Уроки этикета в Адар Манор

      Пи-ли-пи.       — Абонент временно недоступен, попробуйте перезвонить позднее.       Пи-ли-пи. Бип-бип-бип-бип.       Сброс.       Пи-ли-пи.       — Абонент временно недоступен, попробуйте перезвонить позднее.       Пи-ли-пи. Бип-бип-бип-бип.       Снова сброс.       Пи-ли-пи.       — Абонент временно недоступен, попробуйте перезвонить позднее.       Пи-ли-пи. Бип-бип-бип-бип.       Сброс? Сброс, бинго!       — Харе, а? Или громкую связь выруби, а то надоело: «Абонент временно недоступен, попробуйте перезвонить позднее», — сказал я самым мерзким голосом, который мог изобразить. Он не обратил внимание. — Блин, ну ты же слышишь, что его телефон недоступен. Ставлю плойку (1) на то, что Киф опять забыл зарядить телефон.       Палец отца замер в воздухе, но спустя всего лишь какую-то жалкую секунду женский голос оповестил всех о том, что мой никчёмный отец — дурак, и явно ещё деградировать продолжает.       Я вздохнул как можно глубже и протяжнее, ну так, чтобы было понятно, что я думаю о своём придурошном отце, но тот будто ничего и не услышал. Я уныло ещё раз десять прослушал, как незнакомый женский голос отваживает полудурка-папашу, не давая ему связаться с Кифом, а потом отвернулся к окну. Потёр грудь в районе сердце, потому что там что-то кольнуло.       За тонированным окном было всё также: серо и тоскливо. Поля, леса, дома, поля, река, ещё пару домов, поля.       Вот бы скорее в замок вернуться. На лошадях сегодня не пойдём кататься, обойдутся. Хоть папашка там Наполеоновских планов и понастроил, но как-нибудь перебьётся. Уломаю Кифа поиграть со мной в Мортал Комбат. Запрёмся в моей комнате, никого впускать не будем. И отвечать не будем тоже. У меня в шкафу где-то припрятаны две пачки чипсов. Похрумкаем.       В этот раз я хер ему дам играть за Кун Лао (2), нечего делать. Ему хватило пары минут в прошлый раз, чтобы научиться делать бросок шляпы и вихревое вращение! И это человек, который впервые сел за консоль. Не знаю, что и думать. Может, этому в армии учат у них? Разбуди такого солдата ночью, то он без запинки на словах разберёт и соберёт автомат любой модели, так и все спецприёмы и добивания наизусть из Мортал Комбат расскажет вдобавок. Так получается что ли? Киф, старикан стремачный, не сознаётся в чём секрет! Но я чувствую, подвох есть. Даже не подвох, а целое подвохище! Ну, старикан, ты просто ещё не понял, с кем связался.       Саб-Зиро Кифу тоже не видать, как своего затылка. Этот перекаченный ледяной принц — мего-супер-смертоносное оружие. Даже представлять не хочу, как Киф, играя за Саба, надирает задницу моим персам. Ни одного из кибер-ниндзь он тоже не получит, много чести.       И вообще, не будет Киф играть в Мортал Комбат. Посмотрим телик, поболтаем. Подумаем, куда поедем отдыхать на рождественских каникулах. Без папашки само собой. Не больно хочется мне за собой таскать его грустный улыбальник. К тому же он будет отвлекать старикана. Он и так от него не отлипает ни на шаг, хотя старикан мой учитель, а никак не его. Не понимаю этого стиля: нанял мне, а время всё проводит с ним он. Если ему тоже нужен учитель по этикету, пожалуйста, пусть себе своего заводит. Я не против. Только пусть от старикана отлипнет.       В последнюю неделю все как с ума сошли: Кифа одного не оставляли ни на секунду. Старикан не так болен, чтобы носиться с ним, он ведь сам повторял это не единожды. Чё непонятного, а? Не болен он. Ничего у него не болит: ни ручка, ни ножка, ни шейка, ни головка, ни сердечко. А если заболит, скажет. Он, блин, на то и старикан, чтобы говорить бо-бо, когда ему правда бо-бо.       «Не доставай его, Коул», «Не трогай по пустякам Кифа, Коул», «Иди сам поиграй в свои игрушки, Коул», «Кифу вредно сидеть рядом с компьютером, Коул». Это с вами ему вредно сидеть, лежать и находиться, мерзопакостные людишки. Прям злость кроет меня. Всем досталось по Кифу, одному мне — хрен на палочке.       Думал, хоть сегодня дадут подышать свободно! Даже к Кифу решил не лезть. Ну опять, опять они все недовольны! Особенно мой на голову больной папашка. Я вообще не понимаю, что он хочет. Интересно, а он сам в курсе?       С утреца я получил знатных пиздюлей от папашки. Ну кто же знал, что для него так важно было отвезти посмотреть меня на моего мёртвого дедульку, которого до этого я не видел и как-то особым желанием и не пылал. Ну дедулька, ну в гробу, ну желтовато-бледный, как воск, ну пахнет, как дохлая крыса — что за достояние республики, не пойму? Зачем нужно было так кричать?       Я с самого начала сказал, что никуда не поеду. Останусь с Кифом — ноу проблемс. Нам скучно бы не было, отвечаю. Не то что на этой недоцеремонии с двумя облезлыми старикашками, мной и злым папашкой. Ах да, ещё священник был. Он вообще какой-то странный. Всю церемонию с глупой улыбкой простоял. Кайф что ли получал от всего увиденного? Бр-р-р, изврат.       Мне даже не дали свечки позадувать нормально. Успел только пару столов с подсвечниками задуть, как на меня налетел какой-то жирдяй в платье. «Грех! Грех!» — орал всё. Причём так громко орал, что мой доморощенный папаня услышал. Ну и конечно всыпал по первое число, за ним не заржавеет. А то что детей бить нельзя — не в счёт, я так понимаю? Жирдяй в платье чё-то не пытался орать про грехи, когда папулька пару раз мне уши чуть не оторвал, а только головой кивал. Детоубийцы, блин, а не священники.       А потом… Меня обнял один из дедушкиных знакомых, когда увидел слёзы на моём лице. Нет, я собирался объяснить ему, что это не от обиды на моего уродского папашку, и не от того, что уши мои горели посильнее, чем костры, на которых жгли ведьм в Салеме, а просто… Аллергия это. На свечи. Да, на свечи. Увидел мои слёзы и сам прослезился. Полез обниматься. А у него мокрая подмышечка. Если бы рядом не стоял надзиратель и мой отец в одном лице, то горел бы этот старик со своей подмышечкой и треклятой церковью очистительным огнём. А так в огне был я. Сука! Мокренькая, потненькая подмышечка, и прямо мне в лицо. Была бы моя воля и не держал отец меня своими граблями за плечо, я бежал бы уже в душ. Я готов был окунуться с головой в корыто, что стояло у церковной мини-фермы. В реку прыгнуть прям в этом сраном смокинге. Ибо я слишком мал для такого «интима».       Ну мечты о душе мне было мало, поэтому… Если Бог есть, то, приятель, я не хотел у тебя дома разбрасываться потненькими старичками. Толкнул его немножко, ну прям чуть-чуть. Не знаю, как он смог отлететь на такое расстояние. И точно уже ума не приложу, как этот старик мог врезаться спиной в стол с горящими свечами и всё это столкнуть на пол. Просто волшебство какое-то, не иначе.       Меня вышвырнули из церкви, не дав досмотреть мессу до конца. Приказали ждать на лестнице. Ну на лестнице, так на лестнице… Чё уточнялось что ли на какой лестнице я буду ждать? Нет. Поэтому я махнул к замку, про который нам успели напеть эти два друга-старичка, пока мы ехали отпевать дедульку-хренульку. Благо не так далеко этот замок и был. По-моему, и мили не набралось.       