Искусство быть.

Аллен Уолкер занимал мысли Тики Микка последующие шесть дней. Практически всё это время юноша болел и почти не покидал комнату; о нём нашлось кому позаботиться, а Тики, видите ли, вызывал у Уолкера головную боль одним только своим присутствием. И теперь Тики, по крайней мере, был на сто процентов уверен в своей цели — он желал соблазнить Аллена. Ну или склонить к сексу. Соблазняться Аллен как-то не очень хотел. И имел страшную паранойю насчёт руки, что скорее согласился бы на секс в перчатке, чем на оголение этой конкретной части тела. Мысли Тики неизменно сворачивали в одну единственную плоскость. Тики понятия не имел, что с этим делать. Пару раз его так и подталкивало послать секретаря, ну или чтобы он послал кого и куда надо проверить все книжные этого мира, дабы найти что-то вроде великого секретного издания — «Как приручить параноика. Издание пятое, дополненное». Дополненное в том смысле, что сам Тики реагировал именно как на зверя, понимая, что объект его мысленных притязаний окопался на его собственной территории, при этом объявив её своей! Ни с кем из своих пассий Тики никогда не жил в одном доме. У него вообще не было так уж много пассий, если на то пошло. Соблазнять девиц на балах это ещё не значит спать с каждой — иначе слухи о нём уже были бы такими, что Шерил бы удавил. Чисто из любви к брату и из самых лучших побуждений. Чтобы Тики спасти, к примеру. Вырвать из лап страшного порока — разрушительного вмешательства в дела Камелота. Что может быть непростительней? Так что, несмотря на свою репутацию, в отличие от некоторых откровенно женатых, он не имел по пять любовниц в каждом углу, с которыми все, включая супругу, мирились. Потому как устраивать скандал — это не то. Жена должна действовать тоньше, тем же путём, что и любовницы, устраняя всех, кто кружит рядом, хитростью. По крайней мере, так оно выглядело. И Тики не любил связываться с замужними. И Тики всего раз связывался с кем-то не женского пола, а молодым пареньком простого происхождения, служащим банка. Не самым лучшим служащим, но вот в искусстве любви он был хорош. И при этом - что ценил Тики больше всего - не пытался делать из их встреч трагедию, ломаться, кричать о грехах своих, о том, как переступает через себя, как пора исправляться или, напротив, выставлять свою порочность напоказ, как смелый вызов миру. О таких Тики знал достаточно. О тех, кто, даже совершенно определившись с ориентацией, продолжали пытаться жить, как все, скрывались, вечно были окутаны дурацким ореолом вины, страдания и внутреннего терзания. Если такие и были чем-то грешны, то определенно заслуживали прощениях своих богов хотя бы за все эти их мучительные метания. Но не было им прощения перед Тики, которого они безумно раздражали. Тики знал и о тех, что будто спали с мужчинами назло миру, родственникам или друзьям, считая, что это классно, но отчаянно опасаясь, что их раскроют перед обществом. Гордиться тем, что другие считали уродливым извращением, такие могли лишь перед своими любовниками. Аллен, позволивший себе всего пару двусмысленных высказываний, вызывал чувства смешанные. Он подросток, ну, молодой совсем ещё парень, не мужчина даже, ему, может, даже любопытно. Как это так - взрослый мужчина, опекун, его желает. Может, Аллен позволял себе лёгкий флирт хотя бы и от скуки, ради смеха, не понимая, что играет с огнём. И если он так продолжит… Придётся оправдываться перед Шерилом, конечно, но Тики юному экспериментатору покажет, чего стоит подобное поведение. Может быть, мальчик не был уверен в происходящем и пытался прощупать почву. Может быть, признание правды его напугало. А может быть - что было практически невероятно - Аллен был настроен серьёзно. Понимал, что происходит, и не чувствовал на первых порах ничего против. А потом спохватится или что-то ещё… А важно ли всё это? В любом случае не было похоже, чтобы перспектива связи с мужчиной