Искусство быть.

Если вы человек хоть немного и проживаете на земле, среди цивилизации и тем более среди обеспеченного, влиятельного народа — вы обязаны уметь пить. Это необходимость. Ни меньше и не больше. Именно эту истину Аллен открыл для себя ещё лет в тринадцать. И именно тогда же прозвал истиной. Аксиомой, не нуждающейся ни в каких доказательствах. Состояние опьянения могло как принести пользу, так и полностью уничтожить. Некоторые, пьянеющие с первых бокалов, умели пить и использовать свое состояние себе на пользу. Вот что подразумевалось под умением. Но умение использовать расслабленное или откровенно запутанное состояние себя и других было необходимо. Аллен никогда не желал жить такой жизнью, подозревая, что предназначается для чего-то иного. Может быть, отлично зная о редкости рождающихся с чистой силой. Он был таким единственным, по крайней мере. А может быть, он просто был юношей, находящимся на перепутье многих дорог, каждая из которых была укрыта плотной пеленой тумана. Как и весь мир с его будущим, неровно вставший на неверные ноги и покачивающийся во все стороны. Обладатель чистой силы пьянел очень плохо и медленно. Однако хорошо знал, как должен был выглядеть после тех или иных «доз», что могло сыграть ему на руку. Также одно время экспериментируя с Джейком, он всё же вызнал рецепты пары совершенно убойных коктейлей. Убойных — в самом прямом смысле. Большинство обычных людей, выпив такое, скорее всего, не поднялись бы прежними. Судьба акума, зомби или инвалидов обеспечена. А Аллен с такого коктейля пьянел. Непозволительная роскошь. До сегодняшнего дня. Если бы рядом остался кто-то, кто действительно знал его, и увидел, что Аллен напился, — уж он бы понял, насколько всё плохо. Аллен не мог напиться по неосторожности, он делал это целеустремлённо, намеренно, преодолевая собственное отвращение и понимая, чем всё может грозить. Он напился, и, если бы кто-то, кто понимал его, был рядом, — уж он бы точно забил тревогу, осознал, насколько всё серьёзно. Потому что пьянство Аллена, его попытка сбежать от реальности таким способом почти равнялась попытке суицида у прочих. К сожалению, именно отсутствие людей, что могли бы его понять, встряхнуть и снова поставить на ноги, грубо рванув за шкирку, и было основой его краха. Единственный, кто был рядом в этот момент, был Тики Микк. Чужой, подозрительный, ни черта не понимающий. И услышавший то, что слышать ему не полагалось. То, что никому слышать не полагалось, то, что вслух произноситься не должно было в принципе. Но Аллен понятия не имел о том, как именно отреагировал мужчина, не представляя также, какое замешательство подобное откровение могло у него вызвать. Долгое напряжение наконец вкупе с выпитым свалили его в сон почти мгновенно, после того как он высказал все свои претензии, поделился, почувствовал даже смутное облегчение, и мир вокруг, покачнувшись, размылся яркими, дикими красками, обратившимися переплетением причудливых снов. Он проснулся у себя, потерянный во времени, отчаянно стараясь закопаться подальше от света. Застонав в подушку от заколотивших в голову молоточков, первым делом юноша убедился, что перчатка на левой руке всё ещё в порядке. То есть она была там, но не факт, что никто её не трогал, ведь Аллен не спал, он отрубился после пьянки, что было совершенно разными вещами…. И тогда головная боль стала в тридцать раз неистовей — Аллен с силой распахнул глаза, поднимаясь на четвереньки и слепо переваливаясь в сторону, соскальзывая с кровати и грохаясь задницей об пол. Ему было плохо, но это ничего не значило по сравнению с ужасом, вызванным пониманием сделанного вчера… Вчера вечером? Он попытался оглянуться на окно, но тут же отбросил не лучшую идею. Да и что он мог сейчас сделать? Вскочить и отмотать время назад, чтобы запретить себе пить? Запереться от Тики? Заклеить рот скотчем, чтобы только не проболтаться? Ладони сжались в кулаки, и всё его тело едва не свернулось в клубок, полный возмущения, боли, ярости и желания разбить голову о ближайший угол стола. — Чёрт! — едва слышно сорвалось с губ, когда он начал подниматься. Ладони потянулись к лицу, чтобы растереть его как следует, проснуться, начинать осознавать реальность чисто и по всем