Искусство быть.

Утро началось в обед. Впервые за время пребывания в этом доме Аллену пришлось прибегнуть к помощи слуг во время подъема. Его никак не могли добудиться с самого раннего утра, где-то в то время выпроваживали в ванну горячую. Отпаивали чем-то. И всё это уже с забрезжившим утренним светом и огнём в лампе, безжалостно режущем глаза, в которых и без того всё расплывалось. Тело было ватным, распухшим и неповоротливым, горло саднило, голова трещала. И всё прошло мимо его сознания. Состояние его снова ухудшалось — вот что понял Аллен. Он так и не дал никому взглянуть на свою руку — вот что он так же понял. И Тики в этой чехарде он тоже не видел. Но мужчина вполне мог спать в такое ранее время. Так что начинать день в обед в его состоянии было совершенно нормально. Пообедав в собственной комнате и поблагодарив одну из служивших здесь близняшек, что всегда терялись на фоне вездесущей Амалии, он заверил девушку, что больше ни в чём не нуждается, и решил, что посидит здесь ещё немного, в широком мягком кресле у окна, а после поднимется, оденется подобающим образом (пока он был в халате) и отправится на улицу. В сад. Или ещё куда-нибудь. Без наставников, редких друзей и книг здесь было весьма скучно. Но Аллену с детства привили, что читать во время болезни очень вредно, и он не собирался нарушать этот навет. Вот поиграть он бы не отказался. Следовало найти Тики, узнать, чем тот занят, и пнуть в сторону приобретения хорошего музыкального товарища для Уолкера. Инструмента, то есть. Такие инструменты порой были вернее любых друзей. Аллен отлично помнил это по своим неудачным попыткам завести хороших товарищей. Хорошо хоть никому слишком не доверял, был научен и знал, что опасно, очень опасно открываться любому. Что раскрытие его тайны может повлечь за собой большие обрушения. Он очень хотел увидеть дядю или хоть кого-то из той же компании. Ману или Учителя, к примеру. Второго увидеть было куда меньше желания, но сейчас его никак не желало покидать нехорошее предчувствие. Каждый раз, когда он не слышал о них слишком долго, то начинал переживать, и порой это было даже видно невооружённым взглядом. Он был идеальным лжецом лишь в покере, когда речь не шла о жизнях близких ему людей. Недаром эти люди просили не привязываться к себе. Как будто они сами не были привязаны к Аллену. Он был молод и слаб, об этом и сообщил прямо в окно, солнцу, закрыл глаза, свесил голову и погрузился в тревожный, поверхностный и не особо долгий сон. Он проснулся, не вполне понимая почему. Может быть оттого, что кто-то здесь шумит? Или оттого, то юноша извернулся под странным углом и теперь, пробудившись, с трудом возвращал тело к нормальному положению и состоянию. А потом сообразил, что в комнате не один. На его тщательно заправленной нежно зелёным покрывалом кровати устроился Тики, внимательно наблюдающий за каждым движением юноши. И не было сегодня во взгляде мужчины ничего, что Аллен привык наблюдать. Только спокойствие и лёгкий, никого не обременяющий интерес. — Проснулся? — лёгкая улыбка тронула кончики губ мужчины. — Дора сообщила, что тебе было плохо утром. — Пришёл убедиться в том, что в твоём доме не будет трупов? — мрачно поинтересовался Аллен, подбирая ноги к себе и понимая, что поза, в которой он здесь спал на виду у Тики, детская и беспомощная. Ощущая эту слабость, он и перешёл сразу к лучшей обороне – нападению. Тики же в это время едва сдерживался от смеха, понимая, что на трупы в доме ему вообще-то плевать. Каким бы способом не умер человек, это всё равно не выйдет наружу. Но всё же это замечание Аллена пришло так чертовски вовремя. — Что веселимся-то? — Уолкер неуверенно опустил ноги на пол, пока не решаясь встать. Вот он покачнётся и наверняка Тики его подхватит. И зажмёт. И вообще. Аллен вжался обратно в кресло, подозрительно