Искусство быть.

Он стоял, прикрыв глаза и наслаждаясь, вопреки всему и всем, тем, что он слышал через трубку переносного телефона. Сложная конструкция, имитирующая устройства големов Чёрного Ордена, помогала справиться со связью, и даже помех было меньше, чем обычно. Гораздо меньше. И он отлично слышал голос женщины на той стороне провода. И постепенно даже стоящая рядом молодая девушка тоже начинала это слышать. Всё увеличивался соблазн отодвинуть опасность оглушения от уха и перевести дух. Но женщина на том конце не останавливалась. Да, он был виноват, он выслушает до конца. Долгожданная длинная пауза, мужчина встрепенулся, кашлянул и уверенно произнёс: — Восхитительное крещендо, Генерал Найн. И да, мы постараемся. На том конце с ним поспешно и твёрдо попрощались, и связь была разорвана. Люси хихикнула, отводя взгляд к пыльным, старым, давно не используемым инструментам, местами затянутым паутиной. Когда они только проникли сюда, девушка шарахалась от любого такого подозрительно места, до тех пор пока не убедилась, что, несмотря на обилие белых, липких плетений, ни одного живого хозяина хитрых ловушек уже не наблюдалось. Да уж, некоторые отравы действовали практически на все формы жизни. Им повезло, что донесения оказались верными, и ядовитые испарения успели выветриться. Малейшие проблемы с вентиляцией, и они сами оказались бы на месте дохлых крыс и насекомых. Или, по крайней мере, валялись бы штабелями, скрученные от боли, недомогания и высокой температуры. Великолепная перспектива, отличный образец для тренировки сарказма. Жаль, не его стезя. — Что-то произошло? — Без изменений. — А должно было? — продолжала напирать Люси. Если эта война и сумела изменить девчонку, то определённо не её любопытство. — Женщины дивные создания. Удивительные. — Она наорала на вас, профессор Менстер! — Не без этого, — пожал он плечами, зажатыми в объятиях тугого, тёплого плаща. — Ума не приложу, что случилось бы… если бы у вашей сестры была дочь, а не сын, — чихнув на половине фразы, заявила девушка и скукожилась. На мгновение пронзительно голубые глаза мужчины покрыла пелена печали и боли. Это было не очень тактично - касаться этой темы сейчас. И вообще когда-либо. Но Менстер снова тихо улыбнулся, продолжая глядеть куда-то внутрь себя или, быть может, на своё прошлое, и тихо произнёс: — Боюсь, тогда я не отпустил бы дитя ни на шаг от себя. Боюсь, тогда бы я совершил большую ошибку, пожалел бы об этом позже и иссох от горя. — Сложно поверить, что… — Люси оглянулась по сторонам, — что вы могли бы любить кого-то сильнее, чем вашего племянника. Менстер нахмурился и поднял взгляд к растрескавшейся потолочной штукатурке. — Ты не должна упоминать это! — Да ладно! Никого нет вокруг! — Кроме сотни акума снаружи? — Три десятка всего. И у нас щит, они даже не подозревают о нашем присутствии, иначе как бы мы здесь были? — Чудесное умение объяснять мне вещи, которые я уже объяснял тебе. Мы на экзамене? Тогда, может, вторым вопросом нашего билета будет безопасность того, что осталось от моей семьи? — Простите… Мужчина не слушал, отвернувшись. Он уже исследовал эту область и не нашёл ни одного приличного возмущения. Никаких сюрпризов. Весьма неплохо, быть может, это место и впрямь было заброшено и забыто после «инцидента»? Да и количество акума было не самым критическим. Мужчина расправил ладонь, сгибая пальцы и бормоча под нос. Настроение было совершенно не тем, что помогло бы сосредоточиться, но он проделывал этот трюк столько раз, что уже успел привыкнуть. А то, что входит в привычку, обязательно будет исполнено, пусть даже не так идеально, как должно быть. Он коснулся пульсирующих нитей щита, направляя потоки так, как они должны были плестись друг с другом, убеждаясь, что защита простоит ещё некоторое время. Он со вздохом открыл глаза, прямо-таки ощущая нетерпение своей ассистентки и юношеский интерес. Сколько он сам совершил, следуя