Этот замок ещё и на острове оказался — вообще круть! Но сам замок оказался не торт: намного меньше нашего. Я думал, что он будет супер-пупер-мегакрутым, по крайней мере, эти два тупорыла старых рекламировали его похлеще, чем Галибер 16с (3), не хватало только баб сексуальных в купальниках и официантов с шампанским — один из плюсов закрытых мероприятий, конечно, помимо концепт-кара (4) бугатти. Но Киф опять не дал мне свистнуть ни одного фужера. Значит, как лапать баб сисястых, то Киф где-то в сторонке о характеристиках машины с умным видом расспрашивает, а как совершенно беспалевно утащить один запотевший фужер и быстренько выпить его, старикан уже рядом и тактично извиняется перед опешившим официантом, берёт меня за руку — я тебе чё мелюзга бестолковая?! — и ведёт к машине. Хорошо, что не в сторону читать нотации. Но нужно отдать должное Кифу, сам он тоже ни-ни. Воздержание что ли практикует?       Мост, который соединяет остров с замком с большой землёй — знатная вещь. Я бы тоже хотел жить на острове. Выставил бы дозорных, хрен бы до меня кто из взрослых добрался. Пил бы, курил, дискотеки устраивал. Играл бы ночи напролёт. Эх, вот это была бы жизнь. Да…       Но только не в этом замке, неа. Однозначно, неа. Серое, облезлое здание. Не романтики, не величия — сарай, а не замок. У нас даже конюшня приличнее выглядит, чем этот замок.       Пока переходил мост, для остроты ощущений пару раз перевесился через каменную ограду. Нервишки себе пощекотал, что и говорить. Но тут не так высоко, чтоб прям бояться. Но один раз я действительно чуть не соскользнул: успел схватиться руками. Не сделай бы я этого — пузом проехался по камням, и добро пожаловать на дно, кормить рыб. Приедем домой, обязательно расскажу об этом Кифу. Наверное, даже приукрашу. Скажу, что свалился в воду. Но выплыл. Там ведь не очень глубоко? Да? Наверное, глубоко. Может тогда лучше не говорить, что я свалился, ведь так-то это и неправда. А что если я сам кого-то спас? Вот! Уже другой разговор. Девушка упала. Красивая девушка, нужно отметить. Вот как я решила перевеситься через каменную ограду, не рассчитала наклон и упала. А я кинулся её спасать. Спас. Сказал ей, что она дура, ведь так рисковать нельзя. Стоп. То есть получается, что я и сам дурак? Блин, а ведь такая классная история могла бы приключиться. Ну хоть что-то интересное было бы в этих безжизненных краях.       А не такие-то эти края и безжизненные. Замок оказался закрыт. Но не просто закрыт, и можно позаниматься вандализмом, а закрыт, и «куда это ты полез мальчик?». Охранник оказался облезлым старикашкой, наподобие друзей дедули. Они здесь, в Шотландии, все сразу старыми рождаются и умирают, не понимаю? Я не видел ещё ни одного пацана своего возраста. Даже взрослых обыкновенных. Священники вообще не в счёт — они не люди.       Охранник ещё и любопытным оказался. Шмыгая через слово, начал спрашивать, откуда я, зачем я, кто я, где мои родители. Пришлось охраннику сообщить, что мы не в таких интимных отношениях, чтобы делиться столь личной информацией. Этим я почему-то рассмешил старичка и, вместо того чтобы прогнать меня, он предложил мне замок показать.       По словам плешивого охранника, тут до сих пор живут владельцы замка. Правда, не сейчас. Шесть комнат, которые они отвели для себя, в их распоряжении с весны и до поздней осени. Остальные комнаты — свободны для обозрения туристов. То бишь меня.       Тут действительно есть что посмотреть. Внутри замка а-ля средневековье: туча оружия, щитов, картин и флагов. Викинги-и-и-и!!!       Пока старичок возился с замком в одну из комнат, я решил попробовать подержать меч. А потом увидел рыцаря, что обратил своё оружие против меня. Не на того напал, мудозвон! Викинги-и-и!!!       Ну короче… Меч оказался очень тяжёлым. Я его поднял и тут же уронил. И тут же получил подзатыльника от охранника. А ещё он посмотрел на меня грустно-грустно, чем напомнил мне взгляд Кифа. Хочу домой.       Больше я ничего не трогал, а просто смотрел. За что был вознаграждён страшилкой. В замке, по словам старика, есть привидение погибшего испанского солдата. Он бродит по замку с головой в руках. А ещё поговаривают о Леди Мери, которая появляется очень редко. До сих пор никто так и не знает кто она такая.       Я спросил у старика, видел ли он хоть одно привидение, тот покачал головой и сказал, что в сказки не верит. Эти призраки для того, чтобы тупых непослушных детей пугать, не иначе.       Но на самом деле ничего скучнее, чем экскурсия по замку в сопровождении шмыгающего старика, и представить нельзя. Из него всю экскурсию ещё что-то сыпалось. Надеюсь, что это был не песок.       Когда я вышел из замка, то увидел на мосту отца. Ну конечно. Кто бы мог сомневаться. Телефон нужно было скинуть — забыл, что этот многослойный пирог из прослушки и gps в два счёта покажет, где я нахожусь.       Предвкушая знатную головомойку, я неспешно потопал к папашке. Тот меня не видел, потому что смотрел вниз. Перегнувшись через каменную ограду. Ну прям как я некоторое время назад.       Когда я подошёл к отцу, тот не шелохнулся, продолжая смотреть вниз, а потом вдруг сказал:       — Если я расскажу Кифу, что ты перевалился за ограду и упал в воду, а я тебя спас, то подтвердишь мои слова?       — Нет. Я чё дурак? — тут же ответил я. А потом вдруг понял, что недавно тоже думал об этом. Ну сначала свалился, выплыл. Ещё девушку непонятную приплёл сюда. Откуда бы она здесь появилась? Быстрее там, внизу, трупом всплыла, чем здесь, со мной на мосту.       Папашка напряжённо смотрел вниз, и я понял, что это не из-за моего отказа. Просто кто-то хочет поскорее вернуться домой. Впрочем, как и я. Надоело в этой Шотландии.       Я перегнулся через ограду и тоже посмотрел вниз.       — Киф бы всё равно не поверил. Он не дурак.       — Да, не дурак, — согласился папашка.       — Он будет волноваться, — заметил я. — Ну, если мы эти сказки начнём рассказывать. А ему нельзя.       Отец тут же выпрямился и отошёл от ограды. Ещё и меня за шкирку оттащил.       — Хватит дурачиться. Опасно же так перегибаться.       Я возмущённо захлопал ртом. Нет, только посмотрите на этого говнюка! Он же несколько секунд назад сам живот о камни натирал, а мне — хватит дурачиться?!       Только я придумал несколько обидных выражений, как папаня развернулся и через плечо мне бросил:       — Пошли уже…       И чё-то разом мне расхотелось говорить что-то обидное. Я почувствовал какую-то усталость. На сердце заскреблись кошки, желание попасть домой прочно засело в моих кишках.       