Искусство быть.

Воспоминаний о том, что именно произошло в промежутке между объявлением Аллена, что он сыграл колыбельную, и тем, что они с Тики оказались в другом конце зала, на полу — почти не существовало. Тики лишь чувствовал, что вид Аллена оказался прекрасен настолько, что юношу потребовалось срочно обнять, запечатать все протесты губами, а дальше всё как-то перепуталось, потонуло в полной неразберихе до той поры, пока Аллен не поднял лицо с пылающими щеками, зацелованными губами, лихорадочно блестящими глазами, частично прикрытыми сырой чёлкой. Несмотря на состояние и невменяемый вид, Уолкер как-то сообразил, где, как и почему находится, чем это грозит, начиная осторожно перемещаться, подниматься, путаясь в конечностях. Только чтобы оказаться вновь притянутым за шиворот и попытаться уклониться. Тики не противился. Планировал целовать губы? Ну теперь будет щёку. Шею. Ухо невдалеке среди спутавшихся серых волос, приятно щекочущих нос и пахнущих так приятно и просто – по-человечески. Пот, пыль, осевшая на юноше за время посещения склада, его собственный, ничем и никем не прикрытый трогательный аромат. Жаль только, что кроме всего своего прекрасного Аллен обладал и чистой силой; со всей силы оттолкнувшись от пола, он раздражённо пропыхтел что-то о сумасшедших, нервно захихикал. Взгляд Тики метнулся к двери, что он предусмотрительно запер за собой. В ту пору – чтобы музыка не смела покидать помещения. И он был уверен, что она всё ещё плавала здесь, в красноватых лучах солнца, разлиновавших паркет, в темноте углов за широкими шкафами и инструментами, прямо под потолком, кружа подобно стае мотыльков вокруг двух зажженных светильников, ближний из которых потускнел и готов был в любой момент их покинуть. Тики вдыхал мелодию, ставшую продолжением Аллена. — Это было неожиданно, — с трудом вернул себе более или менее нормальный тон голоса юноша, пару раз кашлянув и постучав по груди. Как раз там, где разрез рубашки в ходе небольшого действа углубился на пару пуговиц, открывая взору светлую, нежную кожу, так и напрашивающуюся на дегустацию. Тики расплылся в улыбке, возвращаясь на колени. — Что ты так? — поймал взгляд Аллен, попытавшись сидя попятиться и начиная тереть шею. Как раз там, где её выцеловывали. — Ты не… Я не испугал тебя, Аллен? — «Малыш» было с большим трудом затолкано внутрь. Аллену хорошо бы понимать, что Тики, разговаривающий с ним сейчас, настроен серьёзно и отлично осознаёт происходящее. Пока может. Или выглядит так, словно может. Стоит сделать один неверный шаг, и его юный, невинный любовник сбежит. Тики не хотел спугнуть его сейчас. Сейчас – особенно. — Нет. Это было просто… неожиданно, — Аллен обернулся к двери. — Я запер, — да, Тики обо всём помнит и заботится о безопасности Аллена. — И здесь отличная звукоизоляция. И никто не будет надоедать, если заперто, приучены так. Да и окна… Выходили к пустынной стороне сада, да и оказались изнутри прикрыты тяжёлыми шторами, через которые свет с трудом сочился. Чего там до любопытных? Аллен пылал ещё ярче, сжав ладони вместе. Реклама всех плюсов их нынешнего убежища явно навела его на какие-то мысли. Насколько верные? И насколько страшные? — Мило, — с трудом выдавил Аллен и снова закашлялся. — Ты в порядке? — Да! — и теперь в голосе юноше звенел вызов. Но никаких внешних признаков расстройства, большого страха. Нет, то счастье, что переполняло его во время игры мелодии — какая разница, какой, но, видимо, самой прекрасной из всех, что могут существовать в этом мире, не покинуло юношу. Лишь спряталось под самой кожей, легко ощутимое и достижимое, стоит лишь коснуться или приглядеться к чёрному зеркалу расширенных зрачков. Тики протянул руку, вопросительно склонив голову и улыбнувшись. Аллен нахмурился и скрестил ноги, никуда двигаться не собираясь. — Тебе понравилось хоть? — А-ась? Тики! — было бы чем, Аллен бы швырнул. А так только сорвался на фальцет, отворачиваясь и