разглядывая лорда Микка. — Вы меня проведали. Я жив. Можете печалиться или радоваться. В любом другом месте, пожалуйста. — Мне там делать нечего. К тому же я пришёл к тебе с вполне конкретным предложением, — и жестом фокусника Тики извлёк колоду карт. И безошибочно определил зажёгшийся в глазах Аллена интерес. — На что? — тут же спросил молодой человек, и Тики пожал плечами, оглядываясь по сторонам. — Давай на мелочь. Уж пару сотен фунтов мы можем позволить себе потерять. А совсем без ставок быстро становится скучно. К тому же сегодня алкоголь придётся заменить чаем. — И хорошо. Я не люблю алкоголь, — ответил Аллен, понимая, что его зажали в угол. Делать было действительно нечего, и лишь час назад он мучительно размышлял об этом. Карты могли помочь. Тем более Аллену нравилось играть с Тики, особенно понимая, что он делает это в разы лучше Микка. — А с чего бы это вдруг? — Вдруг? Мне скучно. Официально больной. Мне некуда деваться. И дома тоже дела только те, что не для моего ума. Так что развлечься с тобой и колодой карт совсем неплохо звучит. Не так ли? Аллен хотел сказать, что звучит очень двусмысленно. Но Тики выглядел так нетипично для подобной двусмысленности. Раньше эти его слова выражались и голосом, и жестом, и взглядом. Сейчас такого не было. Не было голодного хищника, готового к прыжку. И Уолкер согласился. Третью партию Тики выиграл. И пятую. И шестую. И выглядел при этом настолько довольным, прямо тошно! И в то же время Аллен был доволен и позволил себе расслабиться. Даже мухлевал меньше. У него сейчас и мастерства бы не хватило. — Я, наконец, понимаю, зачем ты это затеял, — после очередного выигрыша Тики, перемешивая карты, отметил юноша. — Да? Поздновато. Я считал, моё желание обыграть тебя хотя бы и больного очевидно. — Я болен и медленно соображаю, — хмыкнул Аллен, начиная раздавать. Через полчаса Дора принесла им чай с ароматным, соблазнительным рулетом, и покер был временно отложен. Они с Тики не говорили о важном. Разговор шёл на посторонние темы, к примеру, о здоровье, без лишних деталей и один, и другой вспоминали прошлые их болезни, и Аллен выяснил, что Тики раньше много путешествовал. И, очевидно, действительно застрял здесь с подачи Камелота, не понимающего, что лучше для брата. Аллен уже отлично видел, возвращением к какому образу жизни грезит Микк. О себе он рассказывал осторожно. И лишь о временах жизни у Уолкеров. Про родную семью и связи, оставшиеся после их смерти, он не рассказывал никому и никогда. Только жалел о необходимости постоянно носить свой кулон, привлекая внимание. Но, похоже, никто не догадывался об истине. Разговор был спокойней и размеренней, чем в прошлые их игры. Аллен не ощущал никакого давления, и это было приятно, но… Подозрительно. После чая Аллен и Тики к покеру не вернулись, начав переключаться по разным играм. Так, например, когда Аллен вновь задумался над странным поведением Тики, он пытался лишь избежать принятия тяжелого решения. У него на руках были четвёрка, тройка и дама. Отстойное сочетание. Семнадцать. Семнадцать. Он ненавидел это число в блэкджеке. Он отказывался сейчас подминать под себя удачу благодаря ловкости рук, так что честно пытался рассчитать, стоит оно того или нет. Не возьмёшь — наверняка продуешь. Только если у Тики не будет перебора. Возьмёшь - сам наверняка получишь перебор. И что делать? Смотреть на Тики, изучать мужчину и думать о причинах странно, спокойного и даже сытого поведения мужчины, который пока вёл себя почти прилично. Что-то изменилось? Раньше он был куда более настойчивым, и такое не скрыть простой маской. Такого вообще не скрыть, Аллен умел читать людей на достойном уровне, и сейчас он интересовал Тики в сексуальном плане в разы меньше, чем раньше. И утром он где-то отсутствовал, хотя до этого постоянно пытался протиснуться в жизнь