его терзала. Это уже неплохо, не так ли? Да он даже сейчас мог играть, таким нехитрым образом проверяя границы терпения Тики Микка и ожидая его реакции. — Амалия! — громко позвал Тики и не прогадал, почти сразу услышав в коридоре стук каблуков. Через миг в аккуратной серой форме к нему шагнула горничная, кланяясь и бросая неодобрительный взгляд в сторону пары пустых бутылок на столе. — Что-то желаете, господин? — Что там с Алленом сегодня? — Господин Уолкер поужинал час назад и лёг спать. Несмотря на то, что жар вчера, наконец, спал, он выглядит ещё очень слабым и нуждается в отдыхе. Тики взглянул в окно, за которым покачивалась верхушка яблони, что плодоносила лишь год через три и росла для красоты, удобства, памяти и во имя лени всякого, кто думал, что стоит срубить, а взяться за топор именно сейчас никак не получалось. Небо потемнело, но, учитывая месяц и пасмурную погоду, всё было в пределах нормы. Да ещё и этот ветер, настойчиво гнущий ветви к окну, будто яблоня желала дотянуться если не до стекла, то до рамы, и постучать внутрь, рассказать о чём-то важном. Например, о том, что хозяин этого дома большой-большой идиот. — Почему бы вам самим к нему не заглянуть? — Потому что это не твоё дело, — отметил Тики. Честное слово, весь его персонал был полезен, хорош, замечателен, но со всеми у Тики отношения не срослись. Вот и Амалия - молода ведь ещё, не такая уж и всезнающая, но в первые дни будто возомнила себя личным воспитателем. Тики сначала это веселило, он, может быть, даже вредничал больше, чем обычно, но женщина определённо составила о нём далеко не самое верное мнение. И становилась всё более невыносимой, а когда Тики напомнил, кто здесь кого нанял, оскорбилась и долгое время строила из себя пострадавшую! — Не Шерил ли тебя ко мне такую подослал? — так и не дождавшись даже извинений, пробормотал мужчина вслух. — Причём здесь ваш брат? — При том, что он идиот! — Милорд… — Кыш! — Тики махнул рукой, прогоняя служанку и утыкаясь в ладонь лбом. Нашлась здесь воспитательница великая! Тики уже никто не исправит. А так плох он от того, что здесь быть не желает. И, словно ребёнок, будет продолжать упорно гнуть свою линию. Это против его природы. — Мужа своего грызи так! — снова повысил голос Тики, абсолютно уверенный в том, что девушка где-то рядом и всё слышит. — Ах, ну да, у тебя ведь нет мужа! Вообще странно, если б мужик-то был, с твоим-то характером их только и отпугивать за километры! И, не обращая внимания на тонкий голосок в глубине души, повторяющий о том, что он перестарался, Тики чувствовал себя удовлетворенным и отомщённым. Вот не черта лезть, куда не знаешь! Наверняка даже сейчас пойдёт и всем встречным растреплет, как хозяин напился, словно свинья, и теперь злой и неадекватный. И ей поверят, даже если никто никогда не видел Тики пьяным! Потому что алкоголь на него, как на Ноя, действует слабо, но откуда бы им понимать! Всезнающая дура! Ну ходил он уже к Аллену! Ходил и не один раз, но мальчишка его не впускает! Так нет, надо было высказаться и всё настроением испоганить! Совершенно не умеет держать язык за зубами. Вот ведь! Тики был зол. Зол настолько, что, даже сам не замечая того, вскочил на ноги и дошёл до самого телефона. И почти начал звонить Шерилу, чтобы тот растряс Графа и предоставил задание-развлечение. Возможность успокоить нервы. Вот раньше с такими приступами его светлая сторона отлично справлялась. Столько негатива и мерзости на ней и не накапливалось! Светлая сторона была его отдушиной! — Подери вас Сердце, Господин Тысячелетний Ублюдок!! — в сердцах прошипел мужчина, оттирая со лба пот. Нет. Не сегодня. Сегодня у него другие планы. Сегодня он посидит за книгами и бумагами, или же за новенькой бутылкой скотча, тут уж как масть пойдёт. А потом обязательно пойдёт, проведает спящего мальчика. И, быть может, просто-напросто сдерёт его перчатку, потому как терпение на исходе! Пустая бутылка