Never Say Die

– Этого не может быть! – выдохнула Серас, как только к ней вернулся дар речи. – Я несколько раз спрашивал тебя, похож он или нет. И где твой хозяин – спрашивал. Что ты мне сказала?! И что я вижу здесь?! – побагровев, заревел Бенсон. Даже не слишком убедительное самообладание последних десяти минут давалось ему, видимо, с таким невероятным трудом, что на полное исчезновение даже видимости спокойствия ушла всего пара секунд. – Я не… – начала оправдываться Серас, но Бенсон не дал ей продолжить. – Сейчас я, – он удивительно ловко для своей обычной неповоротливости извлек пистолет из кобуры и наставил ей в лоб, – сдам тебя куда следует, и пусть там разбираются, что ты знаешь, а что – нет. Дернешься со своими штучками – получишь дырку в голове. Серас вцепилась в подлокотники кресла и замерла. Выстрел, пусть даже и в голову, смертельным для нее бы не стал, но ощущения были не из приятных, и испытывать их лишний раз ей не хотелось. «Что-то нам в последнее время слишком часто угрожают оружием, детка, – немного нервно заметил Пип. – Что будем делать?» – Подождите! – умоляюще воскликнула Серас, на всякий случай стараясь лишний раз не шевелиться, чтобы не пугать инспектора. – Все совсем не так! Он как раз этого и хочет, чтобы вы подумали… Бенсон побагровел еще сильнее и заорал, брызжа слюной: – Разумеется, это совсем не то, что я подумал! А там не Дракула, а Санта с подарками! – Дайте мне еще раз посмотреть запись! – заорала Серас в ответ. – Один раз! Всего один раз! Потому что это не Хозяин. Не потому что, как ни хотелось ей верить, «он бы такого не смог» – он бы смог и в тысячу раз худшее, наверное. Но расстрел магазинчика действительно был в его глазах поступком мелочным, жалким и недостойным. А кроме того – и эта мысль вдохновляла Серас куда сильнее – в то время, когда все это происходило, легендарный Дракула сидел у нее дома, обложившись записками своего мертвого хозяина и пакетиками с донорской кровью. «А раздваиваться он вроде не умеет», – подвела для себя итог Серас. Бенсон задумался на мгновение, потом отступил к двери и кивнул: – Хорошо. Валяй. Но предупреждаю, если начнутся какие-нибудь вампирские фокусы, наши ребята с серебром будут здесь через две секунды. «Собираешься и дальше убалтывать его? А может, и правда свалим?» Серас покачала головой: «И окончательно станем предателями, даже если никого не убьем. А они объявят охоту на меня и Хозяина. Кто нам тогда поможет? Даже мистер Айлендз в такое не впутается…» Конечно, если хорошенько подумать, можно, наверное, жить и «вне закона»: прятаться, ночевать в заброшенных домах, пить городскую шпану или бомжей… Вот только такая жизнь Серас нисколько не прельщала: чем она, в конце концов, будет отличаться от тех, на кого охотилась последние полвека? Ни дела, ни дома, ни друзей и даже просто знакомых – ничего, что она так ценила, один бесконечный кровавый кошмар, от которого есть лишь один способ очнуться – все с той же серебряной пулей в голове и осиновым колом в сердце. «Пожалуй, что так, куколка, – согласился Бернадотте с ее мыслями. – Ну, давай тогда кино посмотрим. Может, что и найдем». Серас промотала запись до появления «Хозяина», поставила на стоп-кадр, увеличила изображение и стала его внимательно разглядывать. Разглядывать, впрочем, было нечего – мутная черно-белая картинка скрывала еще больше, чем показывала. Тот, кто устроил все это, прекрасно понимал то же, что и она: для обвинения нужно куда меньше доказательств, чем для оправдания. Серас судорожно пыталась вспомнить, та ли форма ворота у плаща, похож ли узел галстука и сколько пуговиц на хозяйском пиджаке – и не могла, сотни раз виденные мелочи путались, мешались и ускользали из памяти. Нужно было какое-то более конкретное и четкое отличие. Например, «Кассул». «Кассул» видно было тоже неважно – это мог быть какой угодно похожий пистолет, но несходство пока оставалось безнаказанным. Если бы увидеть гравировку поближе… Серас попыталась увеличить изображение еще сильнее. «К черту гравировку, ты на руки посмотри!» «А что руки?.. Перчатки и перчатки. Подожди-ка!» От восторга