Never Say Die

«Это, определенно, был самый охрененный день в моей жизни. По крайней мере, из тех, что я помнил «от» и «до», то есть без выпивки и прочих веселящих веществ. Я провел его в постели с шикарной голубоглазой блондинкой с невероятными сиськами, длиннющими ногами, и, не считая всей этой красоты, она еще и давала мне не за бабло! Не говоря уже о таком приятном пустяке, что я был у нее первым. Но это я стебусь, а если серьезно, то… Я даже верю, что она меня немножечко любит. И я сделал все, что мог, чтобы ей понравилось, чтобы она запомнила меня в своей вечности. Черт его знает, ведь другого раза может и не быть, да и я, наверное, не буду торчать внутри нее до конца света: какая-нибудь пуля меня рано или поздно все равно достанет. А она вряд ли останется одна – я, хоть и оторву руки любому, кто их распустит, вовсе не желаю ей такого. Я не надеюсь остаться с ней, но хочу верить, что она все же будет помнить меня. …Все испортил, конечно, Алукард. Он просто отворил дверь и вошел, не утруждая себя ни стуком, ни окликом. Куколка ахнула и попыталась прикрыться первым, что подвернулось ей под руку – моими штанами – но получилось у нее не очень. – Уже все?.. Пора? – упавшим голосом спросила она и, поморщившись, схватилась за раненое плечо. – А можно… – Нельзя, – отрезал наш Хозяин. – Если тебе, конечно, не хочется посмотреть, как он умирает снова. – С чего бы это? – я решил, что самое время подать голос. Он, конечно, предупреждал меня, что все это закончится, но если был хотя бы призрачный шанс остаться, клянусь, я бы перезаложил свою пропащую душу еще разок. – Ты себя хорошо чувствуешь? – с опасной вежливостью поинтересовался Алукард. – Да просто отлично! – я не раздумывал ни секунды. – В самом деле? – он сощурился, словно разглядывал что-то внутри моего черепа. Вообще-то у меня немного кружилась голова, и устал я ужасно, но, признаться, думал, что все это с перетраха и надо просто поспать как следует… Стоп. Про это он мне тоже что-то говорил. – Понятно, – кивнул я. – Карета превращается в тыкву, а принц – в лягушку, Золушка. У куколки слезы текли по щекам, и сейчас я уже не знал, что сказать, чтобы она не плакала. – Одеться-то можно хотя бы? – признаться, мне действительно не хотелось провести ближайшие пятьдесят лет с голым задом, но вообще-то я надеялся как следует попрощаться со своей девочкой, и желательно без посторонних. – Просто прикоснись к нему и прикажи вернуться, – проигнорировал мой вопрос Алукард, обращаясь к Серас. – А у меня получится?.. – Если не получится, все, что вы сделали, будет зря, – жестко ответил он и вышел из комнаты. * * * Серас не произнесла ни слова, пока я одевался, просто смотрела невидящими глазами в одну точку. Ну, хотя бы не плакала уже. Я намотал шарф на шею и сел рядом. Мне смертельно хотелось обнять ее, но еще больше хотелось подольше оставаться здесь, рядом с ней, и чувствовать себя живым. Куколка хлюпнула носом, вздохнула и бросила на меня быстрый хитрющий взгляд. – В следующий раз, надеюсь, руки будут в порядке и я все-таки расплету тебе косу. Что ж, у меня наверняка тоже возникнут планы, и наверняка не такие невинные. – Составляй список, чтобы ничего не забыть. – Не забуду. У вампиров хорошая память. Первые полторы сотни лет, Хозяин рассказывал. Я слышал, как где-то там невидимые огромные часы отсчитывают наши минуты. Она обвила мою шею руками и снова поцеловала. Самый лучший способ не только просыпаться, но и уходить, черт побери, – приятно и без лишних слов. Ну, и напоследок можно кое за что подержаться. Ничего не произошло. Но не успел я начать на что-то надеяться, как Серас шепнула: – Дай мне руку. Я протянул ей ладонь, она переплела свои пальцы с моими и сжала так, что у меня даже кости хрустнули. – Я буду ждать. И я тебя… – последнее слово застряло у нее в горле вместе с новым комом рыданий. Вот же ж! Ну, нашла момент это сказать! Мы прожили вместе хренову уйму лет, я умер за нее и умру еще раз, если потребуется, но я никогда не думал, что это у нас такое и что мне отвечать, если она вдруг… А, к черту! – …Я тебя тоже, – выдохнул я, но в то же мгновение тело