полетела в стену. Когда люди бесились, они порой так делали. У Тики желания портить вещи никогда не возникало. Возникало желание «портить» людей. И, как он и думал, разлетевшаяся вдребезги тара вызвала лишь раздражение, но никакого удовлетворения, удовольствия и успокоения. Разве что кому-то придётся убирать это. Но вряд ли Амалии. У неё есть ещё пара девушек, которые в основном и занимаются уборкой, стиркой и прочими делами. Зато у Амалии появится подтверждение неадекватности хозяина! О, как его это всё достало! Но Аллену наконец-то стало лучше. Значит, он и сам завтра выберется из своей берлоги? Он из тех, кто ненавидит чувствовать себя уязвимым и слабым и тем более не хочет являть такого себя перед хищно настроенным Тики? Нет, Микк слишком много думал об этом. Он всё равно заглянет к мальчику часа через два – так решил Ной, и он собирался придерживаться этого плана. Следующие часы превратились в пытку. Тики откровенно не знал, чем себя занять. И его постоянно отвлекали. Населения-то всего ничего! Пересчитать по пальцам можно их всех! И, кажется, каждый, даже глуховатый садовник, посчитал необходимым заглянуть к Тики по какому-либо поводу. Оттого он не мог сосредоточиться на подсунутых ему ещё два дня назад бумагах. Что-то о закупке нового оборудования на одну из их фабрик. Кажется, что-то связанное с производством краски. При этом именно Тики должен был решить, какой из вариантов закупки выбрать. Соотношения качества, цены, количества и вытекающие из всего этого последствия были подробно и тщательно расписаны. И, к сожалению, не было ни единой рекомендации о том, что же в итоге лучше выбрать. То есть наверняка самое выгодное было очевидным, но, чтобы принять это очевидное, было необходимо прочесть… То есть кое-кто решил стать хитрым и заставить Тики вникать в положение дел хотя бы на поверхностном, простейшем уровне. Тики хитрость оценил. И пытался прочесть. Честно. Но этот внезапный наплыв всех и простейшие вопросы о том, что могло быть решено и без его участия!.. Вот не было бы в доме Уолкеров, он дал бы волю тёмной стороне, разделал бы всех и отправился спать сном младенца! А теперь Уолкеры будут задавать вопросы: а куда это делись слуги? Куда они пропали все вместе за одну ночь? Тики всегда мог что-нибудь выдумать. Но обычно в таких случаях его выдумки не отличались правдоподобностью. — Всё плохо! — решил Тики, откладывая документы в стол и надеясь, что уж завтра он сможет погрузиться именно в них, а не в злость ко всем его окружающим живым существам. Да к нему не заходила только Эмми Уолкер, полностью поглощённая музыкой. Вот уж как просто оказалось занять девушку — найдите ей скрипку. Пообещайте новую, потому как эта стара и не вполне хороша. Сообщите, что в ближайшие дни вы будете заняты. И наслаждайтесь результатом. А вот игры Аллена Тики так ни разу и не услышал. — С меня хватит! — Вот так и заканчиваются все лучшие начинания. Тики встал, придавливая хрустнувшее под подошвой дно бутылки, единственной разбитой, но что уже стала объектом массового рассматривания его слуг, и решил при встрече надавать Шерилу пинков за подобранный персонал. Это не слуги. Это стая ухмыляющихся за спиной гиен, чтоб их всех! Акума были лучше — впервые признал он, но теперь, благодаря наличию в доме Уолкеров, такого себе позволить не мог. А сейчас он, сверившись с часами, направился решительно к комнатам, выделенным Аллену. В коридорах царили полутьма и тишина, наверняка кое-кто уже лёг спать, по крайней мере, именно туда послал всех слуг Тики, когда к нему нагрянул последний гость. Полпервого ночи — неплохое время для визита. Просто отличное! И если кто-то сейчас его увидит, Тики убьёт, не задумываясь. Потому что, переходя в тёмную сущность, осознавал, как просто ему расслабиться и сбросить груз нависших проблем. Как удивительно легко и просто! Пройти сквозь нужную дверь было совсем не сложно. И первое, что заставило