Искусство быть.

Новый день начался для Тики в обед, с чаепития, на которое он опоздал, с изумлением вылупившись на рассевшихся в плетёных креслах Аллена и Эмми, спорящих о достоинствах разных сортов красного и зелёного чая. Судя по некоторым репликам, Аллен об этом знал в разы меньше, проигрывал, но его главным аргументом было: а красный всё равно вкуснее! Говоря о зелёном, кажется, он едва сдерживался, чтобы не сравнить его с коровьей мочой. Заикнулся в эту сторону, но замолк на полуслове, встретившись со страшным взглядом сестры. А учитывая, что та за время душевных переживаний и тоски похудела и не высыпалась, как следует, глаза её на остром лице в окружении живописных синяков выглядели жутко. А после Эмми подняла голову, устремляя тот самый взгляд прямо на Тики, который, видно, не так уж и незаметен был, как думал, и прямо спросила: — А вы, лорд Микк, что думаете по этому вопросу? Какой чай лучше? — Чёрный, — мгновенно решил Тики, проходя к беседке. Место это оставалось вполне живописным даже в самое неприглядное время года, во многом благодаря своевременному уходу садовника и его молодого помощника, двоюродного внука, кажется. Паренёк точно был из родни старика, особенно выделяясь задранным, как и у деда, носом. И старик, и мальчишка больше всего обожали именно эту часть сада, она и была ухоженной, прибранной, радовала глаза и успокаивала нервы. Особенно если при этом пить чай. Не споря о том, чем твой чай лучше другого. — К тому же, — занимая третье место вокруг круглого стола, продолжил Микк, — мне тут как-то заметил один человек, что это невежливо и некрасиво пытаться привить другим свои вкусы, когда дело касается пищи. — Но польза… — И пользу тоже люди сами умеют для себя выбирать, мисс Уолкер, согласитесь, мы все здесь уже не дети малые, чтобы верить всему, что говорят нам разумные взрослые, — спорить он сейчас ни с кем не мог. — В любом случае мы едим и пьём то, что нам нравится, что в этом плохого? — повысил голос Аллен. — Если бы ели только то, что нам нравится, это закончилось бы массовыми смертями. Особенно среди детей, — прикрыв глаза, словно она общается с ничего не понимающим ребёнком, продолжила Эмми. Так ещё делают женщины в общении с мужчинами, когда считают тех упёртыми баранами, нежелающими вникать в суть. Жаль, но, по сути, и она, и Аллен были вообще-то правы, рацион большинства складывался из того, что считалось полезным и больше всего нравилось человеку, если он мог это себе позволить, но Тики хотелось этот разговор прекратить. — И уж точно любая польза от чая исчезает в тот момент, когда спокойный разговор превращается в вызывающий гнев спор, — уверенно произнёс он, заставляя замолчать всех. — Это вредно, так злиться по пустякам. Особенно для юных дам и для только переболевших юношей. Он сам наполнил себе бокал чаем, отмечая, что слуги были прогнаны прочь молодыми людьми. А вот Амалия прожужжала Тики все уши, что никто цивилизованный так не делает! Маленькая, хитрющая лгунья. Точно Шерилом была приставлена, чтобы докучать, портить настроение, и ужасно чесались руки придушить её. — К тому же я люблю кофе. — Я тоже, — согласился Аллен, а Эмми, напротив, поморщилась. Видно, теперь вспомнила, насколько он вредный и совершено не полезный, но продолжать эту темы не стала. И шанс задать вопрос получил Микк. — Стало лучше? Он обратился прямо к Аллену, но юноша, тряхнув седой головой, для начала сделал вид, будто не понимает. И лишь потом кивнул. — Да. Благодарю за беспокойство. — Во время болезни ты предпочитал уединение. — Не люблю, когда меня так отвлекают. К тому же, когда болею, могу быть чересчур грубым или неприятным, кому с таким общаться? — Я бы желал увидеть эту твою сторону, — Тики вполне осознано при Эмми общался с её братом вот так: чуточку фамильярно, но не пересекая черты, когда его можно будет в чём-либо обвинить. Судя по сжавшимся губам Уолкера, тот уже обвинял его во многом. — При большом вашем желании я могу нагрубить