закутывая себя в собственные объятия. Какая растрата! Ну ведь рядом есть же Тики! И Ной, в несколько шагов преодолев расстояние между ними, сел рядом и обнял поверх его тонких, но сильных рук. Особенно той, прикасаться к которой было так неудобно и даже немного больно. Словно тысячи иголок разом впиваются в плоть, разгоняя кровь и требуя обнажить себя настоящего, себя тёмного, себя опасного, того, кто сможет справиться с рукой. Точно. Вне всякого сомнения. Но не сейчас. Он склонился, прижимаясь лбом к макушке, и тихо прошептал на ушко юноше: — Ты уверен, что не хочешь уйти? Дрожь, пронзившая тело юноши, ощущалась им как собственная. А может быть, была и его собственной дрожью. — Не знаю, о чём ты… — голос Аллена вновь сел, становясь взрослее и сексуальней. — Что ты имеешь в виду. — Многое, — издалека начал мужчина. Его правая рука соскользнула с локтя юноши на подтянутый, тренированный живот, наслаждаясь ощущением жестких мышц под рубашкой. И, конечно же, медленно поползла вниз. Последний раз они говорили достаточно. Последний раз Аллен был явно готов, но трусил. Сегодня в нём не было детской растерянности, а взгляд… во взгляде, как и всегда, можно утонуть. Но что-то решительно изменилось. — Я… — Аллен сквозь зубы втянул воздух, пытаясь делать вид, будто ничего необычного не происходит. Будто всё в порядке, и он совсем ни на что не реагирует, — сомневаюсь. — В чём именно? — В тебе или в том, что именно произойдёт? Без понятия! Дрожащие пальцы сомкнулись поверх запястья Тики, не позволяя продвигаться провоцирующей руке ещё ниже. Опасно близко к поясу. Под него. Собственно, по всему маршруту, что намеревался преодолеть Тики. Нестерпимо хотелось поцеловать. Прижаться ещё ближе. Вжаться всем телом в попытке слиться или провалиться сквозь него, словно во время использования дара, но куда прекрасней и интересней. Убедиться, что Аллен точно так же, как и он… Впрочем, взгляд из-за плеча даже у скрестившего ноги Аллена позволял разглядеть явно выпирающую эрекцию. Гортанный рык вырвался из горла, и Тики сжал юношу, ещё сильнее приподнимаясь и вжимаясь в спину пахом, имея потребность немедленно продемонстрировать собственную заинтересованность или точнее одержимость! Если бы только Аллен понимал, как много, сколько всего он пробуждает в Ное своими действиями. Своим видом. Своим фактом существования. — В нас обоих, — всё же решил Аллен, и голос его дрогнул. Так мило и трогательно! Что этот самый голос хотелось выцарапать из горла вместе с гландами! На веки вечные, чтобы оставалась чистая память об их звучании! С тихим вздохом Аллен вдруг в один миг расслабился, позволяя Тики держать себя, и откинул голову на плечо, едва заметно улыбаясь. Взгляд пьяных глаз, почти невидимый за полуопущенными веками, обещал что-то совсем новое. — Наверное, я сумасшедший, — прошептали припухшие губы. — Но я отлично вижу, чего ты хочешь. Ладонь, что сдерживала руку Ноя, теперь коснулась подбородка, и Тики, нежно улыбнувшись, продолжил то, что начал. — Это не делает тебя сумасшедшим. — Я не верю, что это хорошо кончится… Конец фразы получился смазанным. Аллен застонал, непроизвольно поддаваясь вперёд, стоило чужой руке скользнуть ему в бельё, медленно потирая основание члена. — Неважно, чем это кончится, — перехватывая юношу получше в объятия второй руки, он склонился над ним, чтобы в мельчайших подробностях, не пропустив ни единого изменения, следить за тем, как будет меняться выражение его лица. Пока другая рука начала медленные, знакомые движения, обхватив напряжённую плоть. Аллен зажмурил глаза, сжал губы, глубоко вдыхая через нос, и застонал в голос, обхватывая Тики за шею, едва не роняя их обоих на пол и даже не понимая произошедшего. Потому что он был поглощен куда более важными ощущениями. Дрочить кому-то на сухую, конечно, не представлялось удобным. Тики едва не застонал от досады, прерываясь от столь манящего занятия и вызывая недовольный стон