Перед тем, как уйти, я оглянулся, чтобы последний раз посмотреть на замок, и увидел на той стороне моста двух людей. По-моему, мужчину и женщину. Из-за туч вдруг прорезалось солнце, и их было трудно разглядеть. Мужик что-то в руках держал. Круглое. Женщина подняла руку и помахала мне. Потом к ней присоединился мужчина. Я тоже махнул пару раз и отвернулся. Странно. Наверное, хозяева приехали. Хорошо, что мы уже уходим, не хочу, чтобы папашка мне ещё и за меч всыпал.       Везёт им, они уже дома.       Я уже бежал за отцом, как вдруг в моей голове всплыла история о приведениях этого замка. Я резко остановился. По спине пробежал холодок, но я всё-таки нашёл в себе силы посмотреть назад. И… Увидеть пустой мост. Солнце уже не светило, и никто не махал мне вслед. Наверное, показалось.       Папашка ушёл в себя и начал морозиться. Отказал друзьям дедульки в совместном обеде. Почти послал их, когда те стали его уговаривать. Но стариков это не остановило, они даже начали ссылаться на мои недавние слёзы, мол, я так устал, поэтому и плачу. Эй! А вот это вообще нечестно! Во-первых, я не плакал, это всё аллергия. Во-вторых, вы не охренели?!       Старички будто впали в забытье и начали отчитывать моего папашку за годы игнора. За то что не навещал отца, за то что забыл про него, не привозил внука, что не помогал ему. Будь я на месте моего никудышного отца, я бы задал этим руинам веков глобальный армогидец, что вместо них бы осталось пара камешков, как от храма Афродиты на Кипре. Я ведь мог бы и сбегать обратно в замок за мечом и показать им — викинги-и!!! Но мой папашка тупо молчал и слушал все их претензии. А ведь ему ничего не стоило размахнуться и ушатать обоих с одного удара. Вот неразумный телок, а ещё какие-то дела ведёт в криминальном бизнесе. Единственное, что он может вести с таким отношением игрушечный камаз с куклами в кузове.       Друзья дедульки продолжали наседать. Я тоже разозлился не на шутку. Что это за концерты? Старые пердуны не дают нам улететь домой. Как вообще это возможно терпеть? Папашка-открывашка, либо ты соберёшься с мыслями, либо нам придётся согласиться на утомительный ужин в каком-нибудь старпёрском заведении со свечами и хлебом в специальной корзинке.       М-да.       Мы сели в машину и поехали в любимый ресторан моего деда и двух его педиковатых друзей.       Я уставился на папашку, хотя это было очень сложно сделать: в машине было не развернуться. Но я умудрился и даже заглянул в глаза отца, как он вообще собирается пояснять эту ситуацию, позвольте узнать? У нас была строгая договоренность, что мы не задержимся здесь. А что получается в итоге? Мы едем в какой-то захудалый общепит, где, видите ли, любил бывать мой ненаглядный дед, которого я при жизни и не видел ни разу.       Папашка не удостоил меня ответного взгляда, ну конечно, кто я, чтобы на меня смотреть. Как бы хочется сказать: «Алё, ты не про чё не забыл? А как же Киф? Ты ему позвонил? Предупредил? Ты вообще не волнуешься или как?» Я с большим удовольствием испепелил своего ненаглядного отца раза три, а то и четыре, а потом отвернулся к окну, потому что на этого овоща смотреть было скучно. В принципе, как и в окно. Вокруг пустошь, прям будто апокалипсис прокатился. Ненавижу это серую безысходность за окном. Напоминает моё настроение, когда Киф был в больнице. Такое же серое, безжизненное и вообще…       Ну кто меня просил, спрашивается?! Зачем вспомнил, а?       Я запыхтел, стараясь отогнать от себя грустные воспоминания. Не получилось, они полезли изо всех щелей. Развернулся и вдарил по отцовской ноге кулаком. Папашка опусти на меня свой королевский взгляд, а я показал ему язык и отвернулся. Ну блин. Легче опять же не стало. Ну что это такое. Папанька же получил по заслугам.       Повернулся, чтобы ещё раз звездануть его по ноге, но папаня перехватил мою руку.       — Ещё раз так сделаешь, выпину из машины, — процедил он сквозь зубы, отбрасывая от себя мою руку.       — Что-то случилось, Бартл? — проскрипел свой вставной челюстью один из дружков дедка. Глубокая старость ещё не сыграла на его костях и суставах последнего аккорда, поэтому этот старик ещё мог крутить своим телом в стороны. По-собачьи влажные глаза уставились сначала на моего отца, а потом и на меня. — Как же Коул всё-таки похож на покойного Двэйна, скажи же, Бернард?       — О да, — прокряхтел Бернард, поглядывая в зеркало заднего вида. Он показал нам свои жёлтые зубы, выражая тем самым невероятную радость от того, что я похож на покойника-деда. Если бы знал, что мне придётся в жизни своей любоваться стариковским неправильным прикусом, то убил бы себя ещё в утробе матери.       Папашка не выразил особой радости, что у нас дедом нашлись какие-то общие черты. Он продолжил сидеть с совершенно отчуждённым лицом и прямой спиной. Прям видно, что каждая часть его тела напряжена до предела. Микроскоп даже не нужен. Просто на слова мне можно проверить. Готов поспорить, стоит мне его коснуться, как он взорвётся и разнесёт эту машину. Ради такого зрелища я бы его тронул.       А это ведь хорошо, что папусик молчит насчёт нашего поразительного сходства с моим сдохнувшем дедом. Так если пораскинуть мозгами, то за всё время моей сознательной жизни, они не особо контачили. Нет, про наличие у меня деда я знал. Ну да. Были там какие-то попытки выйти со мной на связь с помощь чеков на определённую сумму денег. Но его сигналы для меня пятилетнего были невероятной загадкой, как круги на полях. Кто в здравом уме додумается посылать ребёнку бумажки с цифрами? Алё! Мне было пять. В этом возрасте воспринимаются только два сигнала: игрушки и конфеты. Тупорылые взрослые.       Папаня, давай уже позвоним Кифу и пожалуемся на этих гадких стариков. Они нас не отпустят. Мы состаримся здесь. И умрём. Только я хочу, чтобы меня похоронили не рядом с дедом. И уж точно не рядом с тобой.       До рестика мы ехали целый час. Это большая цена за ресторан, поэтому я ожидал чего-то грандиозного и внезапного. Как если бы я постучал по арбузу, а из него постучали в ответ. Но… Разве я это хотел увидеть?       Ресторан, как я и предполагал, соответствовал духу наших знакомых развалин. Дешёвое богатство или богатая бедность — хер их разберёшь. Серое уныло здание, клумбы без цветов и «добро пожаловать» на потрескавшейся табличке — что может быть лучше, после часовой тихоходной экскурсии по пустыне льдов и облезлых деревьев? Вообще не понимаю, зачем строить вот такие вот рестораны, которые не достойны богатых посетителей и не айда как подходят беднякам. Кто в них ест? И что? Сомневаюсь, что тут подают стейки из мраморной говядины или устриц. Надеюсь, мы хоть вилками будем есть, а не на зубочистки нанизывать пищу. Но было бы прикольно, если бы там ещё не было отопления и нам бы пришлось добывать огонь самостоятельно. Я был бы не прочь спалить этот клоповник.       