Уроки этикета в Адар Манор

      Бартла вырвало.       Прежде чем его скрутило, он оттолкнул меня в сторону замка, а сам рванулся через кусты вглубь тёмного сада. Его тень металась от дерева к дереву, а потом скрючилась, и я услышал утробный рёв чудовища.       Я ослушался немого приказа Бартла и кинулся вслед за ним. Озлобленные ветки в кровь расцарапали мне щёки, пока я пробирался сквозь них, стараясь не выпустить из поля зрения скукожившуюся фигуру Бартла. Меня подгоняли рвущий горло кашель и вой, громыхавшие в воздухе. Отчего-то мне стало так страшно, что я задрал голову вверх, ожидая, когда быстрая чёрная птица пронзит звёздное небо, сбросив на мирную землю снаряд. У меня задрожали руки, и я без оглядки кинулся к Бартлу.       — Зачем? Уйдите… — попросил меня мужчина, пытаясь отдышаться. Мольба в его переломанном от рвотных позывов голосе больно отозвалась в моём сердце.       Несмотря на просьбу, я опустился на колени рядом, и тут же попал в содержимое желудка Бартла. Мужчину трясло, и красивое пальто не могло его согреть. Вокруг нас стоял запах рвоты, и таяли клубы пара.       — Пожалуйста… Уйди отсюда, — жалобно и как-то по-детски прошептал он, оглядываясь на меня. Я ужаснулся бледности его лица. Перед глазами всё поплыло, и страшные картины из моих ночных кошмаров стали явью. Кровь, кишки, запах разложения и рвоты. В воздухе запахло яблоками и серой. От страха у меня перехватило дыхание.       Я встал на ноги, чтобы хоть как-то отойти от наваждения. Бартл с благодарностью кивнул, подумав, что я решил исполнить его просьбу. Он передёрнулся, закашлял. А я, не раздумывая ни секунды, зашёл со спины. Мои пальцы коснулись лба Бартла. Он был очень горячий и покрыт испариной. Я успокаивающе начал гладить мужчину по голове, пока того рвало. Он силился сказать что-то, но ему было настолько плохо, что через некоторое время Бартл отбросил всякие попытки наладить со мной контакт. В один из приступов, отец Коула схватился мою руку и крепко стиснул её своими подрагивающими холодными пальцами. Я сжал их в ответ.       Когда всё закончилось, я помог ему спуститься к реке и ополоснуть лицо.       — Как вы себя чувствуете? — спросил я, пока Бартл очищал своё пальто, а я колени. Спросил и тут же проклял себя за очевидную тупость. Конечно же, он чувствует себя не иначе как паршиво! Почему же я спросил это? Вопрос просто лежал на поверхности моего сознания, его-то я и схватил, не дожидаясь, пока всплывёт что-то более-менее осмысленное. Мне нужно было чем-то отвлечь и себя, и отца Коула.       — Вас не касается, — грубо отшил он меня.       Я нервно усмехнулся, глядя в сторону реки. Ну, конечно же. Это же семейство О’Нейл. Что же я ещё мог получить в ответ, кроме неприкрытой грубости?       Руки Бартла перестали тереть пальто:       — Я просил тебя уйти.       — Я уже не ушёл, — не глядя на мужчину, ответил я.       — Почему?       — Что за глупые вопросы? Вам нужна была помощь.       — Позвал бы кого-нибудь из прислуги.       — О чём вы говорите? — каждый ответ Бартла поражал меня несуразностью. Мы будто необдуманно стали участниками телешоу «Тупой и ещё тупее». Закадрового смеха не хватало только, после каждой произнесённой нами фразы. Или он так пытался вычленить из моих действий выгоду? Хотя о какой выгоде тут может идти речь? Наслаждаться запахом рвоты под звёздным небом? Или возиться коленками в содержимом чужого желудка? Или он думает, что пока его рвало, я над ним глумился про себя? Поразительный человек. — Вам было плохо, я не мог бросить вас.       — Запросто, Киф. Вы могли кинуть меня в любую минуту, — Бартл не переставал безжалостно кидаться злыми словами. — Зачем вы остались? Вы должны были бросить меня, я просил вас об этом.       — Но я уже не бросил, — я резко подорвался с колен. Бартл глядел на меня с безразличным спокойствием, ничего не могло выдать в нём то, что происходило несколько минут назад. — Так что прекратите задавать ваши бессмысленные вопросы. Если вы хотите быть уверенным: я не остался с вами ради какой-то своей выгоды. Я стою здесь, измазанный в рвоте, только ради вас, Бартл.       Мои слова похожи на признание. Пускай, звёзды свидетели: я не вру. Бартл не успел спрятать своё лицо за маской отчуждённости, и наружу проступило удивление и недоверие. Мужчина всматривался в меня, пытаясь понять, насколько я искренен.       — Киф, я должен вам признаться, — слегка неуверенно сказал он, а потом резко согнулся пополам.       Бартл позаботился не только о моих коленях. Лирика жизни: как бы удачно не сложились обстоятельства, всё равно не получится так, как было задумано. От этого мне смешно и грустно.       Я подхватил мужчину, чтобы тот не упал, и стоял, чуть его приобняв, всё время, пока его тошнило. Отец Коула не сопротивлялся, когда я теснее прижал его к себе, а руку перекинул через своё плечо. Мы медленно побрели в сторону замка.       — Если вы не возражаете, Бартл, я попрошу Райогнана вызвать вашего личного врача.       — Это лишнее, — отмахнулся мужчина, порывисто вдыхая и выдыхая. Видимо, пытался справиться с новым приступом тошноты, подкатившим к горлу.       — Не лишнее! — возмутился я. — Разве вы не чувствуете себя плохо? Вас рвёт каждые две минуты, а вы говорите, что вызвать врача — лишнее.       — Грэди в курсе того, что меня постоянно тошнит.       — Постоянно?! — я не на шутку встревожился. — Что значит постоянно? То есть это не единичный случай?       — Киф, иногда вы бываете шумным, — пожаловался мужчина. Кто-то другой мог подумать, что Бартлу неприятна моя забота. Особенно такая шумная. Но я-то успел уловить в его скрипучем голосе мягкость, с которой он обратился ко мне. — Это рядовой случай у всех людей, что много работают и мало спят. Всего лишь переутомление. Грэди в курсе. Он присылает мне таблетки, и раз в три дня ставит капельницы, так что волноваться, причины нет. Мне просто нужно поспать.       Несмотря на слова Бартла, которые звучали очень разумно, мне не стало легче. Наоборот, они обросли ещё большими подозрениями в моей душе. Я чувствовал себя круглым колышком в квадратном отверстии (1): после рассудительных заверений отца Коула, я должен был безраздельно принять его сторону, но как бы убедительно не звучали эти слова, я не мог заставить себя довериться им полностью. Не ради собственной выгоды, а ради безопасности Бартла.       У входа в замок нас ждал Райогнан. С фонарём в руках он скромно стоял у дверей и бесстрастно вглядывался во тьму, не делая попыток кинуться на поиски своего хозяина. Дворецкий невозмутимо встретил Бартла в моих объятиях. Он также остался совершенно спокойным, когда его взгляд соскользнул по мне вниз, на ноги, в частности, на колени. Ни лицо, ни глаз, ни бровь — ничего из того, что должно было дёрнуться, выдав тем самым крупицу эмоции на мой потрёпанный вид, не дрогнуло. Райогнан сухо поприветствовал меня в своей излюбленной манере. Прямо как Бартл. Пора бы уже перестать акцентировать на этом своё внимание и просто принять как должное, что хозяева замка и их приближённые относятся к другим людям, как к подколенной чашечке: она есть, но наличие её интереса для человека не представляет. Дворецкий любезно предложил мне помочь, но я, видя неприглядное состояние Бартла, отказался. Райогнан кивнул, открыл перед нами дверь и запустил внутрь замка.       Мы шли очень и очень медленно. Бартл мутило, он не мог идти быстро. Я боялся, что ему станет ещё хуже, оттого хотел как можно скорее добраться до спальни и уложить его, а потом, вопреки всем заверениям, позвонить Грэди и попросить приехать в замок на ночь глядя. Я готов был взять любую ответственность за этот шаг на себя. Готов был пожертвовать своим местом в замке. Трудно перечислить всего, на что я был готов. Практически на всё, это точно. Но каждый шаг давался Бартлу с трудом, а скинуть его на Райогнана, стало бы бо́льшим предательством, чем отречение от Ирландии.       