за этим самым интересом? Чему поддался и во что ввязался, забыв о своих обязательствах перед друзьями, перед семьёй? Забыв, что был старшим сыном со старящимися родителями, с сестрой, с дальними родственниками, даже не подозревающими о происходящем. О чём он думал, захваченный волной чудовищных и в то же время пленительных открытий? Почему шёл прямо вперёд, не думая ни о чём и не желая слышать и думать, выбирая путь, что привёл его в эту заброшенную дыру, привёл к жалкому, якобы свободному существованию борца. Он не был борцом. Он всегда был лишь чудесным подпевалой, что утратил все чарующие свойства, как только первое соло смолкло на полуслове. Дождётся ли он возвращения? — Иногда мне так хочется вернуться в прошлое, отмотать последние события назад, это глупо, да? — робко произнесла Люси. Её тёмные, коротко стриженные волосы покрывал грязный платок. Мешковатый свитер свисал почти до колен, скрытых длинной юбкой, быстро сшитой из подвернувшихся под руку тряпок. Она любила юбки, даже если те по её же неосторожности и глупости так часто рвались. А ещё она следовала за Менстером, и даже никогда не знала их «соло» в лицо, лишь отдалённо слышала. Она была обязана ему жизнью и была отличным связистом. Он чувствовал себя монстром, желая, чтобы эта девушка могла жить спокойной мирной жизнью где-нибудь ещё. Но будет ли мирная жизнь, пока в мире есть Граф и его Семья Ноя? Дрожь пробежала по позвоночнику при воспоминании об этой самой семье. Невероятно опасной, смертельной. Завораживающей так же. — Нет. Это не глупо. Я тоже желал бы. — А вы не можете желать глупостей? — упёрла руки в бока девушка. Он качнул головой, хмурясь, и рассмеялся. — Желать иногда вернуться — не плохо. Если бы я на полном серьёзе принялся что-то для этого менять, сделал бы это назойливой идеей, тогда это могло бы стать проблемой. Но все люди, сожалея или восхищаясь прошлым, желают вернуться куда-то. Куда-нибудь. Я… — он вздохнул, проводя рукой по волосам, и пусть не на ощупь, но всё же чувствовал окрашивающую их, напоминающую о возрасте и боли седину. Как трагично, он только начал седеть. Он слишком хорошо помнил, как выглядит сейчас его племянник. Он всё ещё чувствовал боль, ту разрывающую на части и отдающуюся в каждой части его тела боль, выходящую за границу тела, за границу разума, скручивающую его душу не хуже ловушек Тысячелетнего Графа. Это он, он был виной тому, что произошло там в ту ночь, он держал ребёнка на руках, рыдая, как последний дурак, прижимая белоснежную головку бессознательного, драгоценного дитя, чью мать и отца он убил. Это произошло из-за него, из-за его неосторожности, опрометчивости. Это он был причиной произошедшего. Он и никто иной! Он сам! Что с ним случилось бы? Что случилось бы с ними, если бы тогда рядом не было бы другого. Кто так просто за пару месяцев разрулил всё, успокоил боль, дал сил бороться дальше. Конечно, ведь даже самое агрессивное соло может иметь не только качественных подпевал, но и кого-то, стоящего за спиной, вдохновляющего и усмиряющего. — Я бы хотел вернуться во времена знакомства с самой удивительной гетерофонией, что мог только знать мир, — тихо произнёс он. Люси, конечно же, услышала. — Времена знакомства с чем? Мужчина улыбнулся, понимая, что незнакомое слово сбило её с толку. Минимальное образование по различным дисциплинам оказалось заменено обширными знаниями технического плана. — Мана и Неа, — ответил он, решительно направляясь к дверям. Это было ответом, нечего забивать голову девушке ненужной информацией. За спиной послышался понимающий вздох. — Проверь узлы по третьей фазе, пожалуйста? — остановился он на выходе, дабы убедиться, что в ближайшее время девушка будет занята. Она начнёт осмотр, втянется, найдёт, что совершенствовать, и застрянет до самого вечера. А там уже будет нужно позаботиться о том, чтобы все поужинали. Конечно, их провиант ограничен, но голодать он