Искусство быть.

— Да… да.. да.. мммм. Нет…да! Да… да-а-а-а… угу… хммм… Собственно, вот только этим Тики мог поддерживать двухчасовой телефонный разговор со своим братом. Тот болтал о чём угодно, часто о том, что Тики не понимал, и лишь старался отрицать поменьше. Но всё же изредка вставлял «нет», чисто для оживления «беседы». Как будто тут была беседа. Три минуты назад проплывавший мимо молодой Уолкер усмехнулся подчёркнуто утомлённому и задолбанному мужчине, и Тики лишь состроил недовольную рожу в ответ этому бодрому хулигану. Уолкеру то не пришлось вставать после трёх часов сна! От обиды хотелось показать язык. Но он что, совсем дитя? Всего один долгий вечер, продлившийся до самого рассвета, и отношения Тики и Аллена поднялись на несколько пунктов. Даже алкоголь так не расслабляет, как по-дружески отчаянные попытки обыграть друг друга в покер. А они ведь, прощупывая почву, играли на интерес. Задавать вопросы, как молодёжь, бывало, делала в своих играх, не хотелось, для «желаний» они были ещё не достаточно хорошо знакомы. О раздевании не шло и речи. А жаль. Камин топили всю ночь, под утро в комнате стало настолько душно и жарко, что мальчишка то и дело норовил посильнее расстегнуть ворот. А вот против перчаток вообще ничего не имел, словно они, тонкие, белоснежные и явно прочные (откуда столько свойств? На заказ по секретным технологиям делали?) были на руках Аллена с рождения. И даже во время сна не снимались. Как и во время душа, кстати. Помнится, к концу игры, потерявший надежду отыграться Тики думал вовсе не о том, как он будет восстанавливать репутацию, гордость и успокаивать эго, а о том, что мальчик наверняка направится в душ сейчас, конечно же, и снимет там перчатки и не только. Разморенный в свете утренних лучей солнца, смешанных с резвыми отблесками пламени, раскрасневшийся, вспотевший подросток выглядел весьма и весьма вкусно. Как будто в инструкции к нему забыли подписать: подавать под покер и при температуре выше двадцати пяти градусов. И пожелания приятного тра… се… аппетита, разумеется. Вполне возможно, что в этой же воображаемой инструкции обязаны были находиться ещё пара интересных предупреждений. О градусах, к примеру, - мальчишка пьянил похотливую часть обеих сторон Тики, хотя они даже и прикоснуться друг к другу не успели. На мальчишке ведь постоянно были эти дурацкие перчатки! А настоящее прикосновение может быть лишь кожа к коже, сколько бы тонкий слой ткани не разделял их. Пока он существовал, даже самое прочное и основательное прикосновение оказывалось ничего не означающей фальшивкой. Да, Тики никогда не подозревал, что уже на вторые сутки будет изнывать от любопытства и желания увидеть давно повреждённую руку первого встречного мальчишки. Ну ладно, понравившегося ему, запавшему в душу или что там у него имелось… вызвавшему интерес обеих его сторон. И с каких пор седые волосы попали в список его фетишей? И серые глаза. И вообще мальчики столь молодого возраста наверняка неопытные и невинные во многих смыслах, кроме покера. Ну или Тики надеялся на эту невинность. Не безосновательно, ведь, скрывая так свою руку, особо никого на секс не разведёшь. А если её стесняться, тем более стыдно и неловко даже пытаться. Только если вся эта стыдливость не проявлялась оттого, что ляпнул какой-нибудь бывший. Бывшая, то есть… — Тики? — бархатный голос приобрёл опасные, несгибаемые интонации. Он забыл отвечать Шерилу. — Да? — Ты не слушаешь меня. — Как ты догадался? — отрицать было бесполезно. — Я ждал, когда ты меня пошлёшь… — Я не могу послать тебя, Шерил, — словно маленькому, объяснил Тики, и реакция последовала незамедлительно. — Тики, я тоже по тебе скучаю!! Не беспокойся! В связи с переменами в составе нашей импровизированной семейки, Август был так любезен, что перенёс мой двухнедельный визит… Дальше Тики не слушал. Он закрыл глаза, сантиметров на десять отведя от уха трубку телефона, вдохнул, выдохнул. Открыл глаза, и среди столиков ему примерещилась седая макушка, хотя мальчик точно должен был находиться наверху. Собираться. В отличие от Тики, он рано не вставал. Конечно, собирать ему было нечего, кроме сестры. Эта