Искусство быть.

Двухчасовое посещение банка прошло успешно. И наконец-то завершилось. Тики чувствовал себя зверем, выпущенным из силков, уже мысленно приговорившим себя к смерти под охотничьим ножом. Но нет, прежде чем в чащу вышел охотник, на него набрёл какой-то добряк или, что более верно, секретарь. Вомчался вдруг заполошный, перепуганный, с глазами навыкате, словно у задыхающегося при смерти, и, кашляя, сообщил, что у него совершенно срочные вести. Какая-то большая авария. А может быть, взрыв. Или пожар, или ещё что-то, наводнение, оползень, землетрясение, обрушение, ограбление, чума, роды или ещё что похуже. Тики не разобрал, к тому времени его мозг был оплавлен чуть больше, чем наполовину, и всё, на что его хватало, это сидеть с более или менее умным видом. Иногда кивать. И молить взглядом о быстрой смерти. А тут вдруг такие новости. И так неожиданно всей огромной, спасительной кучей на него вываленные. Да он готов был пересмотреть своё отношение к Графу, если причиной произошедшего были не катастрофы природного характера и не проделки порочности человеческой, а акума! Ведь именно благодаря им и немного благодаря совершенно припадочному виду секретаря встреча была тут же завершена, их с Алленом вежливо выпроводили, распинаясь и прося прощение. И при этом отчаянно торопясь спасать если не мир… то кого-то. А Тики хотелось орать от восторга и заодно подгонять их компанию пинками в сторону выхода - прощальные расшаркивания тянулись подобно резиновым. Но школа Шерила всё же помогла, он держал холодную, деловую мину или то, что за такую мину можно было принять. Всё равно к нему никто особо не присматривался. Детали согласились обговорить по телефону, если сильно приспичит, и через посредников, все бумаги разошлись по портфелям хозяев, все подписи оказались расставлены ровно над нужными строчками. И… свобода! Тики оказался здесь. На каменной, широкой лестнице, перед мощными двустворчатыми дверьми банка, не собираясь появляться в этом здании ещё как минимум жизнь. В стороне от лестницы вокруг разорванного пакета собралась стая сизых голубей, активно шныряющих среди рассыпанного мусора в поисках пищи, прицельно щёлкая клювом во всё, что было на нее похоже. Рядом шныряли люди, которых птицы ничуть не боялись, так же как и троих детей, пристающих к птицам с желанием нацепить на них бумажные шапочки и увидеть, как оно будет смотреться. Фасад здания украшало яркое, синее и легко узнаваемое, заковыристое «Доброй смерти, братья и сёстры!». Судя по тому, что надпись пока была здесь, ей не больше суток. Подобное обычно быстро замазывалось, по всему городу на самых видных местах виднелись следы свежей краски. «Умилитас» были вне закона, в конце концов. Как Ной Тики их недолюбливал. А по сути, считал вольнодумными глупцами, увидавшими вершину айсберга и не смеющими в своём невежестве даже предположить о наличии подводной части. По рельсам плавно проехала конка, заполненная пассажирами, на короткие мгновении заслоняя надпись от Тики, и мужчина перевёл взгляд. Расположившись на новой скамейке, наблюдал за движением старик, прикрыв глаза, словно в любой момент готов был уснуть и, может быть, не проснуться — мороз, внезапно вернувшийся и напомнивший о том, что зима ещё здесь, даже если календарь говорит иначе, мог здорово подорвать здоровье. Вот для Тики, жаждавшего прохлады, он был источником жизненных сил и проводником в нирвану. Он простоял бы здесь с неделю без какого-либо вреда для себя, наблюдая за происходящим и изредка меняя положение, чтобы тело не затекло. Мир жил, и Тики тоже продолжал жить. Под боком чихнули. — Простудился? — Микк понятия не имел, почему задал вопрос главной и единственной причине его головной боли. И почему он обеспокоен такими мелочами? Ах, да, если мальчишка