Уроки этикета в Адар Манор

      — Ха!       Короткий истеричный смешок сорвался с губ Меллана. Хотя по его удивлённому виду можно было сказать, что вышло это ненамеренно. Секретарь до сих пор находился под гнётом всеобщего оцепенения.       Никто до этой секунды не вымолвил ни звука, не совершил ни единого движения. Все застыли в неестественных позах, словно поражённые проклятием Медузы Горгоны. И только глаза, глаза всех собравшихся оставались самыми что ни на есть живыми. Влажные глаза Грэди, которые с непередаваемой печалью смотрели на меня, будто я его сын, и сегодня он меня хоронит; бездушные глаза Райогнана, ни чем не отличающиеся от глаз манекена, только смотрели они не поверх моей головы своим невидящим взглядом, а насквозь протыкая меня; в ясных глазах Коула застыло неверие во всю разыгравшуюся перед ним сцену; несмотря на лёгкое удивление, глаза Меллана хранили на себе отпечаток победы и злых помыслов.       А в глазах Бартла? Что было в его взгляде? Презрение? Нет. Ненависть? Возможно, но нет. Безразличие? Сомневаюсь. Удивление? Хотелось бы, но опять мимо. Страх? Рядом, но снова, снова не то.       Пока все молчали и терялись в догадках, ни кто иной, как всеми любимый секретарь, взял на себя обязанности вершителя судеб.       — Ха-ха-ха! — Теперь Меллан смеялся дольше. Он давился своим смехом, откашливался и снова смеялся. — Я же так и думал. Грёбаный учитель, ну конечно!       Секретарю хватило нескольких лёгких шагов, чтобы оказаться подле меня. Не убирая своей очаровательной улыбки далеко в карман, Меллан широко размахнулся и отвесил мне пощёчину.        — Ты чуть меня не убил!        Огорошенный такой неожиданной новостью, я впал в ступор. Даже руки поднять, чтобы коснуться своей горящей щеки, не смог. Меллан принял это за добрый знак.        — Чудо, что я вообще остался жив, — обратился он ко всем, но никто не кинулся благодарить небо и судьбу за то, что душонка секретаря до сих пор болтается в теле. — Видит бог, — продолжил он, когда понял, что коленопреклонения не предвидится, — я остался в этом мире не просто так, а чтобы принять на себя роль блюстителя порядка и вывести на чистую воду вас, Киф!       Мне стало почему-то смешно от его слов. Ну, вот честно, что тут ещё выводить на чистую воду? Перед нами итак кристально ясная ситуация: вот кусторез, вот мышьяк на тумбочке. Куда ещё чище? Только нужно быть глупцом, чтобы поверить во всё увиденное.       — Я уверен, это тот самый кусторез, которым Киф перерезал тормозной шланг моей машины, а вот это, — Меллан подскочил к тумбочке, — мышьяк! — Секретарь показал всем своё испуганное лицо. — Вы можете себе представить? — Трясущимися пальцами молодой человек взял пузырёк, поднял его над собой, собираясь изучить содержимое на свету. — Господи! — Склянка упала на пол. — Это же, правда, мышьяк. — Секретарь зашуршал бумагой. С неподдельным страхом в глазах он изучал подробную инструкцию по использованию мышьяка в домашних условиях. — Да что тут творится? Бартл, кого ты нанял? — Меллан, сжимая в руках листки, подошёл к отцу Коула и помахал ими перед его лицом. — Скажи мне, кого ты нанял? — Бартл молчал, поэтому Меллан размахнулся и ударил своего любовника этой кипой листков по груди. — Кого ты нанял?! — Он опять сделал замах, и листы обрушались на отца Коула. — Убийцу, Бартл! Убийцу! Ты нанял для своего ребёнка убийцу, Бартл! — Секретарь не переставал молотить бумагой Бартла. — Доволен? Счастлив? Тебя всё устраивает в нём? Он оказывает хорошее влияние на твоего сына? На, подавись! — Меллан швырнул листки прямо в лицо любовника. — Можешь изучить на досуге, какое «хорошее» влияние Киф оказывал на Коула. Помнишь, ты себя недавно плохо чувствовал? Я не удивлюсь, если и это его рук дела!       — Неправда! — закричал Коул. — Ты лжёшь! Киф не мог сделать ничего подобного!       — Да? То есть кусторез, только что выпавший из рук Кифа у тебя перед глазами, у всех нас перед глазами, ни о чём тебе не говорит?       Коул на секунду растерялся. Его широко распахнутые глаза метнулись к кусторезу и посмотрели на него с такой лютой злобой, что, наверное, будь я на месте кустореза, предпочёл раствориться в воздухе немедля.       — Это ничего не значит, — чуть ослабевшим голосом сказал он. — Если бы… Если бы Киф хотел тебя убить, знай, он бы довёл дело до конца! Киф мне рассказывал, как устроена машина. Он знает, как в ней всё устроено до последнего грёбаного винтика!       Мне было отрадно слышать, как Коул заступается за меня изо всех своих сил. Но, к сожалению, он ещё ребёнок, обыкновенный ребёнок, который не думает, когда говорит. Коул действовал на эмоциях, не контролировал своих мыслей и поэтому не заметил, как на губах Меллана пышным цветом распустилась улыбка.       — Так что это был точно не Киф. Киф бы никогда такого не сделал.       — Мне почему-то думается обратное, — ласково ответил Меллан. Секретарь снова оказался рядом со мной. — Более того, я могу это доказать.       Молодой человек улыбнулся мне каким-то хищным оскалом. Его рука по-звериному быстро метнулась в мою сторону, и вот уже аккуратные фарфоровые пальцы, несмотря на свою хрупкость и утончённость, смертельной хваткой вцепились в мою руку.       — Видите? На манжете. — Палец секретаря указал на тусклый развод на отвороте. — Это же следы тормозной жидкости! И пахнет, — Меллан поднёс мою руку к носу, потом резко её отшвырнул от себя, — как тормозная жидкость.       — Нет! Нет! Это неправда! — закричал Коул. — Он всё врёт! Киф не мог этого сделать, он всё утро пробыл со мной, а следы на манжете это…       — Так ты всё-таки тоже причастен к этому? — глаза секретаря блеснули недобрым блеском. Он прошёлся по комнате с самодовольным видом. Около журнального столика Меллан остановился, с интересом рассматривая что-то. — Ну конечно, — Меллан намеренно рассмеялся, чтобы позлить мальчика. Коул не остался в долгу и сделал вид, что его рвёт. Секретарь предпочёл не заметить этого, но смеяться перестал. Я замети, что рука Меллана воровато метнулась к чему-то на столике, а через секунду он уже прохаживался рядом с Бартлом. — Понятно, почему они тогда опоздали на завтрак. Они сговорились и утром подрезали мне тормозной шланг. Коул не мог этого сделать один, потому что это затруднительно для маленького глупого мальчика, а вот Киф вполне себе здоровый мужик, силёнок хватит, чтобы разок чикнуть кусторезом по шлангу.       — Это правда? — отрешённо спросил вдруг Бартл, обращая не то ко мне, не то к Коулу. Грэди и Райогнан, которые не принимали в разговоре участия, замерев у выхода, переглянулись.       — Эм, Бартл, я бы не хотел, конечно, вмешиваться… — подал голос доктор.       — Вот и продолжайте не вмешиваться, — огрызнулся Меллан. — Тут без вас всё понятно. Мальчишка ненавидит меня, поэтому когда появился Киф, начал подстрекать его. Возможно, сначала тот и ломался, говорил, что это неправильно и тыры-пыры, но потом, — секретаря выдержал паузу, намекая тем самым на то, что «потом» как раз таки сыграло далеко не последнюю, а может и самую главную роль, — у Кифа появилась собственная выгода.       Все взгляды тотчас же переместились на меня. Я уже и не чаял вновь оказаться в центре внимания, а потому ни вида не подготовил, ни речи. Застыл, как истукан, и глазами хлоп-хлоп.       — О чём вы говорите, Меллан? — спросил Грэди, когда объяснений с моей стороны не поступило. — Пролейте свет. А то, — доктор обвёл глазами нашу разношёрстую в эмоциональном плане группу, — похоже, все присутствующие теряются в догадках.       — Сомневаюсь, что прямо-таки все присутствующие, — съязвил секретарь. — А выгода очень проста — деньги. Всё свелось к деньгам. Этот мелкий паршивец, — Меллан показал пальцем на Коула, — настолько ненавидит тебя Бартл, меня, да весь Адар Манор, что, я уверен, после твоей смерти, когда все деньги перейдут ему в наследство, он сравняет этот замок с землёй. А Кифу за неоценимую помощь в отравлении перепадёт лакомый кусочек в виде шестизначного счёта или островка в Карибском море. И теперь, вы хотите сказать, что Киф не виноват? Доказательства на лицо. Или вы не видите? Не видите эти садовые ножницы, — молодой человек пнул кусторез, чтобы все вспомнили, если забыли, о его присутствии, — заляпанный каплями тормозной жидкости? Не видите пузырёк с мышьяком? Записи, как не обнаружить мышьяк при вскрытии? Бартл, — Меллан подошёл к мужчине и ласково коснулся его лица. Он попытался заглянуть в глаза любовника, но одеревенелый взгляд Бартла упёрся мне в лоб, как дуло автомата, — милый, поверь мне. Я желаю тебе только добра, всегда желал. Ты же знаешь, как я люблю тебя. Ну же, посмотри на меня. Я ведь пытаюсь защитить тебя. Защитить от твоего сумасшедшего сына. Уберечь от таких людей, как Киф. Всё, что им нужно от тебя, — деньги. Не ты, не твоя любовь, не твоё участие, нет. Деньги — вот что для них главное.       — Заткнись!       Мальчик подлетел к Меллану и со всей силы ударил его кулаком по спине. Секретарь взвизгнул, и Коул обрушил на него целый град ударов. Мне удалось оттащить мальчика как раз в тот момент, когда он собирался пустить в дело свои ноги.       — Закрой свой гнилой рот, недоделанный принц кукурузы! Ты всё врёшь! Мне не нужны отцовские деньги, не нужны! Пусть он подавится ими!       — Да? И всеми игрушками в твоей комнате ему тоже подавиться? Всеми новыми гаджетами, что не успевают появляться на рынке, как ты их уже требуешь себе? — Меллан подошёл ближе к вырывающемуся у меня из рук мальчику, наклонился, чтобы их глаза оказались вровень. — А какие ты устраиваешь отцу истерики, если он не покупает тебе заветную вещицу, напомнить? Как ты кричишь? Ругаешься? Угрожаешь отцу? Ради чего? — Лицо секретаря подвинулось ближе к лицу Коула. — Мне напомнить? М?       — Обойдусь, — проскрежетал зубами Коул и плюнул Меллану в лицо.       Все ожидали услышать истошный вопль. Это было заметно и по сконфузившемуся лицу Грэди и по заскучавшему взгляду Райогнана. Я тоже приготовился к громким и визгливым ноткам, на которые разбивался голос Меллана, как только тот начинал кричать. Но секретарь Бартла нас очень удивил своим стоическим молчанием.       Распрямившись, Меллан провёл по щеке, по которой стекал смачный плевок Коула. И даже не поморщился при этом. Секретарь распрямился, улыбнулся мне, а потом опустил свою мокрую от слюны ладонь на голову мальчика и потрепал его по волосам. Не спуская с меня своих насмехающихся глаз, Меллан втирал в голову Коула концентрированный плевок ненависти, а когда закончил, обтёр ладонь о рубашку мальчика.       — Ну и манеры у тебя, Коул. Смотрю, Киф, хорошо постарался, когда преподавал тебе основы этикета. Или не преподавал?       Меллан достал из-за пазухи книгу.       — Знакомьтесь, «Этикет для чайников». «Этикет для чайников» — это Бартл, твой наниматель. А, вы лично не знакомы? Отчего так-то? Наверное, потому что все ваши заслуги присвоил себе нами всеми обожаемый и уважаемый учитель этикета. Верно, Киф? — Книга полетела нам с мальчиком под ноги. — Как долго вы планировали обманывать Бартла? Меня? Нас всех? Или это всё-таки заговор, м? А ведь это могло всё объяснить. И почему так быстро к вам прикипел этот гадёныш, и почему вы так быстро освоились в замке, и почему со всеми, практически со всеми, нашли общий язык. — Меллан приблизился к Бартлу. — Не находишь, что проще было купить книгу этому паршивцу, Бартл? Деньги бы сэкономили, да и не было вот этого всего.       Мы снова окунулись с головой в могильную тишину. Меллан больше не проронил ни звука. Да и зачем? Он сказал достаточно для того, чтобы все собравшиеся вконец разуверились в нас с Коулом. По сути, секретарь решил наши судьбы одним росчерком: меня попросят собрать вещи, а мальчика не сегодня, так завтра, отправят в школу-интернат.       — Зачем? — только и смог спросить Бартл. — Зачем?       Я знал, что мне нельзя было молчать. Нужно было говорить, кричать, пытаться оправдаться. Но я этого не делал. Даже Коул, мой маленький Коул, нашёл слова, чтобы встать на защиту нашей поруганной чести.       — Ты ему поверил? — голос мальчика дрогнул, и даже волосы на загривке встали дыбом. Я потянулся их пригладить, но вовремя отдёрнул руку: не время. — Ты снова ему поверил? Почему? Ну почему ему? Почему ты не веришь мне? Я ведь не врал! — Коул забился у меня в руках. — Тогда почему ты веришь ему, а не мне?!       Мальчик всё повторял и повторял «почему» сквозь крики и сопли. Он брыкался у меня в руках, но я держал крепко. Меллан с нескрываемым наслаждением смотрел, как Коул выкрикивал свои слова в пустоту. Отец его уже не слышал. Никто его не слышал.       Но ведь… Ещё же остался я.       — Коул ни в чём не виноват. Это всё сделал я.       Свой голос я даже поначалу и не узнал. Отчуждённый, подстать этому месту и его жителям. Такими бесцветными голосами люди обзаводятся для того, чтобы уберечь то, что им ценно внутри себя. Этот голос — щит, а защищаю им я того, кто сейчас в этом нуждается. Прямо как тогда, правда, Киф?       Я расцепил пальцы и выпустил мальчика, несильным толчком отгоняя от себя.       — Это всё придумал я. От начала и до конца. Я не учитель этикета и никогда им не был. Я бывший военный, который не может уже больше трёх лет найти нормальную работу с достойной зарплатой.       Я говорил чётко выверенные фразы, как по рецепту нового блюда: «ложь» — два предложения смешать с чувством вины до полного растворения, добавить «правды» — одно предложение, предварительно смешав с одной фразой о «личной жизни». Подавать к столу холодным. Можно добавить украшение в виде «раскаяния».       — Мне очень жаль, что так получилось.       — Это правда? — Бартл посмотрел на меня очень внимательно.       — Да.       — Нет! — крикнул Коул. — Киф, ты чего? — Мальчик подлетел ко мне и заглянул в глаза. — Это же ложь, старикан. Это неправда.       — Правда. — Я ответил на взгляд Бартла своим, надеюсь, непоколебимым и решительным. — Я делал всё ради денег. Я был, и остаюсь заинтересованным в них.       — Киф! — Кулак Коул просвистел в нескольких миллиметрах от меня. Я успел отступить. — Перестань! — Он опять замахнулся, но я перехватил его руки, заломил их за спину мальчика.       — Вины Коула здесь нет. Во всём виноват только я один.       — Нет! Перестань! Заткнись, старикан!       — Если мальчик не виноват, почему он так остро реагирует на ваше признание, Киф? — Меллан выглядел слегка озадаченным. Его улыбка победителя превратилась в слабую усмешку, что еле-еле держалась на подрагивающих губах секретаря. Похоже, под конец игры я всё-таки смог спутать карты.       — Я его запугал. Я военный, а Коул всего лишь ребёнок. Мне не составило никакого труда подчинить его своей воле.       — Не слушайте его! — не переставал кричать Коул. — Ты обманщик, старикан! Перестань врать! Перестань!       Меллан кинул встревоженный взгляд на Бартла, который до сих пор смотрел прямо мне в глаза. Грэди, услышав моё признание, полез за платком. Он обтёр свой взмокший лоб и шею. Мне даже показалось, что он промокнул глаза. Райогнан отреагировал на слова со свойственной ему сдержанностью, но и у него на лице что-то дрогнуло. Мальчик не переставал вопить и давиться слезами.       — Эм. — Секретарь передёрнул плечами. Видимо, ему не очень хотелось продолжать свою роль обвинителя. Я вытянул ковёр из-под его ног своим заявлением, оставив почивать на лаврах своей правоты. Даже нимб остался над его головой незапятнанным. — Ну, если дело обстоит именно…       — У вас есть час, мистер Галлахер, чтобы собрать свои вещи и покинуть Адар Манор, — отчеканил Бартл, затем стремительно развернулся и быстрым шагом направился к двери. Мимо Меллана, похожего на сломанную игрушку, рот которой беззвучно открывался и закрывался, мимо Грэди, сжавшего в кулаке мокрый платок и котелок, мимо дворецкого.       — Ты не можешь так поступить! Не можешь его выгнать!       Бартл замер, а у Коула совсем отказали тормоза.       — Какая же ты тварь! Тебе было всегда плевать на меня! С самого моего рождения. Ты такой же, как моя мать! Если бы бог существовал, я бы молился ему изо дня в день о твоей смерти.       — Коул, перестань. — Я схватил мальчика и встряхнул.       — Не перестану, старикан! Не перестану! Ненавижу! — кричал он мне в лицо. Ошмётки его слюны попадали мне на щёки, на нос, прямо в глаза. — Ненавижу его!       Я вскинул голову, но увидел лишь напряжённые плечи Бартла.       — Райогнан, вызовите охрану. Коула под домашний арест. Около его комнаты оставьте двоих. Ему запрещено выходить куда-либо до моего особого распоряжения.       Дворецкий кивнул:       — Будут ещё какие-нибудь приказания?       Мальчик вздрогнул. Неописуемое отчаяние в его глазах заставило меня притянуть его к себе. Коул прижался ко мне. Моя рубашка тут же намокла. А я вдруг пожалел, что у меня всего лишь две руки, которые совершенно бесполезны.       — Да. Свяжитесь с директором колледжа Блэкрок и направьте ему все требуемые документы на зачисление.       Райогнан бесшумно вышел из комнаты       Пальцы Коула вцепились в мою спину со всей силы, как за спасательный круг в этом океане безумия. Мы будто в одну секунду перестали понимать вселенную. Нас выбросило на необитаемый остров, и всё на что мы были сейчас способны, держаться друг за друга, как за последнюю надежду на спасение.       Но и этого нам не дали сделать, как полагается. В комнату вошли охранники и с видом, не предвещающим ничего хорошего, направились в нашу сторону.       Коул закричал. Он прижался ко мне всем телом, до боли зажав в своих пальцах кожу на моей спине. Мальчик пытался всеми сила отсрочить наше расставание. Но оно было неизбежно.       Охранники не больно-то церемонились с нами. Один из них, поиграв внушительными мускулами под тканью пиджака, вплотную подошёл к нам и схватил Коула за шкирку. Другой ловко перехватил мою руку, которую я на автомате выкинул вперёд, чтобы не дать этому верзиле утащить ребёнка, и заломил её мне за спину.       Увидев, как меня скрутили, Коул неистово заорал и два раз хорошенько дал амбалу, который его держал, ботинком по животу. Руки мальчика уже практически достигли лица охранника, но тот успел отпихнуть их, а потом и вовсе скрутить, причинив Коулу немало боли: кричал он, как свинья на убое.       — Нет, вы не можете так поступить! — вырвалось у меня, когда мальчика вытащили из комнаты. — Он же ваш сын.       — Теперь это не ваше дело, Киф. Убирайтесь отсюда! — выкрикнул Бартл, тут же меняясь в лице. — Вы получите свои деньги за безупречно выполненную работу.       Охранник, что держал меня, отпустил и оттолкнул от себя.       — Надеюсь, оно того стоило, Киф, — с явным пренебрежением сказал мне Бартл. — Вы этого хотели? Ещё больше испортить Коула, а меня так вообще в себя… — мужчина резко оборвал свою речь. Тут он наконец заметил, что в комнате мы были не одни. — Почему вы ещё здесь?! — обратился он к Меллану и Грэди. — Меллан, сейчас же иди ко мне в кабинет. — Секретарь подпрыгнул от испуга и тут же выбежал из комнаты. — Грэди, — отец Коула судорожно вздохнул, — извини меня за этот цирк, но не мог бы ты…       — Да, Бартл, конечно, — спешно прохрипел доктор, натягивая на голову свой помятый котелок. — Ох, — Грэди уставился себе под ноги, — шнурки развязались.       Доктор присел на корточки и начал колдовать над своими ботинками. Потом его правая рука промахнулась на пару метров и что-то схватила с пола. Грэди поднялся и исчез.       — Сорок семь минут, мистер Галлахер, — выдавил из себя Бартл и, громко хлопнув дверью моей, а точнее, уже ничей комнаты, исчез.       Я подорвался, как только комната опустела. Мне было плевать на вещи. Да какие могут быть сейчас вещи?! Коул — вот кто сейчас по-настоящему важен.       Я выбежал на балкон, схватился за перила, ни секунды не сомневаясь в своём решение, вновь решился перелезть к мальчику без страховки. Воспоминания о том, что я успел натерпеться в прошлый раз, улетели в небо вместе с пылью и тремя сухими листьями. Потратив на свои трюки не больше десяти минут, я очутился на балконе мальчика, толкнул балконную дверь и влетел внутрь комнаты.       Коул стоял на коленях посредине комнаты и набивал свою дорожную сумку вещами, размазывая по щекам слёзы. Увидев меня, он упал на задницу с открытым ртом, будто вовсе не меня увидел, а ангела небесного.       — Как? — еле выговорил он. А потом подскочил и кинулся мне в объятия.       Мы постояли так некоторое время, а потом Коул похлопал меня по спине и сказал, что у него уже всё схвачено.       — Короче, я собираю вещи. — Мальчик показал на свою сумку. — И мы с тобой валим отсюда. Я всё придумал. Ты пойдёшь через главный вход, я через зимний сад, вот. Будешь выходить из своей комнаты, отвлечёшь охрану около моей двери, чтобы я смог выйти, хорошо? Потом я пробегаю по запасной лестнице, нахожу Смеральдину. Она поможет мне незаметно пробраться к зимнему саду. Оттуда я рвану сначала к конюшне, на Арти доскачу до трассы, а там ты меня уже встретишь. Где твоя сумка? — спросил он, оглядывая меня. — Нужно положить тебе побольше моих вещей. Старикан, ты вообще меня слушаешь?       — Да, Коул, слушаю. Только думаю, что ничего не выйдет.       — Что? Почему? Зачем ты тогда сюда пришёл? Прилетел, я не знаю…       — Я хотел узнать, всё ли с тобой хорошо. Не били ли тебя охранники…       — Кишка тонка у этих великанов перекаченных. Я быстрее их побью, — перебил меня Коул.       — Хотел, по возможности, объясниться. Всё, что ты видел в моей комнате — неправда. Меня, наверное…       — Не наверное, а точно — тебя подставили. Я даже знаю кто — Меллан. Ему опять всё сошло с рук. Он снова победитель, а я — ничтожество. Ещё и тебя уволили. Ничего тут объяснять, старикан, берём вещи и уходим.       Коул опять занялся своей сумкой.       — Нет, Коул. Тебе нельзя уходить.       Мальчик перестал копошиться в своих вещах.       — Так, я сейчас чего-то не понял. — Он повернулся ко мне. — Ты бросаешь меня?       — Коул…       — Оставляешь меня одного?       — Коул, позволь…       — Не позволю! — закричал мальчик. — Зачем ты сюда явился? Чтобы сказать мне, что и ты меня бросаешь? Мало мне матери, отца. Теперь ты? Старикан, а как же наш договор? Ты забыл о нашем договоре?! — Коул схватил сумку со своим вещами и запустил её в меня. — Какой ты подонок, Киф! Ты такой же, как мой папашка: лживый и никчёмный!       — Коул, пожалуйста, не кричи, — я с опаской глядел на запертую дверь. — Меня здесь вообще не должно быть. Но я здесь, я пришёл попрощаться. — Я протянул руки к Коулу, но мальчик не дался и отскочил от меня подальше. — Пойми, возможно, в колледже тебе будет лучше, чем здесь. Ты будешь далеко от Меллана, от своего отца. Там есть другие ребята твоего возраста. Ты начнёшь с ними общаться и не заметишь, как подружишься со всеми.       — Что такое говоришь? — дрожащим голосом пролепетал Коул, упираясь в стенку. — Слышишь ли ты сам себя? Слышишь ли ты себя, Киф?!       Дверь в комнату с грохотом отварилась. В проёме застыл один из охранников. Заметив меня, он слегка замешкался, но тут же взял себя в руки, подошёл ко мне, схватил за плечо и потащил за собой.       — Коул, только не дури, — быстро заговорил я. — Всё будет хорошо. Просто верь мне.       — Как я тебе после этого могу верить, Киф?! Как?! — проорал Коул, захлёбываясь в горьких рыданиях.       Я покинул замок ровно через пятнадцать минут, после того, как меня вывели из комнаты мальчика. Охрана Бартла сама собрала мои вещи и донесла их до выхода.       Меня никто не провожал. Вокруг не было ни души. Даже Смеральдины. Наверное, её поставили перед фактом: либо я, либо работа. Она не в том положении, чтобы выбирать. Впрочем, как и я.       Мне хотелось прогуляться по лесу и выйти через запасные ворота, но мне не позволили. Посадили в автомобиль, довезли до остановки и проследили, чтобы я сел в автобус. Только потом машина уехал, эффектно подрезав автобус.       Сначала мне пришлось ехать стоя с сумкой в руках. Ко всем несчастьям какой-то оболтус ткнулся мне в рубашку своим сэндвичем и отметил меня орденом красного кетчупа. Посвящение мне не понравилось, хотел было разругаться, но как раз один пассажир направился к выходу, освободив мне уютное местечко у окошка. Я рассыпался в извинениях перед соседом, когда пролезал через его ноги к своему креслу, кинул сумку себе под ноги и удобно устроился. Набрал Джеда и попросил меня встретить. Потом прикрыл глаза. Мне нужно было всё хорошенько обдумать.       — Киф, вставай, мы в плену.       — Что? О чём ты говоришь? Какой ещё плен? — я с трудом разлепил ссохшиеся глаза, и мне в лицо уткнулся ствол автомата. Хозяин его, араб, лицо которого было скрыто под арафаткой (1), недвусмысленно передёрнул затвор. — Где мы? — спросил я, пошевелив руками.       — На хвазаде́л! — крикнул араб, дёргая дулом АКМ (2) прямо у меня перед глазами.       — Понял, — ровным голосом ответил я, не сводя с автомата взгляда, — не дурак.       Я перестал шевелиться, как и велел мне араб. Только напряжённо смотрел на поселившийся в мушке мутный глаз, который внимательно следил за мной. Прошло несколько томительных секунд. Я трясся, шептал про себя солянку из всех известных мне молитв.       — Йав гам марг (3), — прошамкал он и сплюнул себе под ноги.       Я ничего не понял, но утвердительно кивнул. Автомат закачался. Араб сделал полшага назад, затаился в тени, и только влажный блеск уставших глаз выдавал его присутствие.       Кроме меня и араба в тесной комнате находилось ещё двое. Двое молодых солдатиков-контрактников. Романтично настроенные приехали отрабатывать на передовую свои денежки. Один переводчик — Алекс, другой, вроде бы, техник с убогим именем Джон. Не исполнилось и суток, как они попали на линию огня, и их взяли в плен. Повезло, так повезло.       Я постарался оглядеть комнату, насколько, конечно, мне позволяло сделать дуло автомата, ненавязчиво наставленное прямо мне в лоб. Нас было трое, я не ошибся. Трое плюс араб и плюс его поганый автомат, который я не прочь был засунуть ему в задницу. Где были остальные мои сослуживцы и капитан, я не знал. Возможно, их останки догорали в каком-нибудь овраге.       Прошёл час, может, меньше, когда стук в дверь заставил нашего надзирателя зашуршать своей одеждой. В комнату вошли ещё несколько арабов и отрывистыми криками заставили нас подняться. Выстроив друг за другом, нас вывели из лачуги. Я зажмурился от яркого света, что полоснул меня по глазам, часто-часто заморгал, обвыкая. Рядом со мной стояли мои сокамерники со слезящимися глазами. Алекс чихнул и невольно шарахнулся назад. Его чувствительно саданули под рёбра стволами автоматов. Парниша согнулся пополам на потеху чернобородым арабам.       Мы оказались в небольшом дворике, окружённом высоким дувалом (4). К дувалу примыкал дом, из высушенного на солнце сырцового кирпича, с чёрными дырами небольших окон и дверью, которые выходили во двор. Рядом с домом стояло два пикапа, у которых сновала ребятня.       Нас повели через весь кишлак. Я сразу заметил ужасающий запах нечистот вокруг: испарения смешались с запахом горячей еды. Такое впечатление, что масло, на котором готовят обед, завезено в страну еще интендантами ограниченного контингента американских войск. Оно чадило, явно использовалось не первый раз, и очень давно. Этот букет ароматов создал даже не то, что тяжёлый запах, — тошнотворный смрад.        С улицы были видны только глухие стены домов или глинобитные заборы с крепкими двустворчатыми воротами. С опущенной вниз головой я зорко осмотрелся по сторонам, но не заметил никаких признаков жизни. Люди, живущие здесь, затаились. Только где-то вдалеке заунывно пел мулла (5), и его молитву изредка нарушал нестройный жиденький хор голосов: «Аллах акбар!».       Мы прошли через раскрытые ворота и попали на просторный двор, где толпились талибы с оружием, наши сослуживцы, слегка испуганные, но не сломленные и помятые пакистанцы. На нас всех завели досье и сфотографировали.       Потом появились ещё какие-то люди, арабы или турки, в кокетливых тюбетейках, с замысловатыми узорами, в однотонных, мешковатых (на размер-два больше) штанах зеленоватого цвета и широких рубахах навыпуск, с надетыми поверх чёрными жилетами, они были похожи на разбойников из «Тысячи и одной ночи», сняли нас на видео. Построили и стали развлекаться: заставляли петь «Da də batorano kor»(6) и приносить клятву верности талибам. Кто не очень старался, заставляли отжиматься, кричать «Аллах акбар!».       Над командиром измывались изощрённей, чем над всеми остальными. Сначала его увели в комнату главного. Продержали там больше получаса, потом вывели под руки, швырнули на землю и заставили отжиматься. Командира пытали, это было видно по лицу и рукам, с воспалёнными красными отметинами. Возможно, и били, потому что он с трудом шевелился, сгибался и разгибался. Но он всё выдержал и стал отжиматься.       Алекс придвинулся вплотную ко мне и прошептал:       — Он не сказал им.       Я вопросительно дёрнул плечом.       — Талибы говорят, что он ничего не рассказал о месторасположении базы, о количестве человек и оружия.       — Откуда ты знаешь?       — Я знаю пушту. Я же переводчик.       Талибы всё измывались над капитаном. Он уже не мог отжиматься, кашлял кровью прямо на кроссовки талибов. Те кричали, пинали его по рёбрам, по ногам, пару раз попали по лицу.       — Переводи им, — шепнул я, когда над командиром занесли автомат. — Я могу рассказать вместо него!       Смех утих. Все уставились на меня. Алекс быстро перевёл мои слова на пушту.       — Я знаю точно расположение базы. Могу также рассказать про количество оружия и людей, если вас это интересует.       Талибы переглянулись. Меня грубо схватили за рукав и потащили в дом. Алекса автоматами подгоняли следом. Нам пришлось пройти мимо лежащего капитана. Его заплывшие глаза обожгли меня лютой ненавистью.       Через час нас вернули в нашу тюрьму.       Я всё рассказал. Когда передо мной раскрыли карту, я отметил точками американские базы, о каких я точно знал, о каких слышал. Не рассказал только о базе, куда направлялись мы, но отстали, поэтому и оказались здесь. В обмен на информацию я попросил, чтобы нас и капитана не трогали. Главный, хитро улыбаясь, поклялся на Коране.       Забывшегося в полудрёме-полуобмороке, тяжело дышавшего капитана уже определи к нам. Джон сидел рядом с ним, когда мы с Алексом вернулись.       — Тебя били? — спросил я у Джона, увидев его разноцветное лицо.       — Пока вы у главного ошивались, с нами решили позабавиться. По одному ставили у дерева, наводили ствол и стреляли. Стоишь, ни жив, ни мертв, а они ржут, как жеребцы. Кто мочился, плакал, терял сознание, выводили на середину двора и били несколько человек одного. Я в камеру ползком возвращался. Кто пытался отбиваться — сразу в расход. Так двоих там и прикончили.       — Теперь нас не тронут, — сказал я, оседая у окна.       — Было бы хорошо, — отозвался Джон.       Некоторое время мы сидели молча. Всех одолела вербальная нищета, только в углу хрипло дышал капитан. Джон заботливо склонялся над ним, проверяя, не очнулся ли. Мы не разговаривали друг с другом, потому что не о чем. Не знаю, кем меня считали эти ребята, но я поступил по совести. Я не собирался лебезить не перед ними, не перед талибами. Я должен был спасти наши задницы, я спас. Что будет дальше с нами? Не знаю, но впору об этом задуматься.       Мои мысли перебил зычный голос, разносившийся над кишлаком. Голос больше похожий на осиплое карканье вороны, чем на человеческий. Но вороны не умеют каркать на распев. Я повернулся к Алексу:       — Что он говорит?       — Плохо слышно… «Талибан» продолжит вооружённую борьбу с Пакистаном до тех пор… до тех пор, пока Исламабад не прекратит поддержку США, — Алекс оглянулся. По его бледному лицу катились крупные капли пота. Я кивнул на окно, и парниша снова приник к прутьям решётки. — Он говорит, что это месть. Месть за убитых братьев. И это будет продолжаться, пока… пока на территории соседнего с Афганистаном государства не будут установлены законы шариата. Пока с США не разорвутся все связи.       Алекс замолк.       — О мой бог… Господи! — неожиданно вскрикнул он. Одновременно с его голосом в воздухе застрекотал автомат и в небо, словно молитвы, устремились нечеловеческие крики. Щёлканье патронов остановилось только тогда, когда оглушительная тишина саванном накрыла кишлак. Парниша отскочил в угол. — Что это? — шёпотом спросил он.       — Это казнь, — отозвался Джон.       Я не подал голоса, напряжённо уставившись в стену.       Ближе к вечеру мы услышали, как заголосили одинокие автоматные очереди, крики. Кто-то забежал к нам во двор. Алекс бросился к окну.       — Дуглас! — радостно воскликнул он. — Дуглас, я здесь!       С улицы в окно просунулись руки. Пальцы Алекса и Дугласа переплелись.       — Как ты, Алекс? Всё с тобой хорошо? Они тебя не били? Не ранили? — вопросы сыпались из Дугласа, как горох из прорехи в корзине. — Всевышний, как я рад, — Дуглас начал целовать пальцы друга. Алекс шмыгал носом. — Вот, — в воздухе что-то блеснуло, — спрячь! Ты должен выбраться, я обещал твоей матери.       — Дуглас мы вместе… Дуглас! Нет! Дуглас!       Я бросился к окну, схватил Алекса за пояс и оттащил его от окна. По решёткам защёлкали пули. Пальцы Дугласа перевесились через окно. С них капала кровь. Потом пальцы исчезли. И труп Дугласа тоже. Только кровавый шлейф всё тянулся за его уже мёртвым телом.       — Теперь остальных казнят, — в пустоту промямли Джон.       Я весь затаился, сжался. Всем слухом обратился в мир, что плыл за решёткой нашего окна. Алекс сидел рядом со мной, стеклянным взглядом уставившись в грязный угол. Нам пришлось ждать недолго.       — «Талибан» продолжит борьбу с США. Мы будем биться до последнего вздоха. Бороться с теми, кто почитает Сатану…       Голос парня звучал на одной монотонной ноте. Он машинально переводил мне приговор, который выносил «Талибан» нашим сослуживцам.       — Ни иудей, ни христианин не будут вашими союзниками в этой борьбе, а любой, кто поддерживает их, становится таким же, как они… Дальше, дальше я не могу.       Парниша замолк, и в ту же самую секунду воздух взорвался автоматными очередями. Он стиснул в руках свой жетон и уронил голову.       Я закрыл глаза.       В воздухе пахло порохом и кровью, и даже молитвы, что отчаянно шептал Алекс, не могли перебить этот чудовищный смрад. Но я мог смириться с ним. Я мог его не замечать, аккуратно поглаживая в кармане отмычку, которую передал Алексу друг. Мёртвый друг.       День сменился ночью очень быстро, будто кто-то усиленно нажимал на кнопку перемотки в кассетнике нашей жизни. Выгаданное мной время безжалостно сгорало в нашем бездействии. Алекс продолжал молиться, Джон следить за капитаном, я ждать. Когда в кишлаке более-менее стало тихо, мы решили выбираться.       Отмычка была нашим спасением, но ни я, ни Алекс ею пользоваться не умели. Джон отобрал её у нас, и через минуту я уже припал к узкой щёлке, подгадывая, когда охранявший нас талиб отвернётся.       Время шло, но араб упорно смотрел в нашу сторону, сжимая в руках автомат. Научены, значит, дневным опытом. Но Алекс оказался хитрее. Он достал свой жетон, подошёл к окну. А дальше прямо как в детстве: начал ловить зайчиков. Только не солнечных, как привыкли, а лунных. Они весело прыгали по облезлым стенам, появлялись из ниоткуда и исчезали в никуда.       — Дуглас научил, — еле-еле слышно сказал Алекс, чувствуя в воздухе наш вопрос.       Талиб повёлся. Он заелозил задницей по стулу, когда заметил блеск в нашем окне, подскочил и подбежал ближе.       Ну, а теперь мой черёд удивлять.       Я нащупал у входа камень, подобрал его, бесшумно отворил дверь и сделал шаг к застывшей у окна фигуре.       Талиб схватился за автомат, но я, почти не размахиваясь, впечатал свой кулак в подбородок снизу вверх. Голова араба мотнулась назад, а изо рта потекла тоненькая струйка крови. Я опрокинул его на землю. Талиб дико заверещал, пытаясь выбраться из-под меня, но я лишь сильнее навалился на него и зарядил камнем в висок. Ещё два удара, чтобы араб затих и обмяк в моих руках. Я отбросил в сторону окровавленный камень и быстро обыскал ещё тёплое тело. В карманах нашлась помятая пачка сигарет, в «лифчике»(7) — полный магазин к автомату и перочинный ножик.       Я подобрал автомат и кинулся к пикапу.       Капитана уже погрузили, подложив под голову пыльные вещевые мешки. По его серому лицу невозможно было определить: жив он или уже отдал душу небесам. Но я надеялся на лучший исход. Я долил в бак бензин из канистры, остатки расплескал на соседнюю машину, оставив в ёмкости плескаться на дне несколько капель.       Я запрыгнул на место водителя, проверил есть ли ключ, затем взял автомат талиба, вогнал в него полный магазин, перекинул его за спину.       — Алекс, держи. Стрелять на ходу умеешь?       Солдатик не успел ответить. По нам открыли огонь. Пули защёлкали по машине. Четыре талиба перегородили нам путь из дворика, водя плюющим огнём автоматными стволами из стороны в сторону.       — Пригнитесь! — заорал я, рывком поворачивая ключ в зажигании.       Я выжал сцепление, дал газ. Машина рявкнула, дёрнулась и скачком бросилась вперёд.        — Давай, Киф, — зашипел я себе под нос. — Надо проскочить.       Я вывернул руль и понёсся прямо на талибов. Автоматная очередь встретила меня, как давнего друга, очень тепло, внезапно резанула металл над моей головой. Ошмётки лобового стекла разлетелись в разные стороны.       Я упал вниз, вдавив педаль газа до основания.       — Маши́н! Маши́н! — яростный вой талибов перемешался с редкими очередями.       Я вынырнул из-под руля.       — Алекс! — выкрикнул я, выравнивая автомобиль, и кидая ногу на педаль тормоза. — Алекс, автомат!       Но парниша всё понял и без моих команд. Вскинув автомат, он дёрнул курок, и короткая очередь вся вошла в бак с остатками бензина. Бабахнул взрыв. Яркое пламя взмыло в небо за подкинутой в воздух канистрой. Талибов раскидало в разные стороны от горящей машины. Взрыв разнёс чьё-то тело, осколками начинив ближних. Кто-то набухал, лёжа в кровавой луже, кто-то хватался за культю (8). Пикап, объятый пламенем, гудел, как взбешённый рой пчёл.       — Держитесь! — Я дал по газам. Алекс едва успел схватиться за кузов. Джон поспешно натягивал на тело командира кусок дырявого брезента.       Я выехал за пределы дворика и помчался вдоль глинобитного забора. С разных сторон нас осыпали автоматными очередями. В дикой пляске родео я подскакивал на водительском сиденье, с трудом удерживая руль в руках.       Я успел промчаться через весь кишлак, когда прогремел взрыв. Ударная волна настигла нас на выезде, пихнув машину. Зад пикапа вильнул в сторону. Я резко затормозил, выворачивая руль. Машина чудом не перевернулась.       В небо рванулся ещё один огненный смерч. Я заворожено наблюдал, как метнулись в разные стороны куски машины, освещая тусклое небо. С шипением они гасли в ночи и некрасиво падали вниз. Чёрный дым клубами стелился поверх низеньких домов кишлака. Языки пламени метались из стороны в сторону, напоминая щупальца осьминога.       Я повернулся назад. Алекс поглаживал жетон пальцами. Его губы были плотно сжаты, глаза пристально наблюдали за огненным фейерверком. Джон слушал дикий вой пламени с закрытыми глазами и улыбкой на бледном лице.       Я аккуратно развернул пикап.       Ночь саваном лежала на бездыханной пустыне. Жалкое зрелище представляли из себя выжженные сопки, растянувшиеся на мили на мёртвой земле. Ничего живого вокруг. Только песок и камни. Только огненное зарево позади отголосками напоминало хоть о какой-то жизни. Тишина и машина, в которой мотор гудел ровно и монотонно, несмотря на все старания талибов превратить пикап в решето.       Пронеслось несколько часов, и вот уже полосочка света заяснилась на горизонте. Я старался не сбавлять ходу. И хоть ехали мы без продыху всю ночь, мне всё равно казалось этого мало. Сколько у нас ещё было в запасе времени? Сколько бензина?       Мне пришлось сделать остановку. Я заснул за рулём. Алекс успел меня разбудить, когда заметил, что пикап верным ходом мчится в каменный завал.       — Мы можем немного передохнуть, Киф, — сказал Джон, когда я поставил машину на ручник. — Спрячем машину, и ты поспишь.       — Времени нет, да и прятать негде, — отказался я. — Я нормально себя чувствую. Сейчас отолью, и двинемся дальше.       Солдатики переглянулись и тут же выскочили из машины, на ходу расстёгивая ремни.       Я решил немного размять ноги и пошёл к развалинам, темнеющим бесформенной грудой впереди. За ними был небольшой холм, с которого я намеревался осмотреться. Забрался по пологому боку на самый верх и замер, оглядываясь вокруг.       С сопки упавший мне под ноги мир остался таким же серым. В разные стороны от холма вились змеи-дороги, огибая тут и там разбросанные ржавые пятна из деревьев. Даже рассвет — знаменосец новой жизни — озарял небо тусклыми красками. Не было никакой речи о новой жизни или новом дне, нам бы предыдущие жизни и дни как-нибудь дожить.       Я передёрнулся и тут же оживился: в нескольких милях отсюда на ветру дрожал американский флаг. На машине уже через двадцать или тридцать минут мы будем там. Это было хорошей новостью.       Плохой новостью же стал приближающаяся к нам колонна пикапов с талибами. Они ехали прямиком в нашу сторону. Под их машинами клубилась афганская пыль, и казалось, что пикапы не едут, а летят на облаке.       Я оценил, за сколько они до нас доедут.       У нас в запасе есть пятнадцать, может, двадцать минут, один автомат, меньше тридцати патронов, неизвестное количество бензина. Шансы, что мы доберёмся до американской базы? Их нет, этих шансов.       Что же я натворил? Возомнил из себя не пойми что. Освободитель! Герой! Совсем свихнулся, сидя в этой чёртовой комнате. Куда? Куда я нас всех завёл? Я же их на верную смерть обрёк. Вот этими вот руками подписал им смертные приговоры. Что же я сделал? Какой я идиот.       Обливаясь холодным потом, я сбежал вниз. Ребята уже стояли у машины.       — Киф, а мы уже хотели идти тебя… — со смехом начал Алекс, но потом заметил моё лицо. — Что случилось?       Два молодых парня. Смотрят на меня с надеждой. Они уверены, что нам удалось сбежать из ада. Я уверен, они уже к вечеру планируют оказаться на базе. Сполоснуться, съесть горячего пайка, выспаться. У них вся жизнь впереди. У Алекса, вроде бы, мать. В молитвах он всё время обращается к ней, молится о её здравии, обещает вернуться живым и невредимым. Джона ждёт девушка. Есть ещё капитан. У него семья. В нагрудном кармане он хранит фотографию жены и детей. Иногда он достаёт фото, долго разглядывает его, водит пальцем по любимым лицам, а потом сухо целует и убирает его в карман. Остаюсь я. У меня нет ни семьи, ни девушки, ни дома. Меня никто не ждёт.       План созрел моментально, и я нисколько не сомневался в нём.       — Выгружайте капитана, — сказал я, запрыгнув в кузов.       — Что? — Алекс уставился на меня.       — Что происходит, Киф? — напрягся Джон.       — Делайте, что я велю, — я наставил на них автомат. У солдатиков расширились глаза, но они безропотно откинули борт и стащили тело капитана на землю.       Я тоже спрыгнул на землю. Всё ещё не сводя автомата со своих товарищей, я подошёл к кабине авто, забрался и завёл пикап. Я развернул машину и остановился рядом с растерянными бойцами.       — До базы осталось где-то тридцать миль. Обогните эту груду камней, за ней будет сопка, за сопкой дорога. Идите вдоль неё, и вы дойдёте до базы, — я протянул автомат Алексу. Тот принял его, не сводя с меня глаз. — Колонна из нескольких машин. Нас догонят, если мы отправимся туда все вместе.       — Киф… — проскрипел хриплый голос капитана. Он очнулся и даже чуть приподнял свою голову с земли. Его глаза как-то по-особому смотрели на меня, что-то хотели сказать.       Но я опередил:       — Дай бог, ещё свидимся.       Я ещё раз глянул на ребят, на бледное лицо капитана, и резко дал по газам. Машина с рычанием понеслась назад. Мне закричали вслед, но я не обернулся и не остановился.       Возможно, я не осознавал, что я делал. Да, я не осознавал. Я не хотел, чтобы ребята и капитан погибли из-за моего эгоистичного героизма, вот и всё, что я знал в данную секунду. А другого-то знания мне и не нужно. Я не был героем, мне не нужна была слава, просто кому-то жизнь нужнее.       Пикап птицей нёсся по каменистой дороге на полной скорости. Слева стена, уходящая в небо, справа — обрыв. Талибы уже мчались за мной. На своих пыльных машинах, они были похожи на стаю диких волков. Сквозь рёв пикапов я слышал крики арабов. Потом застрочил автомат. Косая линия едва коснулась моей машины. Частые повороты не давали особо попрактиковаться в меткости. Иногда, правда, талибам удавалось всадить несколько пуль в соседнее кресло. Близко? Близко. Страшно?       Повороты стали появляться всё реже и реже, дорога расширилась. Теперь автоматные очереди без сожаления хлестали мой пикап. Оголодавшие волки уже дышали в спину. Я пригнулся, когда несколько пуль просвистели рядом с моим лицом. Стоило мне завалиться набок, как автоматная очередь вошла в то место, где секунду назад была моя голова. Подголовник в хлам, пули раздирают последнее, уцелевшее от него.       Я пошарил свободной рукой вокруг себя, вдруг есть какое-нибудь оружие. Но тщетно. Мелкие кусочки стекла впились в пальцы, пока я ощупывал низ пикапа.       Машина подскочил на кочке, и я чуть не потерял управление. Мой локоть ударил по крышке бардачка, та отпала. Еле-еле вернув пикап на прямую линию, я обшарил бардачок и нащупал холодный бок. Пистолет! Я выпрямился, оттянул затвор, обернулся назад и, не прицеливаясь, пальнул в сторону одной из преследовавших меня машин. За оглушающим выстрелом я увидел светящейся шар, который разорвался в пикапе талибов. Машина, охваченная дымом, вильнула в сторону, распугивая остальных волков. Те, кто сидел в кузове, успели выпрыгнуть до того, как пикап, не сбавляя скорости, сиганул вниз с обрыва.       Я полетел дальше. Извиваясь, словно змея, каменистая тропа вновь превратилась в тонкую нитку. Пикап еле помещался на ней, и когда дорога сужалась ещё сильнее, колёса машины крутились в воздухе.       Я не выпускал из рук оружие. Что я сначала принял за обычный боевой пистолет, на деле оказалась ракетницей. Я мог подать сигнал, но вместо этого истратил свой единственный заряд на машину талибов. А если это не единственный патрон?       На очередном повороте, я запустил руку в недра бардачка и наскоро ощупал его со всех сторон. Пустой. Пустой, чёрт возьми!       — Зараза!       Пикап сотрясло от ударов. На меня обрушился ливень из автоматных очередей. Похоже, они задействовали всё оружие, что у них было. Хлопок. Я испугался, что под пикап бросили гранату, и она разорвалась. Машина просела на один бок, и её потянуло в сторону. Я завертел рулём в другую сторону, чтобы как-то компенсировать и удержать пикап на первоначальной траектории. Попали по колесу, не было сомнений. Второй хлопок был таким же неожиданным, как и первый. Машина завихляла по дороге. Я вывернул руль уже в другую сторону, прижавшись передком к каменной стене. Полетели искры. Скрежет металла и мои крики смешались в предрассветном воздухе. Я орал, пока выкручивал руль. Как будто это чем-то могло мне помочь.       Ещё один поворот. Я слишком рьяно вывернул руль, и машина понеслась прямо в обрыв.       — Только не сейчас! Не сейчас! — закричал я. Перекинув ногу на тормоз, я со всей силы вдавил педаль в пол и чуть не вылетел в лобовое стекло, которого уже нет. Чудом остался на месте. Ещё не придя в себя, я выжал газ. Машина толчками пришла в движение. Я на автомате крутил руль и нажимал попеременно на педали.       Душа упала в трусы. В ушах стучала кровь, а сердце, кажется, перестало биться. Ещё бы чуть-чуть, и я летел вниз с обрыва прямо в объятия всевышнего. Наверное, я бы сейчас умер. Какой высоты здесь обрыв? Триста или четыреста метров? А может, все пятьсот? Падение с такой высоты, это неминуемая смерть. Неужели меня наверху так заждались?       Меня приводит в себя молотящий звук в бардачке. Я слушаю этот звук где-то с минуту, потому что не могу отпустить руль, мне всё ещё страшно, но всё-таки лезу в него свободной рукой и ловлю в воздухе подпрыгивающий патрон. Резко выдернув из бардачка руку, я подношу боеприпас к глазам, не веря своему счастью. Да, это был ещё один заряд для ракетницы. Ещё один. Красавец с зелёным ободком.       — Ещё повоюем, — зашипел я. — Не волнуйся, — я кинул быстрый взгляд в небо, — я к тебе приду не с пустыми руками.       Я переломил ствол и непослушными пальцами затолкал патрон внутрь ракетницы. Вот так, хорошо. Ещё не так светло, заряд можно будет увидеть. Губы сами собой растянулись в волчий оскал. Иногда, чтобы понять шакалов, нужно выть вместе с ними.       — Ну что, повоем?       Я высунул руку в окно, выбрал нужный момент, когда дорога снова стала широкой и на ней с лёгкостью могли разъехаться три машины, и выстрелил. В небо взметнулась стрела света.       Я рассмеялся и обернулся, чтобы посмотреть, как талибам пришлась по вкусу такая штука. Их пикапы заметно отстали от меня. Неужели испугались? Я их испугал? На меня накатило воодушевление. Я был готов поднажать и совсем оторваться от них, когда над моей машиной со свистом и шипением что-то пролетело и врезалось в каменную стену. Прогремел мощный взрыв. Прямо в нескольких метрах от меня.       Земля пошатнулась, издала громкий вздох, и скалу разорвало на тысячи кусков. Я на огромной скорости влетел в непроглядные клубы пыли прямо под град из камней. Сначала по машине застучали каменные куски размером с щепку, потом с яйцо, потом с баскетбольный мяч. Огромные валуны падали прямо с неба. Один такой размером с бочку упал мне на капот.       Я не справился с управлением, и машина свернула прямо к пропасти. Я поздно среагировал. Утопил педаль тормоза, когда капот накренился над обрывом.       — Пожалуйстапожалуйстапожалуйстапожалуйста…       Как же жутко… Страх наползал липким потом, заставляя забыть обо всём. Я вжал задницу в сидение и откинулся на спинку кресла всем весом. Пальцы сомкнулись на руле так сильно, что побелели костяшки, и потянули его на себя. Как будто это могло помочь. Но я надеялся. Из последних сил надеялся.       Камень на капоте дрогнул. Пикап качнулся из стороны в сторону. Он будто раздумывал, как поступить: остаться или кинуться вниз. Я бы хотел остаться, что и пытался внушить машине. Я умолял сначала мысленно, потом услышал свой собственный шёпот. Но своенравная машина поступила так, как ей велели законы физики. Пикап проехался брюхом по земле и сорвался с края пропасти.       