Аллена. — Кажется, я совсем… — торопливый поцелуй в уголок капризно скривившихся губ, — ничего не думаю… Слюна мало чем могла помочь делу, даже если вид Аллена, разгорячённого, размякшего, храбро отдавшегося в нехорошие руки тёмного, страшного Ноя, был самым аппетитным зрелищем, что он встречал на этой земле. Тики припадал к юноше, словно путник в пустыне к горлышку кончающейся фляги, скользнув языком по краю острых зубов и, отстранившись, вновь дёрнул пояс никому не нужной тряпки. Сейчас – определённо не нужной. А возвращение увлажненной ладони обратно вызвало новую волну приятных изменений в лице юноши. Распахнувшиеся глаза с затрепетавшими веками, закушенная губа в попытке сдержать стон, как будто бы эта комната не являлась лучшей защитой от прослушивания, сжавшиеся острые скулы, красные щёки и капли пота, скопившиеся на лбу, теряющиеся в расхристанной чёлке. Тики не собирался ничего делать больше. Самое элементарное, поступательное движение по разгорячённой плоти и взгляд, полный всех его желаний, откровений и тайн, наблюдающий нечто прекрасное. Как вновь сжимаются веки, как пляшут дрожащие тени затухающей лампы по запрокинутому лицу и жалостливая мольба о чём-то никому не понятном покидает губы, а Аллен вжимается боком в Тики, как утопающий, ищущий любую возможную соломинку, как захлёбывается юноша стонами, схлестнувшимися с именем Тики и поглотившими друг друга в потоках оргазма. И потом он лежал в полутьме в крепких, напряжённых объятиях опасного, дикого, ещё не взявшего своё зверя. Красивый. Прекрасный. Совершенный. По какой глупой причине Удовольствию Ноя так нравилось раньше смотреть на чужие страдания, развлекаясь за их счёт? Может, оттого, что ничье удовольствие не выглядело столь совершенно, бесстыдно и вместе с тем так совершенно человечно? Нет… что-то в характеристике было не на месте. Аллен лишь глухо застонал, когда Тики поднял его на ноги, критично осматривая помещение и размышляя о том, сколько неприятностей может доставить перемещение в спальню и насколько узок и несовершенен здешний диван. Впрочем, ему-то плевать. Главное — найти место, где Аллен даст согласие. Он уронил юношу на диван в дальнем, тёмном углу уже не так осторожно, как прежде, перешагивая через ноги с полусползшими штанами. Юноша на такое бесцеремонное отношение к себе любимому никак не отреагировал. Хотя теперь уже внимательно наблюдал за действиями мужчины. Тики оседлал его колени, оглаживая бедра и поднимаясь выше в благоговении… В твёрдом разумении, что всё это обязано быть его. И тонуть вместе с ним во тьме. — Тики! Левая, твёрдая и сильная, раздражающая рука перехватила его. — Что? — получилось очень грубо. — Я… Страх мелькнул в серых глазах, вытесняя остатки всякого удовольствия, и Ной едва не зарычал на себя. Никаких осечек и глупостей. Иначе он заставит Аллена… Что заставит? У мальца чистая сила неизвестной силы и способности! Горловое рычание повторилось. Аллен громко сглотнул приподнимаясь и тут же оказался опрокинут обратно сильным нажатием на грудную клетку. Пальцы согнулись впиваясь когтями в кожу, но большего себе Ной не позволил. Он зашептал. Тихо. Медленно. Едва сдерживаясь, но очень проникновенно: — Я хочу тебя, Аллен. Так, как никого и никогда. До безумия. До полной потери контроля, и если чтобы взять тебя.. сделать тебя своим… Он закрыл глаза, глубоко вдыхая и выдыхая через рот. — Прости, я не… — слова преодолевали звериную ярость тьмы. — Я просто хотел сказать… — тихо начал Аллен. Такой милый, растерянный и испуганный, что если наконец открыть глаза, то губы растягиваются в стороны, обнажая зубы. Те, которыми так удобно впиваться в ароматную, тонкую кожицу. — Хотел напомнить, что я вообще-то... — торопливо продолжил он, вновь осекаясь. И продолжая уже не так уверено и очень-очень смущённо. — Я же мало что понимаю. Тики выдохнул, и счастливая ухмылка, должно быть, приняла совсем уж безумный вид; он уткнулся лбом в живот, порывисто