Уроки этикета в Адар Манор

      — И на этом запись прерывается.       Слова прозвучали как зловещее предзнаменование. Охранник, обронивший их уже, казалось, сам был не рад, что открыл рот. Но это была его непосредственная обязанность: озвучить то, что и мы и сами видели.       — Запись прерывается и на других камерах. Вот здесь, здесь и здесь раньше, чем на остальных, — пришлось ему продолжить.       — Почему? — последовал довольно быстрый вопрос.       — Не знаю, — протянул охранник, лениво щёлкая мышкой по экрану компьютера. Но уловив, как быстро изменился микроклимат в комнате, тут же добавил: — Но могу предположить.       — Предположить? — ледяным тоном переспросил Бартл. Стул вместе с охранником упал на пол. Мой любимый господин склонился над нерадивым работником. — Я тебя нанимал за этим? Кормить меня своими догадками? Мне нужно реальное положение вещей!       Охранник с ужасом смотрел на начищенные ботинки моего обожаемого патрона, которые вполне с однозначными намерениями застыли рядом с лицом нетрудолюбивого работника. Я не поощряю таких методов общения с недисциплинированным персоналом, выбирая нотки более лояльные, но мой хозяин сам волен выбирать… стиль своего общения.       — А теперь резво поднялся, — бросил себе вниз под ноги мой драгоценный господин, — и начал выполнять свои непосредственные обязанности.       Когда охранник подскочил с пола, я уже вспомнил, как его зовут. Нил. Стоило только этому безответственному работнику занять своё место и начать лихорадочно отбивать на компьютерной клавиатуре неизвестные мне симфонии, я уже сделал пометку в своей маленькой записной книжечке. Уволить.       — Весь замок, по настоянию мистера О’Нейла, оснащён CCTV-камерами и видеосервером. Всего у нас сто тринадцать камер на весь замок, включая камеры из конюшни, гаража, дома охотников. Я не беру в расчёт камеры с забора, которым обнесена территория Адар Манор. Изначально, как вы знаете, их насчитывалось всего восемьдесят пять…       — Восемьдесят шесть, — учтиво поправил я охранника.       Нил громко сглотнул и продолжил:       — Да, восемьдесят шесть. Но из-за озабоченности здоровьем Киф…мистера Галлахера их количество в недавнем времени увеличилось. Передача изображения с камер производится в режиме реального времени сюда на экраны, что позволяет нам следить за качеством работы всех слуг и незамедлительно принимать меры для исправления ситуации, включая обучение персонала, также следить за использованием рабочего времени сотрудниками, особенно в период их слабой нагрузки.       — Ты мне инструкции по применению камер как долго ещё читать будешь? — вспылил мой дражайший патрон.       — Самый главный плюс этой системы в том, — голос охранника в истерики повысился, — что если система сканирования фиксирует запрещенные или опасные действия, то на видеосервер, то есть сюда, поступает сигнал тревоги. В нашем случае последовательность нескольких видеокадров или моментальных снимков, записанных для последующего просмотра в более удобное время на месте или дистанционно. При этом нет необходимости просматривать всю запись — сигнальное устройство позволяет контролировать регистрацию конкретных событий. Я понял! — внезапно закричал Нил, отлетая от моего добрейшего хозяина, который столкнул со стола половину дорогостоящей техники прямо на пол. — Я веду к тому, что не было никаких моментальных снимков, потому что не сработал сигнал тревоги.       — Что значит «не сработал»?       Мой прелестный господин рванул клавиатуру на себя и с диким остервенением начал бить по клавишам. На экране компьютера зарябила волна открываемых и закрываемых программ.       — Вы меня разыгрываете? — спросил мой чудесный патрон, оборачиваясь к охранникам. — Объясните, почему сигнал не сработал? — прогорланил Бартл, тыкая в экраны на столе. — Почему не сработал сигнал тревоги, когда Киф покинул замок?! Камеры пишут, программа работает. Тогда почему вы столпились там и не можете мне ничего объяснить?!       Мой прекрасный господин пинком оттолкнул от себя стул прямо в охранников. Но, благо, всё обошлось без травм. Один из них, кто работает в замке достаточно большой промежуток времени, по-моему, Сенан, обезвредил стул и безбоязненно подошёл к хозяину Адар Манор.       — Позволите? — Бартл поклонился, приглашая своего охранника занять место у клавиатуры и главного компьютера, а сам тенью застыл за его спиной. — Нил вам сказал всё верно. Не было никакой тревоги. Её и не могло быть, потому что запись со всех камер была прервана. Вот, видите. — Мой любезный патрон внимательно следил за пальцем Сенана. — Все камеры замка были выключены в одно время. Посмотрите на время в верхнем углу. Здесь. Здесь. Вот здесь. — Пока мой господин и охранник изучали оперативную догадку, другие охранники расползлись по комнате, пытаясь, во-первых, устранить беспорядок, учинённый моим бережливым патроном, во-вторых, не стоять без дела и чем-нибудь занять себя. Явно им пришла эта светлая мысль не без моего участия, что немного опечалило меня. Я сделал пару маленьких заметок об организованности комнаты охраны, вынес на поля, что нужно будет переговорить с Фергасом и сделать ему внушение по поводу некоторых его подчинённых.       Знаю, как Фергас не любит, когда я лезу в его дела, но ничего не поделаешь. Если он, как главный представитель охранной комнаты Адар Манор, сам не в состоянии справиться со своими сотрудниками, упорядочить их день, проследить за работой каждого, найти минусы, и постараться исправить их, тогда я буду, как червь, вгрызаться в мякотку его работы всякий раз, когда мне позволит моё время. А я уж постараюсь позволить себе делать это как можно чаще.       И его легкомысленно брошенное в воздух: «Ты всего лишь дворецкий!», не будет чинить мне особых препятствий в том, чтобы из раза в раз находить грубые нарушения в его работе. Возможно, Фергас не понимает, что значит быть дворецким Адар Манор. Для меня дворецкий — скорее всего состояние ума, нежели статус или набор обязанностей. Это, если мне позволено так выразиться, образ мысли, основанный на убеждении, что приятнее служить, чем быть обслуживаемым, и что моя жизнь может быть спокойной и устроенной, когда кто-то принимает ответственность за дело.       — Если внимательно изучить последние секунды с этой записи, то можно сделать вывод, что в комнату посторонние не заходили, — продолжал вещать Сенан. Я навострил уши, потому что выводы охранники пошли совершенно не в то русло, на которое я надеялся увлечь весь персонал.       — Сэр, — я слегка дотронулся до плеча Бартла, но тут же, заботясь о своей безопасности, убрал руку и отступил на шаг. Мой обожаемый хозяин, сжираемый яростью, обернулся ко мне. Я встретил всю его злобу мягкой улыбкой, показывая тем самым, что зла ему как всегда совершенно не желаю. — Я, конечно, сейчас лезу не в своё дело, но у меня есть достоверная информация, что вся комната охраны покидала свой пост на неопределённое время. Всё из-за футбольного матча. Я думаю, что нужно копать именно в этом направлении. Возможно, доблестные оберегатели нашей безопасности не хотели, чтобы этот факт стал известен широкой публике. Ещё раз внимательно изучите записи с третьей, восьмой, двадцать шестой, пятьдесят первой, семьдесят третьей, семьдесят пятой и девяносто восьмой камеры. — Я захлопнул свою записную книжечку и убрал её во внутренний карман пиджака. — По-моему, Фергас воспользовался своим положением и дистанционно отключил камеры, чтобы скрыть факт самоволки всей охранной комнаты.       