открытия Серас едва не подпрыгнула на стуле: – Печать!! Печать!!! – заорала она так, что пистолет в руке у инспектора дернулся. – Что – печать? – Она не горит! И она не такая! Как будто ее нарисовали просто так, по памяти! Бенсон осторожно приблизился, обогнул стол и даже рискнул заглянуть в монитор через ее плечо. – Ну, предположим, она не такая, хотя это надо еще проверить. Но разве он не мог сменить ее или, может, она как-то… ну, сломалась? «Последний раз, когда я видела, была в порядке», – твердо сказала про себя Серас. – Вот тут, – она очертила пальцем печать, – круга нет, одни только буквы. А вот эти знаки иначе расположены. Я помню. Бенсон заложил руки за спину и зашагал по комнате, так и не убрав пистолета. Серас выдохнула с облегчением: значит, главная опасность миновала. Любовь инспектора к загадкам была куда сильнее его бдительности. Конечно, не слишком осмотрительно поворачиваться спиной к подозреваемой вампирше, но Серас умела оценить доверие как никто – слишком уж редко эта штука встречалась в ее не-жизни. – Допустим, ты это не сию секунду придумала, а все так и есть, как ты говоришь: какой-то кровосос выдает себя за твоего Хозяина и хочет устроить в городе панику. И у него пока очень хорошо получается – даже ребята из Ватикана уже намекают, что в любой момент готовы оказать нам дружескую помощь… – Из Ватикана?.. – оторопело переспросила Серас: кусочки огромной картины мельтешили у нее перед глазами: нужно лишь немного подумать – и все сложится, но инспектор никак не давал ей сконцентрироваться. – Пока они не очень наседают, но с этой записью… Если узнают, делегации нам не избежать. Не говоря уже о том, что ты, девочка, окажешься в глубокой заднице. Как-никак, он твой хозяин. И это еще газетчики не видели! Серас представила заголовки («Выкормыши спецслужб выходят на охоту», «Кровососы под крылом полиции», «Дракула устроил бойню в честь «Инцидента») и содрогнулась от отвращения. Хотя это ерунда, конечно, по сравнению с тем, что она на волоске от обыска и тюрьмы. Обыска! «А вот тебе и объяснение, почему вампир нас не пристрелил сразу. У сукина сына на нас уже тогда были планы!» Вот же черт! Если они придут, взломают ее защиту и найдут там Хозяина, конец всем: и ей, и сэру Эдварду, и Хозяину. Тем более, последний вряд ли будет настроен мирно и станет что-то объяснять или ждать объяснений. Рио, ужаснулась Серас, снова чертово Рио! «Надо позвонить нашему сэру, пусть забирает его оттуда как можно скорее!» «Нда, но мистер Бенсон меня вряд ли поймет». «Может, все-таки в окно?..» – … Это пока Айлендз запретил говорить прессе, чтобы не поднимать панику. – Айлендз?.. – переспросила Серас озадаченно. – Разве он занимается?.. – Вампирами и нежитью? Не занимается. Но это дело взял себе все равно, вопрос национальной безопасности, мол! – инспектор был явно не в восторге, но в открытую критиковать начальство все-таки не решался. Серас облегченно выдохнула: участие Айлендза, по крайней мере, объясняло, почему за ней послали водителя, а не штурмовую группу. – Значит, кто-то хочет подставить тебя, твоего Хозяина и пытается терроризировать Лондон, – повторил инспектор. – И что бы там ни говорили, – он ткнул пальцем вверх, – от заговоров теперь так просто не отмахнешься. Но вот кто это может быть? Какой-нибудь вампирский клан? Такое только в книжках пишут и в кино снимают, а? Ты про это должна знать больше, правда ведь? – Вряд ли это вампиры, – осторожно согласилась Серас. – Они, то есть мы, действительно не очень умеем плести интриги. Даже «Миллениумом» управлял… – Киборг, я знаю! – перебил ее Бенсон. – Что же, новый киборг? – Когда я училась, нам говорили, что нужно искать мотив. Кому все это выгодно, – она чувствовала, что нужно сказать правду, так или иначе, и решила начать издалека. – И в детективах то же пишут. – Виктория, избавь меня от прописных истин! – поморщился инспектор. – Кому может быть нужен хаос здесь и сейчас? Ни политикам, ни мафии, ни богачам не нужен второй «Инцидент», хотя только у них хватит сил его устроить! Все знают, что потеряют больше, чем получат. Исламисты и ирландцы прекрасно