Эмми Тики раздражала. Просто оттого, что не понравилась. Просто оттого, что он ещё не придумал, как её использовать. Оттого, что она отнимала время у Аллена. Тики вернул трубку к уху, надеясь, что вот теперь-то точно отречётся от ненужных мыслей. На том конце провода тихо потрескивало, и Шерил молчал. Опасно… — Шерил? Вот только неожиданно для себя Тики никакого ответа не получил. Покрутил трубку, осмотрел сам аппарат, даже успел испугаться, когда на том конце послышался шум, шуршание, что-то упало, и наконец-то раздался голос Камелота: — Тики? Ты сейчас здесь? — Да… — Хорошо! Прости, что мне пришлось отлучаться…. — Ничего страшного, Шерил, — мысли о том, что он почти не заметил, так и остались всего лишь мыслями. — Можешь продолжать. — Пора уже закругляться. Мы всё равно увидимся лично через каких-то одиннадцать дней, и уж будь уверен, я ещё успею надоесть тебе со своими звонками. — Не надо, — угроза была реальна (а это была именно угроза) -Шерил мог достать и звонками, и присланными акума, и ещё кем угодно. — Я хочу убедиться, что с тобой всё в порядке. — Я не раненое дитя… — Тики! Пожалуйста, мы озабочены твоим состоянием. — Если бы вы были им озабочены, — Тики воровато оглянулся, но обеденный зал в такой час пустовал, и продолжил, тем не менее, понизив голос, — позволили бы мне жить так, как я хочу! А не тыкали бы меня моей неправильностью, ещё и наказывая. — Это ни в коем случае не наказание, — даже с такой хреновой связью можно было услышать тяжёлый вздох министра со стальными нервами, не выдерживающими только когда речь шла о делах семейных. — Я знаю. — И никто не собирался сейчас что-то тебе навязывать. — Вы уже справились, — голос Тики был полон яда. О да, сейчас Шерил общался с обиженной, оскорблённой, обозлённой светлой стороной, которой совсем не дали простора. Не то чтобы у его тёмной стороны дела обстояли лучше. Страдали обе. Тики страдал. Весь, без какого-либо деления, и он весь был совершенно не важен его Семье! Да, он был зол. — И будь добр, передай Ему, что я не откажусь от ещё одной такой же прогулки, как недавно! — почти прорычал Тики. И Шерил его понял. — Но там… ладно. — А ещё Шерил помнил, что изначально целью были два человека, это Тики развязал резню. Но осознал, что ругать Ноя за подобное глупо и несвоевременно. — Я передам. — Он опять где-то рядом? — Вроде того. Опять неопределённость. Тики нервно постучал костяшками по столешнице, отмечая глубокие трещины, белесой паутиной затянувшие бурый глянец. — У нас поезд через два часа, — наконец нашёл, что сказать, Тики. Разговор нужно было заканчивать, а то он стал опасно напоминать эту самую паутинку: чем больше барахтаешься, тем ближе к мучительной гибели. Того и гляди на горизонте появится мохнатый паучище и, покачиваясь, поспешит к жертве, что в тот момент уже будет напоминать куколку. Куколку, которой не суждено обернуться бабочкой. Бессонница подталкивала к философии. — Это ты так намекаешь, что мне пора прекращать? — Мы пошли не в ту степь, не так ли? — только и ответил Тики. Камелот должен был отступить первым. Он политик же, понимать должен, когда следует закончить разговор, не позволив развиться опасной теме, – часть его работы! — Я позвоню через пару дней, узнаю, как вы устроились. — Как обычно. Что там будет-то? — Ты не один домой собираешься. — Ах да… — То есть ты так погрузился в страдания о себе ущемлённом, что совсем позабыл о новых жильцах? — рассмеялся Шерил, хотя это было вообще не смешно. И очевидно, спасительное завершение разговора снова оказалось отложено. Как жаль, что на вокзал они могли выдвинуться хоть за двадцать минут до отхода поезда! Раньше он не уйдёт, только опоздать может, да и вокзал был всего в десяти минутах бодрой ходьбы. Конечно, у них незначительный багаж и дамы, о пешей прогулке не могло быть и речи. А может отправить их отдельно, а самому пройтись? Тоже вариант. — Зато теперь я думаю. Я не имел права отдохнуть от размышлений о них хотя бы на полчаса? — Тики не скрывал раздражения. — Как они вообще? — Обычные. — И ты думал о них всё время? — Они будут делить со мной жилплощадь! — Это звучало почти так, словно вы её в суде делить