вдруг окажется болен, это станет лишь новым источником проблем для самого Тики. Всё чертовски верно. — Нет, — Аллен сверкнул глазами из-под растрёпанной чёлки и зашагал прочь. К их экипажу. Не выказывая при этом никакого намерения хотя бы попытаться побеседовать. Вот только весь его деловой вид убило повторное чихание. Такое сильное, что юноша едва не споткнулся о бордюр. И тут же оглянулся на Тики. Мужчина улыбнулся. Ласково так, почти по-доброму, как когда-то улыбался Изу, заверяя, что совсем скоро он, конечно же, обязательно и всенепременно вернётся с очередной «особенной подработки». Иногда Ной сам себе удивлялся: другие мужчины особенными своими подработками скрывали любовниц от жён, а он Тысячелетнего Графа от друзей и совершенно чужого ребёнка. Ну как чужого… Сейчас, стоило Тики разорвать одним махом все связи с оставшейся в прошлом бродячей жизнью, оно стало не важным, как, почему и к кому он когда-то относился. Всё это следовало вынести не только из расписания своего, но и из головы. Пока Тики справлялся. До тех пор пока не захотел улыбнуться Аллену так же, как раньше кому-то ещё. И если эта его улыбка далеко не всегда могла провести ребёнка, то как она могла бы одурачить это мастерски мухлюющее чудовище в невинном юношеском обличии? Вот у Уолкера и был очень-очень недоумевающий, оскорбленный вид. По крайней мере, именно это прочёл Тики в глазах мальчика и за скривившимися губами. — Я замёрз, — наконец решил для себя Аллен, отворачиваясь, но так и не начиная снова бежать вперёд, — так что пойдёмте уже, пожалуйста. — Ты не только замёрз, ты ещё и на ногах не стоишь. — Я устал. Скажете, вы – нет? — Аллен дождался, пока Тики не окажется рядом с ним. Пряча руки в карманах, несмотря на свои вездесущие перчатки, которые, очевидно, не очень-то спасали мальчика от холода, он втянул голову в плечи и весь скукожился. — Я тоже, — согласился Тики, потянувшись за портсигаром, но решил, что сейчас не время. Пусть даже сигарета заняла бы его и помогла даже чуточку согреться, почувствовать себя в тепле. Он не желал занимать сейчас хотя бы частично руки и мешать Уолкеру дымом. Что мальчик, несмотря на молчание и попытки не выдать себя, не очень любит сигаретный дым, Тики уже успел выяснить за эти пять дней совместного проживания. В конце концов, он каждый вечер старался перехватить мальчишку. Один раз они даже играли снова в покер. И несмотря на то, что во время игры их отношения становились куда теплее и проще, на следующий день всё опять возвращалось на круги своя. Они пытались прощупать друг друга и понять, кто чего стоит. Неужели в Тики так ясно просматривалась вся его двуличность? Может быть, тогда он дурак и увидел в Уолкере всего лишь то, что увидел в нём самом мальчик? Вместо того чтобы тянуться за сигаретами, он положил ладонь Аллену на спину, в очередной раз решая плыть по течению, побуждая продолжить путь, и, несмотря на холод, ни один из них не ускорился. А Тики продолжал держать руку. И может быть, Аллен всего лишь наслаждался даже таким дополнительным теплом. — Нам придётся ещё раз сюда ехать? — Нет. Тебе точно нет. — Ну и отлично, — Аллен кивнул кучеру и забрался внутрь как раз перед заскочившим за ним Тики. — Так не терпится вновь забуриться дома в углу? Аллен закрыл глаза, откидываясь на спинку одновременно с лёгким толчком при начале движения. Тики тут же воспользовался возможностью пристально рассмотреть напряжённого юношу, в который раз убеждаясь, что, в отличие от сестры, этому мальчику его бледная кожа идёт. Пусть даже оно странно сочетается с седыми волосами. Зато в чёрном он выглядел очень интересно. Особенно когда его рубашка, жилет, плащ и брюки были хорошо подогнанными под его размер и отлично на нём сидели, не скрывая достоинств спортивной, но весьма