Я одарил вмиг оцепеневших сотрудников своей фирменной улыбкой.       — Если вы позволите, — тут же поспешил вставить я, пока мой невероятно сообразительный патрон закипал, — я удалюсь, дабы навести справки, каким транспортом воспользовался при побеге мистер Галлахер.       Получив отмашку, в виде слабого кивка моего любимого хозяина, я покину комнату охраны, делая на ходу пометку в записной книжечке: «В запасе есть чуть меньше часа».       Слуга, как бы кому не пришло в голову назвать его, должен быть готов к любого «сорта» неформальным обязанностям. Они далеко не всегда могут быть прописаны в руководствах и учебниках: приглядывать за одеждой хозяина, когда тот отправляется плавать; останавливать кровотечение из носа; провожать хозяина к стоматологу; вытаскивать его из-под внезапного обстрела и подставлять свою грудь для шальной пули; спасать от суицида в периоды ипохондрии. Он должен быть способен обругать любого, кто во время выборов попробует выразить точку зрения, противную той, которой придерживается его хозяин, он обязан быть влюблён в музыкальные вкусы своего хозяина, всегда поддерживать любые, самые бесшабашные его начинания и никогда, никогда не позволять ни себе, ни другим обсуждать его работу.       Батлер существует для того, чтобы сделать жизнь своего работодателя или его семьи лёгкой и комфортной. Он берёт на себе те функции, которые прежде работодатели не доверяли никому и выполняли сами, и освобождает им время для более важных дел. Батлер — это больше чем лишняя пара рук и ног, по моему скромному мнению. Он полностью посвящает себя своему работодателю и заботится о том, чтобы превзойти его ожидания каждый новый раз.       Кружась в своих мыслях, в ритме вальса, я стремительно обследовал каждую комнату, проверяя, всё ли там хорошо и не нужен ли где мой придирчивый взгляд, чтобы довести всё до совершенства. Я считал себя самым прилежным дворецким и должен был держать эту марку, несмотря ни на что. Даже несмотря на то, что из замка сбежал человек, который очень небезразличен моему чудесному патрону.       Сотни лет назад батлеры знали, как вести домашнее хозяйство, хранить алкогольные напитки, подавать еду и организовать пиршества на одного или сотню гостей. Они были сведущи в том, как заботиться о серебре, какой длины должна быть щетина у щётки, чтобы не повредить деревянное покрытие, открывать дверь и докладывать о прибывших гостях. Всё это кануло в лету, забылось. Такие простые вещи, как, например, фасованные полуфабрикаты, которые воспринимаются как должное, тогда не существовали. Всё выращивалось и приготавливалось домашними помощниками. Зубная паста не продавалась в разноцветных тюбиках, равно как и чистящие средства. Вино не поставлялось в элегантных бутылках, готовое к подаче на стол. Холодильников не было. Мороженое не привозили, и требовались часы, чтобы его сделать. Самонагревающиеся плиты и самоочищающиеся духовки были тем, о чём бедная кухарка могла только мечтать в те минуты, когда она разжигала огонь в печи и потела над суфле, готовя обед из восьми блюд для тридцати гостей. Сейчас же несравненно легче. Крупные домовладения сегодня имеют все мыслимые удобства, известные в наши дни. Но эти блага обеспечиваются большим количеством людей, и участие добросовестного батлера, его точная и вовремя озвученная подсказка, делают жизнь хозяина и его семьи на порядок легче и непринуждённей. Времена изменились, никто не спорит, но работы для дворецкого не стало меньше. В каких-то областях кругозор батлера расширился, в чём-то дворецкому пришлось уступить и в угоду новым временам отказаться от некоторых бесполезных знаний.       Но есть ниша, знания которой не устаревают, сколько бы лет не прошло, сколько бы поколений батлеров не сменилось в замке, знания о человеческих отношениях никогда не достигнут зенита.       В одной из комнат мой взгляд выхватил из мягкого полумрака время. Если я не ошибаюсь мой благословенный небесами господин уже перегорел и, вполне возможно, позволил Сенану указать на кое-какую интересную деталь. Если это так, то времени у меня осталось не так много. Сейчас Сенан обратит внимание Бартла на таймер, под датой и временем на видеозаписях, установят, когда был выставлен этот таймер, проверят, кто получал доступ в это время к охранной системе. Надеюсь, мистер Галлахер, вам хватает времени всё обдумать и принять верное решение.       Это ни в коем случае не предательство моего дорогого патрона, нет. Это всего лишь… Я выхватил из внутреннего кармана свою записную книжечку и наспех вывел на пустой странице: sticky wickets.       Если мне не изменяет память, а она меня не подводила вот уже шестьдесят один год, то sticky wickets — термин игры в крикет. Он означает сложный мяч. Мяч, по которому трудно ударить, потому что поле для игры скользкое и мокрое. Что до широкого смысла, то этот спортивный термин означает «попасть в скользкое положение».       Вот этим термином можно легко описать моё незавидное положение. Но настоящий батлер, коим я без сомнений являюсь, никогда не пойдёт на конфронтацию и не станет осуждать ни одну из сторон. Напротив, я сделаю всё возможное и невозможное, дабы смягчить ситуацию.       К слову, о моих возможностях.       Мой взгляд остановился на композиции, что украшала один из столов в этой огромной комнате с камином. Что-то в ней было не так. Может количество цветов? Или соотношение цветовой гаммы? Возможно дело в том, как эта композиция смотрится. Или, точнее, не смотрится вообще.       Как и в линейки случайных событий, есть определённая последовательность в изготовлении цветочных композиций. Самый первый шаг — это, ни много ни мало, определить характер композиции: должна ли она быть простой, незатейливой, как, например, одинокая роза в маленькой вазочке, или, наоборот, представлять собой великолепное, королевское зрелище. Продумать её размер, общую цветовую гамму и форму — это уже следующий немаловажный шаг. Будет ли это какая-то односторонняя, фасадная инсталляция или круговая, предполагающая обзор со всех сторон. Наличие цветов, специальных подставок и контейнеров могут подсказать, как лучше составить композицию, сформулировать идею и, конечно же, облачить её.       Определённая последовательность в изготовлении цветочных композиций может служить непревзойдённым примером человеческих отношений. Например, наше первое знакомство с человеком. Наш первый взгляд на него сравним с первым шагом в методичной последовательности приготовления прекрасного произведения искусства. Определить характер человека, увидев его впервые. Кто он? Что из себя представляет? Скромный мазок на полотне жизни или же завораживающая часть упоительной картины, которой будут любоваться долгое и долгое время. Наш второй шаг вполне последователен. Мы продумываем в ещё незнакомом нам человеке его характер, мнение, отношение к тем или иным вещам. По первому взгляду на него составляем своё профессиональное заключение, облачаем в подошедшие этому индивиду рамки, как бы завершая эту идеальную композицию.       Вот, например, где контуры у этой композиции? Их нет, потому что высокие цветы неправильно вплетены в общую концепцию. Чтобы контуры были ярко выраженными, нужно использовать высокие цветы с хорошо заострёнными стеблями. Они здесь есть. Только располагать их нужно не вразнобой, а по периметру или в центре композиции. Вот так уже намного лучше.       