Искусство быть.

Если вы живёте с Ноями, то вы либо сами Ной, либо акума, либо ещё какая-то мерзость вроде человека. Человека, способного жить с Ноями. Может быть, не подозревающего о том, что это Нои или что они на самом деле из себя представляют. Лави был человеком. Не самым лучшим человеком, если следовать его же собственной логике, но ему всегда было плевать на то, что о нем думают другие. Лави работал с Шерилом уже три с лишним года и, как и рассказал Тики, случилось это почти случайно. Но он с самых первых дней отлично знал о природе и повадках Ноев, об их отношении к людям и мог лишь восхищаться собой и своей удачливостью, раз уж его не только оставили в живых, но и даже позволили работать в самой гуще событий. Лави никогда не был в восторге от своего работодателя и его семьи, но никогда по своей воле не согласился бы на увольнение. Хотя бы оттого, что увольнение прошло бы по их правилам, а не так, как желал парень. Люди хотят жить. Любым способом. А ещё они не желают отпускать своих близких, не задумываясь о цене такого вот бессмертия. Лави любил проводить время за бумагами, особняком от Ноев, отдыхая и позволяя себе расслабиться. И, конечно же, он был в восторге от идеи пообщаться с Алленом, уж точно человеком, ответив на несколько вопросов о его новой семье. На первый взгляд, могло показаться, что данная тема доставит юноше много неприятностей, но удобно маневрировать на грани лжи и правды он умел в совершенстве. Особенно просто это было уже оттого, что на всякий вопрос Аллена существовала официальная легенда, и, в отличие от Тики, Довен их отлично знал. Так что позволил себе пару двусмысленных высказываний, скрывающих под собой истинную сущность членов семьи, и наблюдал за Уолкером вблизи впервые за долгое время. Аллен, как бы ни старался показать, будто ему не слишком важна тема разговора, точно нервничал. Лави, который провел очень много времени за наблюдением людей, акума и Ноев, получал истинное удовольствие от разговора. Аллен превосходно скрывал собственные чувства и переживания, однако сейчас создавалось впечатление, будто он забыл спрятать их так глубоко, как умел. Быть может, не воспринимал Лави, несмотря на статус секретаря Камелота, за опасность… Зато он опасался новую семью. Почуял горелое? Довена так и тянуло подтолкнуть Аллена к истине, но юноша так же понимал, сколь опасно это для самого Уолкера и его сестры. А два человека оживляли дома Ноев и, кажется, положительно влияли на Тики Микка. Тики, вопросы о котором задавались в разы осторожнее, чем о других. Судя по самим же вопросам, основную информацию Уолкер знал наверняка от Тики, но мужчина вряд ли правильно и в подробностях помнил собственную биографию. А Аллен интересовался. А Лави отлично помнил всего один тонкий, никем не принятый всерьёз намёк Роад Камелот на желания Тики Микка по отношению к Аллену. И даже если юноша стабилизировал состояние Ноя, помогая его светлой стороне продолжать существовать, не бунтуя через каждый час, для самого Аллена такое положение было опасным. И весьма выгодным для Лави. Юноша не чувствовал никаких угрызений совести, отвечая как всегда на грани лжи и правды, дав лишь одну единственную подсказку-шутку о раздвоении личности Тики Микка, явно пропущенную мимо ушей. Что ж… Довен чуточку раскаивался и надеялся, что Тики будет заботиться о своём новом друге, а Аллен не совершит чего-то очень глупого. Судя по напряжённости и осторожности вопросов, юноша уже понял, чего от него желают, и, скорее всего, именно это его и терзало больше всего остального. Убедить Аллена в том, что Шерил всего лишь повёрнут на семье с некоторых пор и выражает заботу в виде подчёркнутой строгости, оказалось не так-то сложно. Шерил и впрямь чуток свихнулся на почве любви к Роад и мечтал об идеальной семье с девочкой в центре. Так что даже Трисия, как