По лицу отца я понял, что он тоже не собирается биться в экстазе от этого места. Он засунул правую руку в карман, где всегда держал телефон, да так там её и оставил. Как бы я не особо переживаю за то, что это за место и не продадут ли нас сейчас в рабство: папины головорезы всегда на чеку и контролят ситуацию. Хоть они и редкостные кретины и тупые, как деревяшки, но силы им не занимать. Поэтому…       М-да. Клоповник оказался не таким уж и маленьким. Да и вилки, по-моему, у них тоже есть. А ещё разодетые в жилетки официанты с зализанными волосами. Столы и стулья — это ясно, как день. Непонятно, что тут делают люди в такое время суток, но точно не костры жгут.       Мы расселись, нам тут же вручили многотомное меню. Я не успел как следует изучить страничку с алкоголем, как меню из моих рук выдрал отец и отдал его учтивому официанту, который стоял возле нашего столика и зубоскалил. Бр-р-р.       — Тебе в ужастиках сниматься, — сказал я ему и заскалился в ответ. Тот стушевался и скрылся в полутьме ресторана. Дедки засмеялись, будто я сморозил какую-то дико смешную шутку. Папаня не удостоил меня и взглядом, продолжая штудировать меню.       — Ох, Бартл, Коул пошёл по стопам Двейна, он тоже любил пошутить, старый прохвост, — проскрипел свой вставной челюстью один из дедков. — Бывало, когда мы придём сюда, он начинал делать заказ на немецком языке. — Дедки переглянулись и засмеялись. Я зевнул в предвкушении дико смешной истории. — Помнишь, Бернард, их удивлённые лица, когда Двейн начинал своё любимое: «Sagen Sie bitte…»(5). — «Ха-ха» и «хи-хи». Дедки прямо удовольствие получают от этой истории. Неужели в старости у меня тоже будет такое говнёное чувство юмора? — А ещё у него была специальная шутка. Когда к нам подходил официант узнать наш заказ, Двейн всегда спрашивал у них: чай или кофе? Обычно же официанты задают этот вопрос, а тут сам клиент — уже смешно, не правда ли? — Оба старика уставились на меня. Мне стало не по себе. Не люблю, когда от меня чего-то ждут. Я опустил взгляд в свою тарелку и в который раз пожалел, что не остался в замке. Киф бы точно знал, как себя повести и что ответить. — Двейн, — продолжил свою историю старикашка, — всегда дожидался ответа официанта. В зависимости от того, что скажет официант, чай или кофе, Двейн всегда отвечал: «А вот и не угадали…» и называл противоположный ответу напиток. — Старички залились кашляющим смехом. Я с опаской глядел в их раскрытые рты, где подскакивали челюсти.       — Сколько не смотрю на твоего сына, — отсмеявшись, вдруг заговорил морщинистый баклажан с именем Бернард, потянувшись ко мне, чтобы потрепать по голове, я тут же в руки взял нож, что лежал рядом с тарелкой и начал разглядывать его, поглаживая лезвие, — сердце замирает, я будто разговариваю и вижу перед собой Д…       — Я готов сделать заказ, — резко оборвал дедка папулька. За столом стало очень тихо и неуютно. Бернард от возмущения захлопал ртом, как рыбка, и повернулся за помощью к своему старому другу. Официант шустро подскочил, готовый записать все пожелания моего отца. — Лазанью, пирожное с ванильным мороженым, и шато «Лафит-Ротшильд» восемьдесят второго года. — Меню папулька вернул официанту.       — Это весь заказ или ваши спутники, — официант, всё также давя лыбу на лице, оглядел возмущённых стариков и меня с ножом в руке, — желают ещё что-нибудь?       — Мы бы не отказались от вашей замечательной паэльи, верно, Бернард? — стариканчик похлопал своего напряжённого и до конца не отошедшего от наглости моего отца друга.       — Да, две паэльи и чайник молочного улуна на две персоны, пожалуйста, — высоким голосом заявил Бернард, косо посмотрев на моего отца. Видимо, фраза «на две персоны» должна была папеньку поставить на место.       — Замечательно, а… — официант опустил свой взгляд на меня, — ты что-нибудь будешь?       — Да, — ответил я низким голосом. — Винную карту, будьте любезны.       — Конечно, — тут же ответил официант и осёкся. Старички на разную хрипотцу завели «ха-ха» и «хи-хи». Вот так надо шутки шутить. Довольный собой я не сразу вспомнил про отца, а когда вспомнил, было поздно.       — Коул. — Он покачал головой. — Сами понимаете, — обратился он к растерянному официанту, — ребёнок. — Тот понимающе закивал, повторил заказ и удалился.       Папулька проводил взглядом официанта, а потом решительно наклонился в мою сторону и резко выхватил у меня из рук нож. Старички ахнули, а нож уже воткнулся рядом с моей рукой. Я тупо уставился на этот нож, где на полированной поверхности были видны мои смазанные отпечатки пальцев.       — Ещё раз выкинешь подобную шукту, будешь до конца своей жизни жрать на полу из собачьей миски! Уяснил? — Я содрогнулся от этих слов. Моё жалкое дыхание сбилось, а потому я не мог держать ответ перед этим жалким уродом. Вот бы Киф был рядом. Он бы не потерпел такого отношения ко мне! Жалкий ублюдок, который только и может, что кричать на всех. Мудак! Он ещё пожалеет, он ответит за своё поведение. Приедем домой, всё расскажу Кифу.       Отец вернулся в исходное положение, уставившись куда-то в зал. Его нисколько не смущало молчание стариков, косые взгляды других посетителей, не волновал я. Он вновь погрузился в свои важные мысли. Конечно, они важнее, важнее всего. И ничего такого в том, что он тут мне чуть руку не проткнул ножом. Это пустяки. Сука, такие незначительные пустяки. Этот поганый нож застрял в столе на расстоянии игольного ушка от моего мизинца. Умалишённый папашка целился мне прямо в руку. В мою руку. Нож ещё в нетерпении подрагивает, или это из-за моей дрожи дрожит и стол… Я какое-то время сидел без движения. Нет, я не испугался или чё, просто… Я восстанавливал дыхание, здоровье, кирпичи скидывал и боролся с непреодолимым желанием кинуться туалет и оттуда позвонить Кифу. Короче, когда я решил чуть-чуть отодвинуться от стола, потому что он мне теперь внушал страха столько же, сколько и сидевший под боком тупорылый папашка, отец сказал:       — Нож из стола вынь. — Я так дёрнулся, что чуть не отлетел со своим стулом. Теперь я боялся своего отца очень сильно. Никогда не знаешь, что такие слабоумные выродки натворят в следующую минуту. И тут сквозь непроглядную тишину прорвался слабый голосок.       — Б-бартл. — Это один из стариков, который не Бернард. — Т-так ведь н-нельзя, — заикаясь промолвил он. Хоть кто-то заступился за меня — маленького и испуганного ребёнка. Нет, правда, он молодец. Только чё он так дрожит, будто его на электрическом стуле пытают? Всё же норм. Этот кретин с невыразительным лицом не сделает ничего, я знаю.       Я опять посмотрел на торчащий из стола нож. А знаешь что, смелый дедок, ты можешь бежать. Но сначала лучше начни кричать, что за столом у нас сидит маньяк. Так хоть будет не три трупа, а два. Старик Бернард, возможно, отделается перерубленными ногами, но выживет, чтобы рассказать эту историю людям.       