пьют нашу кровь без всяких вампиров. Соседи нас недолюбливают, но это по старой памяти еще. Кто тогда? Какие-нибудь новые тайные коммунисты? Серас решилась. – А если Тринадцатый отдел? Они всегда нас ненавидели! И эта их помощь… Новый Крестовый поход, вот это что такое! – выпалила она на одном дыхании. Бенсон несколько секунд с нечитаемым выражением лица пялился на нее, а потом громко расхохотался: – Серас! Ну и фантазия у тебя! – выговорил он, утирая слезы своим огромным платком. – Такого и в МИ5 не придумают. Я помню, что ты пережила Инцидент: католиков, фашистов, упырей, извини, что смеюсь, но это уже слишком. С Тринадцатым отделом мы давно работаем вместе, информацией обмениваемся, если кто переберется от них к нам или наоборот. Конечно, они бы нас поспасали с удовольствием, глупых англичан. Может, все-таки пришлют кого под ногами путаться, но для Похода этого маловато будет. Так что с мотивом у нас пока швах. «Ну что ж, куколка, по крайней мере, ты попыталась», – вздохнул капитан. * * * – Спасибо, что занялись этим делом и помогли мне, – краснея, поблагодарила Серас Айлендза. – Инспектор бы меня арестовал сразу же, наверное. – Инспектор Бенсон – хороший полицейский и честный человек, лучше нам иметь его своим союзником, чем ждать, когда он раскопает что-нибудь неподходящее самостоятельно, – сухо объяснил сэр Эдвард. Он был по-прежнему зол на нее – Серас почти физически ощущала его вежливый, тщательно сдерживаемый гнев очень могущественного человека, – но хотя бы не смеялся, как Бенсон, и даже соизволил выслушать, ни разу не упомянув о ее непростительном промахе. – Еще несколько дней назад я бы сказал, что всего этого действительно мало для Похода, – задумчиво проговорил Айлендз, после того как она пересказала ему разговор с инспектором и поделилась собственными соображениями. – Никто из-за полсотни убитых клерков не позволит высадиться в Британии ватиканской армии. Даже если предполагаемый убийца – сам Дракула. Даже если запись последнего нападения попадет к журналистам. Для интервенции нужен по-настоящему веский повод. – Какой, например? – осторожно поинтересовалась Серас, уверенная, что он успел сочинить уже добрый десяток. – Настоящий теракт, массовое убийство и заражение. То, что они и планируют устроить в конце концов. И до последнего случая мне казалось, что у нас еще есть время. Возможно, даже несколько месяцев. Он убивал бы себе и убивал, по пятнадцать-двадцать человек. Это ужасно, но для того, чтобы добиться настоящей паники, такими темпами понадобится примерно год. Однако оказалось, что времени у нас нет. – Почему? – Кое-что изменилось, Серас. Айлендз опять оставил паузу для нового вопроса, и она решила, что эта игра, возможно, сделает его чуть благодушнее, и спросила: – А что? – Он показал лицо, показал Алукарда. Да еще и накануне очередной годовщины «Инцидента»! Ты же не думаешь, что камера засняла его случайно? Он позировал, он хотел, чтобы его заметили. Чтобы запись попала к прессе и ее увидели миллионы. Раньше он такого не делал, наоборот, прятался. Значит, что-то изменилось. Серас почувствовала себя недалеким помощником великого сыщика. Капитан Бернадотте, как назло, молчал. – Наверное, почувствовал себя достаточно сильным. Накопил душ… – Он убил не так уж много, чтобы обзавестись настоящей армией. Хотя, наверное, он стал убивать раньше, чем начал давать свои «представления». Но, полагаю, все дело в том, что его торопят «хозяева». Мы ткнули палкой в осиное гнездо… Поездка в Рим. Гибель Хайнкель. Церковь Святой Маргариты. Скоро 26 сентября. Все здесь могло сыграть свою роковую роль, но Серас по-прежнему казалось, что они упускают что-то еще. «Это просто игра, – вспомнила Серас собственные размышления. – Ее можно прекратить в любой момент». – Серебро! – осенило ее, и кусочки мозаики, неостановимо мельтешившие перед глазами уже несколько часов, сложились. – Это все серебро!! – Что – «серебро»? – непонимающе нахмурился Айлендз. – Я думала, что те пули, которыми он расстреливает упырей, – это ерунда, а важны те, которые придумал профессор ван Хельсинг! Что именно их повезут, а