Искусство быть.

Похороны были, по общему признанию членов Семьи Ноя, самым глупым занятием. Души сами по себе уходили туда, куда нужно, и без этих обрядов. Мог остаться «осадок» на земле, если те были фанатиками и далее и подобное, но похороны были созданы в первую очередь для живых. Живых, а не мёртвых. Нои это знали хорошо. Нои не знали ничего о потребностях живых, и считали себя экспертами в потребностях мёртвых. И отлично знали, что свою задачу похороны любого типа, отпевания, панихиды и прочие почести не выполняют. Самым настоящем заданием всех этих обрядов было не упокоить душу умершего, но заставить родственников смириться и осознать, что это всё. И пора двигаться дальше, глядя на мир по-новому. Редко кто догадывался, что были времена и люди, знавшие о том, что терзания по умершим и желание вернуть их — это одно из самых страшных проклятий человеческого рода. Одно только желание вернуть, пойти против естественного, навсегда установленного порядка вещей было глупым. Говорят, в древние времена, существовали религии и учения, заставляющие относиться к смерти легче, говорящие, что это тело есть груз для души и смерть — освобождение. Теперь же душа будто стала приложением к телу. И даже если религия утверждала заботиться о душе, она всё равно твердила делать это ещё и в ущерб телу… Тики ненавидел размышлять на эту тему. И ему было откровенно плевать, как на него смотрят люди, когда он стоит в тени тиса и грызёт стебель розы. Похоронной розы, конечно же. Всё равно эти обряды пыль! Даже сейчас, когда большинство смутно, но знают о Тысячелетнем Графе, они не могут противостоять искушению, они желают возвращения, они разучились отпускать других. Они ненавидели мертвецов за то, что те их покинули, оставив в пустоте, в неудобстве, в беде, ожидании и незнании, что делать дальше. Лишив привычного комфорта. И называли это любовью. К себе — было бы вернее. Но они утверждали, что любят мертвецов. И при этом же твердили и о том, как тверда в их сердце вера, согласно которой смерть вовсе не конец, и произойдёт с каждым, и нет причин бояться её, если живёшь праведно…. Да, именно из-за такого типа размышлений Тики и ненавидел похороны больше всего на свете. И эту дурацкую службу. И вообще. Где его родственники? Где те, ради кого Тики здесь появился, в этих мрачных одеждах, в мрачную погоду, в мрачной церкви среди мрачных (совесть не позволяла веселиться одним, а другим - приличия) людей. Первым делом стоило найти мистера Жеваля. Или месье Жеваля, как любил сам старик, чтобы называли его. Тики об этом уже сообщила его секретарша, три недели назад ставшая акума. Пять недель назад у секретарши умер муж. Самая обычная история. Люди предпочитали умалчивать о смерти своих родственников и проводить все необходимые ритуалы без шумихи. Люди, потерявшие близких, при малейшем изменении в характере могли быть обвинены в желании призвать акума или в том, что они уже их призвали, и сами представляют из себя акума, обретшие это обличие. Но старик был на редкость консервативен, твёрд в своих убеждениях, из тех, кто с насмешкой смотрит на собирающиеся у храмов толпы. Атеист. Человек фактов и новой науки. Магия была ему совершенно чужда. И вера тоже. Религия представлялась всего лишь способом эффективно управлять людьми (а кто скажет, что она не была?) и направлять в нужное русло. И давать им уголок спасения, несмотря на все притеснения и всевозможный террор. И тем более он не верил в информацию, распространяемую от имени Церкви и организованного ей Чёрного Ордена. Тут любовь к фактам сыграла против мужчины. Что поделаешь, всякое бывает. И эта же любовь сыграла на руку Ноям. Его секретарша была не самым сообразительным и исполнительным акума на свете, но стоило лишь сообщить, что все изменения и депрессия связаны со свалившимися на девушку после смерти супруга долгами (Шерил там своими связями накрутил нечто подобное), и Жеваль даже проникся. Старик также не понимал желание воскресить людей, твёрдо зная, что это нереально, и