тонкой фигуры. Никакого широко разворота плеч, никаких излишков жира или мускул. Мальчик был жилистый и сильный, хотя бы судя по тому, как легко при Тики два дня назад он помогал передвинуть диван, за который якобы упала одна из бумаг. Упала по вине Аллена, вроде, Уолкер врезался в Тики, влетев в гостиную, и Микк решил воспользоваться случаем и привлечь Аллена к небольшому тесту. На самом деле больше всего на свете он желал увидеть левую руку подростка, но теста на этот случай придумать пока не получалось. — Как будто вы, Тики, часто бываете где-либо ещё, — неожиданно, едва разжимая сухие губы, пробормотал мальчик. У его виска в седых прядях небрежно зачёсанной на бок чёлки блестела капля пота, так и притягивая взгляд. Тики сложил руки на коленях, удерживая их в этом положении, чтобы не потянуться к седому подростку. Но смотреть-то ему никто не запрещал. — Это у меня отпуск перед приездом родственников. Аллен кивнул. Или просто уронил голову. По крайней мере, опустив, он её в обратное положение не поднял. — Ваш брат, министр Камелот, и его семья? — пробормотал мальчик. — Да. Жена, дочь. Может, ещё кого с собой захватят. Трисия не очень хорошо себя чувствует, последние пару лет стала совсем слаба. Так ещё и с подвижной дочерью, требующей внимания, заботы и энергии, с переживаниями за мужа, занимающего не последнее место в мире, она и так перегружена. Так что да, — Тики внезапно понял, что заболтался, начиная даже цитировать кого-то, кто вот так распинался о Трисии. Кажется, кто-то из юристов Камелотов или их больших друзей. — Вряд ли они приедут только втроём. — Угу, — голос Аллена был совсем невнятный, и, похоже, он даже не слышал, на что именно отвечал. Тики решил, что оно и к лучшему. А уже через пять минут езды и тишины Микк потянулся к подростку, подсаживаясь ближе и притягивая его к себе. Спящий Уолкер покорно уронил голову на плечо, и Ной, стянув перчатку, осторожно прощупал лоб и щеки подростка. Лицо горело, выдавая начинающуюся лихорадку, и Микк пнул себя за недосмотр. Наверняка Аллен чувствовал себя плохо уже некоторое время, всё же внутреннее напряжение, связанное с улаживанием финансовых и прочих дел, переезд пусть и в тихое, неплохое место, забота об апатичной сестре, беспокойства, может быть, ещё и кошмары… Тики слуги рассказывали, что видели Аллена, бродящего ночью. Значит, ему что-то мешало. И ничего не было удивительного, что после всего этого изнурённый организм легко сдался перед какой-нибудь болячкой. Новые проблемы… Тики готов был приветствовать их со всем радушием самого гостеприимного на свете хозяина. Через пять провалившихся попыток снять перчатку или прощупать левую руку мальчишки, которая всё ещё не давала покоя Ною, Тики с Алленом оказались на подъездной дороге, а вскоре и вовсе на улице. Здесь уже вовсю накрапывал неприятный, мелкий, но холодный дождь, Аллен спотыкался о каждый выступ в каменной дороге и едва тащился по лестницам, позволяя себе висеть на опекуне. Тики не возражал. Мальчик не весил столько, на сколько он ел. Аллен висел бессознательным телом ровно до того момента, пока не почуял приближения горячей ванны, которую Тики приказал приготовить, едва переступил порог. Он тут же нашёл силы подняться, замахать руками и даже заверить всех, что уж здесь-то он точно справится сам. Толкнул Тики к выходу из комнаты и закрыл её. Желание пройти сквозь стену ещё никогда не было столь сильным, но Тики переборол его в себе, обернулся к горничной, махнул ей рукой, затем махнул на дверь. Приказал остаться здесь и покараулить, если что случится. И последить, чтобы Аллен долго без признаков жизни там не просидел. Амалия, двадцатисемилетняя девушка, работающая старшей горничной в доме и загадочным образом умудряющаяся держать в порядке не только его, но и