точнее – не повезут, потому что это слишком опасно, а у него наверняка есть запас. Но все не так! Ему плевать на Ватикан, он ненавидит Хозяина. Ему нужно притворяться, что он – это он, ну, то есть Хозяин, а иначе нет смысла во всем этом! Хайнкель сказала, он «играет в Алукарда»… – …и он не будет играть ни во что другое, – закончил за нее сэр Эдвард, как ни странно, разобравшийся в этом сбивчивом монологе. – А серебро заканчивается – видимо, они не рассчитывали, что мы возьмем след так быстро. Значит, католикам придется играть спектакль сейчас, тем более что время подходящее, или отменять совсем. Вот они и решились. Если вампир облажается, его просто уберут. Или позволят убрать нам... Что такое? Серас слушала его с широко распахнутыми от изумления глазами. – …А откуда вы такие слова знаете?.. * * * Алукард воспринял рассказ о своем двойнике с каким-то нездоровым, но вполне ожидаемым воодушевлением. «Как ему это может нравиться?» – недоумевала Серас. Кровожадная радость как будто осветила ослабевшую, болезненную оболочку ее Хозяина изнутри и придала ему сил. Если бы не странная, по-прежнему «недоделанная» одежда, можно было даже подумать, что он окончательно пришел в себя. – Чему вы радуетесь?! – не выдержала она в конце концов. – Люди гибнут, а он вас подставляет… И черт знает, чем все это кончится! – Глупая Полицейская! Нас ждет битва – что может быть лучше? А еще теперь у меня на одну причину больше убить его, – засмеялся Алукард. «Тоже мне, законник выискался, – фыркнул Пип. – Как будто ему причины нужны!» – Битва? Хорошо, конечно, рассуждать, как это здорово, – с горечью выпалила Серас. Она осознала вдруг, насколько последний бой подкосил ее уверенность в себе. – Вот только что мы будем делать? У него эти ужасные пули, а вы… – она смерила мрачным взглядом хламиду Алукарда, тяжело вздохнула, но договорить не решилась. – Не говоря уже о том, что мы вообще не знаем, где его искать! И не говоря о том, что ей снова придется рисковать своей «второй половиной», а это, было, наверное, самым страшным. – Ты сомневаешься в победе? – негромко и слишком спокойно спросил Алукард, и у Серас от нехорошего предчувствия подпрыгнуло сердце. «Моей победе?» – услышала она невысказанное. – Я уже ничего не знаю, – прошептала она. – Конечно, я буду драться, но я не понимаю, как нам победить, если вы… Если вас… – Без моей силы, ты хочешь сказать? Как же ты победила того оборотня, жалкое ты создание?! – гнев Хозяина хлестнул ее, словно пощечина. – Я не… – попыталась оправдаться Серас, но не успела. «Если тебе так нужна моя сила, я ее верну! – прогремело у нее в голове и приказало: – Иди сюда». «Беги! – закричал Бернадотте. – Он совсем рехнулся!..» «Сюда!» Серас застыла на месте, не зная, чему повиноваться: инстинкту самосохранения, который велел ей уносить ноги, или кровным узам, которые приказывали стоять на месте и принять даже смерть, если потребуется. «Он не может так… со мной, – думала Серас, беспомощно глядя, как заостряются черты лица Хозяина, змеятся, как живые, черные волосы, а в глазах разгорается беспощадное пламя, – …или может?» Она рванулась назад, но не успела: ледяная даже сквозь перчатку рука Алукарда вцепилась ей в запястье. Серас вскрикнула от боли, но пальцы сжались еще крепче, едва не ломая кости. «Иди сюда!» – прорычал Алукард, дергая ее на себя; Серас потеряла равновесие и рухнула прямо на тощее длинное тело; попыталась вырваться, но Хозяин оказался куда сильнее и проворнее, чем ей, ослепленной состраданием, казалось. Она сопротивлялась с яростью дикой кошки: царапалась, кусалась и пиналась, но уже через минуту все равно оказалась пришпиленной к кровати цепкими ледяными пальцами. «Не надо! Пощади меня!» – билось у нее в горле, но Серас лишь сильнее стиснула зубы и зажмурилась: если он так твердо решил убить ее, просить о пощаде – последнее дело, бесполезное к тому же. Она знала, что будет больно, еще больнее, чем в первый раз, но все равно не смогла сдержать крик, когда клыки разорвали кожу. Сейчас это был не аккуратный вежливый укус-приглашение: два ряда острых зубов совершенно раскурочили ей