правилам. Никакие лекарства и трюки, способные вылечить его, к счастью, короткие приступы похмелья им найдены не были. То ли он экспериментировал слишком мало, то ли, как и с алкоголем, дозы воздействия должны были быть зверскими. Так что оставалось лишь пойти умыться, переодеться. Он был помятым, разутым и не помнил, как оказался в комнате. Тики донёс? Где Тики теперь? Что он собирается делать, зная о секрете Аллена? Он рванул дверь своей ванной, пуская воду в раковину и набирая в ладони. Затем щедро обливая ледяной водой лицо, голову до тех пор, пока не ощутил, что его голова вот-вот превратится в ледышку. Практически вся его одежда оказалась к тому времени мокрой, пол заливали лужи, но сознание прояснилось до той степени, в которой Уолкер мог бы обыграть Тики в покер. Тики был хреновым игроком в покер — будем честны. Так что состояние не было слишком хорошим. Но его было достаточно. Итак, если Тики уже успел кому-то проболтаться (а хоть он и не был похож на спешащую вывалить на тебя все сплетни города леди, шанс-то велик), Аллен сделать ничего уже не сумел бы. Стоило, конечно, узнать, кому, и как, и насколько угрожающе это выглядит. Если Тики проболтался, скажем, кому-то из родни — беда не казалось большой. Аллен не мог точно поручиться за министра Камелота и его семью, но понимал, что немедленно сдавать его, скажем, Церкви они не станут. Не такие люди. Может быть, в будущем, когда понадобятся рычаги давления, они могли бы ими воспользоваться. Но также существовал шанс, что Тики молчал. Оглушённый подобным признанием, он мог поступить, как дурак, и признаться или промолчать и задуматься. Он был далёк от политики настолько, насколько не была далека даже Эмми, ненавидящая подобные вещи, и скорее предпочёл бы извлечь совсем иную пользу. Скажем…. Насколько Тики заинтересовался Алленом на самом деле? Его желания по отношению к юноше остались всё теми же? Ведь в таком случае вполне можно было подумать и о шантаже, и о простом подтрунивании, и даже о попытке сблизиться на самом деле, будучи единственным человеком, которому Аллен открылся. Единственным, с кем Аллен сейчас мог бы обсуждать свою тайну. Это могло быть неплохим подспорьем в соблазнении Аллена, по мнению самого юноши. И в глубине души он с некоторым страхом обнаружил, как ему хочется, чтобы именно о таком развитии событий подумал и Тики. Где-то там же он даже начал строить планы, как бы подтолкнуть Тики Микка к мыслям об этом, как бы так осторожно… Стоп! Пока он понятия не имеет, как всё сложится, что нужно Тики и до чего он додумается! Но обязан не паниковать. Паника и поспешность уничтожат его чуть больше, чем полностью. Позволят Тики в полной мере ощутить свою власть. Если Аллен помчится проверять, в чём дело, он признается в собственной беспомощности, сам вверит себя в руки Микка и позволит вертеть собой, как тому пожелается. Нет, он не собирался поступать так. Он не собирался вообще как-либо реагировать на произошедшее вчера, будто ничего и не было. Может быть, Тики даже подумает, что Аллен ничего не помнит, и попытается провернуть что-то новенькое. В данной ситуации импровизация была предпочтительна. Но если Тики спросит, Аллен не собирается отрицать своё знание всего, что произошло вчера. То есть не совсем всего… Сдирая мокрые тряпки с влажного тела, он всё ещё оставался в перчатке, и первым делом поспешил накрыть тело сверху. Его рука, пусть даже Тики знал о ней, всё ещё должна была оставаться скрытой. Всегда скрытой. Оставив вещи в ванной, отлично зная, что их заберут, стоит Аллену уйти на завтрак или начать завтракать здесь, он даже не ощутил никакого стыда за устроенный им свинарник. Иногда он мог и такое себе позволить. Ничего страшного, и, забираясь на разворошенную постель, закрыл глаза, сжимая виски. Голова всё ещё болела. Совсем не так плохо, как раньше, но всё же функционировать правильно в таком состоянии он не мог. Да и его ледяные ванны могли снова сказаться на здоровье. Сухое горло, требовавшее воды, теперь болело и кололось. Он мог бы просто лечь и попытаться уснуть. А мог заняться тем, что назначили бы ему в наказание за такое состояние. При мыслях о наказании и тех, кто мог бы это сделать, сердце сжалось, и идея сна была отброшена в сторону с