прикусывая пуговицу и открывая небольшой кусочек кожи, проглядывающийся между разведёнными сторонами рубашки. — Я сделаю… я не сделаю… я не могу обещать, что тебе не будет больно… — Но только что мне уже было хорошо. И если ты так хочешь… — Тебе тоже, — порывисто поднялся Тики, вновь припадая к лицу, беспорядочно целуя в губы и сходя с ума от того, как невинно пытается отвечать ему юноша. — Тебе будет хорошо. Ещё не раз. Обязательно, — его обещания больше напоминали бред сумасшедшего, но Аллен поверил, приподнимая голову, требовательно впиваясь губами и пропуская язык для исследования каждого уголка его рта. В приятной борьбе с его языком, конечно же, не пытающемся доминировать, но… Тики таял. И Тики кипел. И оторвался от юноши с большим трудом, поднимаясь. — Первый раз, — тяжело выдохнул он, понимая, как не хватало ему воздуха и каким неважным он казался пару минут назад. — Может быть, лучше.. не так… — Скажи, как надо, — серьёзно ответил Аллен, и Тики вновь проклял себя за непредусмотрительность и отсутствие смазки или любого материала, что мог бы помочь! — Мой маленький, храбрый Аллен, — восхищённо выдохнул. — Я не маленький! — Ты восхитителен, — кажется, теперь хрипел Тики. — И ты очень взрослый, Малыш. Иначе… за кого ты меня принимаешь? — За извращенца? — Но я люблю невинные извращения! — застонал Тики, понимая, как сводит с ума его этот паршивец, не прилагая особых усилий. — Ты такой красный и мокрый насквозь. Посмотри, как ты вспотел. Пальцы пробежались по ряду прозрачных пуговиц. Взгляд вновь поднялся к лицу. — Тебе жарко? И лицо юноши пылало. — Очень, Тики, — где-то нашёл силы выдохнуть юноша, и Тики едва сдержал стон, дёргая край в сторону, едва ли замечая стук посыпавшихся пуговиц. Он слишком хорошо играл в эту игру для юноши, понятия не имеющего, чем они собираются заниматься и что ему следует с этим делать! Слишком для терпения и сдержанности Ноя, ждавшего так долго! — Давай избавимся от всего лишнего, раз сегодня здесь так жарко. Он отполз назад, дёргая юношу за плечи, заставляя встать вслед за собой, предлагая сделать собственный шаг. И юноша потянулся к одежде Тики. Нерешительно, путаясь в петлях, будто обжигаясь при каждом касании обнажённой кожи кончиками пальцев. Правой, конечно же. Левую Тики избавлять от перчатки, признаться, и не собирался. От воротника до самых полов, в самому низу уже орудуя так, чтобы постоянно касаться напряжённого бугорка, для которого преграда в пару слоев ткани не представляла никакого затруднения, чтобы чувствовать… — Ты сводишь с ума специально, Малыш? — Он лишь гладил его плечи, концентрируя внимание на их различии, на стык плоти и чистой силы под одной ладонью. На нечёткое предупреждающее покалывание. Потому что если опустить взгляд или концентрироваться на ощущениях, скапливающихся в паху, можно сойти с ума. Или кончить, словно мальчишка, не снимая штанов даже без чьих-то дельных прикосновений. — Всего лишь раздел тебя, — юноша приподнялся, прижимаясь голой грудью к лицу Тики в простом манёвре снятия рубашки, и мужчина, конечно же, не преминул укусить солоноватую кожу, полностью убеждая, что сейчас – самое время. — Я хочу, чтобы ты был возбуждён. И, кажется, уже эта фраза возбуждала юношу. На сей раз он не собирался прикасаться к достоинству юноши. Не сейчас, по крайней мере. Всему своё время. Он мог уделить должное внимание потрясающему телу юноши от и до. — Очень возбуждён, — ответил он непонимающему взгляду, укладывая его обратно, торопливо сдергивая оставшуюся одежду. — Мы могли бы играть так очень и очень долго. Он начал снова с лица. С притягательных, опухших губ, царапая их зубами, прорываясь вглубь, вновь и вновь забывая о том, как нужно людям и Ноям дышать. И как это важно. Потому что поцелуи, неимоверное приятное времяпровождение казались во много раз важнее. Он опустился к шее, слушая стоны, слетающие с освободившихся губ. Пока ещё тихие, неуверенные и