позволить своей команде не мог. Они только хуже сделают, сорвутся или доведут себя до состояния нестояния. Пока у них есть возможность, они должны функционировать в полную силу. Быть может, даже к четвергу свяжутся с беженцами из стран «Теро», как сейчас называли ряд восточных небольших государств, полностью подчиненных религии Тысячелетнего Графа. Религии совершенства души в страданиях и прочей чуши. Менстер столько материалов изучил по ней, что его тошнило уже при только возникающей мысли. Он поднялся на два этажа, на самый верх здания, потому как сквозь расщелины крыши свободно доносился ясный, солнечный свет и тихие звуки мира снаружи. И акума. Многих акума, пусть даже их было мало, по сравнению с другими подобными «нехорошими зонами». Они выбрали правильный путь, и мужчина, заложивший руки в глубокие карманы, заполненные различными мелочами и полезностями, старался не терять веру в успех. Они обязаны были выполнить всё. Пусть даже сейчас всё было не так хорошо, как могло бы быть. — Привет, Профессор! — бодро поздоровался зависший над скрытым в стене щитком мужчина едва ли не на десяток лет старше его и почти на голову ниже. — Как дела леди-Генерала? — Ты же не скажешь ей это в лицо? — Я побоюсь, — фыркнул мужчина, так и не выпуская изо рта сигарету и медленно разгибаясь, придерживая хрустнувшую спину рукой. — Так что там? — Дон, мы - на континенте, они - чёрт знает где. Менстер кашлянул и пообещал себе игнорировать вонь дешёвых сигарет. Игнорировать до последнего. Да, он не любил подобного и приобрёл особенную нетерпимость в те месяцы, когда жил с племянником. Но в его настоящем окружении было полно помешанных на отравляющем дыме людей, приходилось молчать, лишь взглядом выражая недовольство. И это недовольство, кажется, только веселило Дона. — Ну-ну. Никакого толку с них. — Ты отлично знаешь, что польза есть, и она огромна. — Кто тут у нас не любит Церковь? — Это не повод не любить тех, кто попал в их сети и пытается помочь исподтишка, — раздражённо отозвался мужчина. И добавил, объясняя настоящий источник раздражения, — Было сообщение от Торина. — Сын адвокатишки? Это что, про мальца Аллена что-то? Менстер поморщился и красноречиво указал пальцем в потолок. Дон сплюнул и потёр заросший подбородок чёрными от грязи пальцами. — И что? — Не называй его новым именем. — Всё ещё бесишься, что малец выбрал имя, как у тебя? — Он выбрал моё… — Имя тебе не принадлежит. Мана был прав, ты дуришь на эту тему! Аллен Менстер обиженно засопел. Да, может быть, что-то такое и было, но по иным причинам. Он считал, что это опасно - брать мальчику его имя. Да, это имя принадлежит многим, но всё равно одно это имя весьма раздражало Графа! Да, да, да! Это было странно, если бы Граф начал истреблять всех Алленов подряд, из-за того что не мог убить одного, но всё же Менстер опасался. Жутко боялся, что что-то случится с мальчиком, что сейчас был важен. Он ненавидел даже позицию, в которой тот оказался по разным причинам, ненавидел, презирал и знал, что в таком случае мальчику стоит оставаться в тени. До последнего. До самого конца. До момента, когда уже скрывать будет нестерпимо или нечего. — Что в сообщении, профессор? — позвал Дон. — Ничего. Я не смог его прочитать. Только знаю, что было. Чтобы получить его, мне придётся снимать щит. — А вон оно что! — глубокомысленно просипел Дон и отвернулся обратно к щитку, выуживая отвёртку из одного из многочисленных карманов его комбинезона. — Тогда не трясись над этим. Парень сообразительный и подготовленный. Уж что-что, а умение гонять его у этой сучки было ещё… — Дон! Если твоя женщина повелась на…. — Заткнись! От него этой его сущность собачьей за километры несёт! — Это всё равно не повод называть Кросс… — Заткнись, Ал! Заткнись по добру! И не лезь в наше! Аллен закрыл глаза и кивнул. Отчасти, оно верно. Да и какая разница, Кросс далеко не у всех вызывал восторг. К женщинам подход