Аллена и глянуть хотя бы одним глазком. Почему-то вспоминалось увольнение Амалии. Её характер, вольное отношение к хозяину. А что если Аллен не так всё понял? Или не понял желания Амалии быть не мамочкой или хозяйкой, а кем-то другим для Тики. Любовницей. Тики сидел жутко сытый по сравнению с тем, как это было раньше. Аллена нервировали его выводы до такой степени, что пальцы начинали мять карты. Тики переспал с этой женщиной, перед тем как выдворить? Или что? Исполнил её заветное желание? Или они всегда были в подобных отношениях? Или они всегда оба этого желали, но поняли только сейчас? Амалия, она вообще где находится и в каком статусе? Но это многое объясняло бы. Очень многое. Аллен прикусил губу и протянул руку за новой картой. А когда увидел, раздосадованно треснул ею об стол. Удача была не на его стороне. Тики же всё это время не покидало гадкое ощущение, что он что-то упустил. Он раз за разом припоминал все свои грешки, чувствуя на себе рентгеновский, недоверяющий взгляд Аллена Уолкера. И не понимал, чем он такого заслужил. Да, он вёл себя в разы смирнее! Может, хватит его подозревать уже по любому поводу и в каждом жесте видеть что-то гадкое! Юноша, не сдержавшись, швырнул карты в стороны, набрав ровно двадцать два обидных очка, и, прикусив губу, произнёс: — А что с Амалией? Вот здесь Тики стало действительно жутко. Может быть, что-то даже отразилось на его лице, но Аллен почему-то смотрел в стол и скрёб его ногтем. То есть ногтя-то видно не было из-за вездесущих, поднадоевших перчаток, но… Что-то пошло не так. Ной стал быстро припоминать всё, что он сделал и чего он, может быть, не сделал. Итак, Аллен подозревал что-то? Он знал что-то? Почему он всё время так смотрел на Тики, а потом задал вопрос про Амалию? А до этого вёл себя лучше и спокойней, потому что пытался замаскировать настоящие эмоции? Но откуда бы он мог знать о том, что сотворил Тики? Может быть, видел? С утра не мог, он был очень болен, но когда Ной шёл уже к ней и был в своём тёмном облике, не могли ли его заметить? Вроде, он всё проверил. Тогда позже? Когда Тики был слишком увлечён? Переоценил возможности звукоизоляции? Но Аллен был слишком далеко. Кто-то из служанок просыпался, слышал и рассказал? Или всё же Аллен вставал и зачем-то перемещался по дому? Тики ведь точно всё прибрал. Сам, своими руками, даже акума позвать было нельзя! Сам был вынужден убираться, следить за тем, чтобы ничего не осталось, запечатал комнату, объявил о раннем уходе Амалии, и, так как все знали о нелюбви хозяина к ней, да и сама она, пользуясь положением, выбрала дальнюю, уютную комнату в закоулке, куда никто не ходил, подальше от шума, то никого не удивило, что закоулок теперь закрыт до полного ремонта, так сказать. Никого не удивило и то, что она ушла, не прощаясь. Он всё сделал правильно! Он, разумеется, отмылся, как следует, сменил одежду, тогда почему Аллен рассматривал его, как будто увидел где-то очень большое и страшное пятно? Может, где-то что-то осталось? Или Аллен опять гулял ночью, несмотря на своё состояние, и что-то заметил? Они разбили стекло ведь. Она разбила. И была обвинена в этом. И ответила. И потом Тики медленно, сжимая в её руке эти самые осколки, срезал кожу на груди. Медленно, миллиметр за миллиметром. Кровь её была неприятной, липкой, грязной и отвратительно воняла. Но приятный красный цвет многое компенсировал. Как когда-то заметила Роад, это действительно выдающийся цвет. А ослабевшая девушка уже не могла ничего делать, кроме как шептать и умолять, но нет… в её языке застряли её собственные шпильки, которыми она попыталась ударить Тики. Широко открыв рот, из которого лилась кровь, она была не в силах произнести ни слова. А потом едва не проглотила одну из шпилек. Едва не позволила всему закончиться слишком рано или, напротив, принести себе ещё