отлично выполняющая роль заботливой, тёплой, тихой и не мешающей жены, получала свою долю симпатии и почёта. И Аллен тоже мог попасть в список хороших родственников уже потому, как выдержал первую встречу, и свободным общением с Тики. О старших Камелотах Лави рассказывал свободно и непринуждённо. А вот всякий раз, когда заходила речь о Роад, что-то странное проступало в Аллене. Спутанность, сомнения, недоумения. Юноша напрямую высказался о том, как удивлён манерами девочки и той свободой, что ей предоставляют. Довен, сообразив, что к чему, сообщил, что Роад всегда была не по годам развита и, как многие дети с высоким уровнем интеллекта, независима и неподконтрольна. В конце концов, Роад действительно была умнее всех сверстниц и сверстников, и некоторая гениальность удобно объясняла причуды. Время от времени вопросы Аллена принимали довольно официальный характер. По-видимому, Уолкер последние дни и впрямь был занят делами своей семьи, разгребался с бумагами, наносил визиты вежливости, заодно поправляя положение в глазах общественности. Если, как и было сказано ранее, Уолкера едва не обвинили в «скорби», юноше было о чём беспокоиться. И, закопавшись в дела, он не раз пересекался с фамилией Камелотов и Тики, узнавая о них чуточку больше и задаваясь всё новыми и новыми вопросами. Хотя бы и о том, какой теперь будет его судьба и не пошлёт ли новая семья его в каком-либо неприятном для Аллена направлении. Лави знал, что официально рука Аллена признана пострадавшей от какой-то жуткой травмы, что ограничивало Уолкера в выборе жизненного пути, но юноша с самого первого дня удивил Довена, отлично управляясь с ней. Теперь же, увидев Аллена, играющего на фортепьяно без каких-либо проблем в две руки, Довен усомнился в серьёзности травмы и даже позволил себе осторожный вопрос. Аллен ответил, что играть начал в очень раннем детстве, как раз чтобы разработать руку, но лет до десяти он не сумел бы даже как следует стакан поднести ко рту своей левой. Слова свидетельствовали об очень большом сроке травмы. Аллен даже признал отсутствие чётких воспоминаний о том дне. Оставалось лишь выяснить характер травмы, и ожог приходил в голову первым. Не обязательно ожог от огня или пара, химический – тоже возможно. И при этом Аллен должен был быть ещё и не Алленом вовсе, жил с родной семьей и почему-то повредил руку. Лави невольно заинтересовался, нет ли каких-либо следов того происшествия на торсе или другой руке, хотя бы очень слабых, маленьких и незначительных, ведь могли быть! В тайне руки Аллена было что-то странное, загадочное, существенное. Разговор с ним оказался удивительно приятным. И, что радовало Лави вдвойне, за всё время беседы Уолкер лишь пару раз коснулся личности самого секретаря, но не настаивал на каких-либо подробностях. Довен не любил копаться в собственном прошлом и всём, что было связано с его жизнью до Ноев. Существовали обиды и боль, неподвластные врачевателю-времени и не желающие угасать, лишь настаивающиеся со временем, словно вино, при каждом более позднем обращении ударяя в голову всё сильнее и сильнее. К сожалению, разговор продолжался всего лишь час или чуток дольше, и Аллен спохватился, вспоминая, что может ненароком задержать Довена. Не то чтобы у Лави действительно было так уж много дел на сегодня, но возражать он не стал, попрощавшись с удалившимся юношей. Если Довен верно понял, Уолкер собирался выйти на улицу, быть может, осмотреться получше, всё же в чужой стране, в незнакомом городе оказался, хотя и бывал здесь, судя по имеющимся контактам. Лави последовал в библиотеку, в очередной раз раскрывая папку и просматривая соглашения. Ему пришлось внести несколько пометок в собственный блокнот, хорошо бы ещё встретиться с одним из юристов, работающих у Камелота, уточнить пару вопросов и только после отправиться домой к Камелоту с