шею. Кровь хлестала из прорехи, а вместе с ней утекала и не-жизнь Серас, оставляя вместо себя стылую смертную тоску. Алукард пил жадно, большими торопливыми глотками, словно боялся куда-то опоздать, и это было почему-то не просто страшно, но и невероятно обидно. Серас, конечно, никогда не пробовала сама, но привыкла считать, что у нее достаточно вкусная кровь, чтобы не хлестать ее вот так, как какое-то дешевое пойло. «Ну что ж, куколка, он всегда был отъявленным сукиным сыном, – вздохнул Бернадотте, – тебе ли не знать». Он не звал ее бороться, спасаться, и это оказалось, пожалуй, самым жутким и самым надежным доказательством того, что им наступает конец. «А я даже не могу взять его за руку…» – ужаснулась Серас и поспешила подумать: «Пип, я…» «Я помню, детка, я помню». В итоге она все-таки заплакала: не от страха смерти, а от обиды, что ее великолепная, яркая, бурная и счастливая не-жизнь завершается так по-дурацки, еще глупее, чем началась. За слезами, обидой, болью и головокружением она пропустила момент, когда торопливые глотки прекратились, клыки перестали терзать шею, а руки оказались свободны. Но боль осталась: тупая, неторопливая боль регенерации, давно уже ставшая привычной, не только не пугающая, а наоборот – успокаивающая. «Кажется, мы живы, девочка, – подвел Бернадотте итог анализу ощущений и тут же с облегчением закурил. – Все-таки живы». Живы. И, в отличие от смерти, этому факту у Серас не было объяснения. «А ты что, думала, я убью тебя, Полицейская? Выпью до капли?» – с сытой ленцой как ни в чем не бывало поинтересовался Алукард. Он по-прежнему лежал на ней и, по всей видимости, не собирался покидать места своего послеобеденного отдыха. Более того: немного придя в себя, Серас со смущением обнаружила, что одна из рук Хозяина переместилась к ней на грудь, и пальцы с безошибочной точностью легли на сосок ласкающей, чуткой тяжестью. Это было приятно, и даже слишком, но вопиюще неправильно. Настолько неправильно, что Серас ожгло изнутри молчаливой огненной яростью Бернадотте, а руки сами сжались в кулаки. – Да, именно так я и подумала. И уберите руку с моей груди, пожалуйста. А то мне придется вас ударить, – как можно вежливее и спокойнее попросила Серас, но голос все равно зазвенел от обиды и гнева, поэтому пришлось добавить на всякий случай: – Простите. Алукард хмыкнул (Серас не знала, считать ли ей это насмешкой или знаком удовлетворения) и, перекатившись на спину, вытянулся рядом. Черная хламида на нем вспучилась густым до непроглядности черным дымом, который тут же осел привычным черным костюмом и старинным плащом цвета запекшейся крови. – Ну вот. Так лучше? Она не ответила, и некоторое время они лежали молча, так неподвижно, словно острый меч был между ними. – Если вам была нужна кровь, – наконец не выдержала Серас, – вы могли просто попросить, разве нет? Я бы отдала! Я бы отдала все до капли, как будто вы не знаете!! Зачем было… Зачем было так пугать ее? Проверять на прочность ее преданность? Ее необъяснимую и безграничную веру в него? Алукард поморщился и устало прикрыл глаза, словно звон ее мыслей вызывал у него головную боль, и ответил: – Зато теперь ты знаешь, чего боишься на самом деле. И это не вампир-недоделок. Он был прав: после пережитого кошмара мысли о битве с Рикардо уже не вызывали у Серас никакой паники. Это был понятный, объяснимый, стопроцентный враг. Дело, которое нужно доделать во что бы то ни стало. – Все равно, вы могли бы… Могли бы просто сказать мне! Словами! Алукард закинул руки за голову, отчего стал выглядеть еще более спящим, чем прежде, но все-таки отозвался: – Кто слушает слова, Полицейская! – Я слушаю, я! – она рывком села на кровати и обхватила колени руками, словно так можно было согреться от до сих пор колотившего ее озноба. «Я бы обнял тебя, девочка, но сама понимаешь…» Это она понимала. Как и то, что ей уже, наверное, никогда не дождаться никаких других объятий. Хозяина о таком точно не попросишь. – Тогда слушай, Серас Виктория, – Алукард открыл глаза и повернул к ней голову. – Слушай и запоминай. Я убил тебя однажды и больше не убью никогда снова.