больше мучений. А ведь Тики как раз только начал вести тлеющей щепкой по её животу к тёмным волоскам, скрывающим нечто особенное. Она действительно была девственницей… хммм…. Можно ли сказать, что она умерла ей? Тики вновь поднял взгляд на Аллена, очень надеясь, что непроизвольно не перешёл в тёмную форму. Хотя тогда бы Аллен точно отреагировал, и Ной узнал о своём проколе. А пока было тихо, но всё равно хотелось увидеть, что там делает Аллен. И так он и застыл, думая о том, был ли хоть кто-то у Аллена. Являлся ли девственником этот юноша? Ведь велик шанс, что да. И Аллену не шёл красный. Чёрный был его цветом. — Где Амалия? — сбивая все мысли Тики, произнёс Аллен, повторяя вопрос. Для юноши всё было логично, а вот для Тики… Тики топила паника. Почему Уолкер задал этот вопрос? Он действительно слышал или видел что-то? Подозревает? — Я избавился от неё сегодня с утра. — Ах… — юноша запнулся на мгновение, отвёл взгляд. — Вот почему ты такой довольный. — Да. И так как именно твои слова услышал мой брат, я обязан тебя поблагодарить. Спасибо. — Не стоит, — тут же среагировал Аллен, будто опасаясь чего-то. — То есть, она действительно вела себя грубо. И тогда я упомянул её, лишь чтобы соскочить с темы, что мы развивали. — Мой брат бывает жутко надоедливым, требовательным и педантичным, — понимающе кивнул Тики. — Исключение для него лишь Роад. — Вот её я почти и не видел. — Я принял героическое решение отвлечь этого чертёнка на себя. Её энергии хватит на десять… пацанов-сорванцов. — Тики едва не сказанул «десять апокалипсисов», имея в виду именно то, что собирался сказать, потому вовремя себя отдёрнул. И только позже сообразил, что его слова были бы восприняты как шутка, Аллен ведь не может знать, на что способна Роад. Ощущая себя запутавшимся, он с досадой продолжил: — И, что самое страшное, она стремится вовлечь окружающих в её беспорядок. — Да. Но она же ребёнок… — Вот этим, только словами «но она же моя дочь», оправдывает её Шерил. Не то чтобы она творила что-то ужасное, но… — Но ты считаешь её избалованной? Она ведь приёмная, так? — Так. Никто этого не скрывает, о слабом здоровье Трисии известно многим. — А она… - Аллен не знал, как задать этот деликатный вопрос. Не знал и зачем задаёт его. Ему было просто интересно. — Она не может иметь детей и потому больна, или из-за здоровья избегает подобного. — Не знаю, — Тики пожал плечами, откидываясь на спинку стула. Сегодня, довольный всем миром, он производил довольно приятное впечатление, и с ним было неплохо так просто поболтать. Прямо приятно. И плевать на саднящее горло. — Но, вроде, дело в том, что она уже была беременна. Знаешь… некоторое время назад. И это плохо закончилось. Вроде из-за какой-то несовместимости их. В крови дело или как-то так. По крайней мере, это то, что я слышал. По крайней мере, он действительно не помнил ничего из официальной жизни Камелотов! Придумывал на ходу, припоминал, собирал урывками то, что казалось ему верным. И ни в чём не был уверен. Вообще ни в чём. — Продолжаем, — решил Аллен, делая новую ставку. В конце концов, Тики остался со своими восемнадцатью и выиграл. Везунчик. И первая же карта, выпавшая ему при новой раздаче, оказалась тузом — самая универсальная, счастливая и удобная карта в блэкджеке. И то, что выпала с ней четвёрка, тоже было неплохо. Плохо было только то, что именно в этой игре Аллен туза не любил. Это была неприязнь, выросшая из детства, когда двойное значение карты сбивало с толку. Коварство и двуличность — мальчишкой он играл картами, а не в карты, и туз всегда оказывался злодеем. А ещё Аллену очень редко сам по себе выпадал блэкджек. Всего несколько раз за всю его богатую игровую жизнь. И из общих ста процентов около девяносто пяти он сам вызывал эту чудо-комбинацию не менее чудесными манипуляциями. У него был Туз. Он не