Спальня Бартла находилась там же, где и его кабинет. Дверь незаметно расположилась в стене, практически слившись с нею. Я даже сначала прошёл мимо, не заметив её. Лишь окрик Райогнана помог мне сориентироваться. И что примечательно: терраса, на которой я каждую ночь встречал отца Коула, тоже была здесь. Прямо в двух шагах, которые я успел сделать, пропустив по незнанию своему дверь в спальню. Удивительно, а мне в первый раз показалось, что я оказался в какой-то неизвестной мне части замка, а на самом деле вот оно как. Обманчивый «платяной шкаф».       Райогнан вежливо спросил у Бартла ключ. Мужчина еле шевелился у меня в руках, но это не помешало ему в грубой форме послать Райогнана. Дворецкий не обиделся, достал из кармана свой ключ от спальни Бартла и легко повернул его в скважине. Дверь бесшумно отворилась, пропуская нас вперёд. Райогнан кивком разрешил мне первому войти в комнату. Аккуратно и очень осторожно я и Бартл протиснулись через узкий дверной проход в тёмное помещение. Неяркие волны коридорного света плескались у основания кровати, поэтому я решил не тратить попусту время на привыкание к полутьме, а сразу ринулся к постели. Возможно, за этот свой неразумный шаг я поплачусь сломанной ногой: мало что у Бартла разбросано по комнате. Если они с сыном так похожи, не исключено, что и у старшего О’Нейла будет грандиозный бардак, увидев который, я завою.       Когда яркий люминесцентный свет озарил комнату Бартла, мужчина уже лежал на кровати. Я снял с него пальто и ботинки, развернулся, чтобы найти шкаф, да так и остался на месте. Насчёт бардака я ошибся. В комнате его не было. В комнате не было ничего, кроме кровати, у которой я сейчас стоял. Пустая комната размером с маленький стадион и одна кровать. Для чего нужна такая комната? Наверное, просто для того, чтобы была.       — Киф, вам нужна помощь?       Райогнан был тут как тут. Я не постеснялся втиснуть ему в руки и пальто, и ботинки его обожаемого хозяина. Предупредил, что мне нужно выйти на несколько минут, и, не дождавшись согласия, покинул спальню Бартла. Мой путь лежал на кухню. Пока мчался туда, позвонил Грэди. Благо, в ту нашу первую встречу, мы обменялись телефонами. Так, на всякий случай. И вот этот случай настал.       Врачу не нужно было ничего объяснять. Ему было достаточно только двух слов: «Бартлу плохо», как Грэди серьёзным голосом сообщил, что приедет через пятнадцать минут.       До кухни я уже добегал в чуть приподнятом настроении. К моему удивлению она снова не была закрыта. Мне понадобилось немало времени, чтобы отыскать в несметном количестве полок нужные мне соль и соду. Везде на полках стояла туча склянок и банок, на некоторых не было не названий, не каких-то опознавательных элементов. Приходилось открывать, пробовать, нюхать, чтобы отыскать то, что нужно. На одной полке мне вообще попалась очень странная склянка, обёрнутая в пожелтевшую бумагу. Буквы со временем выцвели, и чтобы прочитать, что написано на это бумажке, нужно было приложить немалые усилия. Я лишь смог различить несколько букв, — «a.eni.um» — которые никак не могли обозначать соль обыкновенную. Соду на тот момент я уже нашёл. Покопавшись ещё на полках, я всё-таки добыл соль и принялся готовить лекарство для больного.       Развести это всё в нужных пропорциях не составило труда. Бартла я заставил выпить целый стакан. Допив до половины щелочной минеральной воды, отец Коула отчего-то закапризничал и сказал, что не сделает больше ни глотка. Уже порядком уставший и вымотанный я изумлённо захлопал глазами.       Райогнан впервые за наше знакомство тоже выглядел слегка потрясённым, и толку от него такого было столько же, сколько от лампочки без электричества, поэтому нужно было полагаться на свои собственные силы. Я знаю, что детей в подобной ситуации нужно уговаривать. А что делать с взрослыми? Да ещё с такими, как Бартл? Всё ещё не выпуская из рук стакана, я попросил Бартла допить. Тот отказался. — «Это нужно ради вашего здоровья». — «Не хочу». — «Выпейте, значит, ради Коула». — «Не буду». — «Тогда ради Райогнана». — «Больно надо ради него пить».       — Тогда ради меня выпейте! — вышел я из терпения.       Бартл выхватил у меня из рук стакан, тяжко вздохнул и под аккомпанементы наших ошарашенных взглядов выпил всё до донышка. Райогнан тут же подставил взявшийся из воздуха поднос, куда отец Коула шмякнул стакан.       Я не успел ничего сказать, да просто даже не успел отреагировать, как в комнату влетел Меллан. Окинув картину в лице меня, сидящего близко к Бартлу, Райогнана с подносом, и мою руку, покоившуюся на одеяле, он подлетел и заверещал.       — Бартл, милый, я пришёл, как только узнал, что тебе плохо!       Мужчина окинул секретаря хмурым взглядом и закрыл глаза.       — Боже, — Меллан упал на колени и, схватив руку Бартла, заплакал, — не забирай его у меня! Лучше меня!       Почувствовав себя лишним, я встал, а Меллан тут же сел на моё место. Он не переставал обращаться к Богу, перебрал всех библейских персонажей, а потом, вообще, поставил нас с Райогнаном в неловкое положение. Секретарь, не стесняясь лишних глаз, начал целовать Бартла. Сначала его руку, потом грудь, потянулся к губам, но его прервал стук в дверь.       В комнату вошёл Грэди. И вместо приветствий Меллан резко спросил:       — А этот что тут делает? Кто его вызвал?       — Я, — ответил я без промедления, помогая врачу раздеться.       — Кто вас просил? Была какая-то особая нужда?       — Ну, — я немного растерялся, — Бартлу плохо.       — Да? — Меллан взглянул на лежащего мужчину, как будто впервые его видит на кровати.       Пока секретарь разглядывал Бартла, Грэди шёпотом поприветствовал меня, справился о самочувствии хозяина замка. Я рассказал ему о том, как Бартлу стало плохо, как его рвало, как мы медленно шли до спальни. Умолчал только о том, что мы делали с отцом Коула до этого и о чём говорили потом. Возможно, я спокойно рассказал и о поцелуе, и о разговорах, но при Меллане этого делать не хотелось. Он уже косо посматривал в мою сторону, когда я рассказывал о «приключениях» Бартла.       Грэди приступил к осмотру Бартла, согнав Меллана с кровати. Он послушал его, осмотрел, задал несколько вопросов самому больному, тот слабым голосом что-то ответил ему. Врач послушал пульс.       — Наверное, правда, всего лишь переутомление, — вынес заключение Грэди, убирая свои вещи в сумку.       Я обрадовался.       — Значит, ничего страшного?       — Ну конечно, ничего страшного, — ответил мне Меллан, посмотрев на меня, как на конченного идиота. — Бартл просто переутомился, вот и всё, да, милый? — «милый» никак не отреагировал. — Видите, до чего вы довели его, Киф!       — Скорее всего, это не Киф довёл Бартла до такого состояния, — вступился за меня Грэди. — А потребность работать не только днём, но и по ночам, чтобы содержать свою семью с бешеным аппетитом, — врач заметил стакан на подносе. — А это что такое? — он подошёл к Райогнану и взял стакан в руки. Понюхал. На донышке ещё оставалось несколько капелек, которые Грэди тут же допил, а потом обратился к нам: — Кто это принёс?       — Киф, — сразу же отозвался Меллан. — Я ему говорил, чтобы всяким пойлом не поил Бартла до вашего приезда.       Секретаря беспощадно врал и не краснел даже. Я едва поборол в себе острое желание, прямо здесь и сейчас броситься в драку с Мелланом.       — Киф? Вы это принесли? — спросил Грэди у меня. Мне ничего другого не оставалась, как согласиться. — Замечательно, — неожиданно похвалил меня врач. — Вы просто молодец. Кто подсказал, али сами додумались?       — Я знал, — скромно отвел я.       — Знали? — Грэди с каким-то доселе мне незнакомым удивлением посмотрел на меня. — Интересно, — задумчиво протянул он. — Вот что я скажу, Бартла сейчас не трогайте, пусть спит. Бесполезно с ним сейчас разговаривать. Завтра, — врач обратился уже к Меллану, — проследите уж, чтобы он выпил все свои таблетки.       — Уж прослежу, — язвительно отозвался секретарь.       — Вот и хорошо. А послезавтра сам приеду, — Грэди закрыл свою сумку. — Доброй ночи, Бартл, — мужчина в ответ лишь еле кивнул. — Всего хорошего, Меллан, — секретарь даже не удосужился повернуть головы, изображая из себя заботливого мужа, обхаживая Бартла: то подушку поправит, то одеяло подоткнёт, то начнёт про свою безумную любовь к нему говорить. — Киф, будьте любезны, проводите меня до машины. Райогнан, — дворецкий кивнул врачу.       Мы вышли в коридор, я потихоньку прикрыл за нами дверь.       — Киф… — начал было Грэди, но я поспешил его перебить.       — Вы извините меня. Нужно было немножко подождать, а не звонить вам среди ночи и выдёргивать из кровати. Вы, наверное, уже спали.       — Да, я ложусь рано. В отличие от Бартла я знаю цену своему здоровью. Но сейчас не об этом. Не поможете мне одеться? — я забрал у Грэди сумку, которая оказалась очень тяжёлой. Врач неспешно начал надевать на себя пальто. — Смотрю, Киф, вы сняли повязку с пальца. А как ваш бок?       — Замечательно. Не поверите, но на мне всё заживает, как на собаке.       — Всегда завидовал людям, которые обладают такой особенностью, — незлобно проворчал Грэди, застёгивая пуговицы на верхней одежде. — Но обычно это качество не больно-то востребовано в обычной жизни, оно куда как нужнее, например, — пальцы врача застегнули последнюю пуговицу, и мы встретились взглядами, — на войне. Не могли бы вы, Киф, передать мне мой котелок? — я тут же протянул шляпу Грэди. Врач резко подхватил котелок, поэтому я не успел скрыть дрожащую руку в кулак. Мужчина, нахлобучив шляпу на голову, удовлетворительно кивнул мне. — Смотрю, Киф, вы со мной согласны.       Я не успел ответить, потому что распахнулась дверь в комнату Бартла. В дверном проёме застыл Меллан с легко читаемым подозрением во взгляде. Даже его поза так и кричала, что схватила нас на месте жуткого преступления.       — Что вы ещё тут делаете?       — Ничего, абсолютно ничего. Киф помогал мне с одеждой, и вот мы уже уходим. К тому же мне бы не помешала помощь, — заметил Грэди, кивком головы показав на сумку, которую я уже держал в руках. — Вы же не будете против, Меллан, если я украду учителя Коула на некоторое время?       — Да хоть на всю жизнь, — грубо отозвался секретарь в ответ. Меня он взглядом обратил в пепел на месте. — Сегодня вы больше не понадобитесь здесь, Киф. Вы сделали больше, чем нужно, но оплаты за это не ждите!       Дверь с треском захлопнулась.       — Нервный молодой человек. Ему нужно пустырничку попить, авось нервишки в порядок придут. Ну что, Киф, пойдёмте? — мы медленно пошли по коридору. — Вы интересный человек, Киф. Да-да, так есть, не смущайтесь, — попросил меня врач, видя, что я немного замялся. — Я отметил про себя это ещё в прошлую нашу встречу. И оказался прав: вы первый на моём веку, кого так долго продержали здесь в качестве преподавателя Коула. Мальчик очень непростой судьбы, — Грэди немножко помолчал, будто чего-то ожидая. — К нему подход особый нужен, верно?       Я тактично промолчал, потому что был не согласен с врачом. Коул был обыкновенным избалованным мальчишкой. Никакого особого подхода ему не требовалось, просто… Просто нужно было его выслушать, вот и всё.       — Киф, вижу, вы не согласны со мной? Невооружённым взглядом заметно, что не согласны, — ответил Грэди на мой немой вопрос. — А ещё я вижу, что вы не любите говорить о себе. Других тоже обсуждать не любите, верно? Верно.       Грэди был невероятно проницателен. Он будто читал мои мысли.       — А сейчас вы, наверное, думаете, что я читаю мысли? — увидев моё вытянувшееся лицо, врач очень смешно захохотал: хо-хо-хо, прямо как Санта Клаус в рождественских рекламах. — Киф, давайте так: я задам вам последний вопрос, на который вы обещаете ответить, и больше к вам старикашка в котелке приставать не будет. Ну как, согласны?       Я пожал плечами.       — А вы, я смотрю, ещё и осторожный. Хорошая черта. Киф, — Грэди остановился около лестницы и заглянул мне в глаза своим проницательным взором, — а где вы служили?       — Афганистан, — тихо ответил я.       — Да, Афганистан. Я почему-то так и подумал.       Грэди пошёл по лестнице вниз. Я старался не отставать. Мы вышли на улицу и замерли на крыльце.       — Вы не подумайте обо мне ничего плохого, Киф. Мой сын тоже служил в Афганистане. Это там вас научили делать щелочную минеральную воду, верно? Моего сына тоже научили. Он в письмах хвастался. Очень старый способ, но действенный. Я о нём и забыл даже, пока сын в одном из писем не напомнил. А сегодня вы, — Грэди протянул руку, и я отдал ему сумку. — Моему сыну было всего двадцать. Избалованный был страшно. Жена моя его избаловала. Единственный сын, краса очей, отрада для сердца. Года два отвоевал, получил отпуск, приехал. Ваша копия, не поверите, — врач смотрел в пустоту, слегка улыбаясь воспоминаниям. — Я ещё тогда подумал, как война меняет людей. Я потом со многими воевавшими людьми встречался, но такой страшной печати, что Афган ставил на людях, не видел больше ни у кого. Что ж, — Грэди будто очнулся ото сна, — спасибо, что проводили, Киф. Знаете, Киф, чуть не забыл. Ещё один вопрос, но, обещаю, в вашу жизнь больше не соваться: вы знаете, что такое «Унитиол»? Или на худой конец D-пеницилламин?       — Да, я знаю, что это.       — Вот как, — кажется, мне всё-таки удалось удивить Грэди. — Тогда вы, наверное, также знаете, когда используются эти препараты, — врач быстро посмотрел по сторонам и приблизился ко мне. — То что вы сегодня видели — это не усталость, Бартла стараются незаметно убить. Тс-с-с, ни звук, — предостерёг меня врач. Взглядом он показал, что нас могут подслушивать. — Это началось довольно давно. Сначала я списывал всё на переутомление, потом начал замечать неладное. Мышьяк. В малых дозах — безопасно и даже полезно, но частые применения ведут…       — … к летальному исходу, — закончил я за врача.       — Верно. Бартл пригрел на своей груди крысу. Мы пытаемся выяснить, какую.       — Мы? — удивился я.       — Да, мы. Имя сказать не могу, но мы делаем всё возможное. Сами понимаете, мы в какой-то мере связаны по рукам и ногам нашей работой, поэтому наше расследование затянулось так надолго. Да и на какое-то время симптомы исчезли. Такие случаи, как сегодня, участились с вашим приездом, Киф. Если бы я вас плохо знал, то обязательно подумал, что вы причастны к этому, — Грэди придвинулся ближе ко мне. — Глядите в оба, Киф. Не дайте себя обмануть.       Врач отстранился от меня, вскинул руку, где на запястье у него болтались часы, и запричитал громким голосом:       — Ах, как поздно! Домой. Срочно нужно ехать домой.       Грэди сбежал по ступенькам к машине.       — Простите, — окликнул я врача, когда тот уже сел в машину. — А где сейчас ваш сын?       — Умер. Его и ещё нескольких ребят поймали и казнили. Спокойной ночи, Киф.       Машина подмигнула мне фарами и умчалась в ночь.       — И вам спокойной.       На следующий день Бартл не спустился к завтраку, его не было на обеде. Райогнан успокоил нас, сообщив, что состояние хозяина удовлетворительное. По настоянию Грэди, который позвонил утром, Бартла было решено оставить в постели до вечера. Для профилактики. Перед тем как покинуть нас, Райогнан подошёл ко мне и передал записку. «Вам просили передать», — сообщил он и ушёл.       «Спасибо за всё. Я жду вас у себя. По дороге зайдите в библиотеку и возьмите драму Шиллера „Заговор Фиеско в Генуе“.       После обеда я тут же кинулся в библиотеку за Шиллером. Мне нужно было увидеть Бартла и предостеречь его от опасности. Из-за слов Грэди я не спал всю ночь, измучив себя вконец. Но вот представился чудесный шанс рассказать всё Бартлу, поговорить с ним. Возможно, мы сможем понять, кто желает ему зла.       В библиотеке я быстро отыскал нужную полку и принялся искать необходимое произведение.       — Не это ищешь?       Я поднял глаза. Надо мной стоял Меллан, и в руках он держал именно ту книгу, которая мне требовалась.       — Да, Меллан. Именно её. Можно? — я протянул руку, чтобы забрать книгу.       — Конечно, можно. Ты её сейчас возьмёшь у меня и побежишь к Бартлу?       Я в недоумении уставился на него:       — Да, верно. Бартл попросил меня принести ему эту книгу.       — Нет, он не просил.       — Как же? — я удивился и полез в карман за запиской. — Вот тут же написано: „Спасибо за всё. Я жду вас у себя. По…       — … дороге зайдите в библиотеку и возьмите драму Шиллера ‚Заговор Фиеско в Генуе‘. Заметь, тут ни слова, что тебя ждёт Бартл.       — Но мне сказал… — и тут я понял. Никто не говорил, что меня ждёт Бартл, я сам себя убедил в этом. С чего я это решил? Всё просто: записку передал Райогнан. Он дворецкий семьи О’Нейл, а потому всё логично. Ах… Меллан же не просто секретарь, он любовник Бартла. Как я мог забыть? Вполне обоснованно, что Райогнан также прислуживает и Меллану. — Да, по-моему, я ошибся. Так это ты меня хотел увидеть? Зачем?       — Просто хотел спросить: ты помнишь, о чём я тебя предупреждал?       — Прости, Меллан, я тебя не понимаю. С твоего позволения я сяду, ноги затекли, — я опустился в кресло.       — Не понимаешь? Мне тебе на пальцах объяснить? — Меллан покачал головой. — Да он пожалел тебя, убогого. Как ты этого не понял то, а ещё учитель, — молодой человек рассмеялся. И смех его был похож на рождественский колокольчик: такой же мелодичный и красивый. В воздухе запахло тёплыми имбирными ангелочками. Мне очень захотелось улыбнуться и рассмеяться в ответ. Всё-таки этот мальчик не такой плохой, мы сумеем обо всём договориться.       Меня схватили за воротник ловкие пальцы и грубо сдавили им горло. Я глухо закашлял и даже не попытался дать отпор. Воротник врезался в горло, давление усилилось. Меллан пытался меня задушить. Он с ласковой улыбкой перетягивал ткань на моём горле, пока своим по-щенячьи добрым взглядом ловил мои бесплодные попытки поймать ртом немного воздуха. Меллан даже наклонил голову в сторону, с участием заглядывая мне в глаза, сопереживая тем самым моей маленькой проблеме.       Не прошло и трёх секунд, растянувшихся для меня в вечность, как у меня загудела голова. Библиотека задвоилась перед глазами. Руками я всё-таки постарался нащупать в воздухе Меллана, но пальцы загребали лишь вату и пустоту. Силы ушли из меня слишком быстро, я не смог долго сопротивляться.       Пощёчина, и глоток воздуха. Тело рванулось вверх с первой космической, но на мои плечи тут же обрушилась сокрушительная сила, и я упал обратно в кресло. Меллан упёрся в подлокотники кресла своими изящными пальцами и наклонился ко мне. Его милая улыбка стухла, и теперь мне в лицо дышала воняющее гнилью усмешка.       — Ты кем себя возомнил? Думаешь, что такой мужчина, как Бартл, может заинтересоваться тобой? Ха! — в меня попали капельки слюны Меллана. Я не стал морщиться, да и вообще что-то делать, чтобы не спровоцировать молодого человека. Горло ещё саднило, и было страшно. А вдруг в таком состоянии он что-нибудь сделает Коулу. — Не сейчас! Не через сто лет! — тем временем продолжал кричать Меллан. — Смирись! Это была обыкновенная жалость. Жалость к такому убогому, такому… — глаза парня заметались по мне, — такому старому пердуну, такому недалёкому, жалкому, никчёмному, совершенно бесполезному существу!       Меллан замахнулся для второй пощёчины, но я на автомате перехватил его руку. Парень зашипел, как гадюка, выдернул свою руку и отпрыгнул в сторону:       — Ах ты ж, кусок говна! — процедил он сквозь стиснутые зубы, прижал свою руку к груди и завыл нечеловеческим воем. — Совсем рехнулся! А если бы ты мне сломал руку?! Как бо-ольно.       Отняв руку от сердца, Меллан несколько секунд пристально рассматривал свою чуть покрасневшую молочную кожу на кисти, а потом повернул ко мне перекошенное от ярости лицо. Я инстинктивно поддался назад, вглубь кресла. Секретарь взвизгнул и бросился на меня. Из кармана он выхватил что-то небольшое, но опасно блеснувшее в свете библиотечных ламп.       Меллан запрыгнул на меня, замахнувшись рукой с неопознанным предметом, который секунду спустя торчал из спинки кресла именно в том месте, где до недавнего времени было моё лицо.       — Жаль. Не хотел портить кресло, — тяжело дыша, сказал секретарь. — Не органично смотрится ручка здесь, как считаешь? А вот если бы она торчала из твоей щеки, — Меллан провёл пальцем по щеке, и её тут же обдало жаром. — Больно? Ой, прости, — молодой человек показал мне окровавленный палец, который тут же засунул себе в рот, причмокнув от удовольствия. Хорошенько его облизав, Меллан, прежде чем слезть с моих коленей, наклонился к моему уху и прошипел: — В следующий раз ты так просто не отделаешься. Я, если понадобиться, в твоё горло зубами вгрызусь.       Секретарь проворно слез с моих ног, поправил свою одежду и помахал мне на прощание ручкой.       — Чао-какао.       Я дождался, пока хлопнет дверь в библиотеку, и только тогда я позволил себе пошевелиться. Похолодевшей рукой я нащупал рядом с лицом ручку Меллана, обхватил её и дёрнул, пытаясь вытащить. Но она не поддалась, глубоко войдя в обшивку кресла. У меня получилось выдернуть её только с третьего раза. Я даже не стал её разглядывать, а сразу со всей силы метнул в проход между стеллажами.        Только сейчас я заметил Коула. Он жался к одному из стеллажей, пристально всматриваясь в меня.       — Он тебя хотел убить? — дрожащим голосом спросил он у меня.       Я промолчал, ещё толком не оправившись от шока.       — Киф, он ведь хотел тебя убить, — Коул был не на шутку перепуган.       — Нет, — я попытался его успокоить. — Я не думаю, что он по правде хотел меня убить. Просто…       Я не мог подобрать слов для этого ‚просто‘. Но Коулу и не нужны были слова. Он подбежал ко мне, положил руку на плечо. Я тут же ухватился за неё, как за спасательный круг.       — У тебя холодные руки, Киф. И кровь течёт. Подожди, у меня есть… — мальчик достал из кармана аккуратно сложенный белый платок. Я попытался его остановить. Но Коул отодвинул мою руку. — Это всего лишь платок, старик, ничего более.       Мальчик бережно приложил ткань к моей объятой пламенем щеке и отступил на шаг.       — Я его убью, — как само разумеющееся вдруг произнёс он.       — Коул, о чём… Нельзя о таком говорить, не то что думать!       — Нельзя? Нельзя?! Он же сейчас чуть тебя не убил! — выкрикнул Коул. — Ему, значит, можно, а мне нет? Я так не оставлю. Не позволю. Он умрёт. Я его сам убью, вот этими руками.       Мальчик выбежал из библиотеки. Мне удалось его настигнуть уже во втором коридоре. Пришлось вцепиться в него мёртвой хваткой, чтобы он не вырвался. Коул не нашёл ничего лучше, как применить свой привычный способ общения в подобных ситуациях: в кровь искусал мне руку. Мы кое-как доковыляли до комнаты мальчика, в которую я его просто затолкал.       — Коул, выбрось из головы всё, что ты там себе втемяшил. Никого убивать нельзя.       — Можно. Я уже приготовился, — злобно оскалился Коул.       — К чему? — ужаснулся я.       — К смерти Меллана, — и он вытащил из-под кровати кусторез.       — И что ты ими собрался делать?       — Перережу тормозной шланг у его авто, — похвастался своей гениальной идеей Коул.       — Ну и дурак, — я почувствовал себя немного легче, когда услышал обыкновенные мальчишеские глупости. Право, мне уже такие картинки в голову наприходили: кровь, кишки, расчленёнка. Сказывается воспитание Финна, ой, сказывается. — Ты думаешь, Меллан умрёт от того, что ты подрежешь впереди один никчёмный шланг?       — Ну да. В фильмах за милую душу режут, а потом — бабах!       — Коул, нельзя же красивую выдумку принимать за чистую монету, — я рассмеялся, но царапина тут же напомнила о себе. — Не против, я воспользуюсь твоей ванной комнатой?       Пока я любовался в зеркале на своё изможденное лицо, украшенное теперь глубокой царапиной, мне пришлось объяснять Коулу, почему же его гениальный план оказался провальным. Мальчик грустно щёлкал кусторезом в воздухе, когда я ему рассказывал, что в любом случае, как бы профессионально Коул не перерезал шланг, тормоза никогда не откажут полностью, что есть такие классные вещи в машинке, как ручник и коробка, которыми можно значительно снизить скорость.       Поэтому к тому моменту, когда промыл рану и несколько оклемался, у Коула пропало всякое желание слушать мою нудную лекцию об устройстве автомобиля, да и убивать Меллана он расхотел. Правда, только сегодня.       Я предложил отнести кусторез на место, в противном случае их отсутствие привлечёт много внимания. Мы сделали небольшую вылазку в домик садовников, и, по-моему, никому не попались на глаза. Остаток вечера я и Коул провели за разговорами ни о чём в моей комнате. Когда настало время мальчику идти в свою комнату, он вдруг задумался:       — Так странно. Когда убили твоих родителей, ты пошёл на войну и в течение трёх лет мстил, моча́ врагов из автомата. Почему же ты сейчас отказываешься мстить за себя? Меллан не пять тысяч вооружённых талибов, не две и даже не одна. У него нет автомата. Ты можешь отомстить ему в любую минуту.       Коул выглядел очень серьёзно и говорил вещи ужасные, но хорошо обдуманные. Но на все справедливые доводы мальчика существовало тысяча ‚но‘. Одно из главных ‚но‘: я мстил не тем. А понял я это очень поздно. Три года ослеплённый гневом и страхом, я сражался на стороне тех, кто сбросил бомбу на Кабул в тот осенний день. ‚Те‘ одарили меня высшей военной наградой в конце службы. ‚Крест Виктории‘ взамен на смерть родителей — слишком неравноценный обмен. Моя месть оказалась фарсом, а не драмой, как я себе воображал. И поменять я уже, к сожалению, ничего не мог. А потом пролетело пять лет. Вместе с ними я успел обдумать множество вещей и задать для себя, наверное, самый главный вопрос: ‚Так в чём же большая сила: в мщении или в прощении?‘       Коул ещё немного подождал, вдруг я всё-таки отвечу на его вопрос. Но я не знал, что говорить, поэтому сохранял стоическое молчание. Мальчик шумно вздохнул, и в воздухе мне отчётливо послышалось: ‚Какие же вы, взрослые, дураки‘.       Дверь в комнату закрылась. Необъяснимая тяжесть в моей груди напомнила о себе. Я положил руку на грудь и услышал изнурённый голос сердца. Устаревший мотив одной и той же колыбельной, коей оно из раза в раз убаюкивало потревоженный сонм теней в той части моей души, которая навсегда останется пустым пепелищем.       За старческими напевами я не услышал, как щёлкнул замок в двери. Отдёрнул меня уже звонкий голос:       — Старик, а если со мной что-то случится, — Коул наполовину выглядывал из-за двери, — ты отомстишь за меня?       Не до конца успокоенные тени встрепенулись и зашелестели: ‚Отомщу. Любому, кто тебя пальцем тронет, отомщу‘. Моё сердце сбилось, пропустило ноту, колыбельная утихла. В ней отпала всякая надобность. Тени грустно завывали в потёмках души. И сердце, немного послушав их, обратилось ко мне: ‚Если с ним что-то случится, если кто-то его обидит, я не прощу. И ты не простишь‘.       — Спокойной ночи, Коул, — я снова уклонился от ответа.       Мальчик показал мне язык и исчез за дверью.       Эх, сердце, я уже не так молод, и тебе не двадцать лет, чтобы так безрассудно идти на поводу у сильных чувств. Скажи, ты уверенно, что мы сможем справиться со всем? Обещаешь ли ты, что в сухом остатке для нас не останется осень?       На завтрак мы с Коулом слегка припозднились. Причиной стала моя царапина. За ночь она превратилась в одну из ярких лампочек в новогодней гирлянде и теперь пылала на моей бледной щеке, привлекая к себе внимание. Я, по возможности, хотел этого ненужного внимания избежать. И между тем понимал, вряд ли Бартл не заметит свежо-вспаханной борозды на моей щеке.       Коул был настроен очень серьёзно. Он собирался рассказать отцу всё о моём трофее на лице. Я безуспешно пытался отговорить мальчика. Заикнулся о прощении, так Коул едва было не наградил меня ещё одним шрамом. Поняв, что уговорить у меня его не получится, я напомнил Коулу, что доказательств того, что к царапине на моей щеке причастен Меллан, у нас нет. А даже если и были бы то, что стоит секретарю вывернуть всё наизнанку и сделать виноватым мальчика? Тогда всех собак спустят на Коула, а мы и так на особом счету в этом замке. Нам нельзя было делать промахов.       И вроде бы мои слова подействовали: мальчик чуть поостыл. Даже немного развеселился. Пока я застёгивал рубашку, Коул пристроился сбоку. Я так был занят пуговицами на манжетах, что благополучно прошляпил момент, когда царапина на моей щеке превратилась в жирный зигзаг.       — Не зигзаг, а молнию, — назидательным тоном поправил меня мальчик, закрывая чёрный маркер.       — Зачем она мне? — я пытался рассмотреть молнию с неровными краями в зеркале.       — Тц, старик, какой же ты скучный, однако. Вот как ты жил до встречи со мной, не понимаю, — отражение Коула встало рядом с моим. — Это не просто молния, на секундочку, а целое искусство. Тату. Правда, не навсегда, а всего лишь на день. Но хоть один день ты побудешь крутым перцем, а не скучным старикашкой, — мальчик по-приятельски хлопнул меня по спине.       Как раз в это время я пытался аккуратно подтереть неровные края молнии. К большой удаче хлопок не стал причиной, по которой я, возможно, бы попал пальцем себе в глаза, но зато стал виновником другой трагедии. Толчок от хлопка оказался не таким сильным, но это не помешало манжетой чистой рубашки поправить все неровности рисунка, просто стерев тканью его половину. Чёрные разводы заузорились на моём рукаве.       — А чё я то?! — заверещал Коул, когда получил от меня лёгкий подзатыльник. — Ребёнка бить нельзя, я знаю свои права! — закричал мальчик, уворачиваясь от мной метко пущенной в его сторону подушки. — Чё ты напрягаешься, не пойму. Поменяй рубашку, и все дела.       — Поменяй рубашку? Коул, я с этой-то провозился уйму времени, — я кинулся к раковине в ванной комнате. Маркер не желал отходить от ткани даже под напором тёплой воды и мыла. — Коул, сколько времени?       Какое-то время я остервенело тёр манжет, но разводы не только не исчезли, а как будто стали ярче. Во мне постепенно закипала ярость. Я уже хотел прикрикнуть в пустоту на Коула, но мальчик подал голос первый.       — Старик, хочешь, кое-что крутое скажу? — спросил он, замерев подле меня.       — Скажи, — без особого интереса согласился я, полоща в воде свою руку. По-моему, наметился просвет. Ещё раза два хорошо потереть с мылом ткань, и маркер будет вообще не заметен на рукаве.       — А завтрак уже пять минут как идёт.       Я замер.       — Мы опоздали на завтрак?       — Уже, — радостно отозвался Коул.       — Вот дерьмо! — выругался я.       Мне хватило пары секунд, чтобы выключить воду, пинками выгнать Коула из ванной комнаты, выбежать оттуда самому, захватив с полки чистое полотенце и обернув им руку с мокрым рукавом. Мы вылетели из комнаты и понеслись в столовую, как на пожар. По дороге я успел стереть со щеки оставшуюся половинку молнии. Вторая половинка же, напротив, не стёрлась и прочно вошла не только в мою жизнь, но и в ткань рубашки.       В столовой нас встретили гробовым молчанием. Под пристальными взглядами собравшихся мы с Коулом проследовали к своим местам. Я старался не поднимать лица от пола, чтобы Бартл не увидел царапины. Я уселся на своё место, Коул как всегда пристроился рядом. Мы незаметно переглянулись, переводя дыхание. Мальчик схватил ложку и принялся уплетать остывшую овсянку. Я, положив рядом с тарелкой полотенце, потянулся за маслёнкой, чтобы сделать Коулу бутерброд.       — Кхм-кхм, — тишину зала нарушил аккуратный кашель, — простите меня за нескромный вопрос, Киф: а вы знаете, сколько сейчас времени?       Мои руки с маслёнкой замерли в воздухе.       — Ой-ой, не утруждайте себя, — залепетал Меллан тоненьким ядовитым голоском, — мне не трудно сказать вам, — я посмотрел на рядом сидящего Коула. Мальчик тоже не шевелился. Но в отличие от меня, он уставился испепеляющим взглядом на секретаря. — Вы опоздали на десять минут. На десять непростительных минут! Что вы о себе возомнили?! В этом замке установлены правила, о которых вас предупредили в первый же день. Почему вы позволяете себе не соблюдать их? И немедленно поднимите голову, когда я с вами разговариваю! — завопил Меллан не своим голосом.       Мне ничего не оставалось, как подчиниться. Я поставил маслёнку на стол и, наконец, поднял взгляд. Лицо Меллана в гневе было абсолютно не страшное. Оно было похоже на свёклу, на которую нахлобучили сверху парик. Свёкла со злыми глазками. Маленькая победа надо мной заставила эти глазки заблестеть, как дешёвые, посаженные на клей стразы.       — Для порядка ещё встать полагается, — выплюнул Меллан в мою сторону.       Я встал из-за стола, а секретарь почувствовал себя хозяином положения.       — Может теперь, когда вы заняли положение, более-менее достойное вашего статуса, вы объясните своё поведение? Ещё бы, конечно, я хотел, чтобы вы прокомментировали свой неопрятный внешний вид. Что это за грязное полотенце вы положили на стол? А о чистоте вещей я вообще говорить не хочу. Может, расскажете, что за чёрные разводы у вас на манжете? По-моему, вы работаете не на стройке, чтобы позволить себе носить несвежую рубашку. Вам платят хорошие деньги. Уж можно было бы приобрести две новые рубашки, а не тратить все деньги на выпивку, на своих сомнительных друзей…       — Рот свой поганый закрой! — крикнул Коул. Он размахнулся и швырнул свою ложку об стол.       Меллан не растерялся.       — Коул, если тебе есть, что сказать, то есть вполне человеческий способ привлечь внимание к себе. Понимаю, твой преподаватель настолько дик, что сам не знает, как это делается, поэтому и не смог тебя научить. Я постараюсь исправить это, Коул. Всего-то нужно, — Меллан подхватил со стола своими изящными пальчиками чайную ложечку, придвинул к себе чашку с кофе, и два раза стукнул, — постучать.       — В жопу себе постучи, — с каменным лицом сказал мальчик.       Я не понял, как тарелка оказалась в руках Коула, а потому не успел ничего предпринять. Мальчик запустил овсянку в Меллана. Тарелка не долетела, шлёпнувшись где-то на середине стола. Но это не помешало секретарю противно завизжать, выскочить из-за стола и отбежать на безопасное расстояние.       — Бартл! Бартл! Бартл! — нервно выкрикивал Меллан, будто к его виску приставили дуло пистолета. — Ты видишь?! Твой сын стал неуправляемым! И это всё из-за него! — один из тонких пальцев ткнул в мою сторону. — Уволь его! Уволь его немедленно!       Секретарь ещё выкрикивал истеричное ‚Уволь!‘, когда я услышал звук отодвигаемого стула. Бесшумные шаги, но быстрые и уверенные. Бартл остановился рядом со мной. Меллан дико оскалился, предвкушая грандиозный скандал. Он даже не постеснялся закатить глаза.       Отец Коула схватил меня за плечо стальной хваткой и резким движением повернул к себе. Сильные пальцы впились в мой подбородок. Я ждал, когда Бартл свернёт мне шею, но вместо этого он нежно повернул мой подбородок в сторону и уставился немигающим взором на мою щёку.       — Откуда царапина?       Сзади меня громко хмыкнул Коул, но Бартл не обратил внимания.       — Ещё раз спрашиваю, откуда царапина?       — Ножницы… — промямлил я первое, что пришло на ум.       — Бартл, да какая разница, откуда у него эта царапина! Уволь его! Уволь! — как резанный верещал Меллан. — Этот варвар не может себе позволить носить чистые рубашки, представь, чему он учит твоего сына, Бартл! Нужно срочно избавиться от него, слышишь?!       Пальцы на моём подбородке дрогнули.       — Либо ты закроешь свой рот, Меллан, либо выметайся отсюда.       — Что? — Меллан не поверил своим ушам. — Бартл, скажи, что мне послышались последние слова. Ты сам понимаешь, что несёшь? Кто я, а кто — он?       Отец Коула будто не слышал секретаря. Он осторожно провёл большим пальцем вдоль моей царапины. Я дёрнулся. Не от боли, а от его жеста.       — Болит? — мягко спросил он у меня. Я отрицательно закачал головой. Правда, было уже не больно.       — Бартл, я сейчас уеду!       В голосе Меллана отчётливо были слышны слёзы. Но Бартл вновь не обратил внимания на своего секретаря.       — Сейчас приедет Грэди, — мужчина продолжал обращаться ко мне. — Я попрошу его обработать твою царапину.       — Бартл! — взвизгнул Меллан. — Я уезжаю!       Раздались торопливые шаги.       — Катись в ад! — во всю глотку заорал Коул ему вдогонку.       Бартл не бросился вслед за Мелланом. Некоторое время мы так и стояли друг против друга. Мужчина разглядывал мою царапину, а я не знал, как попросить его отпустить меня. За меня всё разрешил Коул.       — Вы это, — с набитым ртом обратился он к нам, — харе статуй изображать. Смущаете своим реализмом.       Бартл тут же выпустил мой подбородок и вернулся на своё место. Через секунду он закрылся от нас газетой, и наступило обычное утро в Адар Манор.       Коул как ни в чём не бывало штамповал бутерброды, раскладывая на две тарелки: два себе, один мне. Польщённый его заботой я некоторое время просто сидел и наблюдал, как мальчик мажет масло на хлеб.       — Меллана жалко, — отчего-то произнёс я шёпотом.       Коул успел поймать нож над самой тарелкой. Он заглянул за меня, проверяя, чем занимается Бартл. Тот шуршал газетой и, похоже, ничего не слышал и не видел.       — Ты чё, старик? Не помутнение у тя рассудка часом? Напомнить, кто тебе путь в модельное агентство заказал? — мальчик положил нож и принялся жевать бутерброды.       — Его можно понять.       — Можно, но ненужно, ок? Это, — он посмотрел на меня хмурым взглядом, — заканчивай в послушного мальчика играть. Понимаю, настроение хорошее, папашка мой за тебя впрягся. Но не надо сейчас всепрощением заниматься. Меллан — знатная тварина, уже устал тебе об этом напоминать, и получил по заслугам. Прости и отпусти этот факт. И это, бутерброды свои ешь, чё я просто так тебе их намазал что ли?       Я послушно взял кусок хлеба, жирно сдобренный маслом.       Двери столовой распахнулась, и в комнату вбежал один из многочисленных работников дома.       — Мистер О’Нейл там… ваш секретарь разбился.       Бартл первый выбежал из столовой вместе с работником, мы с Коулом помчались за ними.       