил твоего брата, так? — Да, и сыграл старшего брата куда лучше меня. Извини, — печально выдал парень. — Я знаю, что должен был смотреть за ним лучше. И я знал о его слабости. И видел, что с ним происходило в последние дни. — И провалился, — холодно закончил Тики. — Да, — согласился Базиль, а Аллен послал Тики возмущённый взгляд, что, конечно же, был проигнорирован. — И всё же, сразу после вы обнаружили где и как он оказался? — Да. Я искал брата! Конечно же у меня были свои домыслы и способы! И я не собирался оставлять Дегэйра на растерзание, — отозвался Базиль с лёгким возмущением. Однако многолетний опыт игры в покер подсказывал Аллену, что Базиль не вполне искренен. И, возможно, искал не так хорошо, как мог. Да и если посмотреть, может быть, Дегэйр так сбегал не в первый раз, начиная вызывать в старшем брате отвращение, что привиделось Уолкеру? — У меня не очень хорошие отношения с Кенроу. — Ах, — понял Аллен. — В любом случае, — попытка закрыть эту линию разговора с бесконечными, лишёнными смысла обвинениями, — Дегэйр пока в себя не пришёл, но жизнь его вне опасности. И рассудок, судя по всему. Хуже не станет, по крайне мере... «С тем, что осталось» оказалось проглочено автоматически. А было бы интересно увидеть реакцию Базиля и подтвердить или опровергнуть собственные мысли. — Я должен его увидеть, — кивнул Базиль. — А что ты здесь делаешь? — всё же не удержался Аллен. — Делаю? — Здесь. Да. В стране. И вообще, — Аллен обвёл рукой вокруг и приподнял брови. — У меня довольно не прибрано для постороннего взгляда, да? — усмехнулся парень, и Аллен фыркнул, бормоча «ещё бы». — Простите! Проходите, я уверен, можно найти для разговора место и получше. Мери! Мы будем… найди нас и приготовь чай! И Базиль вывел их к правой, единственной доступной лестнице, что на пару со своей зеркальной сестрой обнимала холл по периметру и вела к трём дверям наверху. Вот только и в следующем коридоре Аллен увидел подобную картину: куча запакованных вещей разного рода. Только тут ещё угадывались очертания тщательно завёрнутых полотен и несколько пустых рамок. — Моя работа перекочевала в жилище, решив выселить, — неловко пошутил молодой мужчина, оглядываясь по сторонам. — А мне казалось, будто раньше ты был приверженцем порядка. — До того, что меня бесили даже складки на портьере, не удовлетворяющие моей внутренней гармонии, так? — нервно рассмеялся Базиль. — Работа выбила из меня эту дурь. Вообще-то мне предлагали арендовать помещение побольше, но далеко, и раньше я приезжал на время, у меня был помощник, а теперь одновременно и на родину возвращаться не удобно после... её смерти, и помощник тоже уволился, уехал — без понятия, что-то с родителями произошло. Так что один теперь, и ждать помощи в ближайшие пару месяцев тщетно…. Тщетно наше бытие – так и говорило выражение его лица. — Кем ты работаешь, Базиль? — у Тики всё же хватило такта не спрашивать про невесту и возможные гонения, подозрения, что могли начаться у любого потерявшего родственника человека в современном обществе. — Я эксперт-оценщик, нанятый историческим обществом в состав экстренной комиссии в связи с выходом указа о потенциально опасном, несущем вредоносную пропаганду культурном наследии стран Теру. — То есть ты хочешь сказать, что… — изумлённо начал Аллен. Базиль толкнул дверь зала, к которому их вёл, позволяя гостям погрузиться в аромат пыли и книг. Огромного количества книг, занимающих всю доступную площадь. — Да. Всё, что находится в моём доме, имеет один и тот же источник. В основном это были работы из музеев, частных коллекции и даже оказавшиеся в добросовестных руках иностранные безделушки. Сейчас, конечно, привозят и специально. Особенно когда речь идёт о книгах, листовках, призывах. Огромное количество вещей, что оказались под угрозой уничтожения, просто потому что были созданы в странах, порабощенных режимом Теру. — Вам жаль? — с ухмылкой обернулся Тики. — Жаль? Жаль ли мне, что сотни и тысячи книг, историй, произведений искусства и предметов быта, страниц истории могут оказаться стёрты лишь от того, что позже… да! Мне жаль, и я не собираюсь отрицать этого, так же как отрицать болезненную возможность распространения их режима через некоторые другие вещи. Их листовки. Их рассказы, написанные для этого. Их пропаганда действительно сильна, и страшно представить, какой мощью должна обладать. Да, даже описание их религиозных догм может показаться симпатичным неокрепшему, незрелому уму, и, может быть, стоит спрятать, раз мы не в силах укрепить его. Но… Посмотрите на это! Эти картины! Эта национальная одежда! Эта посуда! Это полный абсурд! И если я могу, работая, доказывать, что нет никаких гипнотических страшных кодов в маленькой, несчастной кукле, когда-то смастерённой заботливой матерью для своего дитя, — то я рад выполнять эту работу! Потому что я слишком хорошо понимаю, что есть люди — и этих людей достаточно — которые умеют добиваться влияния и быть убедительными, что с радостью сравняли бы Теру с землёй, вычеркнули из всех книг и голов всякое упоминание об их существовании! А каждого, кто пытался бы копать в том месте – уничтожали бы на месте. И этот феномен кажется мне столь же ужасающим, как само существование Теру, поклонение существу, что за все твои молитвы поработит твою душу и души близких, обрекая на долгие пытки и при том не скрывая ни на мгновения своих намерений.