каждый, кто предполагает обратное, заслуживает большой трёпки. Примерно в таком же ключе он старался растить своих сыновей, но те… Те не смогли найти себя в науке, полагая её слишком нудной и трудной, и остались без какого-либо уважения к любым религиозным догмам. Потихоньку прожигали свою жизнь, нигде не выделяясь, ни в чём не преуспевая, но в то же время ничего не транжиря, а то папочка бы спохватился. Старший подумывал о выгодной свадьбе с одной юной особой, младший, кажется, начал терять себя в опиумном дурмане. Старик Жеваль ничего не замечал и занимался своими клиентами как всегда ответственно, взвешенно и упорно. Однако годы брали своё, и, в отличие от почивших супругов, он не видел ничего странного в дальнем родстве леди Уолкер с Тики Микком. Особенно учитывая, что, согласно набросанной легенде, они рассорились через Чарльза Уолкера, который был не в ладах с маркизом и его отцом и разорвал с ними все связи в своё время. И семья Тики (он и отец - хоть тут всё было просто) в то время поступила просто: уехали на долгое время к отцу (Тики даже не знал его имени), пока тот не умер, и маркиз не получил приглашение от своего двоюродного, утонувшего в политике брата снова выбраться на свет и показать себя миру. Эту чёртову легенду со всеми связями, расчётами, точными данными Тики ненавидел. Потому что должен был помнить хотя бы основы. А вот не мог даже имя отца вспомнить! Но в своё время принятие такой жизни стало для Тики единственным шансом сохранить независимость и обеспечить безопасность старым друзьям. Чем дальше от них Тики, тем лучше для его шахтёрских друзей. Да и вряд ли даже они сумели бы узнать в лощёном маркизе своего вечно неухоженного, порой глуповатого друга-бродягу. Разве что Изу - мальчик был довольно проницательным для своего возраста и молчаливым. Смотрел, смотрел, молчал, а потом вдруг своим комментарием выбивал почву из-под ног всех и каждого. Тики немного по ним скучал. Особенно когда находился в светлом своём обличии. Завести друзей таких же простых, искренних, всепрощающих и временами оскорбительных в его новом положении не удавалось. Но Граф нуждался в людях здесь, на высоте, и спасибо, что его не утащили прямо в политику, а разрешили всего лишь занимать место и позволять другим любоваться собой. Правда, намёки дражайшего брата о свадьбе Тики уже достали. Но в то же время счастливый папаша отлично понимал, сколько проживёт навязанная Тики невеста. Так что да, Тики на своём новом месте ничего не делал, скучал сутками, временами получал старые, злобные, бесчеловечные приказы, нарисованные на игральной карте с узником, облачался во тьму, что всегда была в нём, и шёл убивать. Наслаждаться любимой работой. Его тёмная сторона была довольна так же, как и прежде. Его светлая сторона чувствовала себя ущемлённой, хотелось, нестерпимо хотелось завести кого-то близкого! Какого-то друга! Но на него смотрели лишь как на возможно выгодного партнёра, партию для любимой или нелюбимой дочери, новичка, выползшего из глуши, которого хочется проучить… Дружбы не получалось. Тоска грызла всё сильнее. Тёмная сторона тоже обнажала клыки, раз за разом действуя всё рискованней, всё изощрённей, всё жёстче. Всё же стороны две, а Тики то один! И он не мог найти удовлетворения через только лишь тёмную сторону! Это всё равно что человеку, желающему есть и спать в равной степени, давать только спать. И утверждать, что без еды он продержится. Или продержится вот на этих редких объедках, если будет много-много спать на самых роскошных перинах в королевстве! Зачем горячая пища, если есть мягонькие подушечки? — шепчет такая логика. Зачем чай и кофе, если есть тёплое одеяльце? — шёпот становится всё слаще. Чушь какая! Сиди на воде и хлебе, жадно оглядывайся в прошлое, пуская слюни на оставшиеся там пироги, и обнимай свою подушку? Утыкайся в неё мордой? Катайся по кровати? Грызи это царство в ярости и нетерпении от того, что желудок твой рычит с каждым новым часом всё громче, громче, громче и настойчивее? А