остальных слуг, заверила, что с Алленом, конечно же, всё будет хорошо. Она проследит. Она проверит. А господину Микку не помешает самому пойти согреться, пока не подхватил воспаление лёгких, простуду, бронхит или ещё что похуже. Объяснять, что он Ной и ему это не страшно, было как минимум глупо, и Тики, кивнув пару раз, отправился к себе отдыхать. В конце концов, он сам бесконечно умаялся. И надо было ещё отдать бумаги секретарю, чтобы посмотрели вместе с Джозефом и убедились, что всё верно. И в итоге он, лишь стянув с себя верхнюю одежду, упал в кресло с сигаретами, наполняющими лёгкие согревающим дымом, и на большее сил не хватило. И тем более желания. — Я действительно болен, — пробормотал мужчина, выпуская дым в потолок кабинета, в который уже раз выискивая изъян в потолочном рисунке. Изъяна не было, но что-то же было не так, что-то ему всегда не нравилось! Прямо как в самом себе — снаружи всё идеально, с какой стороны не копни, всё так же замечательно, да что-то не так. — Только неизлечимо больной придурок может иметь такую жизнь и вести себя, как я, не находя ничерта интересного или приносящего истинное удовольствие. Он собирался отдохнуть, да не мог. Расслабиться мешало даже напряжение, сковывающее тело. Он отчаянно прислушивался, пытаясь поймать хоть какой-то признак того, что сейчас может происходить в комнате Аллена. А ведь мальчик должен был быть сейчас в ванне. Мужчина закрыл глаз невольно, пытаясь представить, как может это выглядеть: обнажённое тело Уолкера, покрытое влажными дорожками воды, слипшиеся, отяжелевшие волосы, откинутая на край ванны голова, с которой неторопливо стекают капли мыльной воды прямо на пол, закрытые глаза, раскрасневшиеся от жара щеки, шея. Может быть, он весь будет разморенным и уставшим. Тонкие запястья, выглядывающие из воды, чтобы позволить пальцам сжать края ванны, придерживая себя. Пальцы Аллена такие же удивительно правильные, музыкальные, красивые. И Тики может свободно размышлять лишь о тех частях тела, что подросток позволил ему увидеть, а этого невыносимо мало. Даже если он пытается представить юношу, а он всё же мальчик уже взрослый, то эта фантазия меняется и никак не может прийти к одной единственной форме. Насколько плоский и тренированный его живот, у него должен быть неплохой пресс, по крайней мере, по мнению Тики. Его стройные ноги всегда скрытые досадно не дающими ничего рассмотреть брюками. Не забывается и соблазнительный вид сзади. Конечно, Ной ещё не дошёл до стадии яростного желания сорвать с юноши штаны, но то, что было под ними, выглядело весьма перспективным и соблазнительным. Жаль, очень жаль, что Аллен так редко подставлял свою спину и соблазнительный тыл свободно гуляющему взгляду Микка. У него сильные руки, по крайней мере, правая, левой он ничего предпочитает не делать. И левая рука убивает эти мысли. Что там может быть? Жуткие шрамы? Повреждения более чем девяноста процентов кожного покрова? Как оно должно выглядеть? Алебастровая кожа юноши, его юность и здоровье - он должен был выглядеть идеально! Но эта рука... Тики раздавил уже третью сигарету о край стола, не попав в пепельницу, но даже не обратил внимания на поморщившийся под воздействием слабого огонька лак. Сколько шрамов вообще могло быть на этом теле? Сколько истории и боли может быть в этих шрамах? Сколько секретов скрывает такая досадная вещь, как одежда? В дверь постучали, и Тики, чертыхнувшись, выпрямился, оттирая губы тыльной стороной ладони и бегло осматривая кабинет. Совсем замечтался, дурак! — Милорд, могу я войти? — приглушённый голос секретаря Тики узнал сразу. — Да, Артур, тебя Джо наверняка послал? — Доброго дня, господин, — с лёгким кивком приветствовал высокий молодой мужчина, худой, тонкий, с таким же худым, угловатым лицом и длинным