Появился официант, одарил нас всех своей профессиональной улыбкой. Можно сказать, подарил надежду, что наши трупы будут не просто кусками мяса, а даже сохранять подобие тел. За столом сразу запахло едой. Перед дедками оказалась удивительно пахнущая, но отвратительно выглядящая паэлья. Будто туча ангелов спустилась с небес и насрала им в тарелки. Перед отцом королева кулинарного мира — лазанья. Но тут уж сам Иисус трусы задирал, не иначе. С подноса официанта на стол перепрыгнула откупоренная бутылочка вина, чайник с молочным улуном и десерт. Официант поразительным движением закрутил пустой поднос в воздухе и убрал его за спину. Я чуть не разродился аплодисментами, потому что это было феерично, но страх оказался выше всех моих остальных чувств, да и воткнутый нож всё ещё напоминал о себе.       Официант пробежался по столу взглядом, но не добежал каких-то жалких метров, споткнувшись о торчащий из стола нож.       На месте официанта я бы сразу нажал аварийную кнопку, а потом из кармана достал бы какой-нибудь пистолет пулемёт, хорошо бы модели P90, потому что он имеет компоновку буллпап, и коробчатый магазин на пятьдесят патронов. Прям все бы их всадил в бошку этому уроду, который мой отец. К слову, ведь для P90 был разработан особый патрон, который обладает высокой пробивной способностью и способен пробить кевларовый бронежилет на расстоянии до двухсот метров… В кс он просто шикарен.       Откуда у простого официанта пистолет пулемёт? Вы только посмотрите на него: незатейливое лицо, глаза как у бычка — тупенькие, чего-чего, а у него точно нет P90. У него из способностей только поднос на ху… короче, вертеть. В руках. Может тогда простенький глок? Он тоже будет кстати. И пошла бы жара.       — Позволите? — официант одарил меня добродушной улыбкой и выхватил из стола нож. А теперь воткни его в голову этому хер пойми чё возомнившему о себе уроду. Он сидит рядом со мной. Я тебе глазами показываю. Смотри за моими глазами. Я сказал: смотри! Но официант намёков не понимал или не хотел понимать. — Я заменю нож, — выдохнул он счастливо и исчез.       Эй, ты! Нож верни! Он ещё пригоден для того, чтобы проткнуть моего очумевшего фазера. Вот урод. Унёс нож. Мне теперь даже отбиваться нечем, если мой папашка снова начнёт бузить.       Мой отец, как истинный благовоспитанный ирландец, начал жрать свою лазанью, не заботясь о том, приступили ли к еде его спутники. Высшая форма благовоспитанности и этикета. По-моему, Кифу стоит и моего отца взять к себе на перевоспитание.       Развалины глупо переглядывались друг с другом и с тарелками. Их еда остывала. Я глотал слюни от пирожного, что стояло рядом с отцом. А ещё тихо ненавидел официанта, что появлялся около нашего стола как тень, чтобы угодить папашке. То винчик ему подольёт, то поинтересуется, как ему лазанья, то спросит, не нужно ли ещё чего-нибудь ему или «славному милому мальчику». Сука, этот славный милый мальчик готов вспороть тебе брюхо ложкой. Верни мне нож, падла!       — Бартл, я считаю, что ты слишком строг со своим сыном! — внезапно выпалил Бернард, стукнув свой трухлявой ручкой о стол.       Время хвататься за вилку.       Я осторожно посмотрел на отца. Тот будто и не услышал в адрес себя никаких упрёков. Он продолжал резать лазанью и отправлять в свой рот аппетитные кусочки.       — Так нельзя! — продолжил Бернард. — Ты неуважителен к своему отпрыску. Какой ты пример ему показываешь, размахивая тут ножом? Это ведь, на секундочку, холодное оружие! А если бы ты не промахнулся? Если бы ты попал ему в руку? Я с самого начала видел, как ты пренебрежителен с ним, как холоден. — Старик не на шутку вжился в роль доброго волшебника-проповедника. Иисусе, у нас на земле ещё существуют такие люди? Я аж прям залюбовался. Весь такой воодушевлённый, прям светится изнутри. Чу. Мне кажется, или запели архангелы? Или ангелы? Надо осмотреться, я уверен где-то здесь в зале есть рояль в кустах. Да пофигу. — Это не дело, Бартл. Ты — взрослый человек, ты должен быть примером для своего сына.       Неприятный скрежещущий звук заткнул Бернарда. Это нож отца неудачно скользнул по тарелке. Самое время уйти в туалет. Лучше этого момента может и не представиться больше никогда.       Мой папанька аккуратно положил столовые приборы на тарелку, крест-накрест, по всем правилам этикета, поднял голову и улыбнулся. По-акульи.       — Примером для своего сына? М-м, как звучит. — Отец подхватил со стола бокал с вином и сделал небольшой глоток. — Бернард, у вас есть сын?       — Есть. Ещё и дочка есть.       — Вы для них стали примером?       Старики переглянулись.       — Я думаю, что стал. Я вложил в их воспитание очень много сил и времени, и это сейчас приносит свои плоды. Мой сын — джентльмен, работает в банке, у него замечательная жена и дочка. А моя дочь — образчик порядочности. Она уважительна, деликатна и очень любезна. Шьёт, посещает кулинарные курсы, даёт уроки игры на фортепиано. Успевает следить за нашим садом и при этом выглядеть как ангел.       — Какая замечательная у вас дочь. Столько положительных качеств, диву даюсь, почему она ещё не замужем.       — Я не говорил, что она не замужем, — надул губы Бернард.       — А что тут говорить, когда вы досье на неё выдали не хуже брачного агента. Думаю, мало вы сил в неё вложили, если она до сих пор не замужем. Или денег.       — Бартл, следи за своими словами! — вспылил друг Бернарда.       — А сын ваш — всего лишь банковский клерк. Сидит в своём пыльном кабинете три на три и изо дня в день занимается составлением бухгалтерской, финансовой и статистической отчетности. Жена — домохозяйка, дочь — лупоглазая пигалица с кривыми ногами и зубами с кариесом. Дом у них в непримечательном районе Корка. Выплачивают ипотеку за него. Раз в три месяца на выходные выбираются к вам, на большее их финансов не хватает. Вы бы помогли, будь мой отец в рядах живых. Попросили бы его перевести на должность повыше. Бумаги то были все оформлены о переводе и лежали у него на столе. Да только вот неприятность: сдох он.       — Как ты можешь, Бартл, память твоего отца…       — Закройте рот, Бернард. Память моего отца. — Папашка сделал ещё один глоток. — Чтите её, вам полезно. Мой отец за вашу многолетнюю дружбу, только и делал, что носился с вашим недоноском, который невообразимо туп, чтобы самому добиться чего-то в этой жизни. — Папашка наклонился к Бернарду: — И я с радостью выгребу его личное дело и выкину вместе с ним в ближайшую придорожную канаву, потому что я не отец, я жалости к вам не питаю. — Он откинулся на спинку своего стула. — И мы не друзья, к счастью. А что до моего отца и якобы каких-то примеров… Клал я на него и на них свой хуй. Коул, собирайся, мы уходим.       Аллилуйя! Я думал, что мы теперь здесь на постоянном месте жительства. Туалет отменяется, а нож можете оставить себе. Киф, жди нас, мы уже в пути! Чёрт, скатерть охеревшая, не цепляйся за меня. Ты меня не сможешь уговорить остаться. Хватит с меня этой шотландской романтики.       — Я не потерплю! — истеричным голосом закричал Бернард, выпрыгивая из-за стола. Я испугался, как бы из него чё не выпрыгнуло. Он же старенький, всё может быть. — Ты можешь оскорбить меня, но своего достопочтенного отца! Не бывать этому! Он тебя родил, он тебя вырастил, он дал тебе лучшее образование, он о тебе заботился всё детство и твою непутёвую юность, он дал тебе дело всей твоей жизни, на котором ты сейчас рубаешь миллионы. Если бы не отец, то ты до сих пор был бы никем!       — Бернард, тише, — попытался успокоить своего друга другой старик.       Мы, правда, уже оказались под прицелом нездорового любопытства. Официантики уже не плавно рассекали сумрачные воды ресторана, сколько ползали по дну этого мрачного океана, иногда выныривая, чтобы предоставить очередной счёт столику и успокоить явно напуганных гостей. В нашем океане также появились рыбы-секьюрити, да-да, те самые аквариумные рыбки, который чувствуют землетрясение хвостом. По правде, по полу ещё проходили вибрации от стула, с которого слетел немощный старик, и казалось, что здесь у нас намечалось настоящие побоище. Осталось дождаться криков, ругани, лязга железа и дрожащего стекла нашего аквариума. Ура! Викинги-и-и-и!!!       Но мой папашка снова медлил. Да почему? Почему ты молчишь? Разве тебе не обидно? Разве этот жук не перешёл все границы? Он же, чёрт возьми, позволил себе… Ведь все согласны, да? Да?       Мне показалось, что в полутьме ресторана люди согласно закачали головами.       Ну вот видишь? Смотри, даже охрана к нам не бежит заламывать руки! Хотя именно тебе бы их и стоило заломить… Ну посмотри же! Хотя не смотри, просто врежь ему! Просто врежь этой заплывшей от старости руине!       Как же страстно я мечтал, чтобы появился Киф. Прямо чтобы вошёл через центральный вход, своим твёрдым шагом подошёл к нам и высказал всё этому вонючему носку. Пусть он говорил бы много непонятных слов, говорил бы нудно и долго, чтобы всех утомил своими долгими паузами между мыслями. Я был бы рад это всё услышать и увидеть прямо сейчас.       А ещё… Это не потому что я беспокоюсь или ещё что-то, нет. Я папашку всё равно ненавижу, но… Чёрт, я не хочу и не буду делить Кифа с ним! Старикан мой по праву. Это вообще не должно обсуждаться. Но даже я не могу согласиться с тем, что если бы Киф был здесь, всем стало легче.       — Благодарю за обед. — Мой отец встал. Я тоже сидеть не останусь. Пошла жара, и я должен быть в первых рядах, чтобы всё видеть. — Все затраты на похороны отца я возмещу в ближайшее время. Спасибо, что оставались с моим отцом всё это время.       У меня чуть уши не увяли от этих благодарственных речей. Что? Нет, правда, что? Как ты можешь так спокойно говорить с этими говнюками, которые наехали на тебя? Ты, правда, не понял? Они же тебя унизили! Опустили на самые нижние атмосферы! Ты там ещё не задыхаешься?!       Эй! Куда ты?! А махач?       Но папашка, верно, решил реально забить на этот тусич старпёров. Он принял у нашего официанта счёт, положил туда купюру намного больше, чем нужно, похлопал по плечу вмиг ошалевшего от счастья работника посредственного общепита, и направился к выходу.       Трус!       Но я всё равно кинулся за ним. Я не смотрел по сторонам, потому что было не очень. Все смотрели на отца, а потом на меня. Так хотелось крикнуть: «Я тут не причём! Перестаньте глазеть на меня!» Я не обезьяна в зоопарке. Кто тут и похож на обезьяну, так это, вон, впереди. Задрали во мне чёрные дырки прожигать.       — Бартл, ты трус! Ты был трусом и им и остался! Из-за тебя Двейн умер. Он умер от снедающего его чувства стыда за своего недоноска! — выкрикнул в сердцах Бернард с наши спины. — Вот какой чёрной неблагодарностью ты отблагодарил щедрую душу своего отца! Ты предал его. Я буду добиваться, чтобы тебя лишили всех его благ! Слышишь?! Всех благ!       Отец пролетел мимо меня как смерч. Он запрыгнул на стол, наступил своей ногой в тарелку одного из стариков, размазывая по её дну отвратительно смотрящуюся паэлью. Отец не поленился опуститься перед Бернардом на колено, чтобы их глаза были на одном уровне. Стремительным движением его руки схватили голову старикашки и разомкнули его старческую челюсть, чтобы засунуть туда что-то маленькое и чёрное, похожее на флешку. Но этом отец не остановился, он с громким клацаньем захлопнул челюсть Бернарда и заставил его пожевать.       Старик выглядел ужасно. Из его глаз текли слёзы, из носа сопли. Он тихонько скулил и пытался закашлять, но отец упорно сдавливал его челюсти. Бернард начал задыхаться. Только тогда отец убрал от него свои руки.       — Не сомневаюсь, что на вкус блага моего отца просто восхитительны, — по-змеиному прошипел он. — Советую в будущем ознакомиться с содержимым. Я надеюсь, вы найдёте довольно увлекательным информацию на флешке. Коул, — он прошёл мимо офигевшего меня, — не стой как столб, не ты ли пищал, что хочешь вернуться домой?       — А…Да, — согласился я, но с места не двинулся. Ноги будто пустили корни.       — Как же ты живёшь с таким чудовищем? — сквозь слёзы спросил меня Бернард. Рядом с ним уже вытанцовывали официанты и его дружок. Рядом с его лицом развернули палатку вещей первой необходимости, начиная от стакана воды и тазика и заканчивая мокрым компрессом, который всё не могли положить ему на лоб. — Как ты один справляешься со всем этим… — старик запнулся, не находя слов, — … безобразием?       — Коул!       Я глянул в опустевший проём: отец уже был в гардеробе. Я повернулся к старикам и людям, которые в молчании ждали от меня ответа. Все они были ошарашены поведением моего папашки. Но они видели всего лишь пять минут. Какие-то жалкие пять минут не идут ни в какое сравнение с двенадцатью годами моего существования рядом с ним. Они не знали много, не видели многого. Я не мог им рассказать, сколько ужаса он сотворил со мной и с другими за все эти годы. Даже несмотря на то, что все присутствующие здесь прекрасно видели, на какие ужасы способен мой отец, они никогда не поверят моим словам. Никто не верил, пока не появился Киф.       — А я теперь не один, — пожал я плечами и побежал в гардероб.       Мне удалось только схватить свои вещи, тупорылый папашка пинком выкинул меня из ресторана. Я пулей влетел в машину, и мы поехали в аэропорт.       Обратно летели ну совсем скучно. Скучно настолько, что я увлёкся видом из иллюминатора. Однажды папаня чё-то вякнул в стиле «подай-принеси», но я его послал. За что огрёб нравоучительную лекцию. Я сразу смекнул, что ему скучно и больше нечем заняться, как и мне, но сук. Он обвинил меня в том, что я делаю только то, что я хочу. Лучшее обвинение. Десять из десяти, отец! Иди с такими заявлениями в полицию Скотланд-Ярда. Просто: а как иначе ты хотел? Нет, ты серьёзно думал, что я буду делать когда-нибудь то, что ты хочешь? Нахрен иди. Я никогда не буду делать не то, что ты хочешь, не то, что все хотят. Мне плевать на это. Я делаю только то, что хочу я. Я хочу смотреть в иллюминатор и тихо охуевать. Этим и занимаюсь. И мне по-настоящему плевать, что там генерируют твои мозги, размером с соевый боб, когда ты придумываешь такие странные обвинения, — иллюминатор, небо, облака и фак в твою сторону. Тебе должно быть стыдно вообще что-то просить у меня, когда ты запретил приносить мне стюардессам шампусик и другие алкогольные напитки. Сам пей свой долбанный сок.       