вам в любой момент. Какую грубость предпочитаете: лёгкую, среднюю, тяжёлую или невыносимую? — Невыносимую. — Тики опять ответил до того, как подумал. Аллен же побледнел, сжимая левой рукой чашку до того, что она треснула, и по белой скатерти расплылись коричневые пятна. Тики уже мысленно обругал себя всеми нехорошими словами, которые запрещал самому себе употреблять при Изу, Эмми молчала, опустив голову. С какого он начал такой разговор, да ещё и при девушке? Кто его за язык дёрнул? Почему вместе с желанием привлечь Аллена ему так хочется мальчишку задеть посильнее, чтобы он показал себя агрессивного? Будто часть Тики надеялась на хорошую драку с юношей. Повисшая тишина, кажется, позволяла услышать в шелесте ветра, как тихонько течёт чай между двух расколотых стенок чашки. — Прошу прощения, — резко поднялись Аллен и Тики одновременно. И уставились друг на друга, оскорблённые фактом наглого воровства именно этой фразы. — Я вспылил, — отчитался Аллен. — Я не должен был давить на тебя. Оба, вроде бы, оправдывались перед Эмми, но смотрели прямо друг на друга, будто девушки не существовало. Та же, опустив голову, нервно тёрла замерзающие ладони и молчала. Казалось, и Тики, и Аллен имели многое, что хотелось сказать друг другу, и оба предпочитали молчать. Молчать, яростно сверлить друг друга взглядами, не находя достаточно сильных слов, чтобы адекватно описать причину своего состояния, чтобы начать диалог. — В чём ваша проблема? — громко, раздельно и неожиданно произнесла Эмми, не поднимая головы. Мужчины вздрогнули, оборачиваясь; Тики тут же опустился обратно, открывая рот, но ничего не произнося, а Аллен поспешно отодвигая треснувшую чашку. Всё её содержимое уже вытекло, хорошо хоть Аллен до этого успел почти всё допить. Да и чай успел остыть. А Эмми, вспоминая, как однажды отреагировала её мать на разгорающийся спор между отцом и парой его знакомых, повторила всё тот же вопрос, но уже немного громче и твёрже: — В чём ваша проблема?? — Мы сами не в курсе, — Аллен пожал плечами, отворачиваясь. Капитулируя. — Лорд Микк, — обернулась девушка к мужчине, медленно поднимаясь и расправляя юбку платья, — вы помните ещё разговор о приезде моей наставницы? — Конечно. Но так как до этого момента есть ещё месяц… — Месяц, чтобы привести голову в порядок. Мою. И вам ваши, — девушка отвернулась и, делая первый шаг к ступеням, слегка покачнулась. — Здесь ужасная погода, милорд, знаете? Этот пробирающий до самых костей ветер. — Сезон такой. Пару недель спустя будет тепло и солнечно. — Только на это и надежда. — Вам следует поберечь себя. Хотя бы вам. Раз уж ваш брат столь упрям, что, даже болея, шляется неизвестно где по ночам, сбегая, словно неудачный любовник от вернувшегося мужа, в окно. Покраснели в ответ на эту реплику и Аллен, и Эмми, а Аллену ещё захотелось взять что-нибудь в руки и запустить в Тики. — А о вреде и пользе его ночных прогулок я поговорю с братом позже! И Эмми отправилась прочь, явно понимая, что этим двум нужно время для взаимодействия друг с другом. — Обязательно было перед ней так говорить? — сердито выпалил Аллен, стоило только девушке скрыться за садовой оградой. И лишил Тики возможности подшутить насчёт того, как им вертит младшая сестрёнка. А может быть, он догадывался, что разговор примет такой оборот, потому и спешил. — Может быть, хотя бы она будет иметь достаточное влияние, чтобы ты позаботился о своём здоровье! — Да какая вам разница до того, как и где я болею! — Ты болеешь в моём доме. — Без твоего ведома. Ага. Я понял — синдром заботливого хозяина. Или педантичного? — Уж вряд ли лорд Микк славился хотя б одним из этих качеств! — как гром среди ясно неба раздался голос Амалии. И Тики понял, что сегодня сократит свой штат. Только тёмную личину наденет, прихватит Амалию подмышку и устроит по примеру Уолкера ночную прогулку далеко-далеко, чтобы никто любопытный нос не совал в его способы увольнения неугодных. — Какого чёрта? — Даже не