преувеличенной жестокостью. Он не мог позволить себе лежать и погружаться в глупые мысли. Не мог думать об этом больше. В следующий раз, как он встретит Кросса, выбьет из него всё дерьмо вместе с признанием дальнейших планов их стороны. Учитель был пугающим монстром, но Аллен был в такой ярости и отчаянии! Вместо того чтобы дать путь, направление, этот ублюдок всего-то отправил Аллена обратно и скрылся, не сказав больше ничего. Оставив Аллена барахтаться в неизвестности с чем-то вроде немой отговорки: ещё рано знать всё. Если раньше он был согласен, он так же знал, что и Мана, и дядя были уверены, что, если ситуация станет критической, юноша получит свою долю знаний. Обязательно. По мнению Уолкера, критическая точка была пересечена. Он медленно поднялся, потирая больной желудок, и мысленно отменил собственный завтрак. В наказание отчасти и по некоторым другим причинам. Он не был уверен, что принятие любой пищи в таком состоянии хорошая идея, учитывая, как именно работает его чистая сила и с чем ей пришлось справляться этой ночью. С абсолютной дурью своего хозяина. Ну вот, он дошёл до того, что перестал огрызаться на чистую силу и принялся ругать себя, считая, что он недостоин, а не она портит его жизнь… С глубоких вздохом Аллен согнул и разогнул руку, сжал пальцы в кулак, усмехнулся, размышляя о том, насколько это здорово — общаться с чистой силой, и вышел в коридор. Время приближалось к полудню. Аллену хватило одного взгляда в окна (смотреть долго было всё ещё очень неприятно), и юноша определился не только с расположением солнца относительно этого конкретного района Земли, но и с маршрутом. Он направился на кухню, заказать побольше чая и сообщить о некоторых нуждающихся в стирке вещах и нуждающейся в скорой уборке комнате. Сам же после встречи с сёстрами направился в музыкальную комнату, отлично помня о нескольких неплохих метрономах. При такой головной боли и болезни он знал лучшее из возможных средств. К тому же, покопавших в столе и на полках, он раздобыл некоторые нотные тетради и записи, признав не только известные ему произведения, но и кое-что новенькое, как бездарное, так и весьма привлекательное. Ему нужно было что-то, чтобы подобрать нужный ритм. Сосредоточиться, закрыть глаза и разбить головную боль на такты. Отметить самые высокие её ноты, расчертить продолжительность самых опасных промежутков, филигранно расставить паузы. Обычно хаос боли превращался в мелодию, никогда некрасивую, не ту что можно сыграть на самом деле, но боль, превратившаяся в мелодию, беспокоила в пять раз меньше и болью больше не являлась. *** Тики Микк этим днём не просыпался вообще. И не ложился спать. Беспокойно путешествовал по медленно зарастающему саду. Старый садовник с племянником явно не справлялись, будто природа после долгих заморозков решила отыграться за всё сразу. Может, мистика какая вмешалась или что похуже? Растения можно удобрять кровью? Да, он чувствовал себя необычно этой ночью. Не совсем так, как когда он желал убить кого-нибудь и срочно, но очень похоже. Но точно не так. Аллен Уолкер был обладателем чистой силы. В двух шагах от Тики находилась чистая сила, а он ещё не набросился на мальчишку и не разорвал в клочья. Как его сущность могла быть настолько слепа? Даже если беспокойство и увеличивалось от присутствия Аллена, но совершенно не так, как должно бы… Может быть, дело в том, что юноша не активировал её? Или это очень тихая и скрытная чистая сила, заметная только снаружи? Скорее всего, странный зуд, охвативший Тики после вечерней беседы, был результатом его осознания. Ной в нём понял, как близко была желанная цель и как туп он был, не замечая. Это всё было осознанием. Но не животным инстинктом, что пробуждался во всех Ноях, когда речь шла о чистой силе. О, они ненавидели эту материю и желали ей уничтожения всем сердцем! А оттого появлялось также желание пытать глупых её носителей и всех, кто покрывал эту мерзость. Истина, прописанная где-то в генетическом коде самым ярким и явным способом, перекрывая все остальные доводы и формируя одну из самых явных черт характера любого из них. Это было основой. Быть может, это даже было тем, что делало из них Семью — иногда предполагал Тики, тщетно надеясь, что дело не в