собрались, — расхохотался на том конце Шерил. Тики почти пожалел о том, что Роад как раз посещала занятия и не могла занять место своего «папочки» у телефона. — Ты Роад собираешься с собой брать? — Вся семья. — Которая? — Тики! — снова возмутился Шерил, будто у него и в самом деле было право. Семей-то у них две, между прочим! И порой Тики неверно понимал, о какой идёт речь. Маловероятно, что они собираются притащиться в соседнюю страну, на люди, в общество всем составом, но как только Граф не шутит! — Не забывай, что я не хочу Его видеть. — Мы все помним. И сами увидим, что это за Уолкеры теперь под твоим ощипанным крылом. Давай, через дня два позвоню, если не отзвонишься сам, понял? А если что – натравлю Вайзли! Тики кивнул, потом спохватился и «дакнул» в телефон, и с ним торопливо распрощались. Вполне возможно, что уже со стороны Шерила подошли неотложные дела. Вот Камелот и умчался. Тики повесил трубку, оборачиваясь к мрачной тенью застывшим за ним связистом, — акума в образе молодой, болезненной от неудовлетворенной жажды убийства девушки. И подумал, что у него есть большое сходство с этими созданиями. Неудовлетворённость — одними губами решительно прошептал он и затрясся от беззвучного смеха, ударяясь плечом о косяк. Так двусмысленно и вкусно. *** Прогулка до центрального вокзала напомнила Тики о том, почему он любит одинокие станции вдалеке от основных городов и поселений, в бурьяне, где кроме смотрителя днём с огнём никого не сыщешь, и почему он не любит вокзалы больших городов. Они находились слишком близко к основным постройкам, к жизни горожан, к их суете. Тики желал как можно скорее отправиться домой. Как и любой другой Ной, он людей по большей части недолюбливал, болея тем, что было принято называть мизантропией. Он также знал, что беспокоиться не о чём; когда они доедут до станции, слуги уже должны будут ждать их, чтобы довести до дома. И если поезд прибывал в половине одиннадцатого утра (но, скорее всего, он бы задержался), то доехать до места назначения они смогли бы лишь к самой ночи. Разумеется, там их должен будет ждать хороший ужин. Если ему приходится жить так, то Тики намеревался извлекать всю возможную выгоду из этого положения. Должен же он хоть чем-то в своей жизни наслаждаться? Особенно теперь, когда его потеснят два подростка, один из которых оказался нахальным мухлёвщиком. А были времена, когда Тики гордился своими навыками в этом деле. Поездка на поезде занимала больше суток. И Аллен с Тики в итоге делили одно купе, в другом поселив девушку и продолжая свой путь лишь втроём, без присмотра и слуг. И за первый день Тики не услышал ни слова ни от одного из Уолкеров, хотя бы потому что Аллен ушёл к сестре, убедиться, что с ней всё в порядке, и долго не возвращался. Не были бы здесь столь тонкие стены, Тики снова вообразил бы себе что-то неприличное. С другой стороны, они оба молоды. Там неприличное можно творить и совершенно бесшумно, ибо оно запретно, больно колется и продвигается медленно. Тики понятия не имел, откуда его голова забита такими мыслями. А потом припомнил. После того, как в последний раз он назвал любовь Шерила к Роад смахивающей на инцест, девочка решила напомнить почему-то, сколько ей лет на деле и насколько она посвящена. Помянула, что это не такое уж редкое дело, часто подобные поползновения скрываются, а порой их и не скрывают. Даже назвала пару имён тех, кто точно таким занимается и был знаком уже Тики. (Мужчина после не мог нормально глядеть на этих извращенцев). И под конец убила репликой, что находит идею подобного запретного занятия весьма возбуждающей. Подмигнула своему офигевшему «дядюшке» и, погрозив пальцем, уже на выходе отметила, что по сравнению со всем этим их отношения с Шерилом верх приличия. И тем более, что её детская ипостась не может вызывать желания в отце-брате. Тики пришёл к выводу, что именно с тех пор стал куда пристальнее приглядываться ко всем родственникам вне зависимости от их возраста и пола. В мире всякое случается. Когда поздно вечером уже после ужина Аллен вернулся в их купе, Тики рассматривал его особо пристально. Юноша причины повышенного внимания не