отчётом. И «поэмой», разумеется. Лави рассмотрел серые наброски поэтического, зверского произведения, написанного специально для Роад, и подивился изощрённой фантазии старшей среди Ноев. Ребёнок ребёнком, но уж очень зловещий. Вылитое демоническое дитя, честное слово! — Широта и разнообразие твоих талантов поражает! – раздался голос прямо за ухом, и Лави, вскрикнув, отскочил, ударяя подкравшегося к нему сзади… Вайзли. — Второй раз за день, — потирая лоб, отметил Ной, наблюдая за бледнеющим Лави. Нет, большинство знакомых Довену Ноев лишь посмеялись бы над реакцией парня, но Вайзли юноша знал всего пару дней – то есть не знал вовсе. Это Вайзли изучал Лави последние дни, а секретарь был слишком занят выматывающей работой с акума. — Эм, я извиняюсь. Рефлекс. — Ничего страшного, — Вайзли продолжал тереть лоб, но, скорее всего, лишь по инерции, а не от причинённой боли или ущерба. — Ты говорил мне что-то как раз… — О твоих бесконечных талантах, — Ной кивнул на бумаги Лави, имея ввиду открытую сверху «поэму-эпитафию» — нечто страшное, заказанное Роад и старательно выполненное Довеном. Счастливая Роад – довольный Камелот. Может быть, даже лишний выходной у Лави. — Чему только не научишься, когда с просьбой прибегают милые, замечательные дочки босса, — с кривой ухмылкой ответил Лави, подозревая, что зла на него действительно не держат. — Роад всегда страшно отказывать, — кивнул Ной, всё ещё поглядывая в бумаги. — Весьма вольная форма, но органичное изложение. Градация грамотно-жуткая. И эти метафоры — уверен, как раз то, что необходимо сестре. Но, чёрт возьми, откуда ты такой умный? Вопрос Вайзли задал уже с шутливым отчаянием. Затем протянул руки, аккуратно выцарапывая спешно сшитые алыми нитями листки бумаги, и принялся аккуратно рассматривать их содержание. Лави мог ожидать от Ноев чего угодно, даже того, что из-за одной неприглядной фразы его работа будет уничтожена, и представлять Роад будет нечего. Но ведь Вайзли не ненавидел Лави, так? — Ты разговаривал с Алленом, да? — продолжая всматриваться в строки, поинтересовался Ной, перебивая размышления секретаря. — Да. Он спрашивал меня о некоторых моментах, связанных с его новой семьёй. — Да-а-а? — В том числе и несколько юридических уточнений. Кажется, после переезда и долгого раскапывания дел семейных он осознал, насколько прочно связался с вами, и теперь пытается понять, чего можно ожидать. — Чего угодно, — честно ответил Вайзли и вдруг поднял взгляд. — Но он интересный парень. — Да? Интересные вам люди сколько хоть живут? — Ты живёшь уже не мало. Планируешь умереть? — Каждый день, если нахожу свободную минутку, — почти искренне ответил Лави. Умолчал лишь о частоте появления свободного времени. — Издали Уолкер кажется таким же, как и сестра, – открытой книгой. Только открой и прочти от корки до корки, если сочтёшь достаточно интересной. А вот подойдя поближе, я обнаружил, что обложка нашей книги из стали, да ещё и с двойным замком. Такую прочесть, даже пожелав, не так-то просто. Оборудование необходимо. — Вот как… — Да. Что весьма редко и необычно. Это может быть как и сложной психологической защитой, так и чем-то вроде травмы. Он памяти не терял случайно? Хотя бы и в дополнение к травме руки? Бывает, что проблемы с памятью, её потеря может привести к затруднению при прочтении человека. Теперь Вайзли смотрел прямо на Лави, и юноша отлично понял, речь шла не об Аллене. Или не только об Аллене. Сглотнув тугой ком в горле, Довен пожал плечами, чувствуя озноб и выступивший на лбу пот. Словно встретив взгляд Вайзли, он столкнулся с несущимся навстречу поездом, что вот-вот расплющит его или его мозг по стенкам. Когда Вайзли вновь вернул взгляд тексту, юноша сумел лишь облегчённо выдохнуть, чувствуя привкус железа во рту. Это даже не было полноценным применением дара, всего лишь небольшой, но