носом. Он был даже выше Тики, если бы не имел привычки в присутствии хозяина горбить плечи и сгибаться с каждым новым месяцем всё ниже и ниже, будто не в силах противостоять усиливающейся власти гравитации. — Как прошла Ваша поездка в банк? Предлагать присесть этому человеку Тики не стал. Артур предпочитал дистанцировать себя от хозяина и сокращать их контакты. При этом был безукоризненно вежлив и даже вот эти вопросы о том, хорошо ли себя чувствует Тики, что испортило его настроение - вот всю эту мишуру тоже спрашивал. Без особого интереса или желания. И если Тики предложил бы ему присесть, мужчина бы отказался и отошёл на пару шагов и попытался свернуть этот разговор ещё быстрее. Всё это уже было давно пройденным этапом. — Неплохо. Тики поднялся, Артур отступил в сторону, позволяя Ною пройти, хотя места и так было более чем достаточно. Что опять же немного напрягало. Тики хотел снова сыграть с Алленом. Это был единственный человек и единственная ситуация, в которой он мог наслаждаться компанией. Если бы они ещё играли на раздевание… Щёлкнув замком, он извлёк бумаги, бегло просматривая и убеждаясь, что это всё именно они. И без лишних слов всучил секретарю в руки. — Есть какие-то известия, срочные дела или ещё что-то? — обычно Тики не было нужды спрашивать подобное, каждое утро у него был аккуратно составленный секретарём план с пометками, что важнее и от чего отказаться никак нельзя. План был на неделю, но мог правиться с приходом новых вестей или изменением ситуации, в конце концов, взять хотя бы все эти письма-приглашения от самых разных особ, некоторым из которых отказать совсем нельзя! И составлялся план. Выделялись письма, требующие ответа, отчёты, требующие лишь подписи и те, что требовали вникания и чтения. Артур неплохо понимал, с каким странным хозяином связался, но в то же время не считал его странным. Только предпочитал держаться подальше. Может быть, его инстинкт самосохранения работал лучше, чем у некоторых. — Разве что сообщение от вашего брата, — секретарь бегло пробежался по странице своего журнала. — Кажется, он задержится в столице на две недели. Помолвка принцессы… — Та самая, от которой я отма… На которую я не иду? — Во имя которой Вы при смерти, да, господин, — кивнул Артур. Что ж, это было отличной новостью, и Тики довольно улыбнулся. — Попробую связаться с ними сегодня позже вечером. С Шерилом то есть. Других изменений нет? — Нет, господин. — Вот и отлично… — Приятного вечера, господин, — Артур поклонился, верно определив, что беседа окончена, и поспешил выйти. Тики должен был передать документы Джозефу, когда тот приедет. Тот с ними разберётся и так же бесшумно и незаметно уедет, словно его здесь и не было. Не нарушая покой старого особняка и его обитателей - вот что в нём больше всего любил Тики. А эта его странная страсть к изучению акума и наблюдением за их поведением? Так пусть с этим Граф разбирается. Акума это его питомцы, в конце концов. Тики до того не было дела. И он поспешил проверить Аллена, только для того чтобы убедиться, что Уолкер всё ещё в ванной, и даже час ещё не прошёл, и ему следует сходить и развеяться. Желательно не только развеяться, но и расслабиться. Так чтобы Уолкер не вызывал у него никакого ненужного напряжения хотя бы с недельку. Одна проблема — Тики ненавидел шлюх, и тем более сейчас у него не было терпения и желания обхаживать любую другую даму. А его последняя фаворитка месяц как неожиданно скончалась. И вообще он хотел мальчика. Одного определённого. Нет, ему точно следовало пойти и расслабиться в чьей-нибудь компании. Или хотя бы напиться в одиночестве. Вот именно этому он и решил посвятить свой сегодняшний вечер, неожиданно натыкаясь на служанку, приставленную к Эмми Уолкер. Ту самую, что и на шаг не должна была