понимал. От общего недопонимания разговор уже больше не завязался. Хотя стоит признать, некоторая дерзость и смелость в поведении Аллена больше не раздражала и совсем не выглядела детской блажью. Ставший подозрительным, Уолкер даже спать лёг в одежде. А Тики желал увидеть руку мальчика, между прочим, и поинтересовался, считая, что сейчас ситуация подходящая. — Она выглядит весьма неприятно, — только и ответил Аллен. Затем отвернулся к стене, давая понять, что разговор закончен. Только часа полтора спустя, в полной темноте пялясь в потолок или, вернее, полку для багажа, обклеенную под мрамор, прямо над собой, мужчина подивился тому сколь простую и обтекаемую форму своему ответу придал этот хитрый мальчишка. И впервые задумался о том, как Аллен получил травму. Это мог быть не только ожог. Безобразная рана или ещё что-то. Мальчик очень хорошо управлялся с картами, что говорило о том, что его рука отлично слушалась и её функциональность не пострадала. Но ладонь левой руки показалась Тики Микку шире второй. И, может быть, с чуть более длинными пальцами, или будто там не были пострижены ногти. И ничего большего. Эта мысль не давала ему покоя. Несколько раз за ночь он просыпался, менял позу, изводил себя мыслями, сверлил взглядом спину не шелохнувшегося, будто мёртвого, Аллена. Не удивительно, что заснул он совсем под утро, полусидя и проснулся от тихого, незнакомого голоса: — Лорд Микк? Хотелось отмахнуться и послать куда подальше этот нелепый будильник. Кто ж так деликатно и вежливо будит, словно напрашиваясь на пинок? Да ещё и в приоткрывшиеся на голос глаза ударил яркий свет. Он заворчал, отворачиваясь, и не услышал больше ничего. И ему снились сны. Путанные, туманные, нечёткие. Такие, какие людям обычно не снятся. Воспоминания о снах могут быть неясными, обрывающимися по краям, рассыпающимися, как только попытаешься на них сфокусироваться. Но сон Тики сам по себе был наполнен туманом и неясностью. Кажется, он искал что-то в этом сне. Кажется, он не был самим собой. То, что он искал, не было важно или кому-либо нужно. Кажется, это вообще был его цилиндр, который в то же время выглядел так нелепо, будто принадлежал когда-то к коллекции Графа. Он никому нафиг не сдался, но Тики спрашивал про него у всех и каждого. При этом он сам недоумевал по поводу того, зачем ищет этот цилиндр и задаёт вопросы. Кажется, под конец сна он начал задаваться вопросом, а зачем он вообще здесь, если не искать цилиндр, и не это ли является смыслом его существования, и как только он отпускает эту цель – исчезнет. Тогда мир сна начал разваливаться на части, теряя хоть какой-то намёк на форму и смысл и погружаясь во тьму. Точнее его стало затягивать тёмной дымкой. Повторное пробуждение было более спокойным, тихим и очень долгим. Стук колёс о рельсы или рельс об колёса (будто можно было понять, что это значит - Тики был ещё сонным) убаюкивал. И Тики размышлял о том, что ему во сне привиделось. Странным было не только увиденное, но и сам факт того, что ему что-то приснилось. С момента пробуждения генов Ноя Тики ни единого сна у себя не помнил. У Ноев вообще странно проходил процесс сна, если уж на то пошло. Кто-то из них в нём почти не нуждался. А еще Тики не знал точно, снились ли сны кому-то другому или отсутствие ночных киносеансов было его личным грузом. Впрочем, с сегодняшнего утра он мог гордо заявить, что являлся обладателем Ноевской сущности и шкуры, что не препятствуют ни в коей мере зарождению снов. И снилось ему странное. Со стоном перевернувшись на спину, он прикрыл глаза рукой, будучи готовым спасаться от яркого света. И сразу ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. А потом и услышал хозяина. Или хозяйку, учитывая мягкость услышанного им определенно женского и весьма приятного голоса: — Вы проснулись? Тики с трудом разлепил оба глаза и повернул с болью гнущуюся шею на источник звука. И понял, что что-то тут не так. Стоящая перед ним особа в дорожном, винном платье казалась подозрительно знакомой. — Я прошу прощения за вторжение, однако ни вы, ни брат не отзывались, когда я стучала. А время уже приближается к обеду, между прочим. И я точно