Двери в Адар Манор был раскрыты нараспашку. Народ высыпал наружу. Все столпились на лестнице, в проёме, заполнили собой подъездной путь. Напряжённые взгляды людей были направлены на столб дыма, устремившийся вверх ‚Насмерть!‘ — слышалось со всех сторон, и чем тише пытались произнести это слово, тем громче оно отзывалось в воздухе раскатами грома.       Небо заволокли тучи. Каркали вороны. Злые окрики мужчин, которые не подпускали любопытных зевак близко к машине. Я крепко держал Коула за руку, чтобы он не побежал в гущу толпы, поближе к неприятностям, как его непутёвый отец, у которого совершенно отсутствует инстинкт самосохранения.       Я старался не выпускать Бартла из вида, следил за каждым его движение, чтобы в случае чего сразу кинуться ему на помощь. Хотя прекрасно понимал, что если даже что и случится, пока я добегу до мужчины, он уже несколько раз умрёт и воскреснет. Но я всё равно упрямо следил.       Вот Бартл бросился прямо к машине, невзирая на опасность: в любую секунду машина могла взорваться. Я перестал дышать, про себя отсчитывая секунды. Бартл бесстрашно раскрыл двери ‚кузнечика‘, вытащил оттуда тело Меллана и отнёс его на безопасное расстояние. Всё обошлось.       — Киф, смотри, — Коул указал на гущу людей, в которой находился его отец, — Грэди тоже там.       Я заметил котелок врача среди мужских голов.       — Меллану повезло, — с облегчением заметил я.       — Если повезло. Вот не надо на меня так смотреть, — Коул отмахнулся от моего грозного взгляда. — Я уже давно забронировал отдельный котёл ему в аду. Пусть наконец эта тварь сдохнет и займёт положенное ему место в жизни и в обществе.       Несколько работников неодобрительно покосились в нашу сторону.       — Смотри, какая-то движуха пошла.       Бартл с Мелланом на руках быстрым шагом шёл к замку. За ним, придерживая сползающий котелок, спешил Грэди. Несколько работников пошли к машине, видимо, всё обстояло намного лучше, чем виделось с расстояния.       Отец Коула промчался мимо нас. Меллан был смертельно бледен, но живой. Он тихонько скулил и просил нести его аккуратнее. Врач успокоил всех работников, кивнул нам и побежал за Бартлом. Нам не оставалось ничего другого, как пойти за ним.       Меллана устроили в гостиной на диване. Пока его укладывали, он кричал, просил его накачать морфием, чтобы не чувствовать непереносимой боли во всём теле, умолял Грэди ещё раз тщательно его осмотреть. Врач сделал несколько попыток, которые оказались неудачными. Всякий раз, когда он слегка касался секретаря, тот визжал как резаный поросёнок. А ещё Меллан всё время звал Бартла, который и так стоял у его изголовья.       — Бартл, ты где? Не уходи. Я умираю. Пожалуйста, держи меня за руку. У меня перед глазами темнота. Я ничего не вижу. Бартл! Скажи, что любишь меня, скажи, что не можешь без меня. Ах, как больно! Я, наверное, сломал себе все кости.       — С ним всё в порядке, отделался несколькими ушибами. По-моему, сломал он себе не кости, а кое-что другое, — шёпотом заметил он, пристроившись рядом со мной и Коулом.       — Если вы про это, — мальчик показал на свою голову, — то там нечему было ломаться.       Грэди улыбнулся и похлопал Коула по плечу.       Меллан застонал ещё громче, перекрикивая наши мысли.       Я не понимал, чего мы ждём, пока в гостиной не появился Райогнан и толстый некто в комбинезоне. Память не сразу подсказала, что мне знаком этот человек, вылитый мистер Гайкин из развивающих мультиков для детей. Пятна от масла заняли почётные места на одежде и на лице мистера Гайкина, а из кармана комбинезона торчал разводной ключ. Того и гляди, сейчас хлопнет в ладоши и скажет бравым голосом: ‚Здравствуйте, дети!‘       — Мистер О’Нейл, я проверил машину, как вы просили, — голос и впрямь оказался разлихим, только вместо приветствия и задания для разогрева: ‚Подскажите дети, где мой ключ?‘, он сразу кинулся с места в карьер.       — Ну и? — в нетерпении спросил Бартл. Я отметил, что Меллан резко затих и теперь прислушивался к мистеру Гайкину.       — Подрезали. Ровненько так, посередине.       — Кто?       — Да если бы я знал. Ключи от гаража хранятся не только у меня. Они есть и у охраны вашей, и у Райогнана, у вас, — пожал плечами мистер Гайкин. — Что примечательно: шланг то ещё вчера почикали. Там, где машина вашего секретаря стояла, лужа большущая натекла. Но с утра её кто-то протёр, правда, не до конца, края всё-таки остались видны.       — Слышал, Бартл?! — Меллан лихо подскочил с дивана. И не скажешь, что пару минут назад он умирал от боли во всём теле. — Меня хотели убить!       — Ну, убить то вас, не убили бы, — задумчиво изрёк толстый человек, потирая свои грязные руки. — Если бы не в стог врезались, так на пункте охраны при выезде всё и обнаружилось.       — Меня хотели убить! — настойчиво гнул свою линию Меллан. — И я даже знаю кто.       Все присутствующие воззрились на него. Я почувствовал неприятный холодок на затылке.       — Он, — Меллан показал на Коула.       — Чего? — мальчик поддался вперёд, но я его ухватил за край футболки. — Ты зубы свои давно не видел?!       Бартл одарил его гневным взглядом.       — Позвольте, — выступил в разговор Грэди, — причём тут мальчик?       — А притом! Это ему я мешал всё время! Это он был против нашей любви с Бартлом! Я уверен, это Коул подрезал вечером шланг у моей машины, чтобы я разбился… Точно! — Меллана будто озарило. — За завтраком этот паршивец послал меня в ад.       — Самое что ни на есть доказательство, — фыркнул врач.       — А вас никто не спрашивает! Вы выполнили свою работу, вот и катитесь отсюда. Не мешайте решать наши семейные дела.       Коул в моих руках уже несколько раз дёрнулся, но я не отпускал его.       — Бартл, нужно немедленно проверить комнату Коула. Я уверен, что мы найдём доказательства его причастности к моему покушению.       — А больше ты ни чё не хочешь проверить, заднеприводный?!       — Коул, — я встряхнул мальчика, — прекрати.       — Прекрати?! Старикан, да ты что?! Разве не слышишь, что этот принц кукурузы откровенную херню порет?       Я слышал. Я много чего слышал. Это не могло быть просто совпадением.       — Какие у вас высокие отношения, — не остался в стороне секретарь.       — Тебя спросить забыл, — огрызнулся мальчик, но Меллан уже потерял к нему всякий интерес.       Секретарь приник к Бартлу и заплакал:       — Бартл, умоляю, поверь мне. Твой ребёнок ненавидит меня. И это он, он подрезал шланг, я не сомневаюсь. Нужно только проверить его комнату. Я уверен… — голос молодого человека дрогнул. — Я чувствую, что в комнате Коула мы найдём все доказательства.       — Никто мою комнату проверять не будет!       — Получается, тебе есть, что скрывать? — спросил Бартл спокойным голосом.       Коул заметно смутился.       — Нет, мне нечего скрывать. Я не делал того, в чём обвиняет меня Меллан. В моей комнате вы ничего не найдёте.       — Тогда не понимаю, почему ты против маленькой проверочки, — секретарь взял под руку Бартла. — Можешь, кстати, пойти с нами, чтобы всё было честно. Конечно, без своего замечательного преподавателя.       Когда Коул попытался вынуть руку из моей руки, я неосознанно сжал её крепче. Мне стало настолько страшно, что я начал задыхаться. Я опустился перед Коулом на колено, и начал быстренько поправлять его одежду, что, к слову, в моих поправках и не нуждалась.       — Ничего не бойся, он тебя так запугивает, — шёпотом сказал я ему.       — Я и не боюсь, — в отличие от меня мальчик был спокоен.       — Ты ни в чём не виноват, я знаю это точно, поэтому не бойся.       — Да не боюсь я ничего, старикан. Эй, — он поймал мой взгляд, когда я в пятый раз оправил ему футболку, — да ты ведь сам боишься.       — Ничего подобного.       