тяжёлый пинок! Поверхностное, но грамотное прощупывание, возможно, как раз и созданное больше для запугивания, чем для получения реальной информации. И оно пугало. Интересно, этот тип пытался нечто похожее провернуть с Алленом? Бедный парень, что он подумал о себе и собственном скачущем туда-сюда самочувствии? Ведь только недавно болел. — Но стих потрясающий. Хотя и совсем не по той теме, что мне может понравиться, но именно то, что нужно Роад, — завершил просмотр Вайзли. — Ты не первый раз пишешь подобное? — Да, — хрипло отозвался Лави и кашлянул при виде виноватой улыбки Вайзли. Другие Нои не пытались сделать вид, будто у них есть совесть. Или этот недавно пробудившийся слишком хорошо помнил человеческую жизнь и делал это машинально? — Предыдущие мои подобные работы она даже приказала оформить как следует, проиллюстрировать, и где-то на полках они пылятся. — Вряд ли Роад позволит такому пылиться. — Значит, я не зря убивался на изучение анатомии, — мрачно прокомментировал Довен. Вайзли расхохотался. — Держу пари, перед первым шедевром своим ты мало в этом понимал. — Вряд ли их можно назвать шедеврами… хотя третью, окончательную редакцию моего первого стиха Роад именно так и назвала… — Да ладно? — Да, при Шериле. — Чувствую, именно после этого… — Вайзли едва сдерживал смех, — ты стал самым дорогим сотрудником и человеком на земле для своего босса! Отнюдь не за умение работать с акума, что действительно редко встречается и охренеть как ценно, но за… За то, что создал названное шедевром произведение. — Названное так его дочерью. — Ага, — Вайзли всё ещё не мог остановить смех. — Но, как ты верно отметил, до первого задания я куда меньше знал о строении и возможностях человеческого тела, — вернулся к прерванной теме Лави, не видя смысла скрывать всем известное. — Роад преподала мне пару уроков собственноручно, плюс в моём распоряжении были книги. Но её уроки – бесценны. — И даже после них ты так спокойно рассказываешь о произошедшем? — Вайзли скрестил руки на груди, приподняв бровь. — Она потрошила не меня, — холодно ответил Лави, и Вайзли усмехнулся, учуяв интересное. — И ты всегда был лишь безмолвным зрителем? Довен отвёл взгляд, сжимая губы. Также непроизвольно смяли углы бумаг и побелевшие от напряжения пальцы. — Ой-ой, — Вайзли продолжал улыбаться, наконец-то напоминая кровожадного Ноя, а не легкомысленного дружка. — Всё же ассистировал? Или даже примерил роль главного… инструмента? — Это столь важно? — Лави заставил себя посмотреть снова прямо на Вайзли. — Ты охренителен, мой друг. Я понимаю психов, хладнокровно рассуждающих и делающих подобные вещи, но ты относишься к другой категории людей. — Вряд ли люди назвали бы меня человеком, услышав о подробностях последних лет моей жизни. — И тебя это не волнует? И Лави вдруг захотел в следующий свой ответ вложить гораздо больше, чем нужно. Сказать что-то такое сильное. Что ему плевать. Теперь плевать. Что он рад больше не быть человеком. Иметь с людьми меньше общего, чем раньше. Вспомнить о редких учёных, что, пробираясь через осуждения, изучали то, что невежды считали священным, не желая принимать пользу их зверства. Лави мог бы развить такой громадный монолог. И ведь хотелось же! Хотелось! — Нет, — только и произнёс он вслух. Вайзли кивнул. — Пошли тогда уж, потопаем домой. К нашему самому семейному и занятому, его дочери и… ммм, ходит слух, что через неделю-другую Он появится. Ной развернулся, спеша к выходу; поездка не могла занять больше тридцати минут ни при каких условиях. Но времени для продолжения беседы хватало. И если до этого Вайзли особенно на Лави не напирал в попытке раскрыть как можно больше в личности секретаря, то теперь, когда они окажутся один на один в замкнутом пространстве… Лави не мог гарантировать себе безопасность. Спускаясь за Ноем, он едва успел перехватить