находил, это да. И был великим экзорцистом, до самых тонких и глубоких пластов понимая структуру связи чистой силы и носителя. Тем и полезен. Ну, ещё он был одной из важных частей великого Плана. С большой буквы. Менстер не мог не верить, что план заслуживал эту самую большую букву в начале. А потом он услышал сдавленный кашель, прервавший восклицания курильщика. Обернувшись, он сразу увидел, что именно происходит: на внешней стене тускло мерцал один из символов. Один из символов, говорящий, что защитный контур был нарушен. Но не разрушен акума. У них были гости. У них был Ной. — Fine, — мрачно выдал он. *fine – конец. *** Аллен Уолкер чувствовал необъяснимое, нешуточное волнение. Право слово, он всего лишь тихо и мирно общался с Камелотом. Да, далеко не самым простым человеком, известным, мощным политиком, умудряющимся найти столько времени для своей семьи. Да, он некоторое время назад подвергся критичному осмотру его приёмной и слишком активной дочери, повисшей на Тики и требующей у дяди внимания. Да, в этом всём не было ничего ужасного. Тем более для пережившего и гораздо худшее Аллена Уолкера. Всего лишь светская беседа. Но Уолкер чувствовал себя как на самом страшном экзамене. Всё, что они обсуждали, так или иначе касалось многих тем, которые помогали Камелоту выявить степень образованности и самодостаточности Аллена. Ну и ещё тут и там он вызнавал про Тики, ставя вопросы таким образом, словно не доверял тому. Вроде: а как там мой брат-дурак справится-то? А не забыл ли он об элементарных вещах? А не был ли слишком резок, груб и вообще последним идиотом? При этом складывалось ощущение, что Камелот брата очень любил, но очень уж сокрушался о его некоторых сторонах. Но и сам исправить их не мог. Хотя бы потому, что любил брата и давить на него так сильно не смел, а Тики личность свободолюбивая. Слухи о том, что Микк лишь недавно принял и титул, и всё причитающееся имущество, а до этого подростком сбежал из дома и путешествовал несколько лет, как будто бы подтверждались. И многое в поведении и образе его жизни объясняли. Однако Аллен тонко и незаметно сумел посетовать на Амалию, что, возможно, и впрямь была приставлена Шерилом, и её чёткое нарушение субординации. Намекнул, сокрушаясь о том, как может быть непросто Тики здесь с таким персоналом. Или что он, может быть, сам не в состоянии держать слишком дерзких слуг в узде. Судя по кровожадному огоньку, появившемуся во взгляде Камелота, Амалии, как бы она не была хороша, придётся срочно съезжать с самыми погаными рекомендациями из возможных. В самом деле, что это за слуги такие, беспринципно лезущие в разговор хозяев и наглеющие настолько, чтобы открыто критиковать при гостях? При этом, кажется, ещё и лгать. Тики ангелом не был. Но и Аллен не был дебилом, чтобы этого не заметить. И когда разговор наконец-то получил возможность свернуть с темы налогообложения, Аллен был почти в восторге! Даже сам подтолкнул к новой перспективной теме, так что Камелот действительно задал вопрос: — И что, Уолкеры действительно так не любили Церковь? Насколько слышал Аллен, Камелот был политиком, разумно придерживающимся нейтральной позиции относительно того, что творила церковь и её люди. Он не желал вводить дополнительные поборы в её пользу, устраивать парады в честь экзорцистов и её мощи, но и запрещать не собирался, давая право людям самим решить, будут они служить Церкви или нет. И так же не исключая из списка уголовных преследований, в которых речь шла о вымогательствах и похищениях, шантаже. Так что Аллен не видел ничего плохого в этой теме. Более того, был уверен, что Уолкеры нравились ему куда большими такими, стоящими в стороне от людей Церкви. — Нет. Отец никогда не имел с ними дел, ну и людям было приказано избегать их посланников. Ну, вы знаете…. — Пропагандистов, — улыбнувшись, кивнул Камелот. Он выглядел довольным, спокойным, в своей исконной стихии. — А