напрячься, это холод в комнате Аллена. Холод и ветер. Это уже потом стало ясно, что шторы отодвинуты и окно распахнуто, а больного и немощного нет и в помине. Зачем только из окна сбегал? Тут второй этаж, без какой-либо помощи, земля под окном только в траве, обычная, деревьев нет, никаких архитектурных изысков, что могли бы помочь, тоже нет. Что, он сразу спрыгнул? И уполз потом на сломанных ногах? Или Уолкер из везунчиков, всегда остающихся целыми? Тики даже стало реально интересно, за что он мог здесь зацепиться и как безопасно спуститься. И как собирался обратно забраться, так же? И вообще прокрасться по коридорам сложно было? Так опасался наткнуться на Тики? Хорошо бы ещё он просто на прогулку вышел, а не с концами сбежал. Иначе Тики его найдёт и… Подоконник под пальцами Ноя хрустнул, и, бросив краткий взгляд на расползающуюся трещину, Тики отдёрнул ладонь, разминая пальцы. Какой чудный мальчик всё-таки. Какой прекрасный мальчик. Какой… Ах, Тики обещал себе быть спокойным. И он будет. Будет. Он даже пойдёт сейчас спать. Что там у них со снотворным? *** Аллен Уолкер покинул свою комнату в половине одиннадцатого утра. Точнее по его меркам это было уже не совсем утро, но и не вполне день. Между всеми временами суток у него был переходный час, который не принадлежал ничему. И конечно, Аллен не считал, что в этот час после утра нормально просыпаться. Он и не проснулся. Он не спал почти всю ночь. Как уснул после ужина, так и проспал четыре часа, и больше сна ни в одном глазу. Пришлось выкручиваться. И сейчас он был наконец-то готов к тому, чтобы выйти и прогуляться до сестры. Это, по крайней мере, казалось привычным. К тому же с ней можно было посидеть, послушать её игру (Аллен уже знал, что сестра снова взялась за скрипку) и подумать. Потому, оказавшись в коридоре, юноша для начала растерялся. Не был здесь уже несколько дней и до этого редко бродил по поместью, хоть это и было против всех правил, по которым он привык жить. Ведь это так важно – знать о возможных путях отступления на чужой территории. Особенно когда ты вынужден делать вид, будто эта территория и твоя тоже. Проверив, хорошо ли сидят перчатки, хрустнув пальцами правой руки и в который раз вздохнув о сложностях жизни с такой странной левой, он медленно направился по коридору, рассматривая висящие тут и там картины и узоры в тёмном дереве панелей. Половицы едва слышно поскрипывали под ногами, ни единой живой души видно не было. Ничего удивительного, Аллен предупредил, что даже обеда ему в комнату приносить не нужно больше. Он собирался поесть с сестрой. И, может быть, с Тики Микком, если у того будет время. Жаль, что у лорда Микка всегда было достаточно времени. Аллен нервно хихикнул, засовывая ладони в карманы своих чёрных, укороченных штанов, достающих до середины икр и плотно облегающих ноги. И прогулочным шагом направился, куда глаза глядят. Что-что, а чувствовал он себя просто замечательно сегодня. Наконец-то почти здоровый, полный сил и с руками, чесавшимися заняться чем-нибудь. Раньше… вот жили они всегда вдали от шума общества, и отчасти Аллен понимал, что для него это было правильно. По многим причинам, даже из-за его руки. И ничего странного не было в том, что ему подобрали такую семью, и Аллен успел её всем сердцем полюбить… И ведь знал, что не стоит. Снова больно. Ему причинили боль, он сам себе больнее делает, копаясь в памяти. И всё равно, привыкнув к тишине и размеренности жизни, Аллен всё же умудрялся всегда участвовать в чем-нибудь этаком, никогда не умел сидеть на месте. И, возможно, здесь ему будет сложнее найти дело, но он обязан был занять себя чем-то. Или сам с ума сойдёт и других сведёт. К тому же, когда он безумен, творит глупости. Мало ли что решит сотворить со скуки… Аллен в такие моменты вспоминал о Тики Микке. Таинственном, молодом ещё мужчине, весьма привлекательном, уж наверняка имеющем успех у женщин. Аллен успел уже