Уроки этикета в Адар Манор

      Три года, что я провёл в Афганистане, были самыми страшными тремя годами в моей жизни. Стрёкот автоматов, который не затихал ни днём, ни ночью, внезапные взрывы «дэйзикаттеров» в небе и на земле, хронический недосып, недостаток еды и воды, а также вещей первой необходимости. По словам американцев, мы объявили войну международному терроризму в лице «Аль-Каиды», во главе с Усамой бен Ладеном и режиму талибов в Афганистане, территория которого, к тому моменту, стала основной базой международного терроризма. На самом деле, мы сражались за ущемлённое самолюбие Америки, которая мстила «Аль-Каиде» за теракт одиннадцатого сентября две тысячи первого года. Остальное: уничтожить бен Ладена и свергнуть режим талибов, стало просто подарочным дополнением к основному вопросу.       Кто-то может поспорить со мной, но я был там. Я видел, как американцы безжалостно бомбили Кабул. Я слышал крики людей. Мои родители попали под одну из таких бомб. Их тела разорвало на куски, поэтому в их гробах здесь, в Ирландии, всего лишь фотографии. Я постарался найти самые красивые, где они оба были молоды.       Я не люблю вспоминать те времена, но не всегда получается. Всё потому, что многие жизненные уроки я вынес именно из того страшного времени.       Однажды, ещё в самом начале тех трёх бесконечных лет в Афганистане, мне, изнеженному и непривыкшему к жаре этого государства Среднего Востока, захотелось пить. Один из сослуживцев протянул мне свою флягу. Я, не поблагодарив, накинулся на воду, но, не сделав и двух глотков, откинул от себя флягу. Вода расплескалась и быстро впиталась в сухую землю. На меня тут же с криками и упрёками налетел хозяин фляги. К нему незамедлительно присоединились все остальные. В ответ на ор сослуживцев и строгий взгляд командира, я сказал, что в жизни меня никто не заставит пить тёплую воду с песком, который скрипел у меня на зубах, даже несмотря на то, что я сделал из фляги всего один глоток. Командир — старый мужчина с высохшим лицом, которого за глаза называли вторым Масудом, ничего не сказал мне, но остальным приказал заткнуться. Через некоторое время он ушёл, оставив нас изучать карту Мазари-Шарифа. Мы только-только отвоевали его у талибов, и теперь нашей первостепенной задачей стало изучение города, который подвергся страшному мародёрству. Командира долго не было, и все стали волноваться. Кто-то предложил отправиться его искать. Это предложение не получило особой поддержки. Время близилось к ночи, и, несмотря на то, что Мазари-Шариф получил статус освобождённого города, всё-таки полной уверенности в том, что из города бежали все талибы, не было. Вполне возможно, что группа отчаянных исламистов забилась в каком-нибудь самане, что стоит на отшибе города, и ждёт часа расплаты. Прошёл ещё один час, и мы услышали рванную автоматную очередь совсем близко. Все безумно перепугались и схватились за оружие. Но мы его так и не использовали. Через пару минут в дверь постучали. Это был наш командир. Его ранили в руку. «Всего лишь мазнула», — буркнул он, отказываясь от помощи. Я оказался прав, командира ранила группа талибов, что решила под покровом ночи сбежать из осаждённого города. Но теперь им, похоже, не удастся этого сделать, автоматная очередь выдала их. Пока я размышлял над этим, ко мне подошёл командир. В перевязанной руке он держал бутылку воды. «Надеюсь, это ты будешь пить», — устало сказал он мне, вручая её. Эта была настоящая пластиковая бутылка с кристально-чистой водой, ещё сохранившая прохладу. Где и как командир достал её? Это было просто немыслимо.       Я так и не сделал из неё ни глотка. Не смог. Мне было безумно стыдно, что из-за какой-то бутылки пострадал человек. Уроком, во всей истории для меня стало то, что как бы ты не хотел чистой воды в бутылке, она не всегда будет рядом в пустыне, когда ты будешь умирать от жажды. Всегда радуйся тому, что у тебя есть фляга с тёплыми остатками воды в рюкзаке, она никогда не подведёт тебя.       Именно этот урок я вспомнил, когда Райогнан сопроводил меня в комнату. Недавно я перебивался подработками и не знал забот. Денег было мало, но они были. Хватало на еду и с натягом платить за коммунальные услуги. Сейчас я принят на высокооплачиваемую работу в самое шикарное поместье в округе. Только радости от этого никакой.       