Мой голос выдал меня. Мне стало стыдно за свой страх, ведь Коул бесстрашно смотрел вперёд, тогда чего боялся я? Я не мог объяснить этого чувства. Мне просто было страшно. Жутко страшно за моего смелого мальчика.       Я положил руки Коулу на плечи и крепко сжал их.       — Ничего не бойся, — в который раз повторил я, — всё будет хорошо.       Коул согласно закивал. Он выглядел очень решительно, что вселяло в меня надежду. Но тут глаза мальчика блеснули. Он шагнул вплотную ко мне и обнял. Я сжал его в ответ. Его маленькое тельце слегка подрагивало, а значит, вся его решительность — напускное. Я прижал его к себе плотнее.       — Что за сопли вы тут развели? Это мне плакать нужно, я ведь в аварию попал и чуть не умер!       Коул выскользнул из моих объятий и твёрдым шагом направился к Бартлу и Меллану, замерших у входа в гостиную.       Жаль, что я не мать. Жаль, что я не верю в Бога. Я бы перекрестил мальчика и начал за него молиться.       На секунду мы пересеклись взглядами с Райогнаном. Мне показалось, что дворецкий слегка улыбнулся и понимающе кивнул.       — Сэр, — подал голос Райогнан, — предлагаю пройти к комнате мальчика с главной лестницы. Вдруг по пути мы обнаружим что-нибудь странное. Или, возможно, какие-то улики.       Меллан открыл было рот, но Грэди успел его опередить:       — Отличный план, Райогнан. Я думаю, что именно так нам и стоит поступить. Если Бартл не будет против, то я тоже хотел бы поучаствовать в этом занятном предприятии.       Хозяин Адар Манор ничего не сказал, и толпа вышла из гостиной.       — Киф! — тут же окликнул меня голос Смеральдины. — Киф, скорее! — она высовывалась из другого входа в гостиную. Женщина с опаской осматривалась по сторонам, не забывая кидать в меня грозные взгляды, пока я медленно пробирался в её сторону. — Киф, шевели своими аппетитными булками! — не выдержала она. Последние несколько шагов я пролетел торпедой. Смеральдина вытащила меня из гостиной и толкнула в сторону противоположную главному ходу. — Скорее, Киф. Ты должен успеть попасть в комнату мальчика первым. Меллан что-то замышляет.       — Он хочет подставить Коула, — уверенно сказал я.       — Вот именно. Я уверена, что в комнате у мальчика найдётся что-то нехорошее.       Мы бежали по коридору в сторону подсобных помещений и комнаты служанок. Короткий путь! Я совершенно о нём забыл.       Смеральдина не пошла со мной дальше, только прокричала мне вслед:       — Киф, Райогнан хорошо помнит про эту лестницу. Он выбил тебе фору, поэтому, не подведи.       Я добежал до комнаты Коула за считанные секунды. Не отдышавшись, ввалился в неё, бесшумно закрыв за собой дверь. Меня потряхивало. Сердце готово было выскочить из груди, в горле пересохло, и дышать было чрезвычайно трудно. Но времени, приходить в себя, у меня не было.       Я был готов к тому, что мне придётся потрошить шкаф, копаться в белье, перевернуть всю тумбочку Коула, чтобы найти улику. Но ничего подобного делать не пришлось: она лежала на самом видно месте. На кровати.       Завёрнутый в полотенце кусторез. Именно тот самый кусторез, которым Коул хотел перерезать шланг у машины Меллана. Это точно не простое совпадение. Но все мысли потом.       Я схватил садовые ножницы и кинулся к дверям. Что-то остановило меня, прежде чем я успел схватить за ручку и распахнуть дверь. Я застыл, прислушиваясь. Голоса!       Только не паниковать! Только не паниковать.       Взглядом я метался по комнате, пытаясь сообразить, что мне дальше предпринять. Балкон!       Два шага, и ветер уже забрался мне под рубашку. Взгляд влево, взгляд вправо: я оказался в ловушке. Балкон — это тупик. С него я не смогу никуда деться. Если только…       Я закрепил кусторез на поясе, засунув его под ремень, схватился за балконное ограждение и перелез. Постарался, как можно устойчивее расположиться на тоненьком выступе. Сердце билось где-то в глотке. Оно мешало мне нормально глотать, приходилось сплёвывать. Вдобавок ко всему у меня закружилась голова. Идеальным исходом было бы падение со второго этажа и прямо на ножницы грудью.       Я в красках представил себе эту картину. Вот я, не издав ни звука, падаю вниз. Ножницы волшебным образом выпрыгивают из-под ремня, сбрасывают с себя полотенце и входят с хрустом в мою спину, а выходят через грудь. Повреждён позвоночник, проткнуто лёгкое, многочисленные травмы и внутренне кровоизлияние, а я лежу и смотрю в небо.       На таких позитивных мыслях я прошёл четверть пути. Я скрылся за стеной как раз в тот момент, когда в комнату ввалилась толпа. Меллан кричал, Коул тоже, а я продолжал лезть. Воробьиными шажочками, неторопливо, будто вышел всего лишь подышать свежим воздухом. Конечно же, никаких взглядов вниз. Высоты не боялся никогда, но именно в такой щекотливой ситуации, можно было бы и забояться.       Я старался себя отвлечь разными мыслями. Например, проговорил про себя алгоритм моих шагов, между делом подсчитал количество плевков вниз, вспомнил отрывок комедийного шоу с участием Джимми Карра, но, несмотря на все мои старания, когда до моего балкона осталось три шага, я оцепенел. Свинец разлился по всему телу, превратив меня в неподвижное изваяние. И только сердце трепетало и дрожало где-то в левой пятке.       Я не мог заставить сделать себя шаг. Тело не слушалось. Стало чертовски обидно, ведь вот он, балкон. Три шага и перелезть! На смену обиде быстро пришла злость. Я отругал себя последними словами, но и это не помогло мне сдвинуться с мёртвой точки. Я уже хотел начать умолять каждую конечность отдельно, как на балконе Коула послышалась возня и громкое:       — … спрятал здесь! Я уверен!       Услышав голос Меллана, тело тут же отмерло, и вместо трёх положенных шажков я сделал один огромный шаг, чуть не сев на тонкий выступ в позе шпагата, и ловко перепрыгнул через ограду.       Я кинулся мысленно поздравлять себя, но вовремя отдёрнул, вспомнив, что не время. В комнату забежал на дрожащих ногах и начал лихорадочно искать место, где можно было спрятать этот треклятый кусторез.       Прощупывая быстрым взглядом комнату, я добрался до прикроватной тумбочки. Мельком осмотрев её, тут же выкинув из списка претендентов на прятанье ножниц, но не прошло и половины секунды, как я вернулся к ней. Точнее к тому, что стояло на тумбочке.       Я вытащил из-под пояса кусторез, который грозился упасть, и подошёл к тумбочке ближе. На ней стоял пузырёк и лежали какие-то листки. Перехватив ножницы одной рукой, второй я потянулся за склянкой. В ней оказался какой-то порошок. Я его потряс, посмотрел на свет, отложил в сторону и потянулся за листами. Исписанные вдоль и поперёк неровным почерком, они не привлекли бы должного внимания, если бы я не выхватил взглядом слово ‚мышьяк‘: ‚отравление мышьяком‘, ‚симптомы‘, ‚действие мышьяка на человека‘, и раз десять подчёркнутое ‚как выявить мышьяк в организме‘.       Я оторопело переводил взгляд со строчки на строчку. В руках у меня оказалось целое пособие о мышьяке, плюс, ко всему прочему, расписание приёма яда по часам. В голове звучал набатом голос Грэди: ‚Это не усталость, Бартла стараются незаметно убить‘. Я перевёл взгляд на пузырёк с порошком. ‚Такие случаи, как сегодня, участились с вашим приездом, Киф. Если бы я вас плохо знал, то обязательно подумал, что вы причастны к этому‘, — продолжал говорить невидимый Грэди в моей голове.       Дверь в комнату распахнулась с громким треском. Первый влетел Меллан, за ним Коул, Бартл, потом Райогнан и Грэди. Руку свело судорогой, и я расцепил пальцы, выпуская из рук кусторез. Он упал прямо под ноги внезапно ворвавшейся толпы. Полотенце, как в фильмах про плохих парней, отлетело в сторону, и теперь ни что не могло скрыть правду.