что-то такое услышать. А нужны ли эти женщины Тики Микку? — задался Аллен вопросом, понимая, что интерес лорда к нему, который вовсе не отрицался, мог бы многое объяснить. И он сам… Аллен не брался сейчас сказать, что именно думает обо всём этом. Он продолжал идти по коридорам поместья, мельком отмечая различные интересности, пытаясь нарисовать в голове карту и терпя в том полную неудачу. Очевидно, все его маршруты здесь будут проходить под девизом «куда глаза глядят». Но довели до пункта назначения его всё-таки уши. Эмми забыла закрыть дверь в музыкальный зал, и вся отличная изоляция этого помещения теряла значение – вибрации пения скрипки, уверенные, порывистые и ладные наполняли ближайшие коридоры, и Аллен был как никогда рад, заглянув в зал, увидеть девушку, стоящую против окна, полностью увлеченную создаваемой ею мелодией. За движениями её пальцев и скользящего по струнам смычка Аллен мог бы наблюдать вечно. То есть до тех пор, пока голод не дал бы о себе знать. Эта привычка наблюдать за чужой игрой сохранилась у него со времён его детства, его первых родителей, его первой, настоящей семьи и играющей ему няни. Пальцы привычно легли на грудь, сжимая сквозь тонкую ткань его лёгкой кофты овальную драгоценность. — Доброго утра, — его голос оборвал музыку, но Эмми, обернувшись к нему и обрадовавшись, удержалась и, вместо того чтобы кинуться на шею, отложила скрипку и кивнула с дрожащей на губах улыбкой. — Доброе утро, брат. Тебе сегодня лучше? — Замечательно. Девушка оказалась уже возле него, порывисто обнимая. Они никогда не были совершенно близки, как некоторые браться и сёстры. Не делились большими секретами и переживаниями, но были членами одной семьи и особенно нуждались друг в друге сейчас, после обрушившегося горя. Точнее ей нужен был Аллен. Аллен был достаточно силён, чтобы преодолеть всё в одиночестве, и гордился тем, как решительно переносит их трагедию девушка. — Я рада, что тебе лучше. Ты долго болел. — Я был истощён всем этим, — Аллен нервно дёрнул рукой, тут же вновь засовывая её в карман. Руки дрожали почему-то, он не хотел себя выдавать. — Надеюсь, за дни моего отсутствия не произошло ничего ужасающего уже с тобой? — Нет. Со мной всё с каждым новым днём всё лучше. Только иногда оглядываюсь и замечаю, что жду… Маму…. Или продолжаю обдумывать нашу прогулку на пони. Она… она так ждала её… Аллен молчал, отводя взгляд. Да, если уж о ком-то у него и были самые болезненные воспоминания, так это о младшей сестре, погибшей в огне. Оставалось лишь надеяться, что она задохнулась во сне, а не оказалась в огненной ловушке, беспомощной, зажатой в угол. — Мадмуазель Фредерика со мной связалась, кстати, приглашала встретиться и обсудить что-то. Я даже не поняла, что. — Что-то ваше общее, — Аллен почти не расслышал слов, так что и ответ был нейтральным. — Но я рада знакомым лицам, никак не… Не напоминающим о произошедшем — произнесено так и не было. Вместо этого Эмми долго всматривалась в лицо брата. — Снова бродяжничал, кот? Аллен поперхнулся воздухом, совершенно не понимая, с какого перепугу эта девушка могла разгадать подобное. Котом она называла Аллена, только имея в виду его ночные отлучки. — Откуда ты узнала? — А вот есть способ, — пожала плечами девушка, поправляя юбки и шагая обратно к окну. Впрочем, отсюда и впрямь открывался удивительный вид на дикий, но ухоженный сад. Переплетение скамеек, оград, статуй и невысоких фонтанчиков с примостившимися возле них каменными феями смотрелось чудно даже в грязи начинающей свой шаг весны. — Видел дядю? Эмми понятия не имела, что это за дядя. Просто знала, что от первых родителей у него остался кровный родственник. И именно он помог пристроить Аллена в другую семью. И часто бывал за границей. Кажется, вообразила, что он моряк, или путешественник, или ещё что-то вроде этого. И знала, что Аллен время от времени среди прочего встречался с ним. У Аллена вообще было