мистической власти Графа, но в общей цели и знании, и лишь Граф на самом деле может положить конец существованию чистой силы. Если вообще хоть кто-то сумеет, если всякие мальчишки с чистой силой в руке могли свободно расхаживать под носом не только его, но и Шерила, и Роад, и никто ничего не заметил. Данный факт немного успокоил Тики, и вместо продолжения ходьбы мужчина позволил себе остановиться и опуститься прямо на землю. В полуметре из-за куста выглядывала скамейка, но обязательного пользования та не подразумевала. Старый добрый социальный протест. Он не один такой слепой идиот. Ита-а-ак… мальчик оказался экзорцистом. В первые минуты Тики был так ошарашен, так потерян, что полностью утратил ощущение реальности. Это было неправильно, дико и настолько… кособоко, что Ной едва удержался от того, чтобы пойти и проверить, не поменялись ли небо с землёй местами. А потом Аллен рухнул в сон. Именно рухнул, не упав с кресла, но неожиданно отрубился. Тики даже заподозрил юношу в обмане, потормошил и перепугался, что ему стало совсем плохо, и Аллен сейчас подохнет. Но потом успокоил себя, сосчитал до десяти (на эту процедуру ушло более пятнадцати минут, так как цифры прыгали, не желая вставать на места) и сообразил, что всё в порядке. Подхватил Аллена на руки, донёс до комнаты, сгрузил на кровать, стащил обувь, укрыл, чтобы потеплее было. Всё это, стараясь не прикасаться к левой руке. Затем и вовсе сбежал подальше. И теперь не планировал даже возвращаться к обнаруженному экзорцисту. Экзорцисту ли? Тики поднял голову, вглядываясь в совершенно тёмное, прекрасное, беззвездное небо, останавливаясь, лишь обнаружив тонкий молочный серп, проглядывающийся сквозь неясную дымку. Ему нравились такие ночи. И он мог ясно мыслить. Например, об Аллене, что имел чистую силу и, кажется, очень не любил Церковь. Он не был экзорцистом. Никогда не был. Может быть, когда-то так случилось, что риск им стать в его жизни присутствовал, но он явно никогда не был замечен в Чёрном Ордене. Иначе скрывался бы куда убедительней. И вообще Тики о таком не слышал. Ситуация заслуживала долгих, мучительных размышлений. Проскользнула малодушная идея — напиться. Так же, как Аллен. Но Тики отверг её, пиная небольшой камушек прочь от себя, подобно этой мысли. Аллен был загадкой — Тики понял это, едва услышал о юноше, но тогда ещё не подозревал, насколько странной и невероятной окажется эта загадка. И как приятно будет копаться в ней, искать никак не желающие сходиться концы, с каждым новым днём всё сильнее погружаясь в это увлекательное занятие. Он раздумывал об этом до самого утра. Стоило солнцу показаться из-за туч, разливая в небе розовые краски, как в голову пришла на редкость светлая и логичная идея относительно таинственного прошлого юноши. Аллен был синхронизировавшимся, скрывающим свою чистую силу, — это известно. Он, как и его семья и, скорее всего, первая семья тоже (хотя это спорно), не любит Церковь и скрывается от неё — тоже понятно. Аллен позиционирует себя, как вещь Церкви, когда пьян, и злится по этой причине, не желая такой несправедливости — тоже стало фактом. Соответственно, он не желает иметь с Церковью ничего общего. Он их очень не любит и, может быть, опасается. Не желает на них работать ни в каком виде. Тики его понимал отчасти. Но откуда всё это пришло? Ходили упорные слухи о том, что экзорцистов забирают отовсюду, где они появляются. А чистая сила в руке Аллена, видимо, действительно давно. Может, он в детстве получил травму, ему досталась чистая сила. И? И что должны были делать родители с таким ребёнком? Особенно если они изначально не очень доверяли Церкви? Спрятать? Очень может быть. Но поняли ли они, что это чистая сила? Или их кто-то нашёл, кто-то незначительный, но посмевший предположить, что в руке ребёнка чистая сила? Умный или не очень умный Искатель, к примеру. Или ещё кто-то. Возник конфликт, может быть, они попытались скрыться и скрыть сына. Может быть, из-за Церкви как раз и пострадала первая семья Аллена. А может, из-за них они скрылись и на самом деле были ещё какое-то время живы. А Аллен полностью сменил имя и поселился у понимающих людей. В теории не хватало деталей, но лишь оттого, что в воображении Тики их было слишком