свою куртку, ухмыляясь при мысли о том, как порой неприлично ярко выглядит секретарь весьма солидной фигуры, и как это забавляет Роад и самого Шерила, обмотал новый шарф вокруг шеи и поспешил за Вайзли, перебегая двор. Вайзли заинтересовался им с первого взгляда так, как никто из Ноев никогда не интересовался. Он не пытался причинить вред, воздействовать своими способностями, не мешал работе Довена. Юноша был полностью погружён в урок с акума, которых ему необходимо было перевоспитать, заново привив человеческие повадки, напомнив об основах их жизни. Большинство оказывались не слишком сообразительными малыми и больше всего годились лишь на краткосрочное оружие. Но ведь Графу и семье были необходимы и надёжные акума, умеющие долго скрываться среди людей и понимающие, почему, где и когда можно убивать, а где и когда – нельзя. Лави, научившийся подмечать акума даже там, где люди их не видели в упор, в данной ситуации был полезен как никогда. И Вайзли всё это показалось жутко занимательным. Лави серьёзно начинал опасаться его. Опасаться за себя. Заинтересованность парня, умеющего читать людей, их прошлое, может быть, даже реально предполагать настоящее, определять связи… Лави не хотел, чтобы в нём копались. И искренне надеялся, что и дальше, растягивая интерес, Вайзли не подтолкнёт его ненароком к быстрому решению загадки. Он, кажется, был не прочь сейчас изучать Лави традиционными, вполне человеческими методами, особенно обнаружив, как хорош в этом сам Лави. Это ведь вызов! — Ты ведь знаком с Ним? — поинтересовался Вайзли, как только Лави опустился рядом. В чужом доме, где есть пусть даже и один Аллен из непосвящённых, Ной всё равно предпочитал не произносить вслух никакое из названий и имён главы их Семьи. Почему он продолжал избегать названий и сейчас? Рефлекс, может быть. — Да. С Графом Лави познакомился ещё до того, как официально вступил в должность при Шериле. В ту пору его судьба всё ещё была неопределенной, туманной и очень жуткой. Но он уже довольно свободно перемещался по дому, не обличённый ни в каких попытках побега или сопротивления, ожидающий приговора и при этом то и дело демонстрирующий, каким полезным он может быть. Захочешь жить – и не такое вытворишь, — сказал бы Лави, спроси его кто о том времени. Точно так же ответил бы и о многих других аспектах службы. Как будто кроме выживания у него больше и цели быть не могло на этом свете. — И как тебе? Лави посмотрел на Вайзли, как на сумасшедшего. Спрашивать его мнение о Графе? Задавать вопросы о первом впечатлении? А почему бы и нет? Так Лави сумеет подольше говорить не о себе, пусть и невольно раскрывая информацию о собственных впечатлениях. Но ведь Вайзли прицепился и не отлепится. Даже от Шерила сбежал, продолжая преследовать и изучать. Нашли бы ему занятие поскорее! — Граф показался мне самым… безопасным среди остальных членов семьи, с которыми я познакомился. Самым не опасным. Доброжелательно настроенным. Лави помнил эту встречу, как сегодня. Как и большинство встреч последних лет жизни. Замечательная память, умение подмечать мельчайшие детали, глаз с лучшим зрением, чем у любого другого человека, и редко беспокоящая боль под глазной повязкой. Реальная ли? Лави уже не знал. Прошло много времени, много воды утекло. Чему там болеть-то теперь? Всё зажило давно. Кроме обиды и вины. — Да, Граф обязан уметь выглядеть обнадёживающим. И это не о внешности, — Вайзли замахал руками. — Это аура. — Иначе как бы он заманивал людей в свои ловушки, — кивнул Лави. — И души, — напомнил Вайзли. — Души тоже проходят по пути, построенному Графом, пусть даже и на крик родни и близких, но бывает так, что душам совсем не дорог тот, кто страдает и кричит, эти вопящие были привязаны к умершим без взаимности, а души всё равно доверяют построенной им дороге. — Казалось бы, души должны быть