достаточно таинственных встреч. Обычно Эмми об этом молчала. Если бы и сказала, всё равно ничего страшного не произошло бы. Мало ли сколько и каких знакомых может быть у юноши, находящегося в поиске самого себя и своего места в мире? Мало ли какие друзья и знакомые могут быть у молодого человека его возраста? Если кто и должен был заботиться об этом, так это отец. Но тот был вполне доволен своим приёмным сыном, определённо гордился им и семьей. Лорд Уолкер был семьянином, каких поискать. — Нет. — Нет? — Я надеялся, что услышу что-то от него, но его пока не видно на горизонте. Он не обещал такой скорой встречи… — Он вообще мало что обещает. Всё больше выскакивает из кустов, — хмыкнула девушка, в точности повторяя слова Аллена, сказанные пару лет назад, но так отчётливо застрявшие в памяти. — Вроде того. Не важно. Это всё не важно. Не знаешь, во сколько тут обед? — В два будет. Наконец-то проснулся аппетит? — Вроде того. Кажется, сожрал бы и коня. — Кстати, у меня ни одного приличного выездного костюма, а здесь неплохие скакуны обитают в конюшне! — Обязательно посмотрю. А ты – обновишь гардероб. — И здесь кроме едва ли годной скрипки пианино, ждущее пианиста. — Которое наверняка так же негодно? Всё понятно, ты ищешь, куда меня пристроить и чем занять. — Я понятия не имею, как что делать. Понятия не имею, о чём говорить. — Призналась девушка после короткой паузы. — Аллен, а как ты сам был, когда у тебя… когда потерял… — Когда умерли первые родители? — понятие вот ведь чудное. Смешное отчасти. Детское. Первые родители. Разве они не должны были быть единственными? А как-то ведь прилипло. Он медленно опустился на стул, думая о том, что поговорит с сестрой. Пора хоть чуточку разобраться с этой ситуацией. А потом думать о Тики, о странных отношениях, что завязывались между ними. Вот и зачем Аллен тогда взбрыкнул и предложил сыграть? Знал же, что наверняка раскроется. Вот и покатилось. Увидев его такого однажды, Тики, кажется, желал видеть такого открытого Аллена и в повседневности. Как будто Аллен мог себе позволить подобное в последние годы своей жизни! А ведь были и другие вопросы. Хотя бы и не состоявшаяся встреча с дядей. Он не мог не услышать о пожаре. Он всегда следил и являлся и на менее тревожные сообщения. Может, слишком далеко? Не успевает? Аллен сомневался во многом. Аллен определённо не знал многого. Слишком уж пустым получался дурацкий паззл, слишком мало частей, что должны были когда-нибудь составить внятную и ясную, цельную картинку. Он всегда знал, что далеко не все тайны ему открыты. Он научился верно оценивать степень опасности и понимать, почему и что ему лучше пока не знать. Он просто надеялся, что те, кто сумеют посвятить его во все тайны, дождутся его взросления. Доживут. На самом деле его дядя вообще никогда не сумел бы обещать ни одной скорой встречи. Он появлялся всегда без предупреждения, превращая день в праздник. Он всегда оглядывался за спину, опасаясь, что привёл за собой хвост. Он всегда старался показать, как важен для него единственный оставшийся от их семьи племянник. Его дядя жил на краю пропасти, и Аллен был в опасности уже лишь от того, что на самом деле являлся его племянником. На самом деле когда-то его дядя умирал от чувства вины, понимая, что именно из-за него было совершено нападение на семью его сестры. Он не знал, как подобраться к маленькому, поседевшему ребёнку и как выпросить прощения. Именно дядю Аллен не стал бы винить никогда в жизни. Но… тогда всё было так сложно. Хотя… На самом деле Аллен даже не был Алленом, и тем более он не рождался Уолкером, что, в принципе, было общеизвестно. Но его настоящее имя ему пришлось забыть. И когда ему предложили выбрать, он не думал долго, ткнул пальцем в дядю и сказал, что хочет такое же имя. Да, он тоже хочет быть Алленом. Как дядя Аллен, который, согласно словам Маны, был одной из самых больших заноз в заднице Тысячелетнего Графа.