оборачиваясь, но не в силах скрыть звенящий гневом голос, прорычал Тики. Аллен даже дёрнулся в сторону от той злости, что скрывалась в Тики, в любой момент грозя вырваться на свободу. В первый раз за время их короткого знакомства юноша ощутил, как страх медленно оплетает своими тонкими усиками его тело. Заботливо, словно мать, что пеленает ребёнка, напевая себе под нос нечто гипнотизирующее. Но крепко, что никак не пошевелиться. — Л-лорд Микк, — Амалия так же ощутила, что, кажется, никогда раньше не видела хозяина по-настоящему злым. — Я спросил, какого чёрта ты считаешь возможным красться здесь, подслушивать, вмешиваться в чужой разговор с подобными, совершенно неуместными замечаниями? — Я… простите, я просто… Аллен едва успел заметить, как быстро и плавно поднялся Тики, в пару шагов достигая служанку и оказываясь перед ней. Амалия не закричала лишь оттого, что крик застрял в горле. Она понятия не имела, что именно её так пугало, но, как и Аллен, интуитивно ощущала, что находится рядом с существом, способным на абсолютно любое зверство. — Ты просто так забылась в своей безнравственной безнаказанности, что считаешь совершенно нормальным не только распускать обо мне дикие слухи, но и выставлять меня чёрт знает кем при наших гостях! При своих новых хозяевах! Я понятия не имею, кто привил тебе такие отсутствие манер и наглость, но… — Милорд, простите, я… — Так вот, дорогуша, — наклонился он к самому лицу девушки и прошептал так, что Аллен и не услышал. Тики не желал слышать оправданий. По крайней мере, не таких. Вот если бы они произносились безглазой, распотрошенной женщиной, повторялись окровавленными губами раз за разом, безумно и уже совершенно бессмысленно, тогда он бы выслушал. — Я могу быть гораздо хуже, чем даже в самых твоих дерьмовых слухах. И знаешь, что это значит? Бледная девушка лишь испуганно завертела головой, в любой момент готовясь грохнуться в обморок. Нежная идиотка. — Услышу ещё хоть что-то из твоего грязного рта, и ты познакомишься с моим худшим проявлением. И первое, что ты разучишься делать, — болтать. Впрочем, может быть, есть без языка тоже станет сложновато! Девушка испустила сдавленный вопль, похожий больше на скрип несмазанных петель, зажимая рот руками и в ужасе убегая прочь. Тики не сразу решился обернуться к Аллену, зная, что юноша, вызывающий у него желание, так же вполне может вызвать и агрессию. Ещё большую. Сейчас ему стоило бы успокоиться, а не разжигать азарт. Седой мальчишка смотрел на него, прищурив недавно широко распахнутые глаза. Руки оказались скрещены на груди, взгляд прямой, тело напряжено, словно натянутая тетива, готовая в любой момент сорваться с пальцев новичка. И больно ударить. Настолько больно, что больше никогда не вернёшься к этому делу. В подобном деле он действительно был новичком, но дураком себя не считал. Он знал, когда стоит отступить. — Прошу прощения за испорченный завтрак. Или то, чем это было, — он махнул рукой и, не дожидаясь никакой реакции, пошёл прочь. Через несколько минут, после того как Уолкер остался один, он уронил голову, закрыл глаза и решил, что останется здесь зимовать. Даже если впереди лето. Даже если завтра конец света. Он понятия не имел, что только что произошло, но это пробрало его до самой души. Он отчаянно сжимал свою левую руку, понимая, что лишь сложная, долгая школа не позволила ему активировать чистую силу, а она давно уже не реагировала на просто эмоции и испуг юноши. Тем более вот так. Тем более в такое время. Тем более… — По крайней мере, никто не стал допытываться, где и чего я делаю по ночам, — выдохнул он и тут же обернулся. Если кто-то из слуг Тики вот так бесшумно подбирается и подслушивает, а потом вмешивается... Аллену такое не нравилось. И если оно случилось не в первый раз, понимал гнев Тики. А ещё не имел желания объяснять, что ночью он всего лишь гулял. Потому что привык. Потому что нравилось ему. Потому что ни отец, ни мать такого времяпровождения не одобрили