иногда, когда ты будешь бродить по улицам городов и стран, ты сможешь наблюдать за своими любимыми булочками, уплывающими в совершенно чужой, перемазанный кремом, жадный рот пузатого проходимца, не ведающего цены того, что имеет! Но наличие великолепной кровати, конечно же, должно исправить положение! Тики искреннее ненавидел эту логику и понимал, что рано или поздно сорвётся. Он Ной, да, он не особо любил человечество в целом, любил их убивать, но определённо нуждался и в ком-то, с кем сумеет от души посмеяться, поговорить, пошутить. Вместе решиться на авантюру. Никто, кроме Тики, в Семье Ноя в таких глупостях не нуждался. И хоть Тысячелетний Граф и пытался понять, проявить снисходительность, внимательность, благосклонность, всё равно ничего не получалось. А найти друзей или хоть приличных собутыльников не выходило так сходу. Может, если бы он рос с малолетства в этой атмосфере… все настоящие друзья в его новом обществе либо дружили с ранней юности, либо были проверены какими-нибудь боями и временем. И когда Тики в отчаянии попытался наладить отношения с прислуживающими в его доме людьми, с кем-то попроще, то быстро оценил, что и это бесполезно. К вниманию господ те относились подозрительно. И либо пытались угодить лишь для того, чтобы господин отстал, перестал пугать и оставил в покое, либо… либо пытались выслужиться, отметив это внимание и рассчитывая на пользу для себя. Ничего подобного тому, к чему успела привыкнуть разбалованная светлая сторона, больше не было и быть не могло. Именно так и попытался объяснить нарушение приказа Графу Тики, когда тот узнал не о тихом убийстве, но о пожаре, в котором погибли все, кто имел несчастье ночевать в замке. Взбунтовалась тёмная сторона, потому что светлая недовольна. Лулу, находившаяся во время объяснения в комнате в образе чёрной пантеры, выпускала когти и скалилась, выражая недовольство. Но Граф, до этого гладивший взобравшуюся на колени Страсть в образе кошки, не дал ей проявить себя активней. Только кивнул, сказал, что понимает (как будто он мог!), и заявил так же просто и спокойно, что пришлось прилично поработать, чтобы скрыть все следы жестокости Тики даже после пожара. Так что теперь Тики не смеет и пальцем тронуть оставшихся в живых членов семьи. А так как они ещё дети, пусть с ними сам и разбирается. Они перейдут под его опеку как родственника. В доме Тики не было никаких обличающих его злые деяния признаков, ему служил персонал из людей, так что всё было нормально. Графу не нравилась идея убивать этих детей или он хотел Тики проучить? Скорее второе. И даже дал срок, согласно которому дети должны были прожить под его пристальным взглядом – минимум полгода. А потом стоило позаботиться, чтобы мальчик не просто исчез (с девочкой Граф такой расклад предполагал), но дожил лет до двадцати. Принял титул, дела семьи и прочие радости жизни. На предложение Тики до той поры успеть устроить конец света, Граф его прогнал. Эти слова явно испортили Тысячелетнему человеконенавистнику настроение. Все знали, что планы Графа шли не очень хорошо. И не все знали точно, что это за планы. И Тики точно знал, что на их поколении ничего не закончится. Не после того, как они провалились тридцать лет назад. Или не тридцать? В любом случае, именно об этих глупых и в меру грустных событиях думал Тики Микк, шагая от кладбища к высокому, седому, пожилому мужчине. Уже за шестой десяток перевалило, а ведь дело хорошо знает своё. Конечно, бывают ошибки (Вайзли с ним пару разу общался, Жеваль вёл дела интересных лиц), и за детьми он своими не досмотрел, но, может, из старшего ещё толк выйдет. А младший… Тики был уверен, что однажды его тело найдут в канаве, истерзанное и неподдающееся опознанию. Хорошо бы, если так. А то Жеваля ещё удар хватит от такого ужаса. Сыновей он всё же любил. Но действительно не было шанса и времени заняться ими. А жена умерла всего через пять лет после вторых родов. А позже, говорят, мужчина и утопил себя, как многие, но не в рюмке, а в