перестало мне повиноваться. Все сгинуло: цвета, звуки, запахи – и я провалился в темноту. А очнулся уже в своем родном и привычном посмертии. Интересно, она меня вообще услышала?..» * * * – Я смогу увидеться с ним еще? – уже спросив, Серас почувствовала, что вопрос прозвучал обвиняюще, как будто именно Хозяин был виноват в том, что… в чем – она и сама не знала. Алукард нехотя оторвался от чтения бумаг и смерил ее тяжелым, как могильная плита, взглядом: – Ты слишком привязалась к этому наемнику, Полицейская, и это плохо. – Его зовут капитан Бернадотте!! И почему это плохо? – Потому что он всего лишь тень человека внутри тебя. Он увеличивает твою силу и хранит твою жизнь, вот зачем он нужен. Не для любви. – А вот это уже мой выбор, разве нет? – разозлилась Серас. – Так что в этом плохого? Остаться с кем-то вместе навсегда? – Навсегда?.. – глаза Алукарда опасно сверкнули. – Разве ты не знаешь, Полицейская, что нет никакого «навсегда»? Тем более для того, чем он стал. Удивительно, что он протянул так долго! Рано или поздно его душа растворится в чужой крови, потеряется среди новых душ, а еще вернее – просто погибнет в бою. Души – всего лишь золото, которым такие, как мы платят за свое существование на земле… «Зря я все-таки не дал ему в морду, когда был шанс. Он, конечно, прав, я и сам догадывался, но трудно было выбрать момент хреновее, чтобы ей все это сказать». – Замолчите!! – сжала кулаки Серас. – Я… я не хочу слушать! И если вы так думаете, почему спасли его? – Отговаривать тебя в тот момент было бесполезно, разве нет? – пожал плечами Алукард. – Делай, как знаешь, Полицейская. Выпускай его наружу и наслаждайся, пока он не поблекнет, как заношенная тряпка, но помни, кто ты, что делаешь и что вас ждет. – По-вашему, если все это не вечно, то и смысла нет? – всхлипнула Серас. – А как же тогда… – начала она было, но осеклась, сообразив, что ее вопрос не улучшит и без того скверное настроение Хозяина. – А вот это уж точно только твой выбор, Полицейская! * * * Поздно ночью их навестил Эдвард Айлендз. Внимательно оглядел заплаканную Серас, встретившую его на пороге, и сердито поджал губы. – Тебе, как я вижу, уже лучше. – Да, спасибо, сэр Эдвард. – Очень рад за тебя. Надеюсь, теперь мы сможем спокойно обсудить произошедшее. Если ты не против. Судя его по ледяному тону и холодному, пронзительному взгляду, никакие протесты особого смысла все равно не имели. – Нет, конечно, – вздохнула Серас и попыталась хоть как-то смягчить суровость гостя: – Хотите чаю? – Если только ты еще не забыла, как его готовить. * * * Айлендз с недоумение оглядел простую кружку из толстого фарфора, подозрительно принюхался к содержимому, но в конце концов вынужден был благосклонно кивнуть и сделать аккуратный глоток. – А теперь расскажи мне, что произошло. Пока можно без особых подробностей. Серас снова вздохнула: кажется, это был ее тяжелейший позор за все годы жизни и не-жизни. – Я приехала в монастырь Святой Анны и попросила встречи с сестрой Хайнкель. Она согласилась и… – Уже интригующе, – прервал ее сэр Эдвард. – А ты, оказывается, дипломатический гений. – Ничего не гений. Я рассчитывала, что она меня вспомнит, вот и все. – После пары коротких встреч? – Айлендз с подчеркнуто вежливым изумлением приподнял брови. «Знал бы ты, что это за встречи были!» – Это был «Инцидент»! Мы воевали… почти вместе, – призналась Серас. – …Но на разных сторонах, как я догадываюсь. Интересно. Продолжай. – Вечером я вернулась и мы… поговорили. И Хайнкель дала мне адрес. Церковь Святой Маргариты, – Серас нервно сцепила руки и прикусила губу клыком, собираясь с духом. – Конечно, дальше я должна была сказать вам и Хозяину, но все шло так хорошо, что я решила… Решила, что и на этот раз у меня все получится. Но оказалось, что он предупрежден и ждет меня! И у него особые серебряные пули, из какого-то «сплава Абрахама». И когда начался бой, я не смогла достать его, а он меня ранил. Дальше вы знаете. – Но почему он не застрелил тебя сразу, если у него было такое мощное оружие, а ты не застала его врасплох? – нахмурился Айлендз. «Не ты один хотел бы это знать!» Серас