Чтобы придать нашему недоразумению визуально вес и создать фокусную точку, нужно поместить основной доминирующий цветок с большим и наиболее тяжёлым бутоном с выразительной текстурой и окрасом в середину. Ну, а вот листья объединят все компоненты в единое целое.       Идеальных воплощений, к моему глубочайшему сожалению, встретить практически невозможно. Всегда приходится исправлять, ломать, заново лепить, совершенствовать человеческие композиции. Неогранённые алмазы или бесформенные кучи коровьего помёта — всё это можно превратить в высшей степени произведения искусства, в которые будет невозможно не влюбиться.       Бывают исключения. Например, мой драгоценный патрон.       Нужно не забывать всегда делать шаг назад, когда дело доходит до оценки. Хорошо ли сбалансирована композиция? По-моему, нет. Но этот недостаток легко можно скорректировать. Мысленно проводим посередине линию, чтобы расположить материалы симметрично на обеих сторонах композиции и придать обеим сторонам одинаковый вес за счёт использования длинных, нежно окрашенных предметов на одной стороне и уравновешивающих композицию более коротких и тёмных предметов — на другой.       Я обвёл взглядом комнату и наткнулся на коробку, где лежали украшения. Я бегло осмотрел содержимое коробки, выбрав для себя несколько лент, шпилек, декоративных веточек ягод. Эти украшения я вплёл в общую канву композиции.       — Сиона, моя погружённая в работу, — окликнул я одну из служанок, когда та впорхнула с тряпочкой для пыли в залу. Несмотря на остро вставший вопрос о пропаже Кифа, прислуга всё-таки прежде всего остаётся прислугой, которая обязана выполнять свои обязанности. Ну, или это летящая девочка пока не в курсе, каких масштабов катастрофа случилась у её нанимателя. — Можно отвлечь тебя?       Сиона подошла ко мне, замерев на почтительной дистанции и слегка зардевшись.       — Мне важно узнать у тебя, соответствует ли масштаб этой композиции столу и общему интерьеру комнаты? Как ты думаешь, имеет ли композиция ритм, достигается ли ощущение движения изогнутыми линиями, пропорциональными размерами, формами и цветами, особенно теми, которые ведут к центру или от центра композиции? Дополняют ли цвета друг друга, является ли используемая текстура преимуществом? — Сиона задрожала. Она с диким ужасом смотрела на мою переделанную композицию, которая производила сказочное зрелище. Особенно она выигрышно смотрелась на фоне снега за окном. Именно снежинки, плавно падающие с неба, придавали лёгкости и волшебства. А голубые, розовые, синие, малиновые, сиреневые и серые тона, что были использованы мною, создали деликатные эффекты и привнесли успокаивающую нотку в композицию. — Находите ли вы, моя испуганная, проделанную мною работу совершенной? — Сиона положительно кивнула, побледнев. — В следующий раз, надеюсь, моя честная, вы спросите моего совета прежде, чем украшать комнату цветами, да? После рождественских каникул я постараюсь устранить ваш пробел в вопросе составления композиций, а пока поручаю вам очень важную миссию. Поливайте цветы тёплой подслащённой водой, содержащей две чайные ложки сахара на пинту воды, чтобы цветы оставались свежими и радовали наш взор как можно дольше. К слову, таблетка активированного угля, помещенная в контейнер с водой, замедлит гниение стеблей.       Сиона закончила строчить в своём маленьком блокнотике и резко склонилась передо мной. Я легонько коснулся её милого, чуть обнажившегося плечика, похожего на листок только что распустившейся лилии, и, спросив, где ещё в замке спрятались творения её рук, пошёл излавливать их, чтобы превратить в произведения искусства.       Мой дивный господин совершенство. Без преувеличений. Он хорошо сложен, умён, смел, богат, имеет предпринимательскую жилку, у него есть наследник. Идеальное произведение искусства, от которого перехватывает дыхание. Композиция на все времена.       Мне не нужно делать шаг назад, чтобы убедиться: моя оценка точна. В моём любимом патроне всё сочетается как нельзя гармонично. Начиная от самого полотна и заканчивая патиной на раме. Его воплощение в этом мире не раз пыталось копироваться, но все эти бесчисленные фальшивки не имеют достаточной глубины цвета, слоёв. Фотокопировать произведение можно с легкостью, но при этом невозможно передать слои краски картины.       Я ещё раз выглянул в окно и вздохнул, прежде чем начать спускаться по лестнице вниз, в погреб.       Мой дорогой господин ненавидит Рождество. Но большей ненавистью его сердце преисполнено в канун Рождества — в Сочельник. Мой обожаемый патрон в этот день облачается в знамя ненависти и с присущей его натуре гордостью несёт его, отравляя праздник не только себе, но и всем обитателям замка. Мой чуткий хозяин знает, как испортить настроение в этот день всем без исключения. Его рецепт прост — гнев. Гнев с щепоткой собственного одиночества, гнев с долькой отчаяния, гнев с десертной ложечкой зависти. Добавочные ингредиенты могут меняться от часа к часу, изо дня в день, но основной — постоянен. Мой незаменимый патрон не чурается гнева и в обычные дни, но именно в Сочельник, в канун самого тёплого, самого семейного, всеми обожаемого праздника, становится самым мощным генератором гнева. Гнева яростного и беспощадного.       Щёлк.       Под потолком мягко хрустнули лампы, и из них засочился медовый свет, который плавно стекал на стеллажи с бутылками вина. Термометр в медовых отблесках показывал температуру в 45°F. Лёгкая сладость в воздухе мешалась с приятной влажностью, и бутылки, лёжа на боку, вбирали в себя и сладость, и влажность, и медовый свет под тёмные стенки стекла.       Стеллажи с Божоле, розовыми и сухими белыми вина остались позади, подогреваемые золотистым сиянием ламп. Такие вина подаются холодными. Сладкие белые вина — слегка охлаждёнными, шипучие вина и шампанское — хорошо охлаждёнными. Стеллажи, обделённые вниманием, продолжают тонуть в медовых отблесках. Красные вина становятся лучше, если постоят немного открытыми (несколько часов; или даже целый день, если вино молодое; и один час или меньше, если вино зрелое), поскольку кислород помогает букету и вкусу набирать силу.       Полки с «Шато Лафит Ротшильд» и «Шато Лафит» были спрятаны от пытливого взора в самом сердце винного погреба. Исключительная архитектура позволяла бутылкам с красным вином обитать в мягком полумраке колодца, не опасаясь того, что кто-нибудь или что-нибудь потревожит их покой понапрасну.       Бутылка «Шато Лафит Ротшильд» урожая 1848 года была намеренно убрана на самые верхние полки одного из стеллажей, выделенных под это благородное красное вино. Это было сделано в целях сохранности, ибо гости моего дорогого хозяина все как на подбор — ценители дорогих вин. Уже не раз и не два под пристальным вниманием знатоков оказывался колодец с «Лафит Ротшильдом». 1848 год вошёл в семёрку золотых годов в изготовлении вин. Нетрудно понять приверженность ценителей к этому вину. Лафит уникален, сложен и неповторим даже в окружении членов «большой пятерки». Вино всегда соблазнительно, проявляет не только мощный фруктовый характер при доминанте Каберне Совиньона в купаже, но также тона кедра, земли и табака, сравнимых с ароматом коробки лучших гаванских сигар.       