работе. И сегодня здесь он до самого вечера оставался с детьми Уолкеров, заботясь об их первой встрече с новым опекуном. Собственно, на самих похоронах Тики его заметить не мог, ибо пришёл слишком поздно и старался держаться в стороне. Несмотря на то, что хоронили людей весьма богатых и немного влиятельных (Уолкеры сами намерено отстранились от власти, что происходило из-за слабого здоровья супруги), Тики всё раздражало. Он с куда большим желанием рассмотрел бы похороны нищих. Там куда интересней: общая могила, никаких опознавательных знаков снаружи. А то все эти надгробья с именами, датами и слезливыми эпитафиями ведь сами собой орали о желании помнить, терзать сердце и однажды подчиниться чарам Тысячелетнего Графа. Совсем не зря всех сотрудников Чёрного Ордена кремировали после смерти. Наличие останков в могиле тоже было важно для сооружения ловушки для души. Об этом смутно догадывались, и кто-то даже предлагал ввести в церкви новое правило о подмене тел, чтобы в могилах лежали вовсе не те… Но люди в эти времена готовы были выкладывать баснословные суммы, только чтобы их останки после смерти оказались погребены по всем правилам. Вот от того, что они так привязывались к этому при жизни, им и было так тяжело! И, конечно, Церковь не собиралась ничего менять. А земля под захоронения стоила не дёшево. И в любом случае похороны для Тики Микка оставались бессмысленным ритуалом. Просто потому что люди не понимали, что прощаться нужно с концами. Их непонимание только на руку Графу. — Месье Жеваль? — тихо спросил он, выходя за ограду, останавливаясь около мужчины и бегло осматривая стоящих рядом детей. Тоже одетых в чёрное, бледных, девчонка так и вовсе стояла лишь за счёт того, что держалась за брата. А брат… Ну, первое, что бросалось в глаза, это, конечно, его волосы. Потому что они, средней длины, слегка взлохмаченные, бросали вызов общей мрачности собственной белизной. При виде людей или, что точнее, детей с белыми волосами первая мысль, что возникает у большинства, — альбинос. Когда они встречаются с не красными глазами, начинают сомневаться в том, должны ли быть у альбиносов красные глаза. То же самое с бледной кожей, вместо которой они увидели смуглость, и прочей атрибутикой. О том, что ребёнок может быть седым, думают в последнюю очередь. Тики не думал об альбиносах. Серые глаза мальчишки сказали его мозгам и не пытаться поднять эту тему. Но первое, что промелькнуло в голове, было «головой я работаю в отличие от некоторых!!» одного из членов его семьи. Того самого подобранного оборванца с грязных Лондонских улиц, который взорвал голову парочке решивших помочь полицейских и побелел волосом при пробуждении. Сварливый, вздорный мальчишка, любопытный до безумия, обожающий лезть не в свои дела. То есть - в чужие мысли. Тики, ревностно оберегающий свою личную свободу, такого не любил. И предпочитал держаться от парня в стороне. Но сказанные им когда-либо слова в голове застревали намертво. Сейчас Вайзли поблизости не наблюдалось, но стоял мальчишка почти того же возраста и тоже седой. От чего — Тики не знал. Он о таком и не слышал ни от кого, а ведь черта более чем приметная, даже немного обидно становилось! И эти волосы… Они странно выглядели у ребёнка. Потому что мальчик, несмотря на исполнившиеся сколько-ему-там, хоть и мог уже и интриги плести при дворе и воевать и жениться, но на взгляд Тики выглядел подобно многим двадцатилеткам едва оперившимся. Только взгляд у него тоже упёртый, с глубоко затаённой старой болью и знанием чего-то такого, о чём другие и не предполагают. Но это всё равно взгляд мальчишки! Молодёжь, лезущая куда не следует. Тики был убеждён в этом. Мальчик так же не мог похвастаться высоким ростом, но, чего судить? Тики видел и мужчин взрослых ниже ростом. В любом случае оба ребёнка (а Тики отказывался называть незнакомого юношу мужчиной, пока он в столь жалком состоянии точно) выглядели подозрительно худыми, но одетыми именно так, как и полагалось в их положении, — с иголочки. Возможно, им