По прилёту в Корк нас уже ждала машина, а потом и унылая поездка в компании водителя, отца и отвратительного механического голоса женщина, которая не переставала повторять: «Пи-ли-пи. Абонент временно недоступен, попробуйте перезвонить позднее».       Только за минут пять до приезда папаня сообразил, что в мире существует не только номер Кифа, а как бэ и ещё с десяток различных номеров, по которым он мог спокойно дозвониться и узнать, где пропадает мой преподаватель по этикету.       — Где Киф? — был первый вопрос, когда папашка дозвонился до кого-то. — Где он? Я спросил: где Киф? Ответь мне чётко на этот вопрос, Райогнан.       Я начал внимательно прислушиваться к разговору. Какая-то часть меня заволновалась, в груди стало жарко-жарко.       — Я задал вопрос, Райогнан, хочу услышать твой ответ. — В автомобиле стало тихо, не беря во внимание урчащий мотор. — Телефон Кифа вне зоны действия сети, я звонили несколько раз. — Несколько сотен раз, уточни, пожалуйста. Сам же вдалбливал мне, что нужно говорить только правду. За окном я увидел Адар Манор. — Когда я уезжал, то отдал тебе приказ, не выпускать Кифа из зоны твоей видимости ни на секунду. Куда он, туда и ты. Что было непонятного? — Автомобиль сошёл с дороги на гравий и мягко вписался в поворот к замку. Я от нетерпения стал подпрыгивать на месте. Сколько нужно рассказать Кифу! И про самолёт, про замок, про призраков, про дедульку-мертвеца, про его ненормальных друзей, наконец про папашку. У меня столько историй, столько историй! — Хорошо, когда ты видел его в последний раз, Райогнан?       Я распахнул дверь, и первый выпрыгнул из машины. Но это я так думал. Папаня уже обогнул автомобиль и быстрым шагом поднимался по лестнице. Райогнан стоял у приоткрытых входных дверей.       — Сэр, добрый вечер, — тут же поздоровался дворецкий с моим отцом. Кивнул мне. — Вам не стоит волноваться. Я уже попросил прислугу проверить весь замок. Наверное, мистер Галлахер, как всегда заснул в библиотеке. Или он на кухне помогает. Вы же его прекрасно знаете.       — Что было трудного в моём приказе? — спросил папаня, отмахнувшись от всего сказанного Райогнаном. — Всего лишь следить за Кифом. — Он судорожно выдохнул воздух, а потом рванул с места. Я тут же кинулся за ним, но на лестнице отстал. Когда я добрался до второго этажа, обливаясь потом и хватая воздухом ртом, отец уже бежал по коридору в сторону комнаты Кифа. Мне пришлось чутка задержаться, потому что нестерпимо кололо в боку и нужно было хоть немного отдышаться.       — Вам нужно поторопиться, маленький господин — тихо заметил Райогнан. Дворецкий уже стоял рядом со мной. — Сейчас вам нужно быть с отцом.       Я напрягся:       — Что это значит?       Райогнан посмотрел прямо мне в глаза. Я ничего не понял. Мысли я читать не умею. И посыла, как иногда говорит старикан, я тоже не понимаю. Если есть чё сказать, говорите, а не пытайтесь передать мне это на ментальном уровне. Но стоило дворецкому посмотреть мне в глаза, я тут же сорвался с места. До комнаты Кифа бежал без остановки, хотя она мне была нужна. В правый бок будто вонзили несколько толстых иголок, да и воздух застревал в пересохшем горле.       Комната старикана представляла наискучнейший образец безвкусицы и пуританского воспитания. Со своего официального въезда он ничего здесь не поменял, не передвинул и, как мне иногда казалось, ничего не добавил. В этой комнате не было заметно присутствия Кифа: все его личные вещи каким-то образом были убраны в очень незаметные глазу места. Они не выделялись из общей массы вещей, которые были до него. Прям яркая стариканская черта: не выделяться среди обычных вещей, и она передалась всем его личным вещам.       Я переступил порог. Старикан не любил, когда без стука заходили в его комнату. Но сейчас стучать было бесполезно, дверь была распахнута настежь, а в середине комнаты стоял мой отец. Он нервно оглядывался по сторонам в поисках вещей Кифа.       Я тоже начал осматриваться, как будто это была интересная игра. Мне хотелось раньше моего папашки найти следы Кифа. Раньше и больше. Потому что я узнал Кифа раньше. И уж точно знал о нём гораздо больше, чем мой недалёкий папусик.       Я рыскал глазами по комнате, готовый в любую минуту издать радостный вопль и похвастаться своей добычей. Но проходила минута, вторая, вопль во мне становился всё тише и тише, уступая место другому чувству. Беспокойству.       Не было никаких намёков, что здесь жил кто-нибудь. Хоть Киф, хоть другой человек. Всё было до невозможности вылизано, будто служанки вычистили комнату старикана от его вещей и от него самого. Мой взгляд перемещался из угла в угол, но тщетно.       Я подскочил к шкафу, которым Киф начал пользоваться относительно недавно. Из-за моего отца, который выразил довольно-таки однозначное пожелание, чтобы старикан не выходил из своей комнаты по состоянию своего здоровья, большую часть его вещей перевезли в замок. Несколько дней они стояли вон в том углу комнаты. Всё потому, что старикан не горел желанием разбирать их. Он не собирался обживать эту комнату, а хотел уехать домой.       Уехать домой. Уехать домой. Уехать прочь из этого замка к себе домой.       Я рванул дверцы шкафа на себя. В шкафу было пусто. Только пять скелетов-вешалок висели аккуратно с самого боку. Я бесшумно закрыл шкаф, отсчитал пять секунд, и вновь резко дёрнул дверцы в стороны. Вешалки в приветствии закачали своими голыми боками. Дальше, вглубь шкафа я даже не вглядывался. Зачем вглядываться в чёрную-чёрную пустоту? Я с грохотом закрыл шкаф и отпрыгнул от него.       — Его вещей в шкафу нет.       Папашка не ответил мне. Не шелохнулся. Не закричал. С опущенными плечами он остался бездвижно стоять около кровати старикана.       Я ещё раз осмотрел комнату. Раз папашка не собирается рыпаться, толку от него никакого. Надо брать всё в свои руки. Глупо полагаться на сказки Смеральдины о вездесущих эльфах. Уже даже не иногда, а довольно часто у меня складывается впечатление, что Смеральдина немного наебала меня. Кажется, что никакие волшебные эльфы на самом деле не придут, и проблемы придётся разруливать самому.       В глаза лезли вещи не Кифа. Они безумно бесили. Я хотел найти именно его вещи, которые не находились. А их не было. Ни одной вещи. Ничего.       Я разозлился ни на шутку, подошёл к отцу и треснул его по спине, чтобы он наконец обратил внимание, что Кифа здесь нет. Чтобы начал что-то делать. Чтобы не стоял, как столб.       Отец резко повернулся, перехватив мою руку. История повторялась. Я ждал, пока он скажет мне гадость. Я готов. Говори. Ну же. Говори! Скажи и начни искать Кифа! Чё ты молчишь? Я не понимаю, почему ты ничего не говоришь?!       — Райогнан, — вдруг устало произнёс отец, отпуская меня. Я ошарашено остался стоять с вытянутой в сторону рукой, — объяви общий сбор прислуги на первом этаже. А потом приходи в комнату охраны.       Папанька не стал задерживаться, оставив меня наедине с дорогим барахлом. Я проводил его спину взглядом. И смотрел ещё долго в коридор сквозь открытую дверь, пока в глазах всё не поплыло.       К глазам подступали слёзы. Я не хотел чувствовать на своих щеках этих предателей, поэтому пришлось подбежать к кровати Кифа, чтобы воспользоваться покрывалом.       Я уже хотел с разбегу броситься на кровать и утопить своё лицо в мягком покрывале. Я даже подумывал чуть-чуть всплакнуть, чтобы старикану жизнь не казалось приятной. По всей постели были разложены листки бумаги. Ровными рядами они лежали на кровати, как ещё одно покрывало. На них было что-то написано. Много текста. Ненавижу много текста. Обычно когда много текста, там много всяких непонятных слов, которые в конце приводят к одной ясной и всем давно известной мысли. Спрашивается: зачем заниматься соплежуйством овердохуя страниц, если вы хотите в итоге сказать, что: «Оружие — зло, наркотики — зло, алкоголь — зло, зло — зло».       И тут, я уверен, опять написано много всякой ерундистики. Вот я прям сейчас могу доказать это.       Я выбрал какую-то страницу наугад, зацепился за предпоследнюю строчку и, откашлявшись, начал читать:       «Вскоре после начала наблюдения объект вышел из замка вместе со Смеральдиной (см. доп. инф. в папке „Смеральдина Моретти“, пункт „Осн. инф.“). Они много говорили всю дорогу (зап. разг. в прилож. №3 к папке „Киф Галлахер“). Объект был открытым и чувствовал себя в компании женщины расслабленно (прослуш. разг. в прилож. №3, выписать тезисы, передать Бартлу О’Нейлу). Объект прибыл в Адар (доп. инф. от информаторов в прилож. №2 к папке „Киф Галлахер“). Объект и его спутница гуляют по Адар. Зашли по пути в хоз. магазин (см. доп. инф. в папке „Тедди Мур“, пункт „Работа“. см доп. инф. в папке „Магазин хоз. тов. Тедди Мура“). Объект и служанка вышли из магазина (время прибыв. 1 мин. 43 сек). Объект пришёл в дом Смеральдины (см. доп. инф. в папке „Смеральдина Моретти“, пункт „Осн. инф.“). Объект знакомится с детьми служанки (см. доп. инф. в папке „Смеральдина Моретти“, пункт „Семья“). Объекту выдан старый телефон мужа Смеральдины (см. доп. инф. в папке „Джино Моретти“, пункт „Осн. инф.“). (Время прибыв. 12 мин. 07 сек.). Объект и его спутница вышли из дома. Объект и Смеральдина вернулись в хоз. магазин (зап. с видеокам. в прилож. №3 к папке „Киф Галлахер“). Объект сделал покупки: рулон салафановых пакетов, двенадцать метров верёвки, бутылка коровяка 1,5 л. (скан чека в прилож. №4 к папке „Киф Галлахер“)».       Так… Очень странно. Что-то мне это напоминает. Очень-очень знакомое. Прям в голове чешется это что-то знакомое. А, это не внутри головы, а где-то на поверхности… Реально чешется. Не могу только понять, что именно. Вот-вот! Тут. Шикарно! Тсссс, охеренно… Но вернёмся к этим листочкам и к тому, что там написано. Я точно с чем-то подобным сталкивался. Коровяк… М-м. Сука. Старикан, ты же… Вот урод.       Листочки зашипели, словно ядовитые змеи, у меня в руках. Компьютерные строчки заходили перед моими глазами волнами, превращаясь в гадюк с обнажёнными зубами, пришлось всё откинуть от себя. Теперь всё встало на свои места. Змеи вились у меня в ногах. Они шипели с кровати.       Ах, чёрт! Это же всего лишь грёбаные листы бумаги. Они мне уж точно ничего не сделают. Почему я их должен бояться? Есть причины? Какие причины? Причины…       Я заставил себя схватить новую охапку бумаги. С трудом мне удалось прочитать несколько строчек с одного листа, с другого. Я присел на пол и схватил листки, которые уронил. Много-много непонятных и сложных слов, которые бы непременно понравились бы Кифу, плыли мимо меня, но суть мне была немножко ясна.       Я так гордился, что знаю старикана лучше, чем кто-либо в этом паршивом замке, чем все эти тупые и занудные слуги, чем мой высокомерный придурок-папашка. И всё это время я был уверен, что никто больше меня и не знает старикана. Не знает, кто он, не знает, кем он был. Это был наш с ним секрет. Киф принадлежал мне по праву: я же узнал о нём первый. Его историю и вообще… Так я думал. Как же мне думать теперь?       Эти листки… Неужели это всё было обманом? Меня обманули? Ну что же, я почти не удивлён. Это же мой доморощенный отец с его нездоровой кукушкой. От него такие прикольчики ожидаемы, я привык. Ну, а Киф? Как же ему?       Я забрался на кровать старикана с ногами, подобрался к подушке и уткнулся в неё.       Что я делаю?       Подушка полетела прочь с кровати в самый дальний угол. Я ни какой-нибудь изврат, который нюхает чужие подушки. Всё равно от неё пахнет раздражающей свежестью только выстиранного белья.       Снова к глазам поступили слёзы. Чертовски хотелось заплакать. Сегодня же ведь Сочельник. Первый Сочельник в моей жизни, который мог бы быть неплохим. Я так надеялся, что он будет неплохим, чтобы за Сочельником пришло такое же неплохое Рождество. Хотя бы один раз в жизни. Неужели я многого прошу? Один раз в жизни! Всего лишь один! Нет, ну надо же было такому случиться!       Я заставил себя подняться, насухо вытереть своё лицо. Под моим телом, как снег, захрустела бумага.       Эх! Эти бумажки всё испортили. Испоганили мой Сочельник, подгадили приближающееся Рождество. И за этими листиками стоит мой папашка. Опять, опять и опять. Снова, снова и снова, чёрт его дери!       Старикан с самого начала был на мушке. Вся его жизнь на этой куче листков. Как же она поместилась? Ему же так много лет, не зря же он старик. Старикан… Неужели и моя жизнь всего лишь невыразительный текст на несколько мятых бумажках? Так жалко. Вот у старикана ничего интересного в этих листочках, я уверен. Где картинки и фотки? А вдруг и моя жизнь такая же бесцветная? Не может быть, я же так круто живу… Конечно, каждодневные препирательства с долбанутым на голову папашкой слабо тянут на отметку «круто живу». И постоянные вылеты из школы — тоже не круто, наверное. Хотя Киф говорил, что школа не показатель моих способностей. Вот папашка вообще уверен, что я тупой, но я же не тупой. Или да?       Я с опаской смотрел на разбросанную вокруг меня бумагу.       Поразительно. Каждая минута, каждая секунда его жизни, проведённая со мной, с прислугой или в одиночестве. Ровные печатные буквы в сухих фактах передали наши искромётные путешествия, его скучную и однообразную жизнь, до встречи со мной.       Неужели можно так бездушно рассказать о наших шалостях? Вот этот лист или этот. Тут все наши разговоры, наши вылазки, наши побеги. Как же так?       Я пробежался по листам бумаги вновь и увидел запись, сделанную наспех от руки:       «Оно того стоило, Бартл?»