пожала плечами: – Он что-то болтал о том, что мы должны быть заодно. Но, по мне, просто издевался, думал, я не денусь никуда. «Или задумал какую-то новую пакость, которой хотел похвастаться!» – Значит, говоришь, он знал о твоем приходе? – Так он сказал. Думаю, это Хайнкель предупредила его. Не зря она была такой разговорчивой. А вы еще издеваетесь насчет всей этой «дипломатии»! – с горечью сказала Серас и тут же осознала, что предательство Хайнкель ранило ее больнее, чем она когда-либо могла себе представить. Да, она всегда была на другой стороне, да и знакомы они толком не были, но, черт, она все-таки была ученицей Александра Андерсона и казалась такой искренней! Хотя, как и тогда, в монастыре, снова вспомнила Серас, епископ Максвелл тоже был его учеником… «Не грузись, девочка. Сама говорила: католикам верить не стоит». – Надеюсь, когда все закончится, я смогу посмотреть ей в глаза и «поговорить» еще раз, – зло процедила Серас, глуша внутренний голос, шепчущий, что, несмотря на всю ярость, на все отвращение к предательству, вряд ли у нее поднимется рука на немощную старуху. – Посмотреть в глаза? Не думаю, что теперь получится, – задумчиво произнес Айлендз. – Получится. Вы же знаете, что я хожу сквозь стены! Попробую и сквозь освященные ради такого случая. – Дело в другом. Но ты, кажется, еще не смотрела новости. Впрочем, тебе ведь не до того было. Серас почувствовала, как ее мертвое сердце холодеет от ужаса: – Что, он снова?.. – Нет, это не совсем то, чего боишься ты… и Бенсон. Она рванулась к телевизору, чтобы поскорее найти эти треклятые дурные новости, но Айлендз остановил ее: – Не трудись, я перескажу тебе, что там говорят. И даже чуть больше. «Монастырь Святой Анны в окрестностях Рима подвергся дерзкой атаке террористов сегодня рано утром. В семь часов утра во время утренней мессы в соборе обители прогремел взрыв. В результате погибло четырнадцать человек, в том числе и настоятельница монастыря, и еще семеро получили ранения, серьезно пострадало здание собора». «Ответственность за теракт взяла на себя радикальная исламистская группировка…», ну, тебе название все равно ничего не скажет. «Предположительно, взрывчатка была заложена под одной из молитвенных скамеек…» Ну и так далее, про тщательное расследование, террористическую угрозу христианским ценностям и соболезнования чиновников, – будничным, почти скучающим тоном завершил сэр Эдвард, но взгляд – внимательный, холодный – впился в Серас, как когти хищной птицы. – Хайнкель Вольф?.. – упавшим голос прошептала она, уже зная, что услышит. – Сестра Хайнкель – в числе этих четырнадцати, хотя в новостях ее имя не звучит, как ты догадываешься. Ну, что ты скажешь теперь? Серас ничего не сказала, а закрыла лицо руками и заплакала – уже в который раз за этот невозможный день. * * * Ничего не происходило уже три дня, и Серас бессмысленно бродила по дому, терзаясь, будто похмельем, чувством вины и ожиданием. Хозяин окончательно присвоил себе спальню на втором этаже и, лежа на кровати, целыми днями читал бумаги профессора ван Хельсинга. Но ни открытиями, ни соображениями со своей дракулиной он, по-видимому, делиться не собирался, и временами Серас казалось, что она нужна Алукарду только для того, чтобы принести очередную пару пакетиков с донорской кровью и выбросить опустошенные. Демонстрировал ли он так свое раздражение от их последней беседы или просто был слишком погружен в себя, она могла только гадать, но едва ли не впервые хозяйское неодобрение казалось ей меньшей из произошедших неприятностей. Что касается Бернадотте, то он донимал ее своим невыносимым сигаретным дымом и время от времени принимался напевать похабные песенки, которые заставляли Серас краснеть, ругаться и шипеть сквозь зубы, но – о чудо! – все-таки на время отвлекали от тяжелых мыслей. Несколько раз звонил Айлендз; от него Серас узнала, что полиция проводит обыски в католических приходах по всему Лондону и в пригородах, проверяет священников и постоянных прихожан, но по мрачному, лишенному малейшего оптимизма тону сэра Эдварда было понятно, что шансы найти что-то действительно стоящее