много. Самых разных предположений по поводу отсутствующих мелочей. Нападение акума, конфликт с Церковью, быть может, семья Аллена была достаточно влиятельна, чтобы раздуть скандал, и их решили устранить, но посчитали случайно убитым и ребёнка. Мало ли? Это объясняло отношение и тайну Аллена. Это объясняло даже больше, чем надо было объяснить. Подчиняясь охватившему его энтузиазму, Тики даже направился обратно к дому бодрым шагом, едва не напевая, чувствуя переполняющее его волнение. И остановился на ступенях, не зная, что делать теперь с Алленом? Как к нему подойти? Что сказать? Надавить? Попросить прощения? Удивиться? Может, мальчик и не помнит о том, что рассказал! Хотя Тики подозревал обратное, что-то скреблось в подсознании на этот счёт, но он точно не мог определить, что именно. И он просто не мог заставить себя подняться и посмотреть в глаза этому человеку. Да, он заглянет, уточнит, насколько жив сейчас Аллен, и…. и поедет к Джозефу с Артуром. В конце концов, у Тики есть дела и потребность узнать, где же именно расположено досье на Уолкеров!!! По крайней мере, таким был план. Конечно же, он остался невыполненным. Он понял, что не хочет к этим людям, на полпути и приказал поворачивать. Не домой только. Решил-таки проверить, как там в городе, встретил некоторые знакомые лица, стал свидетелем небольшого, забавного шоу, наконец получил желание поделиться этим с Алленом, думая над тем, с каких это пор его стали посещать подобные желания, отправился домой. Аллен уже проснулся, но не желал есть. Только заказал много горячего чая. Конечно, у него же ещё и горло больным было, и Тики ощутил ещё большее раздражения на ребёнка. А потом и некоторый страх —, а это нормально для Аллена, так болеть? Судя по его действиям, он не очень хорошо разбирается в таких ситуациях? Может, у него, как у многих экзорцистов, иммунитет покрепче, обычным простудам он не поддаётся и оттого, столкнувшись с новой ситуацией, не сразу сообразил, что делать? Тогда это может оказаться и не такой уж простой болезнью! Тики с трудом отогнал от себя мысли, останавливаясь перед дверью, чтобы постучать и войти. — Аллен? Юноша растянулся на кровати на животе, с карандашом в руке он изучал лежащие перед ним ноты. Услышав зов Тики, лишь кивнул, продолжая постукивать пальцами в такт быстро тикающему метроному. Не желая быть грубым, а вернее, не зная, что ему делать, Тики продвинулся к кровати, мысленно уже ненавидя наведённые закрытыми шторами сумерки. Но даже пытаться открыть их не стал — неизвестно, как Аллен себя чувствует. Так что тихо сел рядом, надеясь, что действие не будет расценено как вторжение в личное пространство. Аллен даже внимания не обратил. А Тики стал всматриваться в ничего не говорящую ему испещрённую символами линейку. — Что это такое? — он постучал по одному из странных символов, что не могла являться нотой. Ну, по соображениям Тики. — Пауза. — А… Пауза? То есть остановка игры? Перерыв? Там такое бывает? — удивлённо выдал Тики, но Аллен, видно, счёл его вопросы не требующими ответа, —, а вот это что? — Пауза. Тики глубокомысленно кивнул, стараясь сообразить, чем же паузы похожи, если одна из них квадрат с чёрточками, а другая — волнистая хрень. Может, вся эта музыкальная дурь не для него? — А эта круглая хрень тоже пауза? Прогресс на лицо, вернее, на лице обернувшегося Аллена. Прогресс так и говорил Тики о его полной умственной неполноценности. Но мужчина ждал отчета. Аллен кашлянул. — Это нота. Мир Тики готов был развалиться на куски. — А разве не это нота? — Да. — Но это похоже на ноту…. Это, а не то! — Тем, что у неё штифт и хвостик? Ну да, и такие бывают, но вообще-то та, которую ты не признал, будет нотой покруче, — Аллен явно разрывался между желаниями веселиться и выть в голос. — Конкретно здесь она длится четыре счёта, мне слишком хреново для сложных размеров. Она целая. А та, которую ты признал, — четверть. Это их длительность. — Они отличаются длительностью и поэтому.. — Чем больше написано на ноте, тем меньше она длится, вроде того. Ну там два хвоста или три, а когда счёт уже на тридцать шестые идёт… Но это не важно, — спохватился юноша, прикусывая карандаш. — И они отличаются, потому что отличаются по длительности? — повторил Тики, пока