бы, а сбегать из окна, в тайне ото всех, кроме проницательной сестры, было в разы веселее. Итог этого цивильного перекуса все его участники для себя вывели уже к вечеру. Амалия, онемевшая до вечера, чем обрадовала остальных горничных, разрывалась между желанием отомстить и сбежать, поджав хвост. Тики таки попытался связаться с Шерилом, желая получить хоть какую-то работу от Графа, зная, что ему нужно на ком-то оторваться и немедленно. Пара способов постоянной связи не работали, а мифический связной-Мудрость Ноя пробудился слишком недавно и пока раскачивался, расстраивая неторопливостью своих генов Графа. Самому Графу Тики звонить не решился. Всего-то упал в своей комнате в кровать, закрыл глаза и очнулся уже в совершенно разгромленном, благо, что без сломанных стен, помещении, с силой вцепившись в голову, будто желая раздавить её руками. Или вонзить в черепную коробку ногти, пальцы и разорвать на половины. Он чувствовал себя диким. Аллен же к концу дня понял всего одно — Тики вызывал у него интерес. Куда больший интерес, чем раньше, когда подкатывал со своими прозрачными намёками. Значит, не был мужчина одним из тех пустышек, гнавшихся только за тайной, ведь Аллен и так знал, что ею окутан. Тьма тайны привлекала особый вид людей ещё сильнее, нежели огонь мотыльков. Он это понимал так же хорошо, как понимал, насколько уродлива его рука. И насколько ужасно это - пытаться связаться с синхронизировавшимся. Особенно когда он таков с самого своего рождения. Но в Тики было нечто нераскрытое. Обычно, несмотря на любопытство, Аллен умел отклоняться от подобных лакомых историй. Сидеть в тени и не высовываться было основой его существования, об этом он забывал редко. Но Тики был иным. Сегодня Тики Микк показал свою опасную сторону, или юноше так только показалось, он что-то нафантазировал, но факт оставался фактом: ранее пустой и привлекательный лишь внешне образ получил интересное наполнение. Когда-то давно его дядя называл всех экзорцистов первыми любовниками смерти и адреналиновыми наркоманами, кажется, на полном серьёзе предполагая, что чистая сила каким-то образом на физическом уровне влияет на своих носителей. Причитал он об этом, после того как у Аллена хватило ума неудачно прогуляться по арматурному каркасу давно запланированного, но так и не построенного моста. Излишне добавлять, что речка под ним была отнюдь не мелководной, а Аллен практически не умел плавать. Тогда он мог лишь отрицательно мотать замотанной головой, чихать и кашлять время от времени. Сипеть не позволяла совесть, Мана приказал ему молчать, а приказы Маны он всегда выполнял с куда большим старанием, нежели приказы дяди. Но сейчас полагал, что его поведение было нормальным для любого мальчишки его возраста. Ну или не совсем любого. Рисковать он любил чаще и больше положенного. Но ведь не обязательно винить во всём этом его руку! Его необычную во всех смыслах руку, с которой он родился и, похоже, вынужден был прожить всю жизнь, страдая и маясь. Сегодняшней ночью Уолкер решил выбраться не просто гулять, но размяться с активированной чистой силой. Он давно такого не делал, но уже успел разузнать, в какой безлюдный район выйти проще всего и где его никто застать не должен. В идеале ещё сегодня должен был быть ветер, чтобы юноша мог от души «пошвырять деревья». Но, судя по тихой погоде, такой роскоши удача ему предоставлять не собиралась. Ну и не надо. Побесится тихо. Только вот любопытство никто не отменял. На сегодня у него не было вообще никаких дел, и он лишь спустился в музыкальный зал, с неудовольствием отмечая после короткой инспекции, что большинство инструментов и впрямь хранились в недопустимой сырости и без должного ухода превратились в нечто совершенно жалкое. Так что юноша подавил желание протереть пыль с неверно звучащих клавиш и так и не коснулся ни единой. Этот инструмент был мёртв, и тревожить его для Уолкера было всё равно что осквернять могилу покойника. По крайней мере, нечто