подбадривающие. Как быстро юноша научился нехитрому, но такому эротичному «ещё», приглушённому, отчаянно нуждающемуся и редкому! Но Тики пока не спешил. Стараясь не касаться Аллена своим возбуждением, продолжил путешествие вниз, уделяя пристальное внимание торчащим соскам. Растирая пальцами, облизывая, прикусывая, он почти с ума сходил от желания сжать зубы сильнее. Пронзить эту чувствительную часть раскалённой иглой. И сдерживаясь лишь при звуках перекрытого прикушенной ладонью хныканья. Он тихо шептал о том, как Аллен прекрасен, как бесстыдно и смело выглядит он, обнажённый, слабый, полностью забывшийся в чувствах. Может быть, Тики мог бы позволить ему кончить ещё раз и уже после… Юноша терял над собой контроль, член гордо стоял, истекая мутными каплями смазки, но Тики, поцеловав дорожку по напряжённому животу, проигнорировал его полностью, раздвигая ноги юноши и склоняясь, чтобы подарить поцелуй уже на внутренней стороне бедра. Он приподнял его попку, наслаждаясь возможностью наконец-то проникнуть в щель, к расслабленному сфинктеру. Влажный палец легко скользнул внутрь, тут же сжимая под судорожный вздох Аллена. — Я должен аккуратно растянуть тебя пальцами, чтобы поместиться самому, — усмехнулся Ной в ответ на растерянность и смущение юноши, опустившего взгляд и, кажется, в первый раз задумавшегося о том, сколько именно в нём должно поместиться. Но Ной не дал ему времени на размышления, довольно легко проталкивая второй палец. Аллен закрыл глаза, отворачиваясь и, кажется, пытаясь прикрыть лицо ладонью, что он прикусывал, а Тики продолжил свои осторожные, но весьма торопливые манипуляции. С третьим погрузившимся пальцем им обоим стало очень неудобно. Аллену от количество пальцев внутри, Тики от прямых ассоциаций. О том, что вместо этих пальцев в этом же самом отверстии, в бархатной, горячей глубине должно быть уже что-то другое. Что так же будет толкаться. Только быстрее. Быстрее. — Тики! — четвёртый палец вызвал возмущённый писк, тут же, впрочем, заткнувшийся. Но и Тики, находящий уже хотя бы приблизительное сходство в ширине слегка разведённых пальцев и его члена, потерял всякое приличие и терпение. Кончить, трахая мальчишку в зад пальцами, это, конечно, будет эффектно! — Всё будет сейчас! — пообещал он, наблюдая за тем, как широко распахиваются глаза юноши, и, вновь притягивая его протестующего, дрожащего, но помогая уверенно встать на колени, опираясь на руки, прогнуться в спине, бормоча при этом точно что-то безумное и умирая от открывающегося вида. Снова смочив, насколько мог, пальцы, провернул их, больше не имея даже желания пытаться продолжать что-то иное. Он наконец получил возможность стянуть штаны с себя, освобождая каменную плоть и тут же направляя её в покрасневшее отверстие. Протяжный болезненный стон вырвался наперекор удовлетворённому, полностью блаженствующему шипению погрузившегося в жаркую, узкую дырочку Тики. И он уже не останавливался. Слюна высыхала слишком быстро, ждать было нечего, разницы большой он бы не сделал и просто не сумел бы остановиться. Вместо этого с наслаждением, медленно погружаясь до упора, несмотря на сдавленное хныканье юноши, думая лишь о том, как хорошо. Прекрасно, восхитительно наконец оказаться в этом желанном теле. Пальцы впились в спину юноши, царапая до тоненьких струек крови. И Тики выпустил гортанный стон, чувствуя себя таким настоящим, правильным и совершенным, как никогда в любой его жизни, погружаясь до упора, по самые яйца. Аллен пригнулся ниже, тихий, тщетно пытающийся как-то противостоять напору, и вскрикнул, в ужасе вытягивая руку разорвавшую перчатку, блеснувшую самой опасной сталью, тут же вонзённой в Ноя. — Тики! — а вот теперь в голосе было куда больше паники. А в его горле копился куда более страшный ликующий вопль, так и не покинувший губ. Его рука, его пальцы, растирающие алую кровь вокруг рваной царапины, были серыми. И он чувствовал себя таким полным, правильным и