ещё не понимая чего-то главного. — Да. — А… подожди.., а как они отличаются? — В смысле? — Ну… нот же семь. — И? — осторожно спросил Аллен, будто собирался ступить на внезапно обнаруженное минное поле. Тики почувствовал себя очень неуютно. Может, он слишком много внимания уделяет этому карандашу, конец которого то и дело исчезает между розовых губ? Тики готов был признать привычку грызть карандаш самой милой на свете и при этом жутко отвлекающей. Может, если бы он полностью обратился к теме, не выглядел бы таким придурком? — Это одна и та же нота, написанная по-разному из-за длительности. А как же эти… До-ре-ми? Как понять, какая из них кто? — Ты думал, что до-ре-ми записываются разными символами? — Да. — Семь нот? — Да. Они всем известные.. впрочем, не отвечай. — Тики замахал рукой, наконец, спохватившись. — Забудь, как страшный сон. Я серьёзно. Я точно твержу что-то глупое, так что забудь. — Такое сложно забыть! — возмутился Уолкер. — Чёрт! Чем отличается фа от соль? — Эм… — Он должен был молчать, но не мог. Не мог он молчать под этим горящим, требовательным взглядом. — Фа это фа, соль это соль. Они по-разному звучат. — Ты сказал это так, как будто думаешь, что именно вот этими буквами они и звучат. Тики. Я хочу удавиться. — Я не специально. — А я да! — Я просил оставить эту тему! — Ты идиот! Для чего пишутся ключи? Для чего линейка? Для чего… почему нота располагаются на разной высоте? — То есть до-ре-ми это высота? — Да, чёрт возьми! — А скрипичный ключ это…. — Это вон та фиговина вот тут, — Аллен ткнул в начало строки, как раз к скрипичному ключу. Он определённо потерял всякую веру в Тики и его способность понимать происходящее. Ной глубокомысленно кивнул. — А закорючка ниже? — Басовый ключ, это же фортепьянная… ах, плевать!! Аллен, наконец, принял здравое решение и захлопнул тетрадь. Он не смотрел на Тики, но давненько мужчина не ощущал себя таким идиотом. И даже чувствовал сожаление о своём воспитании. Впервые в жизни. Да, и добился этого не Шерил. Следовало рассказать брату, позлорадствовать. Взгляд Ноя переместился с карандаша на руку и там и остановился. Тики даже не заметил, как вытянул шею, рассматривая как всегда спрятанную ладонь и пытаясь угадать, как выглядит чистая сила. Ничего внутри себя, подсказывающего о том, что это именно она, он не ощутил. Может быть, это и вовсе был пьяный бред и никакой чистой силы нет? Микк вздохнул, встряхивая головой и натыкаясь на пристальный взгляд Аллена. Затем скорчил скорбную гримасу и решил пойти ва-банк. — Теперь-то руку свою покажешь? Выражение лица Аллена не изменилось вообще, демонстрируя истинного профи карточных игр. — Ты мог бы для начала хотя бы спросить, что со мной вчера случилось, — хмыкнул Уолкер, наконец. Тики готов был поклясться, что именно в этот момент удивительным образом ощутил стыд. Впервые за последние лет пять. Ему даже перед друзьями не было стыдно, когда он постоянно мотался к Графу, а вот сейчас…. — Я не подумал. Вообще не подумал о разговоре и заметил твою руку и… — Да, да, да. Моим догадкам тоже да, — кивнул Аллен, отворачиваясь. Тики с трудом удержался, чтобы не прилечь рядом с ним, лишь слегка наклоняясь ближе к затылку юноши, чтобы удобно было смотреть через плечо. Правда, теперь смотреть было не на что. Аллен потянулся, останавливая метроном. — Каким догадкам? — уже в полной тишине вдруг ставшим хриплым голосом уточнил Тики. — О том, чего именно ты от меня хочешь. Тики хотел провести ближайшее время на этой кровати. Вот так взять, навалиться на мальчишку и лежать, по крайней мере. Лежать рядом с этим удивительным… экзорцистом. У него всё внутри переворачивалось от осознания того, к чему именно его тянет. Экзорцист и Ной. Он желал этого всё сильнее. — Ты решил меня задавить? Да, он всё же не заметил, как именно навис над юношей, утыкаясь носом в волосы, что пахли ещё чудесней, чем раньше. Теперь без примеси шампуня. — Если я знаю, что с твоей рукой, почему бы не показать её мне? — Тики просто не понимал. Аллен расслабил руки, позволяя себе полностью рухнуть в подушку, отпуская успевшее скопиться напряжение. Теперь уже не опираясь на локти, он сердито буркнул: — Сначала женись. Глухое хихиканье и теплое дыхание в шею были ему ответом.