Я не крутил руль, но продолжал его сжимать, чувствовать рваные вибрации, вцепился в него, как в своё последнее спасение от неизбежной гибели, которая вот-вот выпрыгнет на меня из грязновато-оранжевого тумана.       Я зажмурил глаза. Осталось немножко потерпеть, и всё. Как и обещал, не с пустыми руками. Надеюсь, подарками угадил.       Меня поглотила тьма, чтобы через какое-то время выплюнуть целиком пережёванного обратно. Я не мог пошевелиться. Я не ощущал рук, ног, не чувствовал головы. Я пытался дышать, но лёгкие в груди склеились, как мокрые целлофановые пакеты. Язык разбух и перестал помещаться во рту.       Я был, кажется, жив, но меня это мало радовало.       Не знаю, сколько я так или лежал, или сидел, или летел, но я услышал звуки подъезжающей машины. Заглох мотор. Открылась и захлопнулась дверь машины. Неторопливые шаги по хрустящим осколкам некогда величественной скалы.       — Сара́(9), — безразличный окрик. Шаги не прервались и с каждой секундой становились всё ближе и ближе.       Никто не наделся, что я выжил. Я тоже на это надеялся.       Шаги замерли возле меня. На голову мне упала рука, схватила за волосы и рывком подняла вверх. Я увидел грязно-белую паклю, измождённое лицо, влажные глаза, и въевшуюся в лоб морщину с целый аэродром. Над чёрной бородёнкой кривились пересохшие губы.       — Жванда́й (10), — и талиб с силой опустил мою голову прямо на руль. Я ударился онемевшим лицом и закричал, но вместо криков из моего рта полезли хрипы и кровавые пузыри. Араб бил меня головой о руль, пока я даже хрипеть не перестал. — Зон зма (11). Дэ лэ ла́са мрэ́л ту (12).       Талиб выпустил мои волосы. Голова повалилась на руль. Я очень хотел умереть.       Шуршание. Скрип затвора. Дуло упёрлось мне прямо в висок. Это единственное, что я мог ощущать. Я бы рассмеялся этому шакалу в лицо, если мог. Мне ни капельки не жаль, и презренный араб понимает это очень хорошо.       Выстрел. Только выстрелил не талиб. Дуло больше не дуло мне в висок. Я услышал крики. Короткая перестрелка, после которой ознаменовалась тишина — знак того, что мою звезду увидели в предрассветном небе. Я не потух, она потухла за меня. Теперь я мог умереть спокойно.       — Не толкайся!       — Мама, я хочу пи-пи!       — … не тянуть. Просто перешли мне эти бумаги в офис. Девушка, вы не видите, что я выхожу?       — А вас не учили манерам? Девушек надо вперёд пропускать как бы.       — Мама, я очень хочу пи-пи!       — Сейчас выйдем и сходим с тобой в туалет. А пока отвлекись от мистера Грузовичкина и подними мне фантики, которые разбросал под ногами.       Зашуршали пакеты, пронзительно заныл ребёнок, закачались спинки кресел, в затхлой автобусной кабине пахнуло свежим воздухом, потом, цитрусовыми духами и немножко мочой — вот я и приехал домой.       Я открыл глаза. Наконец изумительные виды Адар Манор заменились привычным для меня неброским пейзажем, состоящим из серой автовокзальной площади, серого неба, людей во всех оттенках серого и чёрного. Мне стало холодно только от одного вида на эту леденящую душу картину в серых тонах, поэтому я поспешил запахнуться в куртку.       Автобус равномерно раскачивался из стороны в сторону, исторгая из себя толпу вновь прибывших. Я ждал, пока все выйдут, чтобы спокойно, без криков и ссор, выйти самому.       Рядом закопошился сосед.       — Погода за окном дерьмовая, не находите? — спросил я, повернувшись к соседу. И тут же отпрянул.       — На хвазадел, — прошипел араб. Ствол пистолета, словно змея, выскользнул из широкового рукава и прильнул к груди, к самому сердцу.       Я застыл и перестал дышать. Мимо проходили люди, шуршали пакеты, пахли цитрусы, никто не обращал внимания на нас.       — Зон зма, — прошамкал араб своими потрескавшимися губёхами. Дуло ощутимее упёрлось мне в грудь.       Выразительные несколько лет назад черты размылись и растеклись по лицу. Под неухоженными кустами бровей набрякли веки, появились мешки, глаза превратились в маленькие чёрные жемчужины во рту у моллюска. Нос раздобрел и величественно занимал половину лица. Неровные линии морщин лучами расходились по тёмной, выжженной под афганским солнцем коже.       Я бы его не узнал, если бы мы прошли мимо друг друга на улице. Но столкнувшись лицом к лицу, я не мог его не узнать. Эту ненависть, въевшуюся в лицо, невозможно было спутать ни с чем. Жажда мщения читалась у него в глазах всё также отчётливо, как и несколько лет назад.       Я бессильно закачал головой.       — Не надо. У меня… У меня есть сын. Даже не сын, нет. Но люблю его как сына. Не хочу, чтобы он меня потерял.       Брови араба дрогнули. Из-под рукава появилась рука. Она потянулась к моему лицу. Мозолистые пальцы коснулись моей щеки.       Я в надежде выдохнул. Рука араба резко переместилась на мой рот, зажимая его со всей силой. Старик наклонился ко мне и на моём родном языке произнёс:       — Сдохни!       В сердце попала пуля, пригвоздив меня к креслу. Что-то из ряда вон выходящее. Какие пули в салоне автобуса? Но она есть, она уже во мне, застряла в самом сердце.       — Сэр? Сэр, вам плохо?       Я открываю глаза. Оглядываюсь. За окном солнце сидит на площади, люди в разноцветной верхней одежде радуют глаз.       — Сэр?       Это водитель автобуса. Он положил руку мне на плечо и слегка потряс. «Всё хорошо», — хочу ответить я, но не могу. «Сейчас я встану, ведь меня ждут», — почти срывается с моих губ, но не сегодня.       Боль была внутри меня и впитывала в себя весь мир — звуки, предметы, мои органы. Контрсознание в моём теле. Это был не я, не мои мысли, это всё не моё. Мои мысли вытканы из боли, и всё, о чём я могу думать, — о боли. Я превратился в заложника.       — Киф?! Что с ним?       Это голос Финна.       — Отойдите. Дайте мне взглянуть на него.       А вот и Джед.       Ребята, со мной всё хорошо. Просто очень горячо. Посмотрите, по-моему, кто-то поставил мне на грудь включённый утюг.       — Киф? Киф, ты меня слышишь? Финн, посмотри, где его рука. Финн, придурок, посмотри, где рука!       Ребят, очень горячо! Слышите? Господи, как жжётся!       Я схватился за грудь, пытаясь нащупать этот утюг пальцами, но всё, что находил — засохшее пятно от кетчупа. Может под пятном. Я отчаянно начал отковыривать засохшие капли кетчупа.       — Он сердце сжимает. Джед, что с ним? У него что-то с сердцем. Джед, ответь! Киф, будь проклята твоя мать, скажи, что ты нас разыгрываешь! Господи, да он весь мокрый…       — Финн, вызывай скорую, живо. У вас есть аптечка?       — Да, где-то была.       — Несите. Финн, перестань стоять столбом, звони в скорую!       — Тут не так много лекарств…       — Нитроглицерин есть? Посмотрите внимательнее. Чёрт, дайте мне! Бинты, витамины, пластыри, аскорбинка… Вы чё водитель детского сада? Кого вы собрались лечить аскорбинкой и пластырем? Нитроглицерин! Финн, ты вызвал скорую?       — Да.       — В автобусе окна открываются? Над Кифом открой окно, Финн. Куда ты полез? Может, ещё по Кифу проползёшь, чтобы открыть это чёртово окно?       Я не услышал, что Финн ответил Джеду. Не разобрал, что Джед крикнул Финну. Они словно решили посмеяться надо мной. Говорили то тихо, то бессвязно, словно с кашей во рту.       — Он совсем плох…       — … пошире. Ещё раз звони в…       — … быстрее будут? Будь реалистом, Киф быстрее сдохнет, чем…       — Закрой свой рот! Киф… Очнись… Киф, я сказал, открыть глаза! — крикнул Джед и залепил мне пощёчину.       Я тут же открыл глаза, и мир превратился в череду ярких болезненных всполохов. Не было сил дышать, двигаться. Боль парализовала меня, обезгласила. Я испытал небывалый шок.       Боль в сердце стала невыносимой. Рука, что сжимала грудь, забралась под рубашку и начала расковыривать кожу. Я не мог терпеть. Боль была повсюду. Я должен был добраться до очага боли, до сердца. Вытащить его, кинуть под ноги и растоптать.       — Киф! Киф, что ты делаешь? — орал рядом Джед. Он перехватил мои руки, грубо заломив их в сторону. Потом отбросил их. Я всё равно не сопротивлялся. — Киф, Киф, только не отключайся. Ты меня слышишь? Если слышишь, кивни!       Я не мог кивнуть. Я уже почти не слышал Джеда. Его голос, и весь мир затерялись в белом шуме.       — Киф! Открой рот. Пожалуйста, открой рот. Киф, слышишь? Открой рот…       Может ли быть больнее, чем сейчас? Отчего ещё может перехватить дыхание? Могу ли я утратить себя? А найти? Смогу ли я найти себя? Особенно сейчас, когда шансы сравнялись с нулём. Отметка ноль. К чему я стремился всё это время? Была ли у меня цель? Цель? Я боюсь терять что-то?       — … его голову!       — А вдруг … не подействует?       — Держи его…! Подействует. Чёрт!       Джед залез пальцами мне в рот и засунул под язык таблетку. Я не дёргался, не пытался её выплюнуть, потому что просто не мог.       Друзья опять стали говорить неразборчиво, но мне не нужно было их слышать, чтобы понять — дело дрянь. Похоже, я умираю. Я ушёл от судьбы один раз, а второго шанса, похоже, не будет. Постарел, что уж говорить.       Левая часть груди заживо сгорала в невидимом пламени, но вместо ледяного дыхания смерти, я почувствовал, как тёплые руки сжали моё лицо, а ухо защекотало горячие дыхание…       — Старикан, ты же обещал мне, — услышал я голос Коула. — Обещал, что всё будет в порядке.       Я перевёл дыхание и встретился взглядом с Коулом. Мальчик хитро улыбался мне, совсем как тогда, когда он сказал мне: «Ты мне подходишь».       Точно, я вспомнил. Это же было очень просто. Я не могу подвести Коула, уж очень он на меня рассчитывает. А я помирать собрался раньше времени. Старый дурак.       Я улыбнулся:       — Да, Коул, ты прав, всё будет хорошо.       Мальчик расплылся в широкой улыбке. Вокруг него всё заблестело, заискрилось, мне стало хорошо-хорошо, а потом всё поглотила тьма.       Очнулся я уже в больнице. Можно сказать, практически преставился, друзья проводили меня в последний путь, одной ногой ведь был уже на небесах, но нет. Не получилось, не срослось, а ведь у меня столько историй про море. Наверху бы устали слушать.       Рядом гудел аппарат, который мерзким писклявым голосом транслировал, о чём говорило моё сердце. Оно монотонным «пи-пи-пи» сообщало, что я жив и, возможно, здоров. Кардиомонитор, выглядывающий из-за капельницы, подтверждал это стабильным сердечным ритмом и давлением сто двадцать на восемьдесят — хоть сейчас в космос.       Постепенно я начал слышать не только шум измерительных приборов, но и человеческие голоса. Кровать, где я удобно лежал на подушках, была занавешена шторкой, которая хоть и защищала от посторонних глаз, но не могла скрыть меня от обыденного гула больницы. В воздухе мешались голоса со вкусом фенола и запах дешёвого порошка из химчистки, которым пахли постельное бельё и больничная рубаха на мне.       Как ни странно, но чувствовал я себя замечательно, несмотря на все утренние невзгоды, что обрушились на меня незапланированным метеоцентром ливнем. На душе было тепло и спокойно, как бывает, когда запьёшь бокальчиком стаута (13) аппетитного ягнёнка либо сочный кусок свинины под сливочным соусом. М-м, вкуснятина.       Шторка возле моей кровати заколыхалась, и ко мне вошла женщина в белом халате. Она была низкого роста и в очках. Кожа странного, неживого тёмно-серого цвета, как размякший хлебный мякиш, лоснилась на широком лбу и впалых щеках. Несимпатичная, но отталкивающего в ней ничего не было.       Я улыбнулся ей. Невелика поддержка, но, надеюсь, ей хоть немножко станет приятнее.       Она посмотрела на меня и мою, верно, глупую улыбку, и не улыбнулась в ответ.       — Здравствуйте, — она взяла несколько листков и мельком изучила их, — Киф? Я — ваш лечащий врач. Меня зовут Аманда Стивенс. Замечательно, что вы очнулись. Ваши друзья нам изрядно попортили нервы.       — Друзья? Они здесь? А где они сейчас?       — Спустились вниз. Тот, что представился журналистом, больше всех орал, что засудит нас, но видимо истратил всю свою энергию, поэтому, думаю, он со своим приятелем сейчас в буфете на первом этаже. Но не волнуйтесь, эти двое точно скоро вернутся. К моему большому разочарованию. Я устала с ними ругаться. Но что мы всё о них, давайте поговорим о вас. Как себя чувствуете, Киф?       Я сказал ей, как себя чувствую, пока она проверяла данные с кардиомонитора.       — Рада слышать, — сказала она равнодушно-деловым голосом, делая пометки на листках. — Значит, завтра мы сделаем ЭКГ. Посмотрим что и как у вас, а потом будем решать, насколько вы у нас тут задержитесь.       — Что? — удивился я. — Я не очень понял. ЭКГ? Зачем? Со мной всё хорошо.       — И куда подевалась эта чёртова врачиха?! Я это так не оставлю. Какого чёрта вы оставляете пациентов без присмотра?!       Штора колыхнулась, и появился Джед. Его взволнованное лицо посветлело, когда он встретился со мной взглядами.       — Вот что я тебе скажу, Джед, — Финн появился сразу за Джедом, — врачихи — это чистое зло для пациентов-мужчин. Они все лесбиянки и феминистки, ни во что нас не ставят. Поэтому так халатно выполняют свою работу, когда дело касается нас, — с умным видом сказал Финн, поедая пирожок, обёрнутый в бумагу с уже выступившими на ней жирными пятнами.       Увидев Аманду, Финн не смутился, а вот когда узрел меня, то тут же засунул пирожок в руки Джеда и подскочил ко мне.       — Киф, ты жив!       — Ну, конечно, он жив. Феминистка и лесбиянка Стивенс, у которой двое детей и муж, позаботилась, чтобы ваш друг сейчас не стоял в очереди за билетиком на переправе у реки Стикс, — напомнила о себе врач, с кислой миной глядя на перепачканные жиром руки Финна.       Он ей ослепительно улыбнулся и вытер руки о свои штаны.       — Киф, как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Джед.       — Какой же ты чертяга, Киф! — Финн от полноты чувств, стукнул меня по плечу, за что тут же получил презрительный взгляд от женщины. — Ты нас реально напугал с Джедом. Мы практически обосрались от страха.       — Может вам тоже тогда стоит пройти медицинское обследование на предмет недержания? — спросила Аманда, проверяя количество лекарства у меня в капельнице.       — Как-нибудь в следующий раз, доктор. Обязательно. Даже если хотите, я проверюсь у вас.       — А я смотрю, вы такой смешной. — Врач занесла ещё несколько записей в моё дело. — Журналисты все такие смешные или у вас последствие черепно-мозговой травмы? А может, плохая наследственность? Вам бы точно стоило бы провериться. И не только у меня. Хочу предупредить, если это наследственное, то чревата последствиями ваша генетическая предрасположенность хамить.       — Извините его, — поспешил вступиться за нашего друга Джед. — Он немного дурачок.       — Эй, я не дурачок! Ай! Джед, Джед, Джед, больно! Отпусти, отпусти, отпусти моё ухо! Каюсь, дурачок. Родился третьим сыном, что поделать? Кота мне деятельного не досталось, принцессы с королевством тоже, поэтому в журналистику пошёл! Ай-яй-яй, Джед! Извиняюсь! Слёзно прошу простить меня, а то останусь без уха!       Женщина устало вздохнула:       — Как же мне надоел этот каждодневный цирк. — Она перевела взгляд на меня. — Показатели у вас в норме, поэтому я пойду к другим пациентам, если что-нибудь понадобится, ваши друзья знают, где меня искать.       — Стойте, — растерянно сказал я. — Я так и не понял, что тут делаю. Мне было немного плохо в автобусе. Понимаете, утро у меня выдалось чрезвычайно нервное, да и, наверное, усталость накопилась, ещё сон ужасный приснился. А так это всего лишь нервное перенапряжение. Организм просто выдохся, и всё.       — Вы врач? — серьёзно спросила меня Аманда.       — Нет.       — Тогда примите за правило не ставить себе поспешных диагнозов, не проконсультировавшись с настоящим врачом. У вас случился микроинфаркт, поэтому вы здесь.       — Микроинфаркт? — не поверил я. Пи-пи-пи участились. — Но это же невозможно. Нет, вы, наверное, что-то путаете. Я совершенно здоров, чувствую себя отлично, правда. Я не обманываю вас. Мне просто нужно попасть домой, просто поспать двенадцать часов.       Я откинул одеяло и попытался встать.       — Киф!       Джед ухватил меня за руку и вернул в лежачее положение, Финн надавил мне на грудь, чтобы я не вырвался и сказал:       — Доктор Стивенс, нам нужно несколько минут наедине. Вы не возражаете?       — С вами, я поняла, это бессмысленно, — равнодушно ответила она и скрылась за шторкой.       — Я же говорил, Джед, что врачихи нас недолюбливают, — пробурчал Финн, переставая махать вслед женщине. — Как думаешь, про мужа и детей, она нам соврала?       — Финн, я tenir la chandelle (14)?       — Тёнир что?       — Тёнир ля шёнделль, ёб твою мать, Финн! Деревня ты, а не журналист.       — По-твоему, если я журналист, то должен говорить на всех языках? Ты бы меня ещё на галльском или османском спросил. Чёрт с два, что языки уже давно мёртвые, я же журналист! Эй! Киф, ты чем это занимаешься? — Финн отдёрнул мою руку от иголки, которую я хотел вытащить из руки.       Я рассердился:       — А не видно? Хочу домой поехать.       — Тебе нельзя домой, Киф.       — Почему это?       — Потому что у тебя был микроинфаркт, и это уже не чёртовы шутки! — вспылил Джед.       Финн и я перепугано замерли.       — Чего вы тут устроили? Ситкомов пересмотрели? Где твоя субординация, Финн? А ты? — очки Джеда блеснули в мою сторону. — У тебя к проблемам с сердцем ещё и проблемы с мозгами добавились? У тебя случился микроинфаркт, тебе нельзя вставать, шевелиться нужно с большой осторожностью и забыть про дом на две недели как минимум. Так что немедленно ляг на спину и перестань тянуться к этой чёртовой иголке!       Я отдёрнул руку.       Джед присел на край кровати.       — Киф, я не шучу. Не смотри на меня так… Что ты хочешь, чтобы я… мы сказали тебе? Что это наш очередной глупый розыгрыш? Поверь, я так хотел, чтобы ты это сказал, когда мы нашли тебя в припадке дёргающегося в автобусе.       Друг согнулся и начал массировать свой лоб пальцами.       — Эй, приятель, — нежно прошептал Финн, положив свою руку на спину Джеда.       — Руку свою жирную убрал с моего нового свитера, козлина неблагодарная.       Финн тут же резко отдёрнул свою пятёрню в сторону.       Я потерянно уставился на свои руки, которые лежали на одеяле ладонями вверх. Я вспомнил, как однажды, мы хорошо надрючились с друзьями в каком-то пабе в центре Корка, вышли на улицу, а там к женщине приставали такие же пьяные уроды. Но мы были не совсем уродами, поэтому спугнули этих отморозков, а женщина в благодарность предложила нам ответить на любой вопрос, который нас интересовал. Финн спросил, будет ли цыпочка в жёлтых брючках, с которой он обменялся в баре номерками, вместе с ним. Джед спросил, найдётся ли хоть один здоровый на голову таксист, который согласиться довезти до дома трёх перепивших мужиков. Я спросил, отчего я умру. Я помню, у неё были ярко-розовые ногти, которыми она провела по одной из линий у меня на правой руке. Она сказала, что у цыпочки в жёлтых шортах есть муж, который её бьёт. Она сказала, что рассвет будет холодным, а трава мокрой, когда мы очнёмся в центральном парке. Она сказала, что я избежал смерти один раз, второй раз мне помогут не пересечься с ней трое мужчин, а в третий раз… Что она говорила про третий раз?       — Мне нужно домой.       — Опять сначала, Киф? — не выдержал Финн. — Тебе нужен покой и пакет лекарств, чтобы прийти в себя. Твоя работа в замке закончена, всё. Дай себе отдохнуть. Расслабься.       Видя, что слова Финна не возымели должного успеха, Джед спросил:       — Зачем тебе нужно домой?       — Понимаете, тут такое дело… — я замялся. — Я думаю, что ко мне сегодня нагрянет Коул.       — Этот прыщ? Ву-у-ух. Какое облегчение. Я уже, грешным делом, подумал, то ты успел обзавестись бабёнкой раньше, чем я. Что? — Джед с немым укором уставился на друга. — Нет, ну, а что? Я считаю, что в нашей компании я больше всех достоин первым вступить на тропу чистых и длительных отношений. И давай вот, Джед, без твоих протыкающих меня, как зубачистки, взглядов — я тебе не канапе. Ты отпадаешь сразу, потому что зануда. А девушки зануд не любят. — Джед замахнулся, но Финн успел закрыться руками и пропищать: — Я в домике!       Джед несколько секунд подержал руку наверху, угрожающе дёргая ею всякий раз, когда лицо Финна высовывалось из-за пальцев, но потом отпустил, так и не ударив. Финн на радостях полез к нему с примирительными поцелуями, но тут уже Джед растерял всю свою выдержку и прописал другу затрещину.       — Заслужил, — ответил Джед на подвывания Финна. И взялся за меня: — Тебя никто не отпустит из больницы. Да я и сам не хочу, чтобы ты куда-то уходил. Откуда вообще взялась уверенность, что мальчишка заявится к тебе?       Я ответил откуда.       Финн перестал выть. Джед выглядел слегка ошарашенным:       — Все согласны, что это ненормально? — я и Финн утвердительно кивнули. — Двенадцатилетний ребёнок, путешествующий из графства в графство, чтобы ни на день не расставаться со своим новоприобретённым другом. Вы случайно не собираетесь сколотить плот, построить на нём шалаш и отправиться вверх по Миссисипи, на север?       — Нет. Причём тут Миссисипи? — не понял я.       — Да, — Финн закивал головой, — Джед, причём тут Миссисипи, если Киф даже не негр и зовут его не Джим, м?       Джед отпихнул от себя лицо Финна.       — Ну, а если серьёзно. Что мы будем делать?       Джед явно намекал на то, чтобы я остался в больнице. Мысль эта была ярче, чем взрыв Звезды Смерти I. А может даже ярче, чем взрыв Звезды Смерти II.       — К чему эти глупые вопросы, Джед? — не выдержал Финн. — Ты посмотри на него: ему же совершенно срать на все твои фасонистые длинные речи. Вот тут, — друг провёл пальцем по моему лбу, — чёрным по белому написано: уйду домой.       — Я всё ещё хочу воззвать к его совести!       — Ты взываешь напрасно, у Кифа её нет. Тебя не поставили в известность? Так, ладно. — Финн хлопнул в ладоши. — Пожалуй, настало время старичку Финну показать, на что он способен.       — Что ты собрался делать? — испугался Джед.       — Увидишь, — загадочно улыбнулся Финн. Он выхватил из рук друга недоеденный пирожок и скрылся за шторкой.       — Я думаю, что это не закончится ничем хорошим, — заключил Джед, и я с ним согласился.       Но когда через пятнадцать минут вернулся Финн, да не один, а с мужчиной, у которого к кармашку на белом халате был прицеплен бейдж с гордым — «главный врач», то её величество сомнение, не заставили себя долго ждать. А когда через минуту, после того как мы обменялись рукопожатиями и дежурными улыбками, к нам присоединилась медсестра с пластиковым пакетом, где аккуратно была сложена моя одежда, то лично мне пришлось признать, что я поторопился с выводами.       Финн организовал всё в лучшем виде. Никто не задал мне лишних вопросов, не осудил, когда я выразил желание покинуть больницу, отказавшись от лечения. Мне вручили на подпись документы об отказе от лечения с такими счастливыми лицами, будто купон на миллион евро. Я расписался, получил свою одёжку, переоделся, когда меня вежливо оставили один на один с пластиковым пакетом. Я не поленился заправить кровать, хотя в этом не было нужды, и вышел из-за шторки в мир.       В палате было многолюдно. Многочисленные родственники толпились по разным углам палаты, обхаживая своих больных: то подушку поправят, то одеяло подоткнут, то вовсе одеяло снимут, то накроют больного с головой, да ещё сами навалятся на беднягу всем весом и задушат объятиями, а не задушат, так утопят в своих слезах. На разные голоса больному сообщалось, как не мила жизнь дома в его отсутствие. Одним из больных был дед с хитрой улыбкой, и по его лицу можно было прочитать, что ему-то как раз жизнь без родственников мила, и домой он точно не собирался возвращаться ещё долгое время.       А я вот спешил домой.       Я оглянулся в поисках друзей, но в палате их не было. Финна я нашёл в коридоре. Он и главврач о чём-то горячо разговаривали. Я не стал мешать им, и пошёл искать Джеда. Того я тоже нашёл на удивление быстро, и он тоже был занят разговором… с Амандой Стивенс.       Появилась мысль уйти из больницы в гордом одиночестве, но уйти без друзей как-то неловко, всё-таки я им обязан как-никак.       Первым освободился Джеда. Я тут же засыпал его вопросами касательно Аманды, но он не стал распространяться об этом. Сказал, что ничего важного, банальный интерес на одну проблему. Расспросить, что же это за проблема, я не успел, потому что к нам подбежал Финн, а с ним огромный парень, похожий на медведя-гризли, правда, упакованного в медицинский костюм.       — Это Сайма́н, — представил нам Финн медведя. — Он — парамедик. Сейчас Сайман заступает на смену, а потому любезно подбросит нас по пути на вызов домой.       — Финн, — шёпотом окликнул друга Джед, когда мы вслед за Сайманом начали сменять коридор за коридором, — а это вообще законно? Ну, я имел ввиду, нормально, что мы поедем домой на рабочей машине парамедиков?       — Нет, — улыбнулся Финн. — Но мне можно.       Я и Джед переглянулись. Неужели Финн опять во что-то вляпался?       Поплутав ещё немного, мы вышли на улицу, видимо, через запасной выход, где нас уже ждал сверкающий форд. Мы спешно загрузились: поступил сигнал. За рулём сидела крупногабаритная мадам с напряжённым лицом. Видно, что она была не в настроении, поэтому мы ограничились простым «здравствуйте» и затихли. Вернее затих только я и Сайман, Финн и Джед полушёпотом что-то выясняли, предоставив меня самому себе.       Я решил воспользоваться тем, что меня не трогают, и погрузиться в размышления, и пока думал, с чего бы эти размышления начать, с интересом разглядывал мир вокруг меня. Это заметил Сайман.       — Интересует? — тихо прорычал он. Я весь напрягся и отрицательно покачал головой, даже толком не поняв, о чём речь. Сайман передёрнул плечами и отстранился. Славно поговорили.       Мои друзья до сих пор переругивались, а смотреть на их кислые морды не было никакого желания, поэтому я придвинулся к Сайману.       — Простите. Я ещё в себя не пришёл после утра. Меня вроде как с того света вытащили.       — Ага, — отозвался парамедик и посмотрел на меня. — Я и вытащил.       — Вы? О. Большое спасибо, правда. Я не знал.       — Ещё бы вы знали. Я просто выполнял свою работу. — Сайман неловко потупился. — Не обижайтесь, — добавил он. — Я не силён в общении. На самом деле мне с мёртвыми общаться проще, — пошутил парамедик. Он виновато посмотрел на меня. — М-да… Вы ведь заинтересовались нашей машиной, да? Поэтому я и спросил. — Я промолчал, но Сайман расценил это молчание, как согласие на продолжение. — Вот тут у нас кабина. — Парамедик показал на стенку с окошком. — В кабине — сиденья водителя и пассажира, между ними консоль с радио, кнопками управлением спецсигналами. За кабиной, то есть здесь, — лечебный отсек. Прямо посреди лечебного модуля у нас расположены носилки, как видите. Справа от носилок, если смотреть со стороны задних дверей — скамья для медперсонала, мы как раз на ней сидим. — Сайман легко похлопал по скамье. — Спереди, у изголовья больного — сиденье. Оно неподвижно, нужно для манипуляций с дыхательными путями. Возле него можно видеть небольшой столик, а также электроотсос и редуктор для подключения кислородной аппаратуры. Места для подключения редукторов, впрочем, могут быть и в других частях модуля. Над носилками — лампы и держатели для внутривенных систем. Слева от носилок — шкафы с оборудованием и медикаментами. — Сайман резко замолчал. Он почесал свою огромную голову. — Вам, наверное, не нужны были такие подробности, верно? Как говорится: лишняя говоря доводит до сорома. — Мой недоумённый вид заставил Саймана ещё раз почесать свою голову и объяснить: — Это русская пословица, я сам не до конца понимаю, что она значит, но её частенько употребляет мой друг, когда он начинает болтать много лишнего. Вот как-то приелась. Миша, ну мой друг, говорит, что русский язык богат разными мудрыми изречениями, хотя, как по мне, его русский не столько мудрый, сколько непонятный.       — Миша? — я не поверил своим ушам.       — Да, мой друг. Познакомились с ним в Афганистане.       — Правда? — Я повернулся к Сайману всем корпусом. — Ты был в Афганистане?       — Да, воевал. С 2001 года по 2004. Национальная армия Афганистана, 209-й корпус. А что?       — Я тоже там воевал, правда, с 2000 года по 2003.       Мы с Сайманом были приятно изумлены этому вмиг объединившему нас факту. Мы немного поговорили про войну, совсем чуть-чуть. Ни я, ни он особо не хотели вспоминать все ужасы и тяготы, что пришлось пережить на фронте. Пока я в общих словах рассказывал про своего командира и отряд, Сайман то и дело сводил брови к переносице, над чем-то размышляя про себя.       Машина затормозила, и автоматическая дверь отъехала в сторону.       — Выходите здесь, — сказала женщина.       Финн и Джед поползли к выходу, я тоже привстал, прощаясь с парамедиком.       — Слушай, — Сайман схватил мою руку, когда я сделал шаг к двери, — я ведь знаю, кто ты. Миша очень часто рассказывал про тебя, и ты сейчас рассказываешь про себя точь-в-точь, что он говорил. Киф, верно? — Я быстро закивал, не веря в услышанное. — Чёрт! — Сайман сам подскочил и зачем-то затряс мою руку. — Сама судьба свела нас! Миша же искал тебя всё это время. Он и сейчас ищет.       — Сайман, у нас вызов!       — Знаю, — отмахнулся парамедик от своей напарницы. — Подожди, — Сайман помог мне вылезти из машины, — возьми мой номер. — Мужчина вытащил из кармана блокнот и ручку и быстро нацарапал несколько цифр. — Позвони мне обязательно. Миша будет рад узнать, что ты нашёлся. Он очень беспокоился за тебя.       Дверь захлопнулась и машина, газанув, уехала прочь.       Я крепко держал в руках листок с номером, и смотрел вслед машине, пока она не скрылась из виду, но даже тогда я продолжал неотрывно смотреть, ожидая сам не зная чего. Я не был удивлён или что-то типа подобного, нескольких недель проведённых с Коулом было достаточно, чтобы привыкнуть ко всему в этом мире. Даже к таким неожиданным событиям. Но…       Я опустил глаза на листок. Несколько неровных цифр в ряд — за ними моё прошлое. За ними человек, которого я люблю также горячо, как Финна или Джеда. А ещё за ними скрываются самые страшные воспоминания о войне и моих родителях. Целый отрезок жизни, который оставил несколько незаживающих рубцов на моей коже.       — Эй! — Джед хлопнул меня по спине. — Старый знакомый?       — Нет, я его впервые вижу, — прошептал я в ответ, складывая листок.       — Смотрю, наш мопсик в сердцееды подался. — Финн меня приобнял и ловко вытащил из моих пальцев бумажку. — Смотри-ка, действительно номерочек. А где же: «Позвони, мой пупсик? Я буду ждать. Твой Балу», написать не успел?       — Финн, верни бумажку, пожалуйста.       — А если не вернут, то что?       — А вот что, — сказал я и ударил кулаком друга под дых. Финн сложился пополам и заныл от боли. Я преспокойно выхватил бумажку, аккуратно сложил и убрал её к себе в карман.       — Получил, Финн? — Джед похлопал друга по спине. — Мопсики, это я тебе так, для развития говорю, тоже умеют кусаться.       Всю дорогу до дома Финн ненавидел меня, о чём рассказывал в красках не только мне, но и всем встречным прохожим. В магазине, куда мы заскочили за продуктами, кассирше даже пришлось вызвать охранника: так друг достал всех своей ненавистью ко мне. На меня и Джеда смотрели с жалостью: мол, жаль, что у вас такой друг, не хотите его в психушку сдать?       Практически дойдя до дома, я остановился.       — А вдруг его там не будет? — взволнованно спросил я.       — Тогда мы отправим тебя плакать в свою комнату, а сами съедим все вкусности, что ты заставил меня купить этому паршивцу, — прокряхтел Финн, весь красный от натуги: мешки в его руках чуть не лопались от гастрономического изобилия.       — Всё будет хорошо, — сказал Джед. — Он будет там. Верь мне.       Я вздрогнул. Я уже слышал сегодня эту фразу, ведь её говорил я сам. Только Коул прекрасно понял, что в этот раз я соврал. Ничего хорошего не будет.       Коула не оказалось рядом ни с дверью моей квартиры, ни рядом с лестницей, ни на лестнице, ни этажом выше.       — Да ладно, — принялся утешать меня Финн, забыв всякую обиду, — сдался тебе этот попугай. Хочешь, мы найдём тебе нового мальчика? М? Я спрошу у знакомых, кому нужна сиделка.       Джед шикнул на Финна, и тот умолк.       Мы включили телевизор и стали смотреть какую-то комедию. На смешных моментах Джед и Финн заливались сумасшедшим хохотом, то и дело хватаясь за живот. Я тоже старался не отставать от них. Но я никого не мог обмануть, даже себя.       А потом раздался звонок в дверь. Я ринулся через комнату, не слыша того, как Джед просил меня идти медленнее, одним шагом перешагнул коридор и распахнул дверь.       На пороге стоял Коул с сумкой через плечо.       — Я не хотел к тебе приезжать, — с серьёзным видом сказал он. Я, не сдерживая улыбки, кивнул. — Я бы и не приехал, будь мне лет побольше. Тогда я бы поселился в самом дорогом отеле и навсегда бы забыл о тебе, старикан. — Я опять кивнул. — Но мне только двенадцать…       — И пять месяцев.       Теперь настала очередь Коула кивнуть в ответ. Он отвернул своё лицо в сторону, но я успел заметить, как у него навернулись слёзы.       — Это ничего не значит! — вдруг яростно выпалил он. — Просто мне больше некуда податься.       — Мои двери открыты для тебя, Коул.       Мальчик замялся на входе.       — Я… я не помешаю?       — Нет, не помешаешь, проходи.       Я отошёл, пропуская Коула в квартиру. Он осторожно переступил порог и застыл в коридоре. Я потянулся, чтобы закрыть за мальчиком дверь, как меня обхватили сзади и прижались к спине.       — Спасибо, — едва слышно сказал Коул.       — Ба. Джед, скорее неси фотик, хочу момент душещипательный запечатлеть, — откликнулся Финн.       Меня тут же выпустили из объятий.       — Старикан, что тут делает этот придурок? Скорее выгони его отсюда.       Я наконец смог закрыть дверь. Коул и Финн уже ругались в зале. Джед спросил, как я себя чувствую. Я отмахнулся, сказал, что хорошо, и тут же спросил у мальчика, где он был всё это время.       Коул рассказал, как он сбежал из замка. Следуя своему плану, он выбежал из комнаты в тот момент, когда охранники покинули свой пост, нашёл Смеральдину, та дала себя быстро уговорить и вывела мальчика через зимний сад из замка. Потом Арти, конюшня, трасса и автобус. Сразу ко мне Коул не пошёл, потому что был в большой обиде за мои слова. Он погулял по городу, покатался в парке на аттракционах, покормил уток в пруду сухарями.       — Жаль, что не собой, — печально изрёк Финн. В него тут же была запущена ракета класса «земля-пидор» в виде мягкой подушки.       Потом мальчик решил поесть.       — На, — Коул достал из рюкзака фотографию и вручил мне. — Обещал отдать прямо тебе в руки.       Да, это была та самая фотография из Макдоналдса. Десятки счастливых людей смотрят на меня с глянцевой поверхности. Среди них я и Коул. Мальчик выглядел по-настоящему счастливым, я его не видел таким, наверное, никогда. Мне бы хотелось сохранить в памяти этот день навсегда, и у меня появился шанс, благодаря этой фотографии, благодаря всем тем людям, которые оказались в тот день в Макдоналдсе на втором этаже. Это чудесно. Я думаю, что этот день также важен и для Коула, но он никогда мне в этом не признается.       — Не удружишь? — спросил я у Коула. — Поставь, пожалуйста, фотографию вон туда. — Я махнул в направлении своих книжных полок. — Потом обязательно куплю рамку для неё.       — А сам чё, не? — забуксовал Коул, но наткнувшись на злобный взгляд Финна, фыркнул, вырвал из рук протянутую фотографию и отнёс к полкам.       — И всё равно я не понимаю, что ты тут делаешь? Малышам нужно в такое время лежать в кроватке и видеть десятый сон или в силу пубертатного возраста и бушующих гормонов десятый раз представлять обнажённую Тори Блэк (15), массируя неумелой ладошкой свой стручок под одеялом.       — Киф, он такой дурак, как ты с ним дружишь?       Финн только успел открыть рот, но мальчик его опередил:       — Без ваших криков обойдёмся. Киф мне говорил, что нужно жалеть убогих. — Финн дёрнулся, а его глаза хищно стрельнули в мою сторону. Я пожал плечами. Джед тем временем вернулся из кухни, где вовсю тарахтел чайник, и устроился рядом со мной на диване. Когда Коул удостоверился, что случился полный аншлаг, он продолжил: — Погоди, вот я щас всё объясню тебе на пальцах. Видишь средний?        Коул успел пригнуться, так что рука Финна рубанула воздух.       — К твоему сведению, — не угомонился на этом мальчик, — у меня давно уже умелые ладошки. Но я понимаю, что у кого-то слишком много комплексов, — в сторону Коула полетела книга, но мальчик опять проявил чудеса ловкости, и вот он уже спрятался за моей спиной. Я подскочил и теперь неуверенно держался на ногах, опираясь на подлокотник дивана для большей надёжности. Джед тоже тут же поднялся. Его руки, как щит вокруг меня, пытались подгадать момент, когда меня нужно будет защитить от падения. — Всё что остаётся такому закомплексованному неудачнику, самоутверждаться за счёт маленьких мальчиков!       — Ах ты мелкий засранец!       Финн перемахнул через стол. Коул проворно рванул в мою спальню, намереваясь захлопнуть дверь прямо перед носом моего нерадивого друга. И у него бы это получилось, если бы Финн не был так зол. Дверь была остановлена на половине пути и резко распахнута. Раздались душераздирающие вопли.        Джед похлопал меня по плечу.       — Идиллия, — заключил он. Я был с ним полностью согласен.       Поддерживая за руку, Джед повёл меня на кухню. Маленькими шажочками, совершенно не спеша под «спаси меня, старика-а-а-а-ан!». Я чувствовал себя восьмидесятилетним дедом, который завтра собрался почить вечным сном. Так и хотелось спросить у Джеда, все ли приглашения на церемонию я подписал и отправил. Досадно будет завтра, лёжа в гробу, вспомнить, что я про кого-то забыл.       А вот если бы я завтра действительно умер, что тогда? Хм, дайте-ка подумать. Квартиру, конечно же, я завещаю Коулу. Интересно, что он скажет, когда ему сообщат об этом. Наверное, будет что-то похожее на: «Ку-ку, старикан, ты чё издеваешься? Как я буду жить в этом хлеву? Может мне ещё корову завести, а? И свинью. И чтобы не было скучно — десяток куриц. Думаешь умер, и теперь тебе всё можно? Не смешно».       Хихикнул про себя.       Нет, Коул здесь жить не будет. Финн и Джед помогут ему продать квартиру, всё равно она старая, грязная, действительно, как это не прискорбно признавать, похожа на сарай. Да, пусть продают квартиру. Деньги с продажи положат на счёт Коула. А он у него есть? Если нет, откроют. Хорошо я придумал.       Когда Коул выучится, заберёт деньги и исполнит все свои мечты. По-моему, он хотел стать независимым от отца и устроить вечеринку? Пусть устраивает. Если его это сделает счастливым, так тому и быть.       Но что-то подсказывало мне, что я завтра ещё не смежу очи, чтобы отойти в новый мир. Я чувствовал себя если и не хорошо, то точно в пределах своей возрастной группы. Тогда становится непонятной чрезмерная опека Джеда. Она даже слегка настораживала. Я мог передвигаться без помощи. Лёгкие недомогания бывают у всех. Я здоров.       Джед стал делать шажки ещё короче и с раздражающими остановками. Будто движение превратилось для меня в пот, кровь и слёзы. Не хватало, чтобы Джед ещё мне в глаза заглядывать начал с участием.       Я глянул на него, чтобы убедиться, что это не так. Но это оказалось так! Джед смотрел на меня с жалостью и немым вопросом: «Нормально? Или остановимся и передохнём?»       Я отвернулся от него. В горле засаднило, будто я проглотил большую таблетку.       Когда? Когда я превратился в одного из тех, кому меняют утки? На кого смотрят печальными глазами и пытаются вдолбить надежды на будущее? Я ведь не такой, я здоров.       Чтобы доказать это, я начал делать широкие шаги, и за две секунды мы уже оказались в моём тесном коридорчике.       — Эй, Киф, куда ты так разогнался? — рука Джеда повисла на моём локте якорем. — Это не крысиные бега, побереги себя.       — Джед, ты не заметил, может, но я ещё не немощный старик, — сказал я, отстраняясь от друга. — Я в силах передвигаться самостоятельно, — я хотел вытащить свою руку из пальцев Джеда как можно аккуратнее, чтобы это выглядело по мере возможности нелепой игрой, дружеской шуткой, но бешенство уже плескалось у меня во рту. Я чувствовал неприятную горечь, обиду на непонимание друга, а потому получилось всё не так непосредственно. Я резко отдёрнул руку, как от пламени. Рука Джеда повисла в воздухе. — Я здоров. Я всё ещё тот самый Киф, который был вчера. Я могу выкурить десять сигарет за раз и устроить соревнование с Финном, кто быстрее выпьет три банки пива. Вы можете мне организовать испытание на выносливость, я смогу его пройти. Не будет никаких проблем, ведь я всё тот же Киф.       Джед покачал головой.       — Киф, я…       И тут я не выдержал. Я схватил друга за грудки и прижал к стене. В глазах Джеда не было ни капли испуга, только лишь грёбаное сочувствие.       — Не смей! Я не хочу этого слышать. Я здоров. Сегодня… ничего не значит, ясно?       — Ясно, — согласился Джед. Мы с минуту постояли, тупо вглядываясь друг в друга. — Можно? — он взглядом показал на мои руки. Я расцепил пальцы и откинулся на противоположенную стенку. — Это ради Коула?       — Нет. Да. Не знаю.       — Откровенно, нечего сказать. Только, Киф, на сколько тебя хватит? — Джед ткнул меня в грудь. — На сколько его хватит? — он убрал руку и посмотрел на меня. — Ты об этом думал? Можешь геройствовать сколько угодно, но когда твоё сердце откажет, как, по-твоему, ты сможешь защитить Коула? Перестань, тебе уже не двадцать лет.       — Мне всего лишь тридцать три.       — Считай, что те три года на войне, записали тебе всеми двадцатью, — Джед покачал головой. — Не получится быть всё время героем, Киф. Даже у героев есть почки в камнях, подагра и больные сердца.       — Я совершенно здоров, — не сдавался я.       — Хорошо, как скажешь. Тогда я жду тебя на кухне, поможешь накрыть на стол.       Джед скрылся за углом, оставляя меня одного в коридоре. Я некоторое время стоял, кусал губы и злился на себя, на Джеда, на Финна, на Коула, на Бартла, почему-то даже на родителей. Я никак не мог избавиться от мысли, что именно они виноваты в том, что я имею.       Мне надоело тереться спиной о стену, но стоило мне сделать шаг, как левую часть грудной клетки пронзила боль. Чёрт, как же некстати. Я надавил левой рукой на то место, где боль ощущалась острее.       — Я всё ещё здоров, — просвистел я сквозь стиснутые зубы. — Здоров.       Боль не желала отступать, я тоже не планировал сдаваться.       — Ещё посмотрим кто кого.       На этих словах я поддался вперёд и с грохотом врезался в комод. Из зеркала на меня выглянуло побледневшее лицо, которому я показал средний палец и нагло улыбнулся.       — Я ещё приглашения не купил и не подписал, так что подождёшь. Или ты на дом мне курьера вышлешь, чтобы бы время не тянуть?       В ту же секунду в моей квартире раздалась трель дверного звонка.       Я глянул на своё отражение, которое выглядело так же обеспокоенно, как и я, и медленно, шаг за шагом пополз к входной двери. Дверной звонок не переставал надрываться, будто на него взгромоздились необъятной задницей. У людей теперь напрочь отсутствует хоть какое-то чувство такта, так беспардонно и самоуверенно жать на звонок. Уж если тебе не открыли в первые две минуты, заруби себе на носу: не очень-то тебя тут видеть желают.       Оказавшись у двери, я бросил быстрый взгляд в сторону кухни. В проёме никого не было, но я заметил, как тень быстро метнулась куда-то вглубь комнаты.       Я щёлкнул замком и распахнул дверь. Утомивший меня звук дверного скворца стал громче и неприятнее, но изрядно надоевшее пение не прекратилось.       — Я за сыном, — сказал Бартл, не убирая пальца со звонка.       — Да, конечно, — я отступил, пропуская его внутрь, но мужчина остался стоять на пороге.       — Просто приведите сюда Коула.       — Хорошо. Только палец со звонка уберите. Пожалейте моих соседей.       Бартл вскинул голову и как-то нехорошо улыбнулся.       — Какой вы заботливый, мистер Галлахер. Вашим соседям определённо повезло.       — Не знаю. Но поверьте, если вы не прекратите жать на звонок, я не дам вам в этом усомниться.       — И что же вы сделаете?       — Для начала закрою дверь и вызову полицию.       — Хорошая идея. Я думаю, нам будет, что обсудить с ними.       — Вы приехали за этим?       — Я приехал за сыном.       — Я его позову, только перестаньте жать на звонок.       Мне на плечо опустилась рука. Из-за спины вышел Джед и пристроился рядом. Он уже успел закатать рукава рубашки, повесить на плечо полотенце и вооружиться ножом, которым нарочно помахал в воздухе, тем самым предупреждая, что он очень опасен.       — Проблемы, Киф? — спросил друг, поправляя на переносице очки. — У нас гости? Джед, — он дружелюбно протянул руку Бартлу.       Тот окинул Джеда полным презрения взглядом и вяло протянул руку в ответ. С большой неохотой отец Коула искривил губы в едва заметной улыбке:       — Очень приятно, Бартл О’Нейл.       — Работодатель Кифа! Наслышан, — Джед лучился доброжелательностью, но нож продолжал держать на виду. — Какими судьбами? Ах, вы, наверное, за Коулом. Что же вы не проходите? Мы как раз с Кифом вместе решили стол накрыть.       — Вместе? Это… — Бартл потерянно посмотрел на меня, — так по-семейному.       — Да! Мы почти семья, — Джед приобнял меня. — Проходите, Бартл. У нас еды хватит на всех. Ещё есть торт. Так и быть с вами тоже поделимся кусочком.       — Вы очень любезны, эм, Джед. Но… нет, я думаю, ничего не получится. Я всего лишь приехал за сыном. Коул! Коул, немедленно иди сюда!       — Не стоит так громко кричать, Бартл. Ваш сын не в лесу, а всего лишь в соседней комнате, так что успокойтесь.       — Успокойтесь? — мужчина нервно облизнул губы. Его взгляд то и дело падал на руку Джеда, что покоилась у меня на плече. — Так я спокоен. Совершенно.       — Вот и хорошо, — улыбнулся Джед.       — Старикан, мне тут голос папашки послышался…       Я обернулся. Позади меня застыл Коул. Румянец на его щеках, тяжёлое дыхание, его помятая одежда и растрёпанные волосы — всё говорило об изнурительной битве с Финном. Интересно, кто же из них всё-таки выиграл?       Мой друг застыл за спиной мальчика. Полный бесспорного величия, но с опухшей губой и царапиной на щеке. И не скажешь, что взрослый человек. Сейчас ему можно дать пятнадцать лет, не больше.       — Не послышалось, значит, — Коул с ненавистью поглядел на отца. — Ты зачем сюда явился?       — Забрать тебя домой.       — Что? Забрать меня? Куда? Я не ослышался? Домой? — мальчик расхохотался. — Прости, в какой дом ты собрался меня забрать? К своему пастушку или сразу в камеру хранения «Блэкрок»?       — Я не намерен с тобой это обсуждать. Взял свои вещи и бегом в машину!       — История повторяется… А если не возьму и не побегу? Тогда ты опять захочешь ударить меня? Кифу снова подставляться, или ты сразу ему врежешь, чтобы не тянуть?        Бартл перевёл взгляд на меня, посмотрел на Джеда, на нож в его руке.       — Коул, — голос мужчины дрогнул, — я понимаю твои чувства. Но это для твоего же блага, пойми.       Лицо мальчика побледнело и вытянулось.       — Что? Для моего блага? Для моего блага упечь меня в закрытую школу? На год, на два, три, на всю оставшуюся жизнь? Ведь вам, принцу кукурузы и королю ботвы, только это и нужно: как можно быстрее избавиться от меня. Так вы избавились, радуйся! Я уехал, всё. Замок в вашем распоряжении. Живите, трахайтесь, плодитесь. Может, родите себе хорошего, правильного и послушного сына…       Бартл сорвался с места. Я тут же кинулся ему наперерез, но мне не хватило ловкости и времени, и вот я уже спиной упёрся в стену, а руками схватился за комод, чтобы не упасть. Джеду тоже крепко досталось. Он приложился головой о косяк, его очки отлетели в сторону кухни. Выражение растерянности на его лице заменилось вполне себе разумеющимся выражением боли и негодования.       — Стоять!       Голос Финна прогремел над нашими головами подобно львиному рыку. И нет, это была не та обычная отрыжка с визжащими нотами, на которую так горазд наш друг в состоянии полного упития, а самый что ни на есть приказ, громоподобный и властный, вселяющий в грудь животный страх и неосознанное, дрожащее на кончике сознания желание подчиниться.       Непривыкшие к таким грозным нотам в голосе Финна, мы с Джедом послушно замерли: Джед на полу, я — наполовину в невесомости. Застыли совершенно поражённые, и с немым вопросом, тень которого запала в наши морщины на лицах: «Это наш Финн? Это, правда, он?»       Финн на этом не остановился. Он ухватился за плечо побледневшего лицом Коула и потянул назад. Мальчик послушно попятился, не предприняв не единой попытки упереться, возмутиться или грубо скинуть руки. Мне даже показалось, что Коул охотно делает шаги назад.       Движения Финна и Коула были очень медленными и плавными, без резких угловатых движений, не сводя пристальных взглядов с лица отца мальчика, будто перед ними застыл медведь. Но терпению Бартла пришёл конец, и он дёрнулся в сторону Финна и Коула. Мальчик вздрогнул, зажмурив глаза.       Финн затолкнул Коула за спину и сделал шаг вперёд. Фигура моего друга своим величием заполнила весь коридор до отказа.       — Мне будет достаточно сделать один единственный звонок, чтобы тебя упекли за решётку, за жестокое обращение с сыном, — прогремело в воздухе.       Бартл смерил моего друга взглядом и хмыкнул в лицо:       — Мне даже звонка делать не придётся, чтобы тебя посадили вместе со мной.       — Проверим? — тут же отозвался Финн.       — Я не прочь.       — Эй-эй, — вмешался Джед. Он уже поднялся с пола и нацепил на нос очки. — Тут дети, господа. Может, оставите свои выяснения до лучших времён?       — Только учти, — процедил Бартл, будто не слыша Джеда. — Я не ручаюсь за твою сохранность в камере.       — Как и я за твою, ублюдок, — парировал Финн.       — Слушайте, — не оставлял попыток Джед унять разъярённых мужчин, — мы же цивилизованные люди. Давайте решим всё мирным путём. Пойдёмте на кухню, как раз вскипел чайник. Я накрыл на стол. — Но Финн и Бартл продолжали стоять друг против друга и прожигать друг друга взглядами. — Какой пример вы показываете Коулу?! — не выдержал Джед. Оба тут же не поленились перевести взгляд на дрожащего рядом со стеной мальчика. Коул был по-настоящему напуган. — Идите на кухню. — Мужчины не сдвинулись с места. — Оба! На кухню!       