вы, юноша? — Я? О, я не думаю, что собираюсь что-либо менять с этим. Со мной уже пытались связаться, — он кашлянул, припоминая всю нелепость ситуации, кажется, к нему подошёл неопытный новичок. И он решил так же добавить объяснение для Камелота. — Это произошло на похоронах. — Ох. Это было неприятно, должно быть. — Камелот отвёл взгляд, но Аллен понятия не имел о том, что за эмоции сейчас им владели. Если честно, то он вызывал у Аллена нервную дрожь. Он был хорошим лжецом, манипулятором, политиком. И это вовсе не означало, что его действия всегда людям идут во вред и что он негодяй, но беседа, несмотря на внешнюю непринуждённость, оказалось трудной. Аллен пожелал бы ещё кого-нибудь здесь, рядом. Однако Тики ушёл развлекать соскучившуюся по нему племянницу, Трисия Камелот сюда не приехала, ибо была слаба здоровьем и сразу же последовала к конечному пункту, куда Камелот планировал отправиться только завтра. Слуги, которых они привели с собой… ну, там была парочка и секретарь, которого Аллен не видел, но Камелот упоминал его в беседе как весьма остроумного и полезного юношу. Аллен с трудом представлял, как это — быть признанным полезным Шерилом Камелотом, потому как тот определённо был весьма требователен к окружающим. Впрочем, для него это было, скорее, необходимостью. Отвратительно, если важное мероприятие с иностранными послами или представителями срывается, из-за того что кто-то из твоего персонала дурак, не так ли? — Впервые видел Эмми вышедшей из себя, — пробормотал Аллен. — Ваша сестра была там же? И что она сделала? — Дала ему пощёчину. — Он заслужил куда большее, — пробормотал Камелот. — Порой люди, что нанимает церковь, столь наглые, а порой перед тобой оказываются даже аферисты. Их система столь ненадёжна. В голосе Камлота был явный укор. И Аллен согласно кивнул. — Министр Камелот! – услышал Аллен голос сестры и обернулся. А девушка, дождавшись приветствия Камелота, продолжила, — боюсь, я вынуждена прервать вашу с братом беседу. У меня произошла небольшая беда с лопнувшей струной, и я бы хотела, чтобы он посмотрел кое-что. — Ах, нет-нет! Всё в порядке. Мы с Алленом и так совсем заболтались, — Камелот в открытую посмотрел на большие часы, что показывали половину пятого. — Время летит незаметно. «Только для вас!» — подумал Аллен, поднимаясь и с удивлением отмечая, что ноги почти не держат. Юноша всё это время просидел в напряжении и теперь хотел либо упасть и спать, либо упасть и лежать. В любом случае лежать в расслабленной позе. — К тому же мне следует проверить Роад. — Я видела её в саду. Милая девочка. Шерил расцвёл, услышав комплимент в адрес дочери. — О да, она замечательная девочка! — всего одна фраза, и Эмми заработала ту же положительную характеристику, которую Аллен зарабатывал три часа, отвечая на различные каверзные вопросы! — А Тики был там же? — Камелот приостановился. «Никакого доверия» — едва не хмыкнул Аллен. — Да. — Что ж, в таком случае мне следует проверить их обоих, мисс Эмми, Аллен. — Увидимся за ужином. И Аллен смог спокойно вздохнуть лишь в тот момент, когда Камелот покинул комнату и отошёл на приличное расстояние. — Я думал, это никогда не кончится. — Как хорошо, что я знаю, как ты не любишь подобных бесед, — улыбнулась Эмми. — Это не смешно. И не весело. Он политик до самой кости! Это просто.. — жутко напоминало некоторые старые беседы с отцом – виконтом Уолкером. — Фух, это было непросто, знаешь ли! Ах, да. А что с твоей струной и скрипкой? Взгляд Аллена опустился на выглядывающую из-под рукава бинтовую повязку. — Всего лишь царапина. Но мне обидно. — Думаю, новый инструмент у тебя будет в ближайшее время. Особенно сейчас, когда министр Камелот встряхнет Тики. До самого вечера Аллен предпочёл провести время со своей сестрой и в одиночестве в комнате. Он всё ещё слишком плохо ориентировался в новых условиях. Позорно плохо. Несмотря на топографический кретинизм средней степени, раньше