знаю, что, по крайней мере, Аллен не желал бы его пропустить. И до Тики дошло. Жаль только его мозг ещё не получил хорошей взбучки, чтобы соображать как надо, и Тики ляпнул первое, что пришло к языку. — Ты разговариваешь? Девушка недоумевающе кивнула. Тики проклял себя. С чего бы так обращаться к юной особе? Так фамильярно и даже грубо! — Прошу меня простить, спросонья я плохо соображаю. Вчера уснул слишком поздно. — Я оставлю вас здесь, и я всё понимаю, милорд, — снова кивнула девушка, на сей раз гораздо бодрее. — Ещё раз простите, что ворвалась так без предупреждения. — А где Уолкер? — вновь быстрее, чем подумал, ляпнул Тики, отметив, что место напротив пустует. Да и девушка ведь пришла в первую очередь ради брата. — Где ваш брат? Откинув за спину длинный конец темно-фиолетовой ленты, перехватывающий её хитро переплетённые светлые волосы, девушка, всё ещё напоминающая своим нездоровым видом покойницу, ответила, прежде чем покинуть купе: — Наверное, отправился умыться. Да, Тики тоже не прочь был бы посетить сейчас туалет и умыться заодно и проснуться. Сон в одежде был хорош во всём, кроме пробуждения: просыпаешься и ты не свежий, бодрый, но помятый и унылый, как твои вещи. И ничего с этим уже не поделать. Оглядев пустующее купе и бросив хмурый взгляд в окно, за которым царила серость и унылость слишком ранней, неухоженной и наверняка тоже заспанной весны, он едва поборол желание снова упасть в объятия сна. Помог побороть это желание ввалившийся и приглушённо чертыхающийся Аллен Уолкер, что, увидев проснувшегося, полулежащего Тики, тут же запнулся, улыбнулся неуклюже и бочком направился к своему месту. Несмотря на, вроде бы, улучшившиеся отношения, они оба так и не знали, как танцевать вокруг друг друга без страха отдавить чужие ноги, гордость, чувства, не определившись, кто они друг другу, и имея за плечами немало тайн. Так Тики поинтересовался, как спал Аллен, тот пожал плечами и сказал, что хорошо, лучше, чем обычно. Возможно, мальчика обычно мучили кошмары? Но задать подобный вопрос он не решился. Услышав же встречный подобный вопрос, Тики рассказал о чудном сне, который так и не разобрал. — Если сны умная проекция происходящего в реальности, значит вы, лорд Тики Микк, не имеете ни малейшего смысла жизни и при этом ищите что-то, сами не понимая зачем. — Цилиндр? — недоумевающе уточнил Лорд, выходя вслед за Алленом в коридор. Они собирались пройти пообедать, если уж так получилось, что завтрак оба встретили во сне. — Что-то, что вы могли бы принять за цилиндр. Может, кто-то носит такие головные уборы? И Тики задумался. Как Граф может быть с этим связан? И снова обратил внимание на Аллена, точнее на его ловкие, одетые в перчатки пальчики, легко орудующие столовыми приборами. — Я предпочитаю думать, что сны это глупость. Совершенная глупость, не имеющая смысла и призванная людей развлекать, — вынес приговор Тики, получив своё рагу. — Чего бы там не говорили люди, эти распространяющиеся гуманисты-мозгокопатели, пытающиеся отыскать в человеке больше, чем там есть на самом деле. — Но что-то же в людях есть. — Душа? — предложил мужчина. Существование души в современном мире оспаривалось чрезвычайно редко. Но о том, что такое душа и является ли её наличие доказательством существования любого Бога или это нечто естественное, складывающееся своим способом, не особо зависящим от высших существ, – никто не мог сказать точно. И что происходит с этой душой после смерти – тоже. Впрочем, были и те, кто продолжал отрицать и душу, и наличие Тысячелетнего Графа, и войну, и даже акума. Даже когда слышали об акума и видели их своими глазами. Пожалуй, настоящей правдивой информацией о войне, медленно затягивающей в свои жадные объятия весь мир, не обладал никто. А ближе всех был лишь Граф, быть может, обмочаленное в множестве слухов таинственное Сердце и Книжник. Тот, что старший. Ученик был ещё слишком зелёным, чтобы иметь возможность нести на себе большие тайны. Нои позаботились в своё время, чтобы у Книжника не было слишком опытного и назойливого ученика. По крайней мере, Роад отзывалась об этом парне как о чём-то совершенно мерзком. Несложно было