близким ко тьме, потому что изменился!! Паника и восторг переполнили его сущность, заставляя надавить на шею юноши, цепляя пальцами пушистый, наглый воротник, заставляя снова прогнуться и умирая от блаженства. Но сохраняя кое-какие крупицы ума. — Просто… просто подожди, Малыш, — прошептал он сквозь зубы, — просто чуточку! Мы оба, и всё будет… будет… тише… Жёсткая хватка ослабла, и он продолжил шептать что-то успокаивающее, но порой звучащее весьма ожесточённо. Аллен шептал в ответ что-то нервное. Тики дул ему на спину и целовал, обнимая, начиная вновь ласкать один сосок и умоляя наконец расслабиться, насладиться вместе с ним. Стать покорным и отдаться в полной мере, полностью удовлетворяя все тёмные инстинкты Ноя. В постепенно расслабляющихся мышцах он попытался медленно сдвинуться, сначала выходя наполовину, затем нащупывая вялый член юноши и понимая, что стараться нужно лучше. Желая, чтобы юноша просил, умолял, стонал от счастья и кончил под ним! И так и случилось. Настойчиво вновь начиная ласкать плоть, он вскоре добился отклика, позволяя себе двигаться всё увереннее и быстрее. Выходя почти полностью и с влажным шлепком вбиваясь обратно. Наслаждаясь хриплыми стонами, пробудившимися, стоило лишь подобрать нужный угол, нащупать наконец простату. И тогда, уже под симфонию их общего нескрываемого восторга он стал вбиваться в юношу быстро, бессистемно, судорожно, предчувствуя взрыв, чтобы наконец с победным стоном благодарности всем и никому, кроме Аллена, излиться, погружаясь в слепящий оргазм. Он продолжил ласкать Аллена уже больше машинально, зная и желая дать ему возможность. Дать ему то, что требуется, навалившись на хрупкого с виду юношу и почти кончая вновь при звуках надрывного крика содрогающегося тела. Тьма отхлынула, и Тики, уже убежденный, что юноша не увидит ничего лишнего, торопливо опустился перед ним, лихорадочную целуя лоб, закрытые глаза, щеки. Демонстрируя всё возможную нежность и признательность. Аллен лежал, тяжело дыша и улыбаясь на довольное урчание Тики, смешанное с извинениями и обещаниями, что всё может быть лучше, в разы лучше и удивительней, и он, конечно, всё это ему ещё продемонстрирует. Вскоре юноша заснул, после того как исчезла чистая сила. Уставший, измождённый и, кажется, довольный. Пока. Пока не пробудился и не оценил последствия. Не то чтобы от этого теперь что-то зависело. Когда Тики попробовал, наконец, что такое настоящая близость с юношей, он собирался получить от неё столько, сколько возможно. И невозможно. Уже со спящим Алленом Тики позаботился о том, чтобы тихо и скрытно, через различные стены и прочие поверхности перебраться в его спальню и разместиться там с удобством. А утро Тики началось с крика, чертыханья и звона. И одиночества, потому как в постели Тики, чутко спящий и обязанный проснуться до Аллена, чтобы убедиться, что всё в порядке, проснулся один. И бросился сразу же, как был обнажённый, рванул в ванную, застав там Аллена, утонувшего в свободном халате и нервно смеющегося над разбитым зеркалом. Стоило юноше обернуться к Тики, как лицо его приобрело пунцовый оттенок, но Ной лишь пожал плечами. — А ты что-то не успел рассмотреть? Аллен пробурчал в ответ что-то невнятное. — Что случилось? — обойдя осколки, Тики обнял юношу. Тот, сначала напрягшийся, всё же расслабился и сообщил. — Я хотел набрать ванну. И просто… уронил зеркало. — Уронил зеркало? — как Аллен должен был размахивать руками? — ты поскользнулся, — уже виновато спросил Тики, размышляя о том, как должен чувствовать себя юноша. — Нет. Я.. я просто увидел за собой кого-то. Ну просто тень. Глупо, понимаю, — юноша нахохлился, кажется, готовый к обвинениям и смеху, но не к тому, что Тики возьмёт его на руки и потащит вон. — Надо убрать осколки, пока ты не порезался. А потом уже ванна. И я тебе помогу, — не терпящим возражения тоном объявил Микк, и юноше оставалось с ним лишь согласиться. Да и было в этом что-то приятное.