минимальны. Проклятый вампир слишком хорошо замел следы. От Серас он сбежал в другую подвальную комнату, а оттуда выбрался наверх, по всей видимости, через пол. «Проклятым католикам наша защита не нужна, видите ли!» – злился Айлендз. Настоятеля и служителей храма Святой Маргариты держали под арестом и допрашивали едва ли не круглыми сутками, однако без особых результатов. Все они утверждали, что им ничего не известно ни о тайной комнате, ни, тем более, о жильце в подвале – и, по-видимому, говорили правду. Когда им сказали, что их церковь нарушила все мыслимые правила противовампирской безопасности, они пришли в совершенно искренний ужас. По какой-то тщательно спланированной случайности эти люди появились в храме совсем недавно, даже настоятель занимал свой пост не более полугода, а весь прежний персонал будто сквозь землю провалился. «Они умерли?» – ахала Серас. «Не так буквально, – холодновато усмехался сэр Эдвард. – Один перебрался в Испанию, другой отправился миссионерствовать в Африку, кого-то мы еще ищем, а кое-кто действительно умер». «Какой-нибудь несчастный случай или убийство?» – рискнула предположить Серас. «Нет, всего лишь инфаркт. В любом случае, – говорил после повисшей паузы Айлендз. – у него есть слабое место – это его серебро. Кто-то должен пополнить его запасы». А тем временем инспектор Бенсон прислал ей с десяток записей с уличных и офисных камер видеонаблюдения, на которых мог мелькнуть Рикардо. «Больше, больше бесполезных фотороботов!» – злилась Серас, проваливаясь в однообразные будни человеческого муравейника. Пару раз ей и в самом деле показалось, что она видела его красивое и неприятное лицо, но при повторном и внимательном просмотре выяснялось, что это снова была ошибка или скорее интуитивная догадка, чем факт, необходимый полиции. Он отворачивался, прятал лицо, нырял в тень или за спины прохожих, словно чуял прицелы камер, как хищник – металл и порох. «Он должен где-то засветиться! И свидетели должны быть. Таксисты, например! Жрет он их, что ли?» – злился инспектор. «Очень даже может быть», – думала про себя Серас и вспоминала водителя-упыря. «Как ртуть! – продолжал бушевать Бенсон. – Проклятые вампиры! – и повторял будто заклинание: – Ему все равно понадобятся серебряные пули, этому засранцу!» Серас блуждала по дому и думала, думала, думала о серебряных пулях. Для чего они? «Играть в Алукарда», как говорила Хайнкель Вольф? Тут действительно нужна целая гора серебра, но, в конце концов, это просто игра, которую можно прекратить, если она станет слишком опасной или начнет обходиться чересчур дорого. Есть, конечно, еще и драгоценный «сплав Абрахама», который Рикардо использовал лишь против Алукарда и нее самой... Такие пули точно не купить на черном рынке, не изготовить в мелкой подпольной мастерской. Именно их повезут из Рима, когда… «…когда они закончатся? – договорил Пип. – А с чего мы взяли, что они закончатся? На кого ему их тратить? Если он, конечно, не будет приходить сюда на чай каждый день. Допустим, он решит добить нас. Но много ли ему на это нужно, если уж откровенно?» Не так уж и много, вздохнув, признала Серас. Значит, никакого курьера не будет, потому что католики так не подставятся. Получается, они ждут напрасно. Снова тупик, снова ничего. Но едва она решила, что пора поделиться своими безрадостными выводами с Алукардом и Айлендзом, как вновь позвонил Бенсон. – Виктория, срочно ко мне! – рявкнул он в трубку и отключился. Серас занервничала: не пронюхал ли инспектор о ее собственном расследовании и «шашнях» с Айлендзом – в этом случае силу его ярости она даже не рисковала себе представить. Хотя, конечно, уже спустя пару минут сообразила Серас, инспектор Бенсон – уж никак не Алукард, да и у Айлендза найдется изворотливости объяснить ее поведение. Проблема была лишь в том, что сейчас ни сил, ни терпения для оправданий Серас в себе не находила. Она еще только уныло раздумывала, какую именно водолазку и джинсы натянуть на себя, потому что разницы все равно никакой не было, когда в дверь уже позвонил водитель. Поначалу Серас испугалась, что, сама того не заметив, потерялась