любил туза. Но готов был с ним работать. Новый раунд противостояния с Тики Микком начался. Это был интересный день. Это было интересно - играть против Тики и при этом ограничивать себя в излюбленном искусстве обмана. Это было хорошо. Время летело незаметно для них обоих, и, когда служанка постучала в дверь, спрашивая об ужине, удивлённо стали озираться на часы и в окно они оба. Аллену импонировало новое отношение Тики к собственной персоне. Тики очаровывал этот расслабленный, всё больше раскрывающий себя настоящего Аллен Уолкер. Всё ещё колючий, но всё же очень-очень свой. Его, то есть. Его собственный. Так хотелось его в свою собственность. А знание, что Аллен никогда ничего подобного не позволит - слишком уж свободолюбивый - только увеличивали его интерес. И, как ни странно, не становились предвестниками желания сломить и заставить. Напротив, хотелось, чтобы Аллен остался таким же, но всё же заинтересовался Тики Микком. Хотя он уже интересовался, Ной был в этом уверен и ликовал тому, как быстро это происходит. Он предпочитал забыть, как это неудобно - иметь любовника, живущего с тобой, с которым непонятно что делать, когда поутихнет интерес или он выяснит, что Тики это Ной, монстр, выступающий против людей. Тики жил сегодняшним днём. А Аллен вообще не забивал свою тяжелеющую голову никакими большими и сложными вопросами. Они закончили день карточных игр уже под вечер. Когда Аллену снова стало плохо, он начал даже путать карты, Тики погнал его в постель, уложил, укрыл, сказал, что сейчас пришлёт Дору, чтобы та посмотрела, как Аллен, и принесла лекарство, если что. Аллен в ответ пробурчал, что ему не нужно никаких лекарств, получил, словно маленький ребёнок, поцелуй в лоб и комментарий о возрастающей температуре. — Тики, это может показаться странным, мой следующий вопрос, но… — Задавай и не буксуй, — поторопил Тики, останавливаясь на пороге. Порой ему казалось, что пороги это самая значимая часть любого дома и его жизни. Его всё время где-то здесь тормозят, то не давая войти, то не позволяя выйти. За порог, на порог, в пороге, над порогом… Кругом один сценарий, только вариации развития разные. — Ты сегодня ведёшь себя странно. Тики вопросительно приподнял бровь. — Да, странно! — Это всё ещё не вопрос. Аллен даже не сразу понял, о чём именно говорит этот мужчина. Он постоянно сбивал Аллена с толку. И теперь даже больше, чем тогда, когда откровенно приставал. Ещё немного, и юноша психанёт и начнёт приставать сам в особо агрессивной манере дознания. Но Тики был таким мерзавцем, что наверняка сумел бы и от этого получить немало удовольствия. Аллен снова взглянул на мужчину, останавливаясь на сей раз на его глазах и то и дело соскальзывая взглядом к родинке, и подумал о том, имеет ли право называть его мерзавцем. И не сразу сообразил, что ему давно отвечать пора. — А! так… Так в чём причина? — А что ты называешь странным? — решил на всякий случай уточнить Микк, не терявший нити разговора ни на мгновение. Он-то как раз занимался обдумыванием того, как бы закруглить всё это красиво и правильно попрощаться. И при этом занимался приятным делом — рассматривал Аллена. И даже тайна руки его больше не бесила. Хочет скрывать — пусть скрывает. А Тики добьётся того, что Уолкер сам ему добровольно всё покажет. Где-нибудь в полутьме. В спальне. Когда они будут совсем одни, смущаясь и не доверяя даже самому себе, он доверится Тики, потому что мужчина его завоюет. Заставит поверить себе и в себя. Нет, ну как же крепко этот седой чертёнок засел у него где-то внутри! В сердце, в душе, в тёмной сущности — не важно! Хоть в лёгких, мешая вздохнуть спокойно, хоть в печени, хоть в кишках! Важно, что засел и съезжать не собирался. И влиял оттуда на мысли. — Всё! — выпалил в это время Аллен и запнулся, спохватившись. — То есть многое мне кажется