отступать от девушки и внимательно, в оба глаза наблюдать за ней. И она сразу поняла, почему Тики замер, недоверчиво смерил её раздражённым взглядом. — Госпожа Уолкер в музыкальном зале, милорд. И она совершенно погружена в себя. Но с ней всё хорошо. И моя опека ей порой надоедает. — Значит надо опекать аккуратней! — Простите, милорд. — Ладно, — Тики готов был сегодня огрызаться на всех и каждого. — В музыкальном зале, значит, так? Ты свободна, а я пойду посмотрю, как она… По крайней мере, не слишком зациклена на смерти родных-то? — По ночам плачет, милорд. А днём держится. Её бы занять чем-нибудь, чтобы и мыслей таких не было, — отрапортовали Микку, и тот мысленно согласился. Так было удобнее всего - занять девушку чем-нибудь. И оказалось, что она уже в принципе занята. Хоть и не очень сильно, но занята скрипкой. И сосредоточена только на этом. Тики пришлось ждать почти полчаса, наблюдая за движениями девушки и слушая музыку. Не всегда идеальную, девушка то и дело, нервничая, срывала свою игру, начинала заново и, когда обнаружила Тики, стоящего в дверях, вскрикнула и уронила смычок, отступая с едва оставшейся в руках скрипкой. — Лорд Микк, — криво, жалко улыбнулась девушка. — Прошу прощения, я не думал, что напугаю вас. — Я задумалась. Простите. — Всё хорошо, — желая прекратить эти взаимные извинения, поднял ладонь Микк, шагая девушке навстречу. Та лишь обняла надёжное, деревянное тело скрипки. Тики наклонился, подобрал смычок и подал его Эмми. — Не знал, что вы играете. — Кто сейчас не играет, — сухо усмехнулась девушка. — Это я не знала, что в этом доме есть скрипка. Конечно, она не сравнится с той, что была у меня… — Если этот инструмент пришёл в негодность или не отвечает требованиям, всегда можно приобрести новый. В этом доме давно не было того, кто умел бы играть музыку и заботился об инструментах, а они нуждаются в особом уходе. — Вы не умеете? — девушка почесала щёку, откидывая лезущие в глаза светлые, вьющиеся пряди. — Нет. А что Аллен? — О, Аллен играет, — кивнула Эмми, отступая в тень, подальше от окна и пристального взгляда Тики. Её руки всё ещё дрожали. Ещё более тонкие, чем у брата, с почти прозрачной кожей, просвечивающей зелёные изгибы вен. Ей следовало хорошо питаться и проводить время на солнце. Только когда вернётся хорошая погода. — На пианино. И фортепьяно. — Никогда не понимал их отличия, — фыркнул Тики. Девушка кивнула, неловко улыбаясь. — А как же его рука? Она не мешает игре? — О, нет! Насколько я слышала, он и играть начал, отчасти чтобы её разработать. И кто-то у него в семье этим увлекался очень сильно. У Аллена отлично получается. Серьёзно, он порой такие сложные произведения умудряется играть без ошибок, вам стоило бы услышать. Уверена, если бы ему напомнили о пианино, он уже побывал бы здесь. — Может быть, — Тики был в своих мыслях. — Но его рука, что с ней произошло всё же? — Травма, — только и пожала плечами Эмми. Простодушно, будто не понимая, как сама она мало знает на этот счёт. — А Аллен, значит, уже тоже дома, и вы вернулись? — Да, но он приболел и заперся у себя. — Постоянно так делает, — девчушка нахмурилась. — Надеюсь, я смогу вытащить его, по крайней мере, к ужину. Настоятельно советую вам также его не пропускать. — Тики направился к выходу, уверенный, что уж сейчас-то Аллен должен либо пустить его, либо с ним что-то произошло, и Тики имеет право ворваться сам. Вдруг мальчик отключился в ванной, к примеру. Самый лучший вариант, кстати, если мальчишка потерял сознание, и Тики будет иметь веский повод и все права, чтобы… — Обязательно, лорд Микк. — раздался из-за спины голос Эмми. — Но прошу вас, ради бога, не пытайтесь узнать, что у Аллена с рукой. Не мучайте брата пустыми расспросами. — Да? А что с ней такого, что об этом и спросить