в собственных мыслях, потеряла счет времени и опоздала на встречу с шофером в условленном месте. «Еще не хватало рехнуться», – бормотала она, проверяя звонок начальника, но, увидев время, вздохнула с облегчением: не прошло и пятнадцати минут. «Сколько-сколько прошло?!» – переспросил капитан Бернадотте и даже вытащил сигарету изо рта. Серас чертыхнулась и принялась лихорадочно натягивать на себя первую попавшуюся одежду. За себя можно было больше не беспокоиться. Случилось что-то еще. И снова очень плохое. * * * Машина летела так, будто они спешили на пожар. «Нас оштрафуют. И на много», – думала Серас о всякой ерунде, потому что больше думать было пока не о чем. Бенсон, по обыкновению, потный и раздраженный, на сей раз ждал ее почему-то в приемной, а не в собственном кабинете, и заметно нервничал. «Вампир у него под столом завелся, что ли?» Серас хотела улыбнуться напоследок перед наверняка нерадостными новостями, но сдержалась, сообразив, что Том Бенсон и без того уже достаточно не в духе. – Пошли, – гавкнул он, ухватил ее за локоть и потащил в кабинет. Серас беспомощно оглянулась на миссис Парсон, ища поддержки, но лицо секретарши было совершенно непроницаемо. – Садись, – инспектор пихнул ее в свое кресло, не обращая внимания на протесты. – Смотри, – и щелкнул по какому-то файлу. Запись была черно-белая, мутноватая и какая-то слишком неподвижная – потому что с камеры видеонаблюдения, догадалась Серас. Ряды с банками, коробками, пакетами, между которыми неторопливо ходили люди, выбирали и клали товары в корзины. Продуктовый магазин, наверное, какой-нибудь небольшой, на окраине. – Экопитание, – пояснил Бенсон, словно услышав, о чем она думает, и поморщился. – Что?.. – не поняла Серас. – Экологически чистые продукты разные, без удобрений и химии, для всяких «зеленых». – А, – продуктами, хоть чистыми, хоть не очень, она не интересовалась уже очень давно. – Теперь смотри внимательно, – Бенсон ткнул пальцем в картинку, на которой пока не происходило решительно ничего интересного. Но внезапно что-то поменялось: в негромкую музыку и размеренный гул шагов и голосов, которых Серас не слышала, но без труда представила, вмешались грохот, хлопки и крики. Вот посыпались на пол коробки, пошатнулся стеллаж, снова что-то попадало и разбилось. Нечто странное и страшное творилось там, за пределами кадра: и вот в проход между рядами ввалилась женщина с окровавленным лицом и без правой руки. Ее, отпихнув, обогнал тощий длинноволосый парень и помчался куда-то дальше в поисках спасения. Беззвучные крики и выстрелы становились все громче – тяжелая мерная поступь смерти звучала у Серас в голове, пока на экране метались обезумевшие от ужаса люди, сыпалось, рушилось, искрило и разлеталось. Она вцепилась в кресло так, что под пальцами затрещал пластик, стиснула зубы что было силы, словно так можно было удержать внутри гнев, отвращение и жажду, которую неминуемо будил в ней вид крови и страданий. Чертов Рикардо (Серас ни мгновения не сомневалась, что эта бойня – его рук дело!), нашел себе новую нору и продолжает глумиться над ними вместе со своими хозяевами. – Смотри, – снова ткнул инспектор в монитор, как будто боялся, что она пропустит самое главное. В глубине, из-за стеллажа с товарами появилась высокая темная фигура и направилась по проходу вперед, прямо к камере. Это не очередная жертва, Серас поняла сразу по хищной неторопливости движений, это сам убийца. Видно было плохо – часть ламп, разбитых выстрелами, уже не горела, но в огромной текучей тени, идущей на них, ей чудилось что-то очень знакомое. Грохнуло еще несколько выстрелов: их неведомый монстр добил не успевших укрыться раненых, преодолел границу между светом и тенью и наконец стал видимым. «Твою ж мать! Что это еще за хрень?!» Серас вскрикнула и резко подалась вперед, впиваясь взглядом в экран, как будто зрение могло обмануть ее. Прямо перед камерой в кроваво-красном плаще, развевающемся на неведомо откуда взявшемся там ветру, стоял Алукард с «Кассулом» в одной руке, чьей-то оторванной кистью – в другой и торжествующе улыбался Серас всеми своими бесчисленными клыками.