странным. Ты сегодня гораздо спокойней, не такой навязчивый, как обычно… — А тебе нравилось, когда я был навязчивым? — моментальная реакция. — Нет! — Может быть, я пытаюсь найти приемлемый способ забраться тебе под кожу? — Ну, так это и есть ответ? — уточнил Аллен, удивляясь, что Тики сегодняшний не опошлил эту фразу. Нет, такой Тики Аллену приглянулся гораздо больше того, что был раньше. — Почему-то я слышу вопрос. — Да, ты прав, — Микк сложил ладони на груди и покачал головой. — Дело в другом. Ты спрашивал меня о причинах изменения моего поведения, я правильно помню? А то мы едва не начали сражаться в остроумии, и я отвлёкся. Его слова были равносильны признанию, что Тики тоже обдумывал, как по-другому могли звучать его слова. — Да. — И ответ более чем прост. Амалия, судьбой которой ты сегодня интересовался, раздражала меня на протяжении чёрт знает какого времени! Сейчас я избавился от неё и счастлив. «И всё?» — так и хотелось спросить Аллену. Но это выглядело бы глупо. Так что прозвучала совсем другая, невольно сорвавшаяся с его губ, но от того не ставшая менее искренней фраза: — Ты нравишься мне счастливым. — О, Малыш, я запомню этот трогательный факт! — ликующе всплеснул руками Тики, и Аллен ощутил, что в комнате стало как-то сразу жарко. И хорошо, сегодня он мог сослаться на болезнь, плохое самочувствие. — И это будет последнее, что ты запомнишь! — ему определённо было плохо, если он бормотал такие глупости. Но Тики расплылся в улыбке. — Отдыхай, Малыш. Спокойной ночи. И не стало Тики. И Аллен остался один, шёпотом прошептав: — Спокойной ночи, Тики. Потому что его ночь спокойной становиться не собиралась. Он снова запланировал ночную вылазку. На сей раз, правда, тепло оделся и пошёл по коридорам, по лестницам вниз. Не спеша. Не боясь быть застуканным. Единственный, кто мог его подловить, это Тики. И Аллен почти ожидал его и ощутил лёгкое разочарование, добравшись до входной двери. И последовал на улицу, надёжно сжимая свой фонарь и направляясь прямо к конюшням. Он уже хорошо понимал маршрут и выбрал себе смирную, послушную лошадь, которая его устраивала. И которую устраивал он в качестве наездника. И никого из них не смущали ночные, не очень близкие путешествия. Они были созданы друг для друга, и Аллен, последний раз почесав гриву своего товарища и транспортного средства, отправился к месту встречи. Он был уверен, что уж теперь-то его отсутствие обнаружат. Но вряд ли заподозрят что-то серьёзное. И, оказавшись на месте встречи, он, лишь тяжело дыша, сжимал свой кулон и оглядывался по сторонам, не понимая. Он опоздал. Но это и было понятно. Его бы ждали всю ночь, если ждали! Спешившись с лошади, он уже подумывал о том, что приехал зря, тёр саднящее горло и время от времени тихо кашлял. И заорал, срывая голос, обнаружив за собой две знакомые до боли фигуры. — Задери вас Граф, Учитель! Я просил не разыгрывать меня подобным образом или нет?! Вы что, свихну…. Аллен осёкся. Мариан Кросс молчал. И продолжал стоять на месте, а стоящая за его плечом Мария только делала его образ ещё более зловещим. — Что-то случилось? В нормальных условиях Кросс давно дал бы Аллену по голове и по тому, до чего бы дотянулся, за такое неуважение к своей персоне. — Я поздно узнал о том, что произошло с Уолкерами. Со всеми вами, — тихо произнёс Мариан. — Случилось кое-что плохое. Вот только этого Аллену и не хватало! Он молча кивнул, показывая, что готов даже к самому худшему. — Мы полностью потеряли сигнал Ала и его команды. Последнее, что стало известно, это появление у них Ноев. Что было равносильно смерти, и Аллен задохнулся от сжавшей грудь боли. — И до этого…. В общем… Мана был убит. Аллену показалось, что мир покачнулся и рухнул. Или его подводила не слишком ясная голова. Или он сам упал на колени. В любом случае… к такому он оказался не готов.