нельзя? — Это просто старая травма. Но он действительно не любит, когда ею интересуются. Возможно, это слишком болезненно для него. Пожалуйста, хотя бы подождите некоторое время. — Если бы он не скрывал её так настойчиво, я бы так не терзался неизвестностью. — Он считает её чем-то очень-очень неправильным или постыдным. Не знаю. Я никогда её не видела. Вот тут-то Тики был действительно удивлён. — Не видели? — он наклонился поближе к девушке. — Он не показывал? — Нет. Я пару раз спрашивала, и он только сказал, что будет бесконечно признателен, если я никогда просить его показать руку больше не буду. — А хоть кто-нибудь в вашем доме эту его руку видел? — дело приобретало совсем странный поворот. Чего там так скрывать-то? Или Аллен был немного параноиком? Может, когда была повреждена рука, с его родителями совершили что-то ужасное, и вся эта память наложилась? — Папа с мамой. — Глухо ответила девушка. — Они видели. Они… знали об Аллене. И о его прежних родителях. И ещё много чего. — Так и быть, я постараюсь не быть слишком назойливым в своих расспросах, - пообещал Тики, намереваясь если что в любой момент нарушить это обещание, и, попрощавшись, направился прямиком к комнате главного объекта своих мыслей. Эмми вновь погрузилась в меланхолию, стоило только упомянуть родителей, и, возможно, нуждалась в уединении. Комната Аллена оказалась открыта. Сам юноша уже успел забраться в постель и даже выпил травяной отвар, что мог помочь справиться с болезнью. И пока Аллен не уснул, ему придётся поговорить с Тики, устроившемуся на краю кровати, наплевав на злой взгляд юноши. Аллен так замечательно выглядел, утопая в подушках и ворохе одеяла, действительно раскрасневшийся, с затуманенным, но злым взглядом и торчащей из-под одеяла ладонью в перчатке. Опять в перчатке. — Тебе самому-то удобно? — после краткой инспекции общего состояния мальчишки поинтересовался Тики. После рассказа Эмми о том, что Аллен играет, да ещё и неплохо, он был вдвойне заинтригован тайной левой руки. — Ты о чём? — О руках твоих, — Тики победно улыбнулся, понимая, что Аллен обратился к нему напрямую, без всяких расшаркиваний. — Она довольно уродлива. Люди предпочитают такое не видеть. Даже если утверждают обратное. И виноватым в том, что они увидели, буду только я. Тики так и подмывало заявить, что он не человек. — Я не все люди. Мне плевать. — Лорд Микк, — Аллен повысил хрипящий голос и тяжело приподнялся, опираясь на локоть. Из-под ворота, привлекая внимание, выскользнул золотой кулон на золотой же тонкой цепочке, приплюснутый, овальный, похожий на медальон, но кажущийся совершенно цельным. Разве что на лицевой стороне оказались выгравированы крест и два крыла. И этот золотой кулон чужеродно смотрелся на Аллене. Мальчик не выглядел как человек, что будет носить такие заметные и кричащие вещи. И, заметив взгляд Микка, он проворно спрятал кулон и заговорил, напомнив, на чём они остановились. — Ваши взгляды недвусмысленно сообщают мне о том, как вы оцениваете внешность человека и как это для вас важно. — Взгляд не может быть недвусмысленным по определению. Это всего лишь взгляд. — Значит, вы совершаете невозможное. — теперь взгляд Аллена был твёрд, а голос обрёл способность заморозить пробуждающийся вулкан. Но не Тики Микка. — Меня всего лишь интересует твоя загадочность. Тайна твоей руки. Покажи, и я отстану. — Я не идиот, — хмуро отозвался Аллен, постепенно пряча голову под одеяло, оставляя снаружи лишь настороженно глядящие глаза. — Я вижу всё. И если вас так беспокоит моя тайна, придётся жить с этим. А теперь валите из моей комнаты, будьте добры. Или я найду силы выпроводить вас пинками. Тики послушался слов. Вышел и провёл следующие полчаса прямо за дверью, сам не понимая, почему, зачем и что вообще он там делает.