успели сшить что-то на заказ, может, они взяли эти вещи с собой там, откуда приехали. Нет, такие траурные платья вряд ли часто молодые леди берут с собой в дорогу. Девочка, кстати, была почти ростом с Аллена, высокой обещала быть, стройной, завидной невестой. Что там с предложениями на брак? Тики не терпелось избавиться от навязанного ему груза, но мирными методами. Сейчас на мир глядела его светлая, водно-хлебная, обделённая сторона. — Лорд Тики Микк, — Жеваль кивнул Тики и сжал его руку в крепком приветственном жесте. — А эти дети, значит… — Да, оставшиеся сироты, — Аллен и Эмми Уолкеры. Их младшая сестра Эллен, к сожалению, погибла. — Мои соболезнования, — почти искренне протянул Тики. — Ничего не исправят, — закончил седой мальчишка, враждебно сверкнув глазами. Тики вопросительно приподнял брови. — Вы понимаете, они только… — Всё в порядке, — прервал юриста Тики. — Мне жаль, что я познакомился со своими… далёкими племянниками именно в такой день и при таких обстоятельствах. И это уже правда. Тики ненавидел знакомиться на любых официальных мероприятиях. И тем более на похоронах. Даже если они закончились и все начали расходиться. — Маркиз приходился родственником вашей матери и сейчас является самым оптимальным лицом для опеки за вами, — продолжил Жеваль, обернувшись к детям. Эмми даже не смотрела на Тики, опустив заплаканные, красные глаза и прикусив дрожащие губы. Ещё немного, и отпрыгнет за спину брата, прячась. — И вы всё равно опоздали, — сухо отметил Уолкер, не обращая внимания на реплику. Очевидно, он не был из тех сопляков, у которых ещё на губах молоко не обсохло, а они уже грезят о смерти родителей, полной свободе и оставался вполне примерным сыном, наследником и даже любил этих родителей. Странно, если учесть, что усыновлён он был уже в большом возрасте. И хотя информации о его прежних родителях не было (то есть она хранилась лишь у Уолкеров и теперь сгинула в пламени), было приблизительно известно, что он попал к ним почти сразу после смерти настоящих родителей. Или оставшегося к тому времени родителя. — Поезда не всегда пунктуальны. Как и почта. И многие другие вещи, — ответил Тики. Он не собирался играть роль убитого горем брата. Согласно легенде, он почти не знал Уолкеров, и это было истиной! Он не собирался, конечно, намеренно грубить и задевать мальчика такими вещами, тем более при свидетелях. Но выказывать излишнюю скорбь? Увольте. — Мне жаль, что их смерть причинила вам неудобства, вырвав из вашего нормального течения жизни и заставив прибыть сюда, — отчеканил мальчик с каменным выражением лица. На мгновение Тики даже стал сомневаться, а действительно ли скорбит мальчишка, но отмёл сомнения сразу же. Это маска безразличия. И она имеет много трещин. Об этом говорит хотя бы тот факт, что его голос дрожит. А вот старый адвокат выглядел смущённым, явно не зная, как отреагировать на развивающиеся события. Тики пришлось взять дело в свои руки, до того как он начал сомневаться в правильности его действий. — В таком случае нам предстоит путь до гостиницы, где я остановился, и сейчас вы можете устраиваться в экипаже. Я уточню пару моментов у месье. А мы можем продолжить знакомство уже в пути. Тики ожидал очередного колкого ответа от мальчика, но тот лишь кивнул, попрощался с адвокатом. И, придерживая сестру, тихо шепнувшую что-то на прощание, сиплым эхом вторя брату, он повёл её к экипажу. Там уже ожидал кучер, и вещи детей, то немногое, что сохранилось, тоже поместили внутрь. — Откуда у них этот мальчик? — Лорд и леди Уолкеры занимались усыновлением в обход меня, и в любом случае эта информация… — Тайна рождения. Я всего лишь слышал, что его первые родители погибли незадолго до усыновления. И вот снова похожая ситуация, это могло сильно ударить по нему, — торопливо пояснил Тики. Ему было любопытно, и немного тревожил факт возможных срывов или безумия в будущем. — Он был хорош. Хотя немного чурался людей поначалу. Но Аллен действительно хороший мальчик, немного колючий