В последние годы вина Лафит-Ротшильд стали еще более насыщенными и индивидуальными. Это как сделать громче звук при воспроизведении фортепианного концерта Моцарта — музыка все та же, но более интенсивная и мощная.       Бутылочка вина — хороший тон. К этой житейской мудрости люди пришли уже несколько столетий назад. Иногда бокал хорошего вина имеет больше силы, чем пачка денег или ведро пустых обещаний. И, пожалуй, принесёт радости больше в какой-нибудь непростой ситуации, связанной с сердечными делами. Вести переговоры, когда вокруг бушует война страстей, слухов и недомолвок — дело нелёгкое, стоит признаться. Но ведь самое главное в любых переговорах — взять правильную ноту. И она не всегда должна начинаться со слов.       Мой неторопливый шаг сливался с приятным сердцу похрустыванию снега и нежным перезвоном двух соприкасающихся в лёгких поцелуях фужеров. Я находил зиму очаровательной. С её белоснежным одеянием и бодрящими морозами, с неторопливым течением времени и домашним очагом, ждущим вас в любое время суток. Моё восхищение не передать словами, потому что сердце не готово делиться своими самыми дорогими вещами. Что-что, а эти моменты, когда снежинки в ночном воздухе совершают незабываемые па, уносясь ввысь, поближе к мерцающим в небе звёздам, как не эгоистично это звучало бы, хочется оставить при себе.       Прекрасные моменты жизни. Изумительные воспоминания, которые будут храниться несколько дней, но ощущения от которых навсегда запечалятся в моей памяти. Так приятно обвести этот мир взглядом, прикрыть на секунду глаза и тихо молвить про себя: «Я живой». Живой в любом проявлении: я жив телом, душой, я жив своими помыслами. Как это превосходно.       Наконец я достиг другого берега. В глаза сразу бросилась деталь, от которой меня пробило на снисходительную улыбку.       Как опрометчиво, мой дорогой Киф. Вы оставили для меня след, который яркой путеводной звездой показал мне верный путь к вам. Я не отступлюсь, несмотря на сугробы, и найду вас, потому что вы важны и дороги моему обожаемому патрону. Но в следующий раз, обязательно возьму это на заметку, мне нужно провести с вами, мой ненаглядный Киф, беседу, где я попрошу вас сбегать в летнее время суток. Всё-таки возраст даёт о себе знать. Но я никогда не признаюсь в этом никому. Даже моему обожаемому Бартлу.       Киф ушёл недалеко, что не могло не порадовать меня. Сочту это небольшим подарком судьбы, не более. Ох, как трудно иногда видеть прекрасное в переливающемся снежном покрове, которое так тяжело покоряется ничтожным людям. Мои решительные широкие шаги поначалу превратились в маленькие и опасливые. Уже и одышка появилась. Но жаловаться на выпавшую мне долю, не входит в мою компетенцию. Пройдя ещё чуть-чуть по петляющему следу, я наконец обнаружил нашего драгоценного беглеца. Киф тоже заметил меня и позволил приблизиться к себе.       — Пришли меня возвращать, Райогнан? — спокойно поинтересовался у меня Киф. Он было одет не по погоде, о чём я, несомненно, знал: увидел по камерам, когда он выходил из замка. Лёгкая рубашка с коротким рукавом и брюки не могли спасти его от холодных поцелуев зимнего вечера.       — Я принёс вам тёплый плед, чтобы вы не замёрзли, — ответил я.       Аккуратно пристроив «Лафит Ротшильд» и два фужера на снегу, я бережно накинул на плечи мужчины клетчатую ткань.       — Не откажете мне в просьбе, присесть с вами рядом?       — Да, конечно, Райогнан, присаживайтесь. — Киф зашевелился. — Я тут как раз снежок утрамбовал. Думаю, нам двоим местечка хватит.       — Мой дорогой Киф, вы же пьяны, — не смог не озвучить я своего наблюдения.       — И что? — спросил он у меня, видимо не видя в этом ничего плохого. — Да, я выпил немного. — Киф махнул рукой куда-то позади себя. Я чуть наклонил голову и увидел пустую бутылку из нашего погреба.       — О мой драгоценный друг, вы бы поберегли себя. Совершенно не печётесь о своём здоровье. Однако какое расточительство с вашей стороны. — Я покачал головой, когда Киф выудил откуда-то ещё одну бутылку. — У вас просто эмоциональный всплеск, сэр, — сказал я. — Вы ошарашены, удивлены — всё верно. Но я не думаю, что верным решением с вашей стороны было взять несколько бутылок, замечу, претенциозно дорогих бутылок и, наплевав, что за порогом замка царствует самая настоящая зима, выбраться на открытое пространство без тёплой одежды, в одной рубашке, сесть прямо в центр огромного сугроба и начать распивать вино. Это так не по-взрослому, мой дражайший друг. Так глупо.       — В момент эмоционального обострения Ван Гог, между прочим, себе мочку уха отрезал, так что я ещё ничего так справляюсь, не надо мне тут, — сказал Киф, шмыгая носом, пригубив остатки вина из второй бутылки.       — Сэр, вам же Грэди советовал воздержаться от употребления спиртного, — предпринял я ещё одну попытку пристыдить неразумного учителя этикета. Это было последнее, чем я мог оперировать. Последнее из допустимых к использованию.       Киф встряхнул головой, снежинки в беспорядке закружились вокруг него, словно сонма снежной мошкары, отложил бутылку за спину и поправил на своих плечах плед. От моего внимательного взгляда не скрылось, как его руки слегка подрагивали.       — Но Райогнан, зачем тогда вы принесли бутылку вина и два фужера сюда? Уж точно не выгуливать, — пошутил Киф.       — Я хотел скрасить ваше одиночество и не искать правильных слов, чтобы начать наш нелёгкий разговор, — откровенно сказал я, протянув один из фужеров учителю этикета. Киф остановил на нём свой печальный взгляд.       — Зачем это всё, Райогнан? Не проще было бы сейчас же позвонить Бартлу и сказать, где мы находимся?       — Несомненно, проще, — незамедлительно согласился я, не отпуская своей протянутой руки. — Но, мой печальный друг, я хотел сделать небольшую паузу в наших непростых буднях. У нас всегда найдётся время выбрать самые простые пути. А пока что, — я качнул бутылкой «Лафит Ротшильд», — почему бы нам не попробовать замечательного вина и не насладиться предрождественским вечером?       Киф с подозрением шаркнул по мне своим мутным взглядом, но фужер принял. Неловко сомкнул свои побелевшие пальцы на хрустале и уставился в кристально-прозрачный бок. Я нисколько немедля, вытащил пробку из бутылки и разлил великолепный напиток по фужерам.       — Райогнан, я ведь всё понимаю, это ваша работа, — тихо проговорил Киф, — вам не стоит делать этого всего. Жалеть меня, растрачивать попусту такое великолепное вино. Я вам и так должен за две бутылки.       — Да, за те две бутылки вам придётся расплатиться, сэр. Ну, а эта бутылочка, — я коснулся пальцем тёмного стекла, на который уже упало несколько снежинок, — будет только на моей совести.       Вдалеке послышался вертолётный гул. Киф мгновенно напрягся всем телом и устремил свой взор в небо. Он безошибочно определил с какой стороны к нам летел вертолёт, освещая просторы ночного неба бортовыми аэронавигационными огнями.       На моей душе, признаюсь, на миг появилось какое-то гадкое уразумение, что я стал причиной пробуждения чужих страхов. Лишь на миг… Это всего лишь точно исполненная работа. К сожалению, мы не всегда можем печься о благе других людей. Иногда нам приходится играть отрицательную роль в чужих жизнях.       Вертолёт пролетел мимо нас.       — О! — Киф уже сбросил с себя оцепенение и поднял фужер к небу. Его лицо разгладилось и посветлело. Я посчитал это хорошим знаком. — Воздушный десант приступил к поиску беглеца. Райогнан, скажите, а какая глубина у реки?       