подобное пришло к нему от няни, привившей мальчику нерушимую любовь к музыке. От этих инструментов стоило избавиться, и если Аллен планировал задержаться здесь, может быть, стоило обговорить покупку нового инструмента и для него, раз Тики не имел ничего против. Быть может, он и сам попал в это место не по своему желанию, потому и не пытался разобрать царящее то там, то здесь запустение? Может быть… Аллен мог гадать о том вечно, но вместо этого решительно сам направился на поиски хозяина этого старинного поместья, в надежде немного разобраться в нём и наконец-то составить окончательное первое впечатление. Только не играть с ним в покер. Нет, сегодня Аллена на такое не хватит, карты вызывали у него опасные приступы искренности, а он планировал вскрывать чужие панцири, а не свой собственный, не раз побывавший в ремонте и ослабленный недавней трагедией. О как повезло, что хотя бы это произошло не перед его глазами! Пальцы машинально коснулись волос, провели по ним, перекатывая пряди между одетых в перчатки пальцев. А потом он сжал ладонь в кулак и постучал. Постучал в кабинет Лорда Микка. Ответа не последовало. Не то чтобы в мире не существовало иных мест, где мог бы находиться хозяин этого поместья, но Тики был сердит и, кажется, никуда не собирался, а значит, заперся у себя? Или как он выпускает гнев? Напивается? Аллен слышал нечто подобное, уже успел услышать, но самому ему Тики пьющим не представлялся. Сравнивать, правда, было не с кем. Аллен редко имел дело со злоупотребляющими алкоголем людьми. Никогда, то есть. Ну, или он так думал, а на самом деле не раз жал руки кому-то подобному без какого-либо подозрения. Аллен верил в лучшее в людях. И обходил их стороной, старательно, чтобы никто не имел возможности и искушения подгадить и сломать эту невинную, детскую веру. А сейчас, продолжая верить в Тики Микка и полагая, что предоставил ему достаточно времени остыть и подумать о произошедшем, Аллен постучал ещё раз, на этот раз громче и настойчивей. Ответа не последовало. Аллен пнул дверь ногой: — Эй, я знаю, что вы здесь, лорд Микк! — удивительное сочетание уважения и грубости. Как раз та самая, искренняя манера разговора Аллена со всеми людьми вокруг. Возможно, та самая черта, что больше всего нравится в нём Мане, смеша, и принесла немало головной боли дяде. А что он так заботился о воспитании племянника? Воспитание и вежливость далеко не первое, что пригодилось Уолкеру в его жизни. Даже сейчас он жил у не вполне воспитанного лорда, который нагло его игнорировал. Аллен мог запросто выбить эту дверь. Даже без активации чистой силы, между прочим. Да он без активации мог ударить так, что трещины по стене бы расползлись. Вот только хвастаться о том было нельзя. Нельзя от слова совсем. — Тики Микк! — нельзя игнорировать Аллена, когда он сам припёрся, да ещё и в дверь стучит, вместо того чтобы с разворота её выбить. — Что, наказание ты моё? — Тики был мрачен и внезапен. Но Уолкер даже не отступил, когда перед ним появилась нависающая, словно грозовая туча над чистым полем, фигура мужчины. К тому же Тики не выглядел пьяным, слишком усталым, неадекватным. Он был просто зол. Ничего особенного. Просто очень, очень, очень зол. Может быть, должна была вырисоваться ещё парочка «очень». А может быть, для гнева Ноев вообще ещё не было придумано подходящих слов. Аллен даже понятия не имел, что перед ним Ной. Как Тики не знал, что перед ним упёртый недоэкзорцист. Или суперэкзорцист — это позиция тоже была спорной. Проблема была всего одна: Аллен не испугался и не отступил, но тут же забыл, что вообще хотел сказать. — Хотел узнать вас. Тики замер. Аллен тоже, понимая, что ляпнул вообще не то, что пришло ему в голову. И откуда взялась эта фраза, он вообще не знает. — Хотел узнать, как вы, — всё же успел выдавить и вторую, настоящую и нужную ему фразу Аллен, решив, что самое время для тактического отступления. Бегства, то есть. Не тут-то было! Стоило развернуться, как юношу