Нехотя Финн с Бартлом двинулись в сторону кухни. Мне руки никто не подал. Я обиженно остался сидеть на полу, пока Джед и Коул любезно не помогли мне подняться.       Чаепитие проходило очень напряжённо. Коул тихонечко прихлёбывал чай и таскал шоколадки, бросая взволнованные взгляды то на отца, то на Финна. Финн по-свойски развалился на сидение и с шумом всасывал чай, раздражая всех. Джед попивал чай маленькими глоточками, вовсю показывая свои самые лучшие манеры. Бартл не пил и не ел. Он сидел с прямой спиной и топил свой взгляд в чашке с остывающим чаем.       Мне, признаюсь, тоже кусок не лез в горло.       — Так, всё. — Джед отставил от себя чашку и поднялся. — Достали. Финн, поднимайся.       — Что? — не понял Финн, засовывая себе в глотку очередное печенье.       — Задницу свою поднял! — крикнул Джед. — Так понятнее?       — Понятнее, — ответил друг, повинуясь приказу своего товарища. — Чё сразу кричать?       — Коул. — Джед слегка тронул мальчика за плечо. Тот мигом вскочил и выбежал из кухни.       Мы остались наедине с Бартлом.       — Что случилось с тобой… вами в автобусе? — спросил отец Коула.       Я не подал вида, что был удивлён осведомлённостью Бартла, и ответил как можно безразличнее:       — Лёгкое недомогание.       — У меня другие сведения.       — Вот как? — Я взглянул на Бартла. — Какие же?       — У тебя… вас был микроинфаркт.       — Тогда зачем спрашиваете, раз вы и так прекрасно знаете, что со мной приключилось.       Бартл стиснул зубы.       — Вас не было в палате, когда я приехал.       — Вы были в больнице? — изумился я.       — Да, был. Это ведь… — мужчина осёкся. — Это мой долг. Но вас там не оказалось.       — Я подписал отказ от лечения. Я уверен, что со мной всё в порядке.       — Вы врач?       — А вы?       — Нет, поэтому и не ставлю себе поспешных диагнозов. Вам нельзя было уезжать из больницы.       — Вам-то какое дело? Когда вы попадёте в больницу с микроинфарктом, валяйтесь там, сколько душе вашей будет угодно.       — Киф, это же не шутки! — не выдержал Бартл, ударив кулаком по столу. — Доктор Стивенс сказала, что вам нужно было пройти ЭКГ и другие анализы.       — Ах, вы и доктора Стивенс знаете. — Я хлопнул в ладоши. — У меня в жизни есть ещё что-то, о чём бы вы, Бартл, не знали?       Отец Коула вылетел из-за стола и оказался подле меня. Он цепанул меня за грудки и потянул вверх. Пришлось встать, а то действия Бартла грозили мне порванной рубашкой.       — Ты невыносим, Киф, ты в курсе?! Ты не представляешь себе, как я беспокоился, когда не нашёл тебя в больнице. Я чуть с ума не сошёл, думал ты… Главврач мне сообщил, что твои сумасшедшие друзья увезли тебя.       — Они тут не причём, — сказал я. — Я сам попросил их меня увезти.       — Зачем?       — Я думал, что Коул снова сбежит из замка. А ему некуда податься ни к кому, кроме меня.       Бартл судорожно выдохнул и отпустил меня.       — Киф, вы совершенно не думаете о себе. Ваши благородные действия в отношении других, возвращаются вам какой-то страшной неблагодарностью.       — О чём это вы?       Бартл испытывающее на меня посмотрел, будто ждал, что я пойму смысл его слов. Но увидев, что я не прозрел, махнул рукой:       — Да не берите в голову. Просто подумайте немного о себе. О том, что нужно вам, а не другим.       Мы ещё немного постояли, ничего друг другу не говоря, пока я не решился и спросил:       — Вы сегодня просто в гости или останетесь и на ужин?       — Если не прогонишь, то хотел бы остаться и на ночь.       Я смущённо кашлянул, быстро отвернувшись от Бартла в противоположную сторону. К моим щекам прилила кровь, не хотел, чтобы отец Коула увидел моё смущение.       — Я не прогоню, — прошептал я. — Я был бы счастлив, если бы остался со мной… с нами до утра.       — Вы всё? — поинтересовался Джед, заметив нас с Бартлом, входящих в гостиную. — А то тут Коул извёлся, всё переживал, как бы вы там друг друга не переубивали.       — Всё в порядке, — успокоил я мальчика и друзей.       — Ох, ну если так, то мы с Финном поспешим откланяться, — сказал Джед, поднимаясь с дивана. Финн не последовал примеру друга, и тому пришлось дать ощутимого пинка, чтобы Финн подскочил с насиженного места.       Они спешно засобирались.       Финн чуть задержался в зале, когда Джед с Бартлом вышли в коридор. Я тоже сделал вид, что покинул гостиную, затаившись прямо за углом.       — С тобой точно всё будет в порядке? — спросил Финн Коула.       — Да, конечно. Я себя в обиду не дам, ты же знаешь, — рассмеялся мальчик в ответ.       — Да, знаю. Если что-то случится, сразу приходи ко мне. Я живу над Кифом.       — С чего бы мне идти к тебе? — не понял Коул.       — Да, правда, с чего? — сам удивился Финн. — Мальчиков-с-пальчиков я бы хотел видеть в своей квартире в последнюю очередь.       — Что?!       Из гостиной стремительно выбежал Финн, за ним выскочил Коул. Чтобы не попасться под кулаки мальчика, он забежал за Джеда и оттуда показал ему язык. Коул не выдержал такой наглости и опустил кулак туда, где раскачивалась голова Финна с высунутым наружу языком. Мальчик, конечно же, промахнулся и от негодования сделал выпад в другую сторону. Кулак Коула просвистел в миллиметре от Джеда: Финн успел оттащить своего друга в сторону.       — Финн, — Джед повис на нём, — моя скала.       — Что я слышу? Это такое непрямое предложение руки и сердца? Ты наконец позволишь мне переехать к тебе? Поделишься кроватью? Я теперь могу пить из твоей кружки со Спайди?       Джед тут же разорвал объятия и отстранился.       — Вот так вот, — промолвил Финн, бросая печальные взгляды на потерявшего к нему интерес друга, — всякие Спайди в спандаксе и становятся концом многолетней дружбы.       — Я не буду извиняться ещё раз за тот удар в глаз, Финн. Сколько раз я тебя предупреждал, что ненавижу, когда кто-то пьёт из моей кружки? Но ты же всегда очень внимательно слушаешь, что я говорю. Так внимательно, что мои слова сгорают в электромагнитном поле тела, даже не достигая твоего сознания, Финн.       — Я не виноват, что твои слова с отрицательным зарядом не достигают меня. Мой организм хорошо умеет бороться с паразитами, что могут негативно повлиять на меня.       — Ой, Финн, ты сейчас, по-моему, договоришься, и я тебя побью. — Джед вытолкнул Финна из моей квартиры.       — Но ты же меня любишь!       — Значит, отлюблю по самые помидоры, — подвёл итог друг. Он развернулся, помахал мне и Коулу, кивнул Бартлу и закрыл за собой дверь.       Пока я убирал на кухне остатки неудавшегося чаепития, Коул и Бартл были отосланы мной в гостиную. Не знаю, чем они там занимались, но я старался вслушиваться в любое изменение в воздухе. Закончив, я прокрался по коридору к входу в гостиную, и застыл.       — Знаешь, почему я не хочу, чтобы ты увольнял Кифа? — услышал я. — Несмотря на то, что он занудный баран, этого у него не отнять, он не полный дебил, как все мои предыдущие учителя, которых ты нанимал, но это не главное, — Коул умолк, видимо, размышляя, стоит ли говорить дальше или нет. — Только в его присутствии ты меня слушаешь и, может быть, слышишь.       — Да? Возможно, — согласился Бартл.       Остаток вечера мы провели за телевизором. Заказал в моём любимом пабе и ягнёнка, и свинину, и нежного кролика, и салаты. Пива нам с Бартлом. Когда Коул заикнулся об этом, тут же получил от отца страшный взгляд. Мальчику заказали сок. Но когда Бартл не смотрел в сторону Коула, я давал ему сделать пару глотков.       Мы смотрели глупые риалити-шоу, смеялись над неудачниками-участниками, пародировали их и строили предположения, как будут развиваться отношения участников, одно абсурднее другого.       Совершенно позабылось утро этого дня. Мы не говорили и не вспоминали о моём увольнении, о слезах и криках Коула. Мы предпочли на вечер забыть про это. Не факт, правда, что утром мы об этом не вспомним.       Расходились мы уже поздней ночью. От Бартла поступило предложение устроиться всем вместе на моей кровати.       — Не получится, — сказал Коул. — На кровати Кифа есть место только для меня и Кифа.       — Почему же? — удивился отец мальчика. — Кровать большая, и я готов потесниться.       — Всё равно не получится, — стоял на своём мальчик. — Просто на кровати Кифа может спать только тот, кто из разряда «ненавижу твою уродскую рожу» перешёл в стадию «а ты — неплохой парень». Так что, — Коул сбегал в спальню и принёс оттуда подушку с одеялом, вручил отцу и показал на диван. — Располагайся здесь. Вот этого места ты достоин.       Бартлу ничего не осталось, как подчиниться. Мы разошлись по комнатам и вскоре уснули.       Растормошил ото сна меня мерзкий шум. Я подскочил на кровати. Рядом блаженно посапывал Коул, а где-то в глубине квартиры надрывался, словно оголодавший птенец, мой телефон. Мне хватило несколько секунд, что перебежать из спальни в гостиную. Я так быстро не бегал с года так 2003. Даже когда работал охранником в клубе, мне не приходилось ставить рекорды в скорости. Неудивительно, что оказавшись в гостиной, я уже дышал, как загнанная лошадь. Телефон орал на столике рядом с диваном, на котором я постелил Бартлу.       Отец Коула продолжал спать, несмотря на отвратительный писк под ухом. Вот же повезло людям. Меня мог разбудить любой звук. Даже обыкновенный щелчок автоматической ручки — и я уже на ногах. Что поделать, на войне все заражаются этой болезнью. А дальше как пойдёт: справишься ли или до конца с этим отпечатком промучаешься.       — Алло? — шёпотом спросил я, приникнув к трубке. Для надёжности я закрыл микрофон рукой.       — Приветик, Киф. Ты не спишь?       — А похоже? Джед, по-моему, сейчас не самое время для телефонных звонков.       Как можно тише я устремился к окну. Оказавшись за шторой, мне показалось, что меня уже не слышно.       — Да? Чёрт, точно. Но я бы не звонил в такую рань, если бы это было не срочно. Бартл там с тобой?       — Он спит. Мы легли только под утро. — Я зевнул, оглядывая безлюдную улицу из окна. — Джед, может, ты попозже позвонишь. Как раз все проснутся.       — Нет, — отрезал друг. В его голосе сквозила непоколебимость. — Это очень срочно. Вчера был просто бешеный день: твой приступ, больница, потом Коул и его отец, и я не успел тебе сказать вчера очень важную новость.       Штора рядом со мной заходила волнами. Я обернулся. Прямо за мной стоял Бартл. Его силуэт едва угадывался за прозрачной тюлевой шторой.       Я улыбкой поприветствовал его и показал на телефон.       Лицо Бартла я видел расплывчато, а потому не мог понять, что за эмоции у него на лице. Надеюсь, что он не кипит от злости из-за такого раннего пробуждения.       Отец Коула вдруг поднял руку и прикоснулся к шторе. Его ладонь отчётливо проступила на тюле. Когда я осознал, что к чему, уже сам неосознанно потянулся к ней, и через секунду наши ладони соприкоснулись.       — Помнишь, ты попросил меня прослушать телефонные звонки Меллана?       Бартл наклонился, и сквозь мутную белую гладь проступило лицо мужчины. Сонное и по-утреннему помятое.       На грудь мне положили парочку пятикилограммовых гирь, что аж в глазах защипало. Я тоже подался вперёд, пока не упёрся лбом в лоб Бартла.       — Телефон, который ты мне прислал — подделка. Для отвода глаз. Он пользуется им только для приёма звонков, но сам не звонит. Согласись, странно?       Я согласно выдохнул. Слова Джеда назойливыми мухами крутились около моего уха. Так хотелось взять и выключить телефон.       — И я о том же, — возбуждённо сказал друг. — Тогда получается, что у него есть второй телефон. Но не ты, не Бартл, видимо, не знаете его. Я даже думаю, что о нём ни одна душа не была в курсе. Все эти дни мои знакомые ребята пытались разыскать этот таинственный телефон. Мы взяли под наблюдение все телефонные сигналы в замке. Сравнивали их на протяжении нескольких дней, пытаясь отыскать нашего мистера Мистика. Но мимо. До сегодняшней ночи, Киф. Мы вычислили этот номер.       — Киф, я… — еле слышно произнёс Бартл.       — Киф. — Голос Джеда звенел в телефонной трубке. — Меллан задумал уничтожить Бартла.       — … ты мне нравишься, — закончил отец Коула.       — Что? — не поверил я. Я отнял ладонь и прижал телефон плотнее к уху.       — Это правда, Киф, — произнесли в унисон Бартл и Джед.       Я отодвинул штору. Бартл казался слегка растерянным. Наверное, я выглядел не лучше.       — Подожди, Джед. Тебе лучше рассказать обо всём Бартлу, — сказал я и протянул отцу Коула телефон. Тот принял его с некоторым вопросом в глазах, который тут же улетучился, стоило только Бартлу сказать: «Алло».       Уже через полчаса приехали Финн и Джед. Усталые, но возбуждённые. Они привезли пачку документов и диктофон с записью разговоров Меллана. Не всех. Их оказалось очень много. Звонки конкурирующим фирмам, давним врагам Бартла, юристам, банкам. На диктофоне были записаны последние разговоры с давнишним врагом Бартла в бизнесе, консультация по поводу применения мышьяка с каким-то профессором, по словам Финна, довольно известным в научных кругах, и премилая беседа с работником банка о создании нескольких оффшорных счетов в США.       Пока Бартл изучал документы и делал звонки, Джед и Финн зажали меня с двух сторон, выпросили кофе, когда я заварил кружку отцу Коула, и на ухо рассказали, как обстоят дела на самом деле. Всё было намного хуже, чем я предполагал. По словам друзей выходило, что за Мелланом тянулась довольно длинная нить, соединяющая всех злопыхателей Бартла чуть ли не по всему миру. Финн сказал, что в этом всём замешаны также «пять семей»(16), несколько банд колумбийских наркокартелей, китайские триады и Клеркенуэлский синдикат.       Услышав про всё это, я выпал за границы разумного. В голове не укладывалось: как так? Наркокартели, синдикаты, мафии — как Бартл может спокойно спать? Как он вообще до сих пор засыпает и просыпается?       А Бартл выглядел совершенно спокойным. Будто всего лишь пошёл незапланированный дождь, не больше.       Из-за нашей возни и громких разговоров Бартла, проснулся Коул. Ввалившись с заспанным лицом на кухню, он за минуту успел огрызнуться на Финна, отобрать у меня чашку, выпить половину кофе, вернуть чашку мне в руки, нависнуть над разложенными документами, пролистнуть пару бумажек, с умным лицом окунаясь, в бесконечные печатные строчки с цифрами, вынырнуть оттуда, ещё раз отпить из моей кружки, послать Финна, стянуть со стола диктофон, засунуть его мне в карман и кинуться одеваться.       — Куда ты собрался? — спросил я вдогонку.       — Как куда? — удивился мальчик. — Загонять солнце Меллана вручную.       Бартл утвердительно кивнул и приказал мне тоже собираться.       Финн и Джед проводили нас. На моё предложение, поехать с нами, друзья ответили отказом. Бартл также отрицательно отнёсся к тому, чтобы Финн и Джед ехали с нами. Их могли бы запросто обвинить в промышленном шпионаже и дать приличный срок за все противоправные действия в отношении Меллана. Поэтому мы расстались у дверей моей квартиры: Финн устало побрёл по лестнице вверх, в свою квартиру, Джеда уже ждало такси, чтобы доставить его до дома, я же вместе с семейством О’Нейл сел в самую дорогую иномарку, которую когда-либо видел воочию, и отправился «ловить принца кукурузы за початки».       Бартл уверенно ехал по направлению к тому небоскрёбу, где я увидел как-то секретаря с пузатиком. Оказалось, что это основное здание компании, принадлежащей пузатику, и он прямой конкурент Бартла. Отец Коула на протяжении нескольких лет вёл войну за лидерство на рынке с ним, но сегодня, похоже, эта война войдёт в заключительную стадию.       По дороге Бартл вызвал гарду (17).       Я был готов к тому, что сейчас, войдя в здание, придётся выяснять отношения с охраной и персоналом, о нас станет известно пузатику и Меллану, и им удастся сбежать прежде, чем мы их настигнем. Увы, праздное безделье на пару с телевизором приносит свои плоды. Но, к моему удивлению, беспрепятственно прошли мимо охраны. Бартл без промедления направился к лифту, я и Коул за ним. Двадцать седьмой этаж, помещение, где расположилась прехорошенькая секретарша. Когда мы появились, она вскочила с явным протестом на лице, но Бартл подошёл и вполголоса ей что-то сказал. Девушка изменилась в лице, кивнула и начала быстро собираться.       Бартл бесшумно отворил дверь, ведущую в кабинет пузатика, и мы застыли на пороге. Меллан нас не заметил: он стоял спиной к нам и разговаривал по телефону.       Коул замахал руками, когда Бартл сделал резкое движение, видимо, намереваясь заявить о своём присутствии. Мальчик показал на мой карман и улыбнулся. Я достал диктофон и отдал его Коулу, который тут же ловко нажал пару кнопок.       