Киф нетрезво махнул рукой в сторону Мэй.       — Пять-шесть метров, сэр.       — Так мало. Подводные лодки, значит, искать меня не будут, — вдруг печально заявил Киф.       — Не будут, — пришлось согласиться с ним.       — Это хорошо. Перед меньшим количеством народа потом придётся извиняться за своё детское поведение. Прислуга замка, охрана замка, люди из вертолёта, люди из деревни, — начал перечислять Киф, загибая пальцы. — Очень много народа привлекли на мои поиски. Всем им достанется.       — В ваших силах избавить их от этого, — осторожно заметил я.       — Да, я знаю, — согласился Киф и замолк.       Вертолёт приземлился напротив замка. Истерика моего безутешного господина иногда не знает границ. Я подождал несколько томительных минут, пока Киф как-то продолжит свою мысль, но тот продолжал играть в молчанку. Тогда мне вновь пришлось выступить в нашем непростом разговоре подающим:       — И?       — Что? — Киф уставился на меня неясным взглядом. Было похоже, что он успел потерять нить нашего разговора. Я собрал всё своё спокойствие внутри себя, улыбнулся и продолжил:       — Вы понимаете, как на подчинённых Бартла отразится ваше отсутствие. Вы без труда можете изменить шаткое положение между миром и войной в Адар Манор, склонив чашу весов в сторону добра. Стоит только вернуться.       — А если я не вернусь? — внезапно спросил у меня Киф. Моя рука непроизвольно дёрнулась, но учитель этикета это вряд ли заметил. — Если я сейчас возьму сумку, — я оглянулся и увидел недалеко раздутую спортивную сумку, которую до этого просто не заметил, — выйду на трассу и уеду. — Я сделал успокоительный вдох-выдох и приготовился к тому, что придётся сейчас уговаривать Кифа не делать опрометчивых поступков. Ещё раз хорошо подумать, взвесить. А лучше делать все важные решения на трезвую голову и завтра. Ещё один успокоительный вдох. Выдох. Тон выберу чуть прохладнее, но с успокаивающими нотками. Приложу максимум усилий и подключу артиллерию в виде своего непревзойдённого красноречия. — Райогнан, ну что вы. — Я застыл и, по-моему, даже перестал дышать. — Это не угроза, не подумайте, я никуда не собираюсь уезжать. Вы так напряглись. — Только сейчас я смог заметить, как вытянулось всё моё существо, каждая клеточка моего тела налилась свинцом и напряжением. Немножко даже, к моему огромному стыду, затуманился рассудок. За многие годы я впервые по-настоящему растерялся и даже не мог сообразить, что нужно предпринять. Для дворецкого это неприемлемо. Это говорит о том, что он некомпетентен, не собран. Я же умею держать удар. Киф это сделал нарочно? Но нет, учитель этикета выглядит нетрезвым, обросшим, немного глуповатым, а ещё грязным, но не наполненным чувством мести. — Наверное, уже думали с каким тоном ко мне подступиться, пытались найти правильные слова, — мирно сказал мне Киф, чуть улыбнувшись. — Вы посмотрите вокруг, куда мне бежать? В деревне уже рыскает охрана Бартла, а больше на много миль здесь нет никакого приюта. Глупо бежать сейчас. Неприкрытая местность так хорошо проглядываемая с высоты птичьего полёта, оцепленный по всему периметру многочисленными камерами видеонаблюдения замок, контролируемая трасса — стоит тебе сделать сейчас шаг в сторону, и тут же найдут. Побег нужно было совершать раньше. Не заниматься самоутешением или глупым оправданием поступков Бартла, а просто делать ноги отсюда. Я стал слишком мягкотелым в таких вопросах, да?       — По-моему, нет, сэр.       — Райогнан, — с какой-то небывалой теплотой в голосе протянул Киф, покачав своей головой. — Вы очень любезны и тактичны. Бартлу с вами невероятно повезло. — Киф протянул ко мне свою белую от холода руку и похлопал по плечу. Этот жест заставил меня стиснуть покрепче зубы и закатить свой взгляд к звёздному небу. — Я ведь, Райогнан, не особо жаждал такой жизни. Вот этой всей роскоши: замков, речек и мостов. Я хотел, чтобы моя жизнь была без затей, обычная, тихая, непримечательная — моя история.       — Понимаю, сэр.       — Я потерял свою семью. Потерял много товарищей на войне, но сам остался цел. Я ведь заслужил остаток своей жизни доживать в спокойствии и тихой меланхолии? Без бурления чувств и ярких красок, которыми так любят нас обмазывать законченные оптимисты и любовники жизни. Разве, — Киф запнулся. Потом залпом осушил фужер с вином и закончил: — я мало сделал для этого?       — Этого достаточно, сэр, поверьте.       — Тогда, Райогнан, только честно, — Киф подполз ближе ко мне. Раскрасневшийся от вина он поймал мой взгляд своим по-детски наивным и искрящимся, — вы бы осудили меня за побег? За мою мечту? — Киф придвинулся ещё ближе, хотя как по мне ближе уже было некуда, разве что на коленки. — Райогнан, помогли бы вы мне сейчас сбежать?       — Что? — растерянно я спросил то ли у него, то ли у себя. Верно, я ослышался.       — Райогнан, помоги мне сбежать.       Господи. Мне не почудилось, Киф действительно хочет покинуть Адар Манор. Уйти отсюда с моей помощью. Навсегда? Или на время? У него же был кот, наверное, из-за него Киф и хочет сбежать. Господи, какая глупость!       Господи… Гнев Бартла будет неумолим. Мой прекрасный господин не простит этого предательства Кифу.       Райогнан, соберись. Ты — первоклассный дворецкий. Нельзя опускаться ни в действиях, ни в разговорах, ни в мысленных беседах с самим с собой до уровня уличной торговки. Ведь батлеру свойственно некоторое социальное изящество. Он умеет действовать ненавязчиво и тактично в различных ситуациях. Батлер знает традиции и принятые в обществе манеры и ведёт себя соответственно. Он всегда в курсе, что именно семья или её гости предпочитают или не любят. И относится к каждому человеку с равным уважением, независимо от того, как бы странно тот себя вёл.       Глаза Кифа горели от возбуждения. Он сам весь воодушевился и будто скинул с себя летаргическую мантию. Любой мог бы сейчас заметить, как страстно этот простой человек желает сбежать из золотой клетки в свой маленький ограниченный и серый мир.       Я — совершенно бесполезный батлер раз допустил возникновения этой щекотливой ситуации. Моей первозадачей было предотвратить появления такой очевидной мысли в голове у человека, которого всем сердцем мой дорогой господин желает удержать рядом с собой. А я не только не предупредил, я и закрыл глаза на этот чёртов росток. Дал ему окрепнуть, вырасти, закрепиться своими корнями в почве, словно вредоносному сорняку.       Кто бы и что бы не говорил, но батлеру приходится иметь дело одновременно и с проявляющим разочарование и обиду персоналом, и с властным членом семьи, и с невоспитанным гостем, и с возмущённым работодателем, и с увёртливым подрядчиком. Случается, что прекрасно составленный план разваливается в самый последний момент.       — О, мой дорогой Киф. В вас нет ни капли зла, ни капли лицемерия, — воодушевлённо начал я. — Вы — невероятный пример человеческой добродетели. На вашу долю выпало немало страданий, потерь. Судьба вела свою нечестную игру на протяжении нескольких лет. На протяжении нескольких лет вы старательно показывали отвагу сердца и доблесть вашего ума. Вашим призом стала — жизнь. Невероятная и многогранная жизнь. — Взгляд Кифа мгновенно потух, он опустил плечи и поддался назад. Но я не дал ему отстраниться. Переступая отточенную годами сдержанность, я схватил Кифа за плечи и спросил: — Киф, неужели вы хотите потратить остатки своей жизни на унылое существование?       