Аллен всегда умел легко приспосабливаться к новым условиям. Тем и жил, между прочим. Тем и гордился. Даже его учитель отмечал это хорошее качество в мальчике, а он редко замечал в нём что-то хорошее. Да ещё и вслух. Случаи, когда он это делал после разного рода давления со стороны дяди и Маны, были не в счёт. Там бы кто угодно сдался. Шерила он вновь увидел за ужином. И Тики тоже. Вымотанного, зевающего, едва умудряющегося держать глаза открытыми. А его сестра продолжала вертеться по сторонам, любопытствуя вовсю вовсе не как молодая леди, но как дикарка. Или макака — как всё же заметил Тики. И получил такой страшный взгляд от Шерила, что даже Аллену, наблюдавшему со стороны, захотелось спрятаться под стол. А вот девушкам отчего-то в тот момент стало весело. Нет, определённо, его сестре жилось гораздо проще! Вечерние посиделки перед камином, устроенные после ужина, Аллен с радостью избежал. Извинился, сослался на плохое самочувствие и необходимость пораньше лечь спать. И оказалось, что он уже успел сегодня проговориться Камелоту о недавней своей болезни. Так что тот отнёсся к его положению с пониманием, рекомендуя отдыхать побольше, пока не придёт в норму. Камелот не был плохим человеком. Быть может, жить у него Аллену бы даже понравилось гораздо больше. Если бы не его шумная чересчур дочь, конечно.. А ещё Аллену нравилось в Камелоте то, что он даже не пытался понять, что у юноши под перчаткой. Наверняка уже слышал про травму. И знал о скрытом прошлом Аллена. И вопросов и даже намёков по поводу руки, первых родителей, вообще истории с усыновлением со стороны Камелота не было. А ведь Аллен уже привык к различного рода назойливым и не очень расспросам. Даже Тики глаз не спускал с руки. Хотя, определённо, не обделял вниманием и пятую точку юноши. И вообще многое в нём. Аллен был особенно благодарен, что сегодня у мужчины просто не было сил, на то чтобы пялиться так открыто, как раньше. И всё равно, когда покидал зал, ощутил этот знакомый взгляд на себе. Во что он влип, приехав жить сюда? Вставать утром не хотелось, до тех пор пока Камелот уже не уедет далеко-далеко, а Тики не захлебнётся где-нибудь в раковине. Умываясь утром. В общем, невыполнимые, глупые мечты. Аллен заставил себя подняться, понимая, что лучше ему всё же увидеть министра и попрощаться с ним, как следует. Так что по-быстрому одевшись и приведя себя в порядок, он вышел в коридор, понимая… Да, такая ситуация уже происходила. Однозначно. Он не помнил куда идти. И не знал, где можно найти Камелота. — Да чтоб вас! — ругнулся молодой Уолкер в полголоса и добавил немногим громче: — Здесь есть кто-нибудь? Скрипели доски под напором разгулявшегося ветра, дом наполняла тишина. Несмотря на свою кажущуюся ветхость и неухоженность, дом поражал качеством звукоизоляции. А вот эти скрипы, стоны, вздохи старых стен, полов и потолков сопровождали любого обитателя. — Ну пофиг, — решил Аллен, разворачиваясь и тут же практически налетая на какого-то парня. Повыше его ростом, так что у Уолкера был минимальный шанс помешать ему, и он чуть не шлёпнулся сам, отступая назад, но парень перехватил его за руку. — Эй-эй! Полегче!.. Мистер Уолкер, я так понимаю? — Да, — он так узнаваем? — простите, я слегка растерялся. — Вы меня не увидели, — с улыбкой ответил ему рыжий парень. Рыжий, улыбающийся ярко и ясно, в кожаных зашнурованных сапогах, заправленных в них чёрных штанах со свисающей цепью у пояса и в тёмно-красной рубашке под свободной жилеткой, он сжимал подмышкой толстую папку, другой рукой пока ещё придерживая Аллена. Убеждаясь, что тот твердо стоит на ногах. А ещё его растрёпанные волосы частично скрывали чёрную глазную повязку, а второй глаз оказался пронзительно зелёным. — А вы кто? — сообразил, что подобного чуда здесь ещё не встречал, Уолкер. — Я? О, да! Я Лави Довен. — протягивая тут же сжатую Алленом руку, ответил юноша. — Секретарь Министра Камелота.