хватанули за руку, крепко сжимая у запястья левую! Аллен ненавидел, когда так делали, и в один миг прыгнул в состояние очень напряжённого контроля за едва ли не активировавшейся конечностью, заскрипев зубами от усердия и пытаясь, глубоко дыша, восстановить рассудок, понимание, внимание и вообще всё лучшее, что в нём есть. Всё, кроме чистой силы, то есть. — И ты решил узнать всё это спиной? — Нет, я решил, что вы не в том настроении... Его резко дёрнули назад, так что спина Аллена врезалась в грудь мужчины. Тот был почти на голову выше юноши среднего роста и уткнулся носом в макушку. Так же сжимая свою руку на запястье Аллена и опуская вторую на плечо. Уолкер понятия не имел, что делать в такой ситуации. К нему пристают? Домогаются? Посягают на личное пространство? Или это всего лишь усталый человек, нуждающийся в поддержке со стороны? Тянущийся машинально к чужому теплу? — Тики? — шёпотом позвал он. — Ты так сладко пахнешь. Тики был очарован. Тики был взволнован. Настолько, что даже забыл, что схватил ту самую, загадочную руку мальчишки. — Это шампунь. Не мой. Ваш, здешний. Простирните в нём плед и нюхайте на здоровье. Несмотря на грубость юноши, Тики лишь усмехнулся, приоткрывая губы, легонько целуя юношу. Едва-едва касаясь и чувствуя, как дрожит тело лишь от этого невинного действия. Наконец-то, наконец-то он по-настоящему дотронулся до юноши. — Твой запах живой. Не то что всякие пледы в шампунях. Тики был прав. Шампунь не был сладким. Он был мягким, освежающим, а то, что казалось Тики особенно сладким, было чем-то, что было в самом Аллене. Что-то, что в одном случае разжигало в нём гнев, а в другом пробуждало совершенно нехарактерную нежность. Лишь чувство собственности и нежелание размыкать эти объятия выступало от двух его сторон. — Постирайте в нём кота, — Аллен сам едва не трясся от смеха, предлагая эту глупость. — Обязательно. — Они мурлычут, — неудовлетворённый фальшивым согласием, продолжал Аллен. Продолжал действовать по схеме: лишь бы болтать что-то. Лишь бы болтать и не думать о том, что его обнимает мужчина на десяток лет старше его, ну может, чуть меньше, но.. но этот мужчина находит Аллена весьма симпатичным. По крайней мере, на то было достаточно намёков, и теперь он прижимает к себе в такой интимной манере. Да для Аллена простые объятия с семьей были интимными, что уж говорить о подобном! — Может быть. — Они реально мурлычут. Если почесать их за ухо. — А ты что делаешь, когда тебя чешут за ухом? — Даю в нос чесальщику. Тики фыркнул, пытаясь скрыть смех. — Я запомню это на будущее. — Кажется, тебе весело, и я могу быть свободен? Аллен ожидал, что его не отпустят. Аллен приготовился к сопротивлению, к грубости, просчитал пути побега и был на самом деле поражён, когда хватка стала слабее, и его медленно, с явной неохотой отпустили. — Ты прав, совершенно невежливо набрасываться так на тебя. Не знаю, почему ты так на меня действуешь. Понятия не имею. Прости. Мужчина отвернулся, уходя в глубь тщательно убранного кабинета. Ни одного документа на столе, все книги и бумажки по полкам, похоже, он и не пытался здесь работать. И похоже, кто-то из его слуг убрался здесь недавно. Аллен не считал, что Тики может так следить за состоянием его кабинета. И, вместо того чтобы пойти прочь, он замер посреди коридора и тихо уточнил: — Как влияю? Может быть, он проговорился? Может, больше всего он желал знать Тики? — Странно, — только и ответил Тики, решительно покидая кабинет и захлопывая за собой дверь. Он остановился перед Алленом, словно сомневаясь в себе и своих словах. И не успел ничего сделать. Потому что из-за угла вынырнула одна из служанок, жалобно протянув: — Господин, простите, но… И ничего более не успела. Её оттолкнул с пути маленький вихрь, наскочивший на Тики и радостно завизжавшие его имя. Вихрь, на самом деле оказавшийся девчонкой. — Роад, малышка, потише, ты же задушишь своего дядю! — вслед за девочкой появился и мужчина. В доме были гости.