В глазах Кифа я уловил лёгкие отблески объятого светом замка, которые подрагивали от подступавших слёз.       — Господи, Киф, это и есть предел ваших мечтаний? Последние дни в своей затхлой лачуге в продавленном кресле с котом на коленях? Вас радует перспектива променять возможность увидеть целый мир, почувствовать его запахи, ощутить красоту, познать, наконец, через этот мир себя, на серо-бетонный загон для домашнего скота?       — Райогнан, вы не…       — «Вы не», что? Вы не понимаете? Я правильно вас понял, сэр? Только это вы не понимаете. Не осознаёте, какие широкие горизонты ожидают вас. Вы никогда не увидите их, смотря в своё маленькое окошко в кособокой квартирке. Вы не ощутите всей прелести жизни, заживо храня себя в четырёх стенах. Вы останетесь в неведении, никто вам не расскажет и не покажет, прекрасные моменты, потому что их нужно делать самому. Но как вы их сделаете, выбрав до конца жизни роль затворника? Кто, если не вы, оставит в душе вашей тёплые воспоминания, которые будут вас греть в минуты отчаяния? Кто откроет для себя часть мира и откроет часть себя миру? Кто, если не вы, Киф?       Он внимал мне. Слушал предельно внимательно. Я видел в его взгляде мысль, мною высказанную. Она упала семечком в благодатную почву, удобренную сомнениями, болезнью, его горькими воспоминаниями. Моя мысль должна обязательно прорасти, закрепиться в его голове. Он должен взлелеять в себе эту мысль, как родное дитя, чтобы двигаться дальше. Чтобы остаться с моим дорогим господином в Адар Манор.       Я ослабил хватку и выпустил плечи Кифа. Даже если ваш совершенный план терпит крах, в любом случае батлер обязан сохранять самообладание, стараясь при этом повернуть ход событий в положительную сторону. Батлер похож на уже вошедшего в поговорку сержанта в армии — того, кто организует людей и добивается поставленных целей.       — Ваш плед, Киф. — Я подхватил с земли упавшую ткань и набросил на плечи учителя по этикету. Поплотнее запахнул, чтобы он не замёрз. — Нельзя переохлаждаться, верно? Придём в замок, я лично вам сделаю горячий глинтвейн.       В воздухе едва слышно прошелестел голос Кифа. Он что-то сказал и замолк.       — Я не расслышал, сэр. Можете повторить?       — Помоги мне уйти отсюда, Райогнан.       Я застыл, словно молнией поражённый.       — Сэр…       — Помоги мне, Райогнан, умоляю. — Киф поднял своё лицо. Мокрое лицо. — О большем не прошу, помоги проскочить блокпост, на трассе я поймаю попутку.       — Сэр… Киф, господи, о чём вы говорите? — Я заглянул в его глаза. В них была неподдельная решимость.       — Помоги мне пройти эту грядку с кевларовой капустой и дай мне форы в пятнадцать минут. — Лицо Кифа оказалось вплотную с моим. Он нервно облизнул губы. — Пятнадцать минут просить у тебя — неслыханная дерзость, хотя бы десять. Я буду бежать со всех сил. Послушай, Райогнан, я знаю, ты бесконечно предан своему хозяину и не пойдёшь поперёк его воли, но я обращаюсь к тебе никак к дворецкому, а как к простому человеку с простыми чувствами и желаниями: помоги мне. Поступись на несколько минут своими безусловными принципами. Я тебя умоляю, Райогнан.       Мир двоился в моих глазах. Снежинки падали прямо на мои глазные яблоки, превращая реальный мир в грязные разводы акварели. Я слышал частое одиночное дыхание Кифа и где-то вдалеке множество голосов прислуги Адар Манор.       Шестьсот лет назад «возраст прозревания» человека был установлен в четырнадцать лет. Считалось, что в этом возрасте человек получал способность видеть, что в жизни есть и другие люди, желания которых надо учитывать, принимая то или иное решение. Достижение возраста прозревания означало, что человек способен думать самостоятельно, равно как и хранить тайну. Сохранять информацию до тех пор, пока не придёт время обнародовать её, вместо того чтобы распространять её бесконтрольно. Способность хранить в тайне информацию — это качество, которое нелегко найти у современных подростков и даже у взрослых людей, но тем не менее это необходимое свойство для любого батлера.       Громкий крик, эхом пронёсшийся над полем для гольфа вынудил меня оторваться от своих размышлений и вернуться на обетованную землю. Пришло время приводить в чувство всей прислугой обожаемого Кифа. Возвращать в реальность любимца маленького господина. Наперекор всем трудностям оставлять этого человека в объятиях моего обожаемого патрона. А иначе… Иначе…       Киф — обычный человек. Его желания просты и невзрачны. Он не требует многого. Его желания не на первом месте. Он выжил и ценит жизнь, но по-своему, так, как её не будут ценить мой дорогой сердцу господин и его сын. Киф принёс в жертву очень много вещей, начиная от семьи и заканчивая драгоценными минутами своего пребывания на этой планете. Киф потрясающий человек. Необыкновенный человек с простыми, совершенно невыразительными мечтами.       Вертолётный рык сотряс воздух. Я схватил руку Кифа:       — У нас есть несколько минут, Киф. Хватайте свою сумку. — Ошарашенный вид Кифа тронул моё закаменевшее сердце. Но я не дал себе расслабиться. — Скорее хватайте её. Нам придётся очень быстро бежать.       Учитель быстро-быстро закивал, до конца ещё не осознавая настоящее, и кинулся за сумкой.       Я схватил из снега бутылку и быстро плеснул остатки вина по бокалам. Когда Киф подбежал ко мне со своей сумкой, я уже стоял с протянутым в его сторону фужером. Учитель этикета даже не стал спорить, а просто принял бокал.       — Негоже оставлять хорошее вино, — заметил я и поднял руку с фужером. — Киф, надеюсь, всё у вас получится. — Хотите дружеский совет? — Я потянулся к бокалу Кифа своим и легонько ударил по нему. Мелодичный звон прекрасно вписался в лёгкое кружение снежинок вокруг нас. — Если найдёте силы, поверьте в Бартла. Ну и немного можно в меня.       Вертолёт заревел ещё громче и начал подниматься ввысь.       — За доверие, Киф?       — За доверие, — согласился учитель.       Я сделал небольшой глоток вина, наслаждаясь его превосходным вкусом. Киф пригубил вино, сделал пару глотков, но, не выпив и половины бокала, поморщился и обтёр губы.       — Райогнан, вы не заметили? По-моему, у вина странный привкус.       — Да? Как странно. Вино в моём бокале восхитительно на вкус. — Я покачал бокал в воздухе и только потом позволил себе посмотреть на Кифа.       Надёжность — самая основная характеристика батлера. Работодатель, передавая батлеру опеку над своим домом, семьёй, финансами и вообще над всем, чем он владеет, прежде всего полагается на его честность и надёжность.       — Мне показалось, верно? — голос Кифа звучал неуверенно. Его почти не было слышно из-за громкого рёва вертолётного мотора, но я разобрал.       Преданность — ещё один ключевой элемент профессии. Работодатель не хочет, чтобы о нём и его семье или гостях говорили за его спиной, а уж тем более клеветали на них. Он не хотел бы, чтобы его имя упоминалось в прессе из-за откровений батлера.       — Верно, Киф. Показалось.       Учитель этикета остановил на мне свой взгляд. И не было в нём ни обвинения, ни осуждения, зато я узрел понимание и полное смирение с положением вещей.       