для чужих. Я для него своим не стал. И рад, что вы понимаете всю сложность и деликатность ситуации. — И его сестра? — Сейчас выглядит так, будто она живёт только своим братом. Только от него и продолжает дышать, — мужчина вздохнул. — Жаль, что это не случилось хоть на несколько лет позже, она бы уже была замужем, и Аллен разбирался в делах. — Он наследник, так? — Да. Знаете, несмотря на некоторые глупые слухи, что распускали недруги Уолкеров, Аллен изначально не был из простой семьи. Ну, точно не нищей, был хорошо образован и говорил тоже… «Да, говорит он отлично», — поморщился Тики. Но эта манера нравилась ему куда больше лести, ужимок, приторно сладких речей или показательной дерзости, наполнявших общество вокруг него. — И его не искали. Уолкеры каким-то образом знали его и раньше. Мельком. Примерно как вы знаете их сейчас, ну, может быть, лучше, — понимая, что Тики вообще ничего не знал о детях, кроме факта их существования, произнёс старик. — А может, я ошибаюсь. Не хочу быть голословным. — Есть что-то, что я должен знать прямо сейчас? — Не давайте им запираться в комнатах постоянно и голодать, — усмехнулся адвокат, но тут же перешёл к делу, — на самом деле есть кое-что, связанное непосредственно с делами. — О нет… — Счета за захоронение слуг, что так и не произошло до сих пор. И надо определить, сколько и за кого будет заплачено, разумеется, это не обязательно… — Да-да! Оплата будет, это не вопрос. Уверен, Уолкеры были не бедны. Да и я тоже. — У меня есть связь с нужными людьми. Опознание и извлечение останков всё ещё не завершено, но… — Будет удобнее всего, если вы возьмёте это дело в свои руки. Как я уже сказал — деньги не имеют значения, — поднял ладонь Тики, желая разобраться с этим как можно скорее. — Хорошо. Не думайте, что я позволю взять им больше положенного, я обо всём позабочусь. Тики было плевать, сколько возьмут в качестве оплаты. Он хотел закрыть тему, но понимал, что такое в порядке вещей - платить за похороны своих слуг. Тем более тех, кто служил семье поколениями. Да и любым другим. Тот же вопрос престижа в понимании Тики. В его же понимании кремация была куда более удобным и практичным способом захоронения, но у Уолкеров такое не принято. Склепы с урнами, впрочем, Тики не нравились. Сжёг, развеял по ветру, забыл, пошёл дальше — вот правильный порядок действий. — Я надеюсь, — Тики вздохнул, оглядываясь к карете, где скрылись дети. С одной стороны, не хотелось заставлять их ждать. С другой, оставаться с ними тоже не хотелось. - Семьи слуг..? — Этот вопрос тоже будет улажен, милорд, — кивнул адвокат. — И всё, о чём мы разговаривали у меня в конторе касательно вашего положения дел, переезда и остального, оно тоже будет в порядке. Я полностью на вашей стороне до тех пор, пока наследнику Уолкеров ничего не угрожает. Тики вздохнул во второй раз. — Единственный ребёнок, с которым я нормально общаюсь, — моя племянница, — посетовал он. — И она гораздо моложе. — Роад Камелот? — позволил себе предположение мужчина. Тики кивнул. Эта доля искренности была пробой. Может, этот мужчина не будет так плох, как остальные его знакомые? Как люди, с которыми он вынужден вести дела? Тики желал бы иметь хоть что-то с этой ситуации. — Не беспокойтесь, Аллен уже достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе, и он закалён. — С каких пор он седой? — Возможно, с поры смерти первых родителей, — ответил Жеваль. — Хорошо, я заставляю их ждать, а мы с вами давно уже всё обсудили, — кивнул Тики, отступая на шаг и склоняя голову. — И нам пора знакомиться. До встречи, месье Жеваль. Надеюсь на наше дальнейшее плодотворное сотрудничество. Он направился к карете, когда адвокат окликнул его. — Не спрашивайте Аллена, что у него с рукой, милорд, — попросил старик. — Это давняя травма, и он, насколько я знаю, никогда никому её не показывает. — Старая травма? — Да. — Ну хорошо, — кивнул Ной, полагая, что и впрямь, может быть, не стоит застрагивать темы старых травм сейчас. — Благодарю за предупреждение!