умнее, после смерти-то! — не то чтобы Лави никогда не задавался вопросами о природе Графа и его трюков, но рассуждать вслух никогда бы не осмелился, если бы Вайзли сам не начал. — Неужто не понимают сразу, кто их зовёт? Вайзли откинулся на спинку, постукивая ногой и с прищуром рассматривая человека перед собой. — Эй, а ты сразу понял, кто находится перед тобой? — Очень проницательно, — покраснел юноша, второй раз за беседу отводя взгляд. — Не понял. — Нет, не понял, — Лави изначально планировал сообщить об этом, оттягивая допросы о самом себе, но теперь убедился, что подъедут к дому они совсем скоро, и сообщать ничего не следует, лучше постоянно задумываться, запинаться, переспрашивать, наслаждаться долгими паузами. Только без злоупотребления. — Я ведь сказал, Граф выглядел весьма безобидным человеком. — Он умеет быть человечным. — Я растерялся лишь оттого, что наличие человека в доме, когда меня отпустили свободно гулять, не предусматривалось. А акума я в нём признать никак не мог. Да и отнёсся он к моему появлению довольно специфически. Увидел, вспомнил, кто я такой, я подтвердил, и меня утащили на чашечку чая. До самого конца чаепития я не представлял, кто сидит передо мной, хотя и опасался. Всё же решил, это кто-то из вашей братии. Просто такой вот странный. Мы с ним разное в тот раз обсуждали. В том числе и Шерила, и Тики, и ещё что-то, связанное со мной, моими занятиями здесь, тем, что я думаю о своей дальнейшей судьбе, а я ничего не думал, тупо ждал, что решат обо мне дальше. — Когда ты узнал, кто он? — После того, как ещё разок поговорить успели. Тоже пугающе доброжелательно. Только теперь я уже хорошо замечал, как он относится к другим Ноям, и оставался настороже. А в конце, когда меня позвали, и Граф отпустил, я спросил, кто он такой. Он и ответил. Надо ли говорить, что следующие дня два я провёл в состоянии глубокого шока? — Травма на всю жизнь, должно быть, — фыркнул Вайзли. — Вроде того. Но я сразу осознал, сколь коварно и ужасно бывает зло, — ответил Лави. — Хотя, казалось, должен был понять гораздо раньше. — И посчитал себя достаточно коварным, чтобы самому примерить маску зла? Очередной проницательный вопрос. Теперь уже тот, о котором Лави даже не подумал. А потому затянувшееся молчание на сей раз породила естественная оторопь. К удивлению Лави, Вайзли положительно отреагировал на его молчание, открыто улыбаясь, отвернулся и начал мурчать под нос, закрывая глаза и, может быть, погружаясь в один из трансов, чтобы болтать с другими членами семьи или ещё по какой-либо причине. А Лави до конца поездки оказался предоставлен самому себе и своим невесёлым мыслям. Пошатался вдали от начальства, отдохнул, называется! Извёлся, будто пережил новый виток допросов Шерила как в те дни, когда Лави ещё жил на правах пленника и пытался доказать, что в его умении определять акума со стороны нет ничего воняющего чистой силой, а значит, и опасного для Ноев. И ведь доказал в итоге. За оставшиеся десять минут поездки Лави едва не заснул, внезапно обнаружив, насколько же сильно он устал. И сообразил, что они на месте, лишь после толчка Вайзли. — Кстати, — выскакивая на свежий и очень уж холодный, совсем не весенний воздух, вспомнил Ной, — а Аллен мной не интересовался? — Держу пари, ему было интересно многое, включая цвет твоих волос, Вайзли, но он либо забыл, либо никак не мог подобраться к этой теме. — Да? Хорошо. Моя легенда как бы… не существует, нет? — Как бы пока нет, — кивнул Лави. — Мы работаем над этим. — Если Шерил не лютует со сроками, растяни эту работу по максимуму. Хотя бы результаты предоставь, только когда он вспомнит. Мне не по душе душные, всеобщие сборы. — Постараюсь, — кисло отозвался Лави, понимая, что скоро вновь может оказаться между молотом и наковальней. «Что ж, некоторым образом я сам выбрал этот путь, не так ли..?»