Работодатель может не сомневаться, хороший, подчёркиваю, хороший батлер искренне заботится о его семье и его благосостоянии. Дворецкий всегда был и остаётся «помогающим и желающим помогать», своего рода работником на все руки, который действительно стремится к тому, чтобы у работодателя и его семьи всё было хорошо, и помогает им, в чём может.       Взгляд Кифа поплыл в прохладном ночном воздухе, веки дрогнули и с большой неохотой начали смыкаться. Раз или два учитель распахивал глаза, пытаясь противостоять внезапно обрушившемуся на него желанию заснуть, но его усилия были также тщетны, как старания солнца удержаться на небосводе во время заката. Фужер, блеснув своим хрустальным боком, выскользнул из ослабленных пальцев учителя этикета и бесшумно упал в снег.       Киф пошатнулся. Он сделал нетрезвый шаг в сторону реки. Ещё. Он шагал нелепо, высоко задирая ноги. И всё и з-за сугробов на поле для гольфа. Потом учитель остановился. Резко застыл, чтобы упасть на колени, а потом и вовсе завалиться на бок.       Я разжал пальцы. Маленькая склянка легко перекатилась по моей ладони. Другой рукой я достал мобильный телефон.       — Ну как? — спросил меня усталый голос, после двух гудков.       — Что же, мой сердечный друг, в этот раз вам удалось обойтись малой кровью, — сообщил я, поднимая склянку чуть выше свой головы и разглядывая её в неярком свете луны и огней, освещавших замок.       — Я так понимаю — удачно?       — Как ты и говорил: хватило минуты. Если быть до конца откровенным, мой изобретательный, мне с лишком и трёх минут, и пяти, и, возможно, десяти было бы достаточно. Главное, чтобы не пришлось опять вооружаться глетчером и дротиками с транквилизаторами. Всё же люди — не животные.       — С научной точки зрения, как раз таковыми люди и являются. К слову, с этической, некоторые особи тоже. — Измождённый голос на том конце мобильного телефона устало выдохнул. Зашелестели листы бумаги.       — Значит, всё прошло отлично?       — Как по мне, то всё просто замечательно. Особенно радует, что в этот раз не пришлось прибегать к помощи револьвера и шприцов. — Я убрал склянку в карман. Не без труда я добрался до завалившегося в сугроб Кифа. Поудобнее устроив мобильный телефон между ухом и плечом, я подхватил мирно сопящее тело мужчины и потащил на вытоптанный островок на этом белоснежном полотнище. — Мне уже не по возрасту с этими штуками бегать, — пропыхтел я в трубку.       — Зато по возрасту таскать усыплённые тела по разным частям Адар Манор, — вполне правдиво заметил Грэди с тяжёлым вздохом. Клацнуло стекло о стекло, раздался звук льющейся жидкости. — Ты оттащил его?       — Да.       — Теперь давай проверим побочные действия. Сейчас… — Опять зашелестела бумага. — Так. Снег под ним был белый?       — Да.       — Недержание мочи вычёркиваем. Значит, со стороны мочеполовой системы подлянок не было. Посмотри его шею. Есть какие-нибудь пятна? — Я аккуратно откинул плед, тщательно осмотрел шею Кифа, не обнаружил там ничего, о чём тут же сообщил Грэди. — Аллергические реакции, бай-бай. Слушай, — отвлёкся доктор, — что это у тебя за шум?       — Вертолётный гул, мой любопытный. — Я устремил свой взгляд в небо, где кружил вертолёт.       — Интересно. — Грэди, по звуку, выпил только что налитый напиток и тут же прокашлялся. — Чёртов коньяк. Нельзя было доверять Балтимору и его конфискату. Уверен, акцизные марки на этой бутылке поддельные. Бартл не экономит на поисках, смотрю, — вернулся к разговору доктор. — Был бы толк.       — Будет, мой сомневающийся. Просто нужно дать Кифу немного времени придти в себя.       — Так-то да, — захихикал Грэди. — После моего средства времени понадобится порядком. И я прекрасно понял суть твоей мысли, Райогнан, понял, — тут же добавил доктор, видно предчувствуя мои долгие разглагольствования насчёт тонкого чувства юмора, которого, увы, толстокожий Грэди, не имеет. — Просто я всё также ратую за то, чтобы вы отпустили бедного мальчика. Он не тот, кто нужен Бартлу, пойми, Райогнан. Я об этом говорил не раз и не два. И, господи, я готов повторить это опять, если нужно.       — Не нужно, Грэди.       — Ну как же не нужно, Райогнан! Ты же совершенно меня не слышишь. — Снова в трубке звякнуло стекло и что-то полилось. — Опять всё сделаешь так, как угодно этому избалованному ребёнку. Не могу на это смотреть.       — Да ты, мой вспыльчивый, и не смот…       — И слышать тоже не могу. — По звуку стало ясно, что Грэди опрокинул ещё один стаканчик, но в этот раз, похоже, удачно. — М-м, кисленький, — просипел доктор, но тут же вернулся в беседу. — На чём мы там остановились? Так с мочой разобрались, с аллергией тоже. Это, по-моему, прорыв. Прорыв! — радостно воскликнул Грэди. — С прошлым учителем было всё намного хуже в этом плане, угу. Обмоченный персидский ковёр, если я не ошибаюсь?       — Не ошибаешься, мой памятливый. — Я опустился на корточки рядом с Кифом. Учитель слегка побледнел лицом, будто каждая упавшая снежинка разбавляла естественный цвет его кожи. Я проверил дыхание и сердцебиение. Всё было в норме. Просунул под рубашку ладонь и потрогал плечо. Оно было едва тёплым. — Этот ковёр пришлось выкинуть, а новый купить за свои скромные средства.       — Ты меня не пробьёшь на слезу, Райогнан. Я знаю, о твоих скромных средствах. Тем более тот парень оказался охотником за антиквариатом. Мы убили двух птиц одним камнем: ты застукал его на месте преступления и вырубил, испытав для меня моё средство. Скажи лучше, у Кифа наблюдалась, например, атаксия (1) или дезориентация? Неустойчивость походки, замедление психических и двигательных реакций, спутанность сознания?       — Была не явно выраженная вестибулярная атаксия. Полное отсутствие дезориентации. Наблюдалась неустойчивость походки. Но, спешу тебя огорчить, мой затейный, что это скорее из-за алкогольного опьянения, нежели реакция на твоё средство.       — Неустойчивость походки… Записал, — сообщил Грэди. — Подожди, — вдруг напрягся его голос. — Я не ослышался? Алкогольное опьянение? Чего же ты тогда морочишь мне яйца? Я тут вообще-то занимаюсь очень важными делами, Райогнан. А ты тут шутки свои не к месту шутишь. — По звуку Грэди откинул от себя бумаги и вновь взялся за бутылку. — После того, как препарат будет готов, я продам его ирландским военным. Обогащусь, а наша армия станет непобедимой. Твоё несерьёзное поведение даёт мне право думать, что ты работаешь на вражескую армию. — Громко заработала докторская глотка. — Однозначно, Балтимор поплатиться за то, что принёс в дом эту гадость. Я в огне. Райогнан, иногда я завидую тому, что ты остаёшься верен трезвому образу жизни. Никогда не ступай на эту склизкую алкогольную дорожку. Я тебе как врач говорю. — Грэди неожиданно оборвал своё нетрезвое песнопение. — Вы напоили Кифа?       — Он сам напоил себя. Две бутылки элитного вина. У Кифа есть вкус, если он смог выбрать из нескольких стеллажей с вином — Шато Шеваль Блан 1947 года и Херес де ла Фронтер 1775 года. Последнее, к слову, мой внимательно слушающий друг, имеет фантастическую цену на винном рынке. — Я отошёл от мирно покоящегося на земле учителя этикета в сторону прямо к двум пустым бутылкам из-под вина, которые Киф имел честь просто отодвинуть в сторону, даже не задумавшись, что за сокровище он держал в руках. Я поднял обе бутылки с земли, но одну я спрятал во внутренний карман, а другую покрутил у себя в руках, пока на глаза мне не попалась то, что делало эту бутылку такой же бесценной, как и вино, что когда-то было в ней. — Имперская печать. Ты знал, дорогой Грэди, что это легендарное вино Российской империи?       — Нет. Я не разделяю твоего глупого восторга. Пусть это вино будет хоть Византийской империи времён Юстиниана Первого. Меня интересует, почему Киф вылакал столько алкоголя, и где ты был в то время, когда он его пил? По-моему, это не я клялся и божился, что Кифу будет обеспечен покой после досрочной выписки. Или такого не было, Райогнан? Бартл никак вырасти не может, а ты ему потакаешь, старый маразматик. Соберитесь уже, сколько можно? Теперь у вас есть такой ангел, как Киф. — Голос Грэди дрогнул. — Его беречь надо. Я своего ангела не уберёг. Жизнь Кифу крылья сломала, а вы превратили этого покалеченного ангела в свою игрушку и заперли в золотой клетке. На сколько, по-твоему, у меня хватит терпения? — неожиданно спросил доктор осипшим голосом и отключился.       Снег продолжал неумолимо падать, а вертолёт продолжал свои бесполезные поиски. На другом берегу продолжали раздаваться громогласные крики, прислуга продолжала свою бесконтрольную и бессмысленную суету.       — Я думаю, что вы не найдёте ничего предосудительного, мой любезный друг, в том, чтобы я выпил бокальчик вина. За ваше здоровье разумеется, — пообещал я учителю этикету, пока возился с бутылкой и бокалом. — Ох, сэр, — я покачал головой, когда вино было налито, а глаза некуда было приткнуть, — немного совестно, что мне приходится держать вас на морозе, но прошу вас потерпеть. Мне нужно ещё немного времени. Ах, да… Пока не забыл. — Я выудил из внутреннего кармана маленькую записную книжку. — Подводные лодки — отличная идея, сэр. Я обязательно поставлю этот вопрос на широкое рассмотрение перед моим дражайшим господином. Провести несколько дноуглубительных работ, изменить русло реки, аки фараон Менес, сумевший организовать изменение русла Нила, чтобы построить на его месте столицу своего царства Мемфис.       Грэди наговорил всяких глупостей. Ангелов не существует. Есть люди, не более. Мне понятна его страсть к обожествлению некоторых персон. По уразумению Грэди его сын не мог просто умереть, он стал ангелом, тем прекрасным созданием, которое будет жить вечно не только в сердце бедного отца, но и там, в мире вечного покоя и доброты.       Но ангелов нет.       Мой взгляд снова притянул к себе усыплённый Киф.       — Вы не ангел, сэр, — сказал я вслух. — Вы не поймите меня неправильно, но я должен был прояснить этот факт на случай, если вы слышали, что сказал про вас старый уставший доктор. Это всё из-за его сына и… Зачем я всё это говорю, вы же всё равно меня не слышите. — Я глотнул вина из фужера.       Он до тупого честный и простой как валенок. Он такой легкомысленный и не имеет предубеждений по отношению к кому-либо. Он непоколебим. Если Киф — тот мужчина, то рядом с Бартлом он будет совершенным, как бутылочка Шато Лафлёр 1949 года урожая. О да, это то изысканное вино глубокого красно-рубинового цвета, которое мне довелось отведать всего лишь один раз в своей жизни, но воспоминания об этих сладких минутах до сих пор живы во мне. Эти элегантные ароматы ежевики, вишни, малины что переплетаются в изысканном букете с тонами кофе, шоколада, орехов и специй, а также с тонкими нотками жареного мяса просто невозможно забыть. Это было бы преступлением равносильно тому, как верный супруг забыл дату бракосочетания со своей любимой. Полнотелое, мощное, с выраженными танинами и яркими ягодными и шоколадными оттенками в продолжительном послевкусии будто это всё сейчас у меня на языке.       — Что же вы делаете со мной, сэр? — прошептал я в морозный воздух. — Я всего лишь хочу продолжать служить семье О’Нейл верой и правдой, как делал это на протяжении двадцати восьми лет. Хочу работать так, чтобы у меня не было никаких сомнений в правильности моих исполняемых обязанностей. Я не хочу ставить под сомнения свои методы, свои взгляды, свою выверенную годами службу этому замку. — Я услышал, как мой голос дрогнул. Мой вытренированный годами голос ослушался чёткого командного голоса в моей голове, что транслировал беспрерывно всё, что нужно делать и как себя вести.       Бокал в моей руке закачался из стороны в сторону, вино мягко заволновалось в фужере. Я отвлёкся на это, стараясь привести в порядок свои мысли. Для начала стоит вспомнить главный урок, который я вынес для себя, став батлером.       Меня учили так в своё время: предаваясь внимательному изучению склонностей и настроений работодателя, дворецкий будет стараться предугадать и предупредить его желания. Он может заранее, ещё до того, как его попросят, приготовить нужные вещи или создать атмосферу, в которой нуждается работодатель. Отношение мажордома должно оставаться следующим: я стараюсь сделать своего работодателя более счастливым и его существование более комфортным. Это, так сказать, своеобразная игра, в которую играет дворецкий. Но, что самое отрадное, награда за неё будет приятной и для него, и для его работодателя. Представление услуг — начальная точка отсчёта, но не финальная в профессии батлера. Что выделяет мажордома, который очень ценится, так это исключительная восприимчивость, изобретательность и неподдельная забота о работодателе. Эти качества в совокупности позволяют ему создавать идеальный мир для своего работодателя, членов его семьи, гостей, а также других работодателей и торговцев.       В бокале оставалось ещё немного вина, которое я выпил одним глотком.       — Киф, обещаю, мы переживём с вами эту зиму.       Я — замечательный дворецкий семьи О’Нейл. Я люблю и уважаю моего дорогого господина. Люблю и забочусь о его маленьком сыне. Желаю им двоим счастья. Со своей стороны я сделаю всё, чтобы это счастье ни в коем случае не обошло их стороной. Все мои силы уйдут на подержание этой семьи. Я останусь им верен до конца своей жизни и много, много дольше.       Воздух вибрировал от приближающегося вертолётного рёва. И эта ночь уже не казалась волшебной. И снежинки уже не превращали этот мир в сказку. И в эту самую секунду, в единственную такую секунду в моей жизни до и в моей жизни после Адар Манор стал мне враждебен. Замок стал пристанищем монстров, злых королей и королев и домом вселенского зла. Единственное светлое пятно этого место сейчас находилось у моих ног.       Это нарушало все устои, шло вразрез со всеми заучиваемыми мною правилами, ставило под сомнение все года моей упорной работы. Соверши я этот шаг, стану посмешищем в глазах всего сообщества батлеров, да что уж — всего мира.       Мои пальцы уже вытаскивали на свет мобильный телефон. Поистине идиотский план зрел в моей голове как на дрожжах. Поможет мне его осуществить Лукас. За этим шкодливым ребёнком есть должок. Я знаю окольные дороги. Вместе мы сможем доставить Кифа к трассе, поймать машину и даровать наконец свободу этому раненому ангелу. Лукас болтать не будет. Я тоже сохраню это в тайне.       В одном из моих внутренних карманов нашлась небольшая сумма денег.       Этого должно хватить на дорогу до Корка. Когда я посажу Кифа в машину, позвоню его друзьям и попрошу спрятать его как можно лучше. Стоит ли мне посоветовать какое-нибудь надёжное место?       Разберёмся с этим позже, а пока что нужно позвонить Лукасу.       Мои пальцы скользнули по кнопкам. Я даже не услышал гудка. Сразу тяжёлое дыхание и давящую пустоту за каждым вдохом. Я прикрыл глаза. Моего звонка ждали.       — Я нашёл его, сэр.