предположить, что смерть его была воистину мучительной. Быть может, даже сам Тики или, скорее, Удовольствие Ноя участвовал в этой казни или приготовлениях к ней. Что странно, после предположения о душах Аллен ничего не сказал, уткнувшись в тарелку. Может, это его задело. А может, он был голоден. Правда, заказал не так уж и много. Меню в ресторане поезда умещалось всего на паре страниц, что не могло помешать мальчику разойтись. Но заказанных блюд было всего четыре. — Что сегодня не так, милорд? — пристальный, недоумевающий взгляд Тики Микка было трудно игнорировать. — Почему так мало? — Чего мало, милорд? — продолжал косить под дурочка мальчишка. Тики кивнул на тарелки. — Я вчера ведь ел. Да и неприлично здесь будет столько обедать. И Аллен вернулся к еде, а Тики продолжал искать в ответе второй настоящий смысл и скрытый мотив Уолкера, даже когда расправился с собственным блюдом. Уже закурив, он продолжил наблюдать аккуратное и не слишком быстрое поглощение пищи Алленом. Задумчивый взгляд скользил по фигуре мальчишки, совершенно не обращающего внимания на эти разглядывания. В других обстоятельствах такой взгляд вполне можно было бы назвать неприличным. Да он уже и был неприличным. И снова взгляд Тики замирал в районе лица, внимательно следя за движением утонувших в серебре зрачков за полуопущенными ресницами. Находил странно приятным наблюдать за тем, как исчезает между бледно-розовыми губами очередная порция, поднесённая на ложке или вилке, и, разумеется, не обделял вниманием ладони, привычно закутанные белой тканью перчаток. Тонкие запястья, ловкие пальцы, маленькие, странные жесты, показываемые ими, очевидно, от задумчивости мальчика. Всё это было так интересно и забавно, что Микк даже не заметил, как докурил сигарету до фильтра, прижигая палец и выбрасывая несчастный окурок в пепельницу с тихим шипением. Аллен на мгновение отвлёкся от основного занятия, усмехнулся и вдруг замер с этой самой усмешкой, уставившись через плечо Ноя. Улыбка сползла с его лица, а пальцы с силой сжали, скрипнувшую о край тарелки вилку. Звук был пренеприятнейшим, и Тики, передёрнув плечами, резко обернулся. За одним из столов как раз рассаживались три человека. Молодая азиатка с тёмными волосами, забранными в два хвоста по бокам, блондин лет двадцати пяти и ещё один парень крутился вокруг, будто пытаясь угодить. И непонятно от чего: оттого, что ему девушка нравится, или оттого, что он Искатель, а они носят экзорцисткую форму. Кто их разберёт, прихвостней Ордена. Тики в развлечении откинулся на спинку сидения, подумывая о том, как можно было бы побеседовать с этими борцами, развлечь себя, и убедился, что он далеко не единственный, кто на них смотрит. На самом деле все, кто в это время обедал здесь, смотрели именно на пришедших экзорцистов. И даже, не стесняясь, перешёптывались. Девушка пыталась утихомирить и заверить, что всё в порядке, слишком активного, молодого и глупого Искателя, а широкоплечий блондин в коротком плаще до колен задумчиво подпёр голову рукой и явно хотел спать. По крайней мере, без стеснения зевнув во всю пасть, именно это желание он и продемонстрировал. Азиатка это заметила и что-то с улыбкой у него спросила. А затараторил снова Искатель. Азиатка… И девушек-экзорцистов в Ордене было не так уж и много, чтобы запутаться. Определённо, это была сестра Смотрителя всея Чёрного Ордена. И Тики понимал, что привлекать её внимание может быть чревато. Всё же он обязан был оставить свою шкуру чистой, пока что. Как будто это реально, учитывая, как много в нём жажды увидеть чужую кровь. Особенно кровь тех, кто владеет чистой силой. Или позволяет ей владеть собой и своей судьбой, так же как Тики позволил своей тьме владеть им. Точнее не Тики. Нет, Тики не позволил, Тики избрал свой путь, он шёл по нему, это Граф вдруг решил, что его светлая сторона… Зубы сводило от злости. Злились обе его стороны. Едва слышный шум, и Тики на короткий миг обдул сквозняк, и, обернувшись, он успел увидеть лишь промелькнувшую в другом конце седую макушку. Аллен ушёл, ничего ему не сказав, что не странно, учитывая, как Тики отвлёкся на шавок Ордена. Вот только он даже не доел.