Включилась запись. Радостным голосом заговорил Меллан из диктофона, заставив настоящего Меллана вздрогнуть и застыть. Диалог за диалогом разыгрывались по заданному сценарию, и нам оставалось лишь ждать.       Когда запись кончилась, Меллан резко развернулся. Его вид кричал, что без боя он не сдатся. Но увидев нас, совсем опешил. Наверное, он ждал кого-нибудь другого, но никак не семейство О’Нейл и преподавателя этикета.       Коул ещё раз запустил запись. И ещё раз. И ещё. Мальчику доставляло огромное удовольствие смотреть, как дёргался секретарь всякий раз, когда звучал его собственный голос.       — Пиф-паф, — Коул сделал выстрелы из рук, — полиция. Меллан, ты задержан, — Коул сделал пару шагов по направлению к ошарашенному секретарю, раскручивая на пальце одолженные наручники. — Ты имеешь право хранить молчание, пока я тебя не заткну на всю жизнь. Всё, что ты скажешь, будет использовано против тебя в суде, которого не будет. Твой адвокат не может присутствовать при допросе, и вообще его не будет. Даже государственного. Ты понимаешь свои права? — Мальчик схватил со стола бумагу и ручку и кинул их под ноги Меллану. — А теперь пиши: «Мама, вышли денег на похороны!»       — Что?!       По округлившимся глазам и рту Меллана, я мог предположить, что он явно не ожидал такого, как, впрочем, и мы с Бартлом. Я уже было думал вступиться за секретаря, ведь все мы совершаем ошибки, но… К чёрту! Я и так простил слишком много его прегрешений. Могу я хоть раз поступить не по совести, а так, как хочу? И сейчас я хотел крови. Поэтому на встречный взгляд Коула, я ответил лёгким кивком.       — Бартл, — обратился к нему секретарь, понимая, что от меня помощи он не дождётся, — сделай что-нибудь!        Бартл посмотрел на меня, потом на сына.       — Да, я сделаю, Меллан. Дам тебе совет. Когда будешь писать письмо, не забудь добавить ещё: «Достопочтенный отец, на ваши деньги я тоже имею большие виды».       Лицо секретаря вытянулось. Вот теперь они его точно добили. Всё-таки Бартл в тандеме с Коулом — гремучая смесь. Ох, мне даже не стыдно признаться себе, как я ждал этой минуты. Даже у самодовольного выражения лица Меллана есть степень износа.       Но секретарь лишь на секунду другую потерял свою обычную маску. И вот его лицо разгладилось, а глаза привычно сузились. Самодовольное выражение на лице Меллан прибил самой злобной из своих ухмылок.       — Каков отец, таков и сынок. Премия «Отец года», Бартл, тебе обеспечена. Прям загляденье, — он обвёл нас ненавидящим взглядом. — Только вот я не намерен любоваться вашими жалкими попытками изобразить семью, тем более я не желаю выслушивать от такого ничтожества, как Коул, тявканье в свой адрес. Ему в цирке нужно выступать вместо дрессированных собачек. Посадить на поводок и ходить по кругу на двух лапках с кубиком сахара на носу, потому что это всё, на что у этого идиота хватит мозгов!       Едва Меллан произнёс последнее слово, как в комнате раздался громкий шлепок.       Ошеломлённый секретарь схватился за щёку и попятился назад. Он не сводил своих расширившихся в ужасе глаз с моей руки, застывшей в повторном замахе. Подержав несколько секунд руку наверху, я опустил её.       — Приношу свои извинения, — сказал я. — Мне очень жаль, Меллан. Не покажите свою рану? — спросил я как можно теплее и сделал шаг к секретарю. Он дрожал и не убирал своей руки с покрасневшей щеки. — Ну же. — Я приложил чуть-чуть силы, чтобы у меня появилась возможность рассмотреть место удара. — Всего лишь покраснело. Я сейчас схожу к автомату с напитками и принесу вам бутылку, чтобы вы приложили к щеке. — Я наклонился ближе к лицу секретаря и вполголоса сказал: — Надеюсь, я слышал гадости про Коула и его отца в последний раз, а не то в противном случае ты не отделаешься так легко. — Мой кулак незаметно, но ощутимо впечатался в солнечное сплетение Меллана. Я подхватил сложившегося пополам молодого человека и ласково погладил его по спине. — Тише-тише, скоро всё пройдёт.       Я усадил сопротивляющегося секретаря на стул. Он так весь и сжался на нём. Любое моё телодвижение зеркально отражалось на Меллане заметной глазу дрожью. Даже обычное дыхание выводило секретаря из равновесия. Куда же подевалось всё его высокомерие?       Я, как и обещал, сходил за бутылкой. Просить Бартла или Коула об одолжении было бесполезно. Они оба застыли в странном оцепенении и только могли, что провожать меня взглядами.       Но это продлилось недолго. В комнату вошли люди в форме.       — Инспектор Коннолли, — представился один из сотрудников гарды. Он обвёл нашу компанию серьёзным взглядом, остановился на отце Коула. — Бартл О’Нейл? — Бартл ответил кивком. Сержант слегка улыбнулся и шагнул навстречу, протягивая руку. — Очень приятно. Ну что? Я пришёл закончить вашу историю.       Конечно, никто не стал приоткрывать завесу тайн, пока мы с Коулом присутствовали в кабинете. И сколько бы мальчик не кричал, что полной картины без нашего участия им не удастся увидеть, нас всё равно сдали на руки шарообразному сержанту Уолшу и выставили вон.       Коул успел серьёзно поругаться с сержантом, пока я ходил за мороженым, поэтому ко всем проблемам ещё пришлось упрашивать, чтобы мальчика не отвезли в участок для дальнейших разбирательств. Хотя я был уверен, что даже не вмешайся я, его бы и пальцем не тронули, но мне отчего-то захотелось погеройствовать. С чего бы это? За славой я не гонюсь, но… Хочу, чтобы Коул ещё раз посмотрел на меня, как на героя. Ведь когда я не сдержался и ударил Меллана, мальчик смотрел на меня именно так. Как на героя.       Да, согласен, мой метод был далёк от геройского поступка. Я поступил как чудовище, никак не герой. Но подставь я другую щёку — было бы верно?       Мы с Коулом отошли в сторону, чтобы не толкаться в гуще людей. Ненароком ещё могли испачкать кого мороженым, но для мальчика это было бы только в радость. Он до сих был возмущён тем, что нас выставили.       — Чё мой папик может им рассказать о Меллане? Как чпокался в задницу? Не понимаю. Он совсем не в курсе, какой Меллан на самом деле. Это я, я хорошо знаю, кто он! Почему я тогда здесь, а не там? — злился Коул, поглядывая на столпившихся около входа полицейских и журналистов.       — Ну, Коул, там всё-таки говорят не про то, каким Меллан был засранцем с тобой или с другими жителями замка, там выясняют о махинациях секретаря Бартла.       — И в чём разница? Это они вслух про документы всякие болтают, про подставу моего папашки, а про себя все думают: «Вот срань Иисуса. Нет, ну ты слышал? Какой урод! Натуральный немец. Несомненно, он мог бы стать заведующим газовой камеры в гитлеровском концлагере. Вы только посмотрите на него: сжался в кресле и давит слезу наружу — какой подонок. Кто-нибудь, скажите о нём всю правду, чего вы ждёте? У этого гуся же всё на лице написано!» И вот тут бы появился я и рассказал всю правду. А меня выгнали.       — Я думаю, что у тебя ещё будет шанс, — подбодрил я Коула. — Сегодня им нужно разобраться с документами, чтобы твой отец поправил своё положение и вернул себе имя, а уже завтра или послезавтра тебя пригласят для дачи показаний. Расскажешь про Меллана всё.       — Да-да, всё расскажу, — подхватил мальчик. — Довыёбывался секретаришка. Не тому человеку поднасрать решил. Со мной поедешь, — бросил Коул, но от меня не укрылась его улыбка. Меня так и распёрло от гордости. — Ты ему сегодня раз и навсегда показал, что с нами опасно связываться. По щеке лупануть мог бы и посильнее, но удар кулаком — выше всяких похвал. Ты должен меня научить так же бить. Научишь? — Коул посмотрел на меня. В его взгляде читалась мольба. Я пожал плечами. Честно, учить Коула драться, не входило в мои планы. Не нужно иметь бьющее фонтаном воображение, чтобы представить, какое применение найдёт мальчик кулакам. Мальчик тут же подтвердил мою догадку: — Любишь выёбываться, люби и в лес в разных пакетах уезжать, недоделанный принц кукурузы.       Объедая мороженное, Коул смаковал подробности наших будущих тренировок. В глазах мальчика я уже был не каким-то захудалым старикашкой, а настоящим Брюсом Ли и Джеки Чаном в одном флаконе. Воспитывался я не иначе как Шаолиньскими монахами, а с Лю Кенгом (18) — мы кровные братья. Того гляди я сейчас подпрыгну в воздух и «летающим ударом дракона»(19) уложу подплывающего к нам сержанта Уолша.       Полицейский не выглядел особо счастливым. Вместо того чтобы участвовать в расследовании всех хитросплетений Меллана, сержанту приходилось торчать здесь вместе с нами. Он не отходил от нас, пока из дверей здания двое полицейских не вывели Меллана. За ними вышел Бартл и инспектор Коннолли. Их тут же обступила толпа журналистов.       Коул стиснул зубы, провожая полным ненависти взглядом Меллана, пока тот не сел в машину гарды.       — А кому можно заплатить, чтобы его в тюрьме отравили цианидом? — как бы между прочим спросил у студенистого полицейского Коул.       Тот издал в ответ рождественское «хо-хо-хо» и потрепал мальчика за щёку:       — Хорошая шутка, сынок. Но никто травить его цианидом не будет. Его ждёт справедливый суд.       — Единственный справедливый суд в этом мире — сто сорок миллиграмм цианистого калия перорально, — пробурчал Коул вслед гарду, который переваливаясь с ноги на ногу, направился к служебному автомобилю. Я сочувственно улыбнулся мальчику. — Вот только не надо так улыбаться, старикан. Без твоих улыбок тошно. Какой толк от этого суда? Можно сказать, выбил себе билет в хорошую жизнь: будет жить на мои денежки, так ещё и пунктом заднего приёма в своё удовольствие работать? Я за самосуд. Пусть эта жиробасина, упакованная в костюм полицая, даст мне пистолет, и я прикончу Меллана прямо на капоте одной из этих жёлто-синих машин.       — Мне кажется, что Меллану будет гораздо хуже, если ты не будешь травить его цианистым калием или устраивать ему кровавый четверг. Каждый поступок в нашей жизни — это бумеранг. Добро вознаграждается добром, а зло — злом. Все эти бумеранги неизменно возвращаются к нам: добрые в руки, а злые прямо в лоб, и мы должны делать выводы. Только не все эти выводы хотят делать, куда проще нагнуться и запустить бумеранг в воздух снова. Может, в этот раз повезёт?       Коул с сомнением посмотрел на меня:       — Типа жизнь накажет что ли?       Я пожал плечами.       — Вот вы, взрослые, любите выражаться какими-то чересчур заумными словами, с закосами под сфинксов, а на деле, вы же сами ни черта в этом не рубите. Зачем мне впаривать про какие-то бумеранги? Вон, папашка, вместо того, чтобы взять пистолет и застрелить Меллана-ублюдка, пытается договориться с полицией о чём-то, разводит заступнические костры. А сколько этот секретаришка ему говна сделал, м? Где твой бумеранг правосудия? Чего-то не спешит лететь и впечатываться в лоб этому ничтожеству.       — Но, пойми, Коул, твой отец и Меллан когда-то любили друг друга. Нельзя же взять и махом перечеркнуть несколько лет, что они провели вместе. Может, Бартл чувствует себя обязанным по отношению к Меллану?       — Обязанным? Это после мышьяка и всех тёмных делишек с бизнесом обязанным быть? — сказал Коул и посмотрел на меня каким-то странным взглядом. — Как у вас, у взрослых, всё сложно. Существует плохо, существует хорошо, зачем вы ещё чё-то выдумываете? От этого жизнь сложнее не становится, не?       Стоило мне тяжело вздохнуть, как Коул протестующее замахал руками:       — О нет, не хочу слушать про то, что я всё пойму, когда подрасту. Глядя на всю хрень, что творится у вас, желание расти отпадает на полшестого, если честно. Чего они так долго?       Толпа журналистов поредела. Бартл говорил мало, на все вопросы отвечал сержант Коннолли. Так-то оно верно, но журналистам нужно было мнение пострадавшего. Они старались выпытать хоть предложение, хоть одно слово о том, как Бартл относится ко всей этой ситуации с Мелланом, но отец Коула был неумолим. На каждый выпад журналистов он отвечал усмешкой и лёгким кивком указывал на сержанта, который тут же начинал говорить. Вообще хозяину Адар Манор было скучно, и он уже раз десять посмотрел в нашу сторону.       И вот всё закончилось. Толпа благополучно рассосалась, оставив сержанта и отца Коула одних. Они перекинулись парой реплик, и Бартл помахал рукой, подзывая нас к себе.       — Ура, не прошло и года, — сказал Коул, спрыгивая с перил. — Я думал, они там языки до кровавых мозолей тереть будут. Эй! Киф, что случилось?       Я схватился за сердце и начал заваливаться в бок. Боль опять настигла меня в неподходящий момент.       — Подожди немножко, Коул. — Я выдавил из себя жалкую улыбку, пытаясь успокоить растревоженного мальчика. Но я не смог его обмануть. Коул завертел головой, пытаясь найти кого-нибудь, чтобы попросить о помощи.       Я выцепил из размытого полотна улицы силуэт Бартла. В силу мне неведомых обстоятельств черты отца Коула я видел так же отчётливо, как и осознавал, что в этот раз никакое чудо, никакая доктор Стивенс мне не помогут. Всё это осталось позади. Я не посчитал важным прислушаться ни к советам других, ни к своему телу, продолжая бездумно бежать вперёд, как Бастер Банни (20), не сбавляя своей скорости, а всё потому, что очень понадеялся на себя. На свою бессмертность. Я истратил два своих сердечка, и запасы жизни равны зироу. Я бежал вперёд, когда нужно было сбавить скорость, а лучше — остановиться.       Бартл как раз скривил свои губы, отвечая лёгкой усмешкой на слова полицейского, тряхнул волосами, чтобы убрать со лба отросшую чёлку. У меня возникло желание коснуться его волос, ведь я этого не сделал до сих пор. Я бы хотел намотать прядь на палец, тем самым сделав Бартла чуть ближе к себе, и самому стать ближе к нему.       Мужчина ещё раз повёл головой и глянул нетерпеливо в нашу сторону.       Я хотел услышать его дыхание, хотел увидеть, как дни и ночи крошатся под его ресницы, хотел подержать его лицо в ладонях. Я хотел… поцеловать его.       Глаза Бартла недоверчиво сузились.       Ну конечно, он не поверил тому, что увидел: маленький мальчик из последних сил пытается удержать на ногах своего никчёмного преподавателя этикета. Я бы тоже не поверил. Но я хотел бы поверить в то, что боль всё-таки отступит, я выпрямлюсь, поправлю пиджак и, разведя руки в сторону, скажу: «Купились?»       — Чего это у тебя за шуточки, старикан? — пропыхтел Коул, неуклюже подтягивая моё непослушное тело себе на грудь. — Не смешные, знаешь ли. Давай, вставай. Хватит использовать меня в своих грязных играх, старикашка-извращенец.       Коул не терял самообладания и пытался шутить. За это, наверное, я его уважаю больше всего. И даже тот факт, что его голос дрожал, выдавая волнение и страх, нисколечко не мешали мальчику раздавать команды.       — Ну же, старикан! Прекрати это, правда, — Коул притопнул ногой. — Ха-ха. Я посмеялся, а теперь твоя очередь — вставай.       Бартл в упор смотрел на меня. Лицо его вытянулось. Только, догадайся вот, отчего: то ли от удивления, то ли от злости.       Я сморщил лицо, выдавив улыбку. На дурацкий вопрос: «Почему я?» — космос, не задумываясь, ответил: «А почему нет?».       Наши с Бартлом взгляды неминуемо встретились. По его окаменевшему лицу я прекрасно понял, что он ни капли не верит моим тщетным попыткам. Казалось, он видел меня насквозь. Из последних сил я потянул уголки губ кверху. Пусть видит, что всё в порядке. Всё хорошо.       По щеке пробежала слеза. Я испуганно замер, сморгнул, надеясь, что из-за боли мне начало мерещиться всякое, и ещё одна слеза скатилась прямо на мои насильно изогнутые в улыбке губы.       Я продолжал растерянно смотреть на Бартла, а по моему лицу катились слёзы. Рука мужчины опустилась на плечо полицейского, отодвигая того с пути.       — Старикан! — Охваченный страхом голос Коула, а потом и его перепуганное лицо нависли надо мной. — Ты плачешь? Реально? Что я несу, конечно же реально… Старикан, скажи, скажи, где больно?       Я издал слабый смешок, чем привёл Коула в настоящую истерику.       — Сейчас нам твой папка наваляет, — выдавил я. Лицо мальчика скривилось. Коул начал беззвучно открывать и закрывать рот, беспомощно оглядываясь по сторонам. Я силился улыбнуться, пытаясь сообразить, на кого он делает пародию. Но когда увидел в его глазах слёзы, понял, что не в пародии тут дело — это я ничего не слышал.       Я с трудом поднял руку. Из-за боли я перестал ощущать своё тело. Я уже не чувствовал себя самого в этом теле.       — Не волнуйся, Коул, — сказал я, опустив руку на голову мальчика. Он замер, наверное, думал, можно ли меня ударить. Да, Коул же не любит, когда треплют его волосы. Моя рука ослабла и начала сползать с головы мальчика. Но Коул не дал ей сорваться с головы, он перехватил мою руку и прижал к своей щеке. Я нашёл в себе ещё немножко сил, чтобы погладить её, мокрую от слёз. — Это всё стариковские замашки. Мы же не молодеем. Вот и я. Сейчас мне станет лучше, стоит только закрыть глаза и…