Я стоял около входной двери, где меня оставил дворецкий, не в силах заставить сделать себя шаг вглубь комнаты. Меня била крупная дрожь. Вместо того, чтобы стоять здесь, боясь в страхе шелохнуться, я бы сейчас с огромным удовольствием валялся на протёртом ковре у Финна или на голом полу у Джеда и попивал свой любимый стаут «Мёрфис», чокаясь с бутылками «Гиннесса».       Я совершенно не имел представления, что мне делать дальше. Я никогда бы не подумал, что меня поселят в такой большой комнате. Даже, к моему ужасу, не одной. Из-за приоткрытой двери, которая располагалась чуть дальше стеклянного столика с вазой со свежими лилиями, выглядывало нечто слепяще-белое с золотом.       Комната наводила на меня тоску, несмотря на всю восхитительную красоту синих букетов на белом фоне обоев; богатое убранство, попадающее в тон персидской сини, что пользуется популярностью во всём мире; белоснежно-белый ковёр, который так и манил пройтись по нему без обуви, поваляться. Почему-то я был уверен, что этот ковёр такой же мягкий и шелковистый, как спинка папильона Финни, собаки Финна. И, практически, не обращая внимания на острое желание скинуть пыльные ботинки и погрузить свои ноги в заштопанных и перештопанных носках в ворс ковра, я развернулся и покинул комнату. Бороться со своими низменными желаниями подальше от предмета воздыхания.       Я решил немного прогуляться по замку, узнать, так сказать, чуть лучше место, где мне предстояло жить какое-то время. Хорошо, чтобы это время равнялось часу, ну, максимум двум.       Карта, данная мне Райогнаном, была столь же понятна, сколько понятны мои мотивы согласиться остаться в Адар Манор. Я всегда неплохо разбирался в картах. Как в топографических, так и в ландшафтных. Также я неплохо управлялся с морскими навигационными картами. Я не считал себя в них таким уж асом, но всё же, при надобности, я смог бы разобраться в гидрографических и дорожных сетях, фарватерах или навигационных путях.       В карте Адар Манор не разобрался бы ни один опытный картограф. Проведи он хоть три дня и три ночи над пристальным изучением этих смазанных линий, параллельных чёрточек, возможно, попыток изобразить коридоры замка, которые вели в никуда, непонятных крестиков и галочек, у него бы всё равно не получилось найти даже вход в замок. Складывалось стойкое ощущение, что рисовал эту карту маленький ребёнок трёх, а то и двух лет от роду. Ещё я мог выразить не менее твёрдое предположение, что к этому приложили руки мои друзья: уж очень похожи эти каляки-маляки на художества Финна и Джеда в подпитии.       На что рассчитывал дворецкий, давая мне эту карту?       Я сложил её и, вместе с правилами, засунул во внутренний карман пиджака. Попробуем разобраться в этих каракулях немного позже. Возможно, если я начну изучать замок самостоятельно и без вмешательств карт, то у меня получится быстрее освоиться в нём.       Это решение мне казалось правильным буквально минут десять, пока я не свернул в длинный коридор с вереницей комнат и не налетел на огромную тележку с моющими средствами. Бутылки с разноцветной жидкостью попадали с глухим стуком на мои ноги. Я нелепо дёрнулся вперёд, хватаясь за первое, что попалось мне в руки. Это, к моему несчастью, оказалась корзинка с тряпками для пыли. Корзинка, которая тут же свалилась с отъехавшей вперёд тележки. Я, ещё надеясь, что всё обойдётся, упал вместе с ней, наделав шума гораздо больше, чем упавшие бутылки.       Из комнаты вылетели две молоденькие девушки и одна старая женщина-пышка. Все в полосатых одинаковых платьях и фартуках. Женщина оказалась чёрной.       Как странно, что ещё не весь замок сбежался посмотреть на упавшего меня, потому что шума от меня было столько же, сколько от ста включённых перфораторов, поднесённых к громкоговорителям. Мне было очень стыдно смотреть женщинам в глаза, поэтому я не поднимал головы, пока поднимал себя, потом корзинку с тряпочками, потом сами тряпочки и моющие средства. Водрузив это всё на место и прикатив тележку туда, где она стояла до моего позорного падения, я, поклонившись дамам, вознамерился избавить их от общества невоспитанного медведя.       — Ну, чего встали, лентяйки?! Быстро в комнату, там ещё ванна не убрана! — крикнул властный женский голос, прежде чем я успел продумать пути отхода. Я услышал шуршания платьев и горестные вздохи, которые тут же исчезли за дверями. — И поторапливайтесь! — добавила она им вдогонку. — Вам не за это деньги платят!       Шаги девушек затихли, и я уже было решил всё-таки бочком отступать назад, в душе безумно боясь получить нагоняй за свою неуклюжесть.       — Вылитый Колин Фёрт, — неожиданно заметила женщина. Я выпрямился, немного удивлённый её словами. На всякий случай я обернулся. Вдруг, это сравнение предназначалось не мне, а кому-нибудь другому.       Не обнаружив за спиной ни единой живой души, я снова глянул на женщину и, ткнув себе в грудь пальцем, спросил:       — Это вы про меня?       — Нет, про себя! — громко сказала женщина, уперев в свои объёмные бока руки. — Я похожа на Колина Фёрта?       Я смутился, потому что не знал, кто такой Колин Фёрт.       — Наверное, нет?       — Наверное?! — ещё громче возмутилась женщина. — Эй, ты, — она быстро зашагала ко мне, — если я чёрная, это ещё не значит, что я позволю себя обижать! — женщина подпёрла меня к стенке своими пышными грудями. — Запомни раз и навсегда: чёрная женщина, как белая женщина, только она ещё может дать пинка. Я — чёрная женщина, и я смогу за себя постоять! Даже если придётся дать по лицу такому красавчику, как ты, — пока она говорила свою пылкую речь, я жмурил глаза и отрывисто кивал. — Кивни, если понял, — я закивал с утроенной силой.       Когда мне перестало давить на грудь что-то мягкое и упругое, я открыл глаза. Женщина стояла напротив меня, но глядела в другую сторону.       — А ну марш убираться, лентяйки! — два симпатичных личика тут же исчезли в проёме комнаты, для надёжности хлопнув дверью. — Господи, дай мне терпенья с этими бездельницами! Ничего не хотят делать, — жаловалась женщина. Тут она вспомнила обо мне, — А ты чего встал, как столб?       Я замялся:       — А что мне нужно делать?       — Я — мать пятерых детей! Вкалываю в этом замке двадцать четыре часа в сутки, шесть дней в неделю, чтобы прокормить пять ртов, которые только и умеют, что ныть и играть в игрушки! Помилуй меня, Господи, за такие слова. Я ни минутки не отдыхаю, даже дома, потому что я одна воспитываю этих сорванцов. И никто, слышишь, никто мне не помогает! Это я не о тебе, Господи.       — Д-давайте, я вам помогу, — робко предложил я.       — Отлично, поможешь толкать тележку, — тут же отозвалась женщина, схватив меня под руку.       Я не думал, что вырасту подкаблучником, пока не дожил до этой минуты. Я пропал как мужчина. Если об этом узнают мои друзья, мне несдобровать. Минимум месяц они буду изводить меня злобными шуточками. А максимум? Максимум — всю оставшуюся жизнь.       Женщина будто услышала мои мысли:       — Думаешь, женщинам помогать плохо? — Она крепче прижалась ко мне. — Это сейчас модно. Кричать о том, что мы наравне с вами, мужчинами. Даже вот эти вот, — она кивком показала на закрытую дверь, где прятались две милые девушки, — уверены, что от мужиков толку нет. Но я ручаюсь, за вами, мужчинами, сила! Не зря же я ращу пятерых бойцов, дай Господи им здоровья! А те бабёнки, которые говорят, что им ничего не нужно и они сами справятся со всем, сильнее всех остальных хотят, чтобы их любили и носили на руках, поверь мне на слово, — она мне подмигнула. — Кстати, как тебя зовут? Я перед тобой душу раскрываю, а ты молчком!       — Меня зовут? Меня зовут Колин Фёрт… — взгляд женщины дал мне понять, что я сошёл с ума. Через секунду я и сам понял, что это было бы уместным, особенно здесь, в Адар Манор. — Простите, меня зовут Киф. Киф Галлахер.       Я был уверен, что она на меня опять начнёт кричать, но вместо этого я услышал тёплый и заливистый хохот.       — Ой, ну и напугал ты меня сейчас. «Меня зовут Колин Фёрт», — повторила она странным голосом, распахнув при этом глаза так широко, что мне захотелось подставить руки под её глазницы, чтобы поймать глазные яблоки, которые вот-вот выскользнут оттуда. Она ударила меня по плечу и снова залилась задорным смехом. — Господи, ну ты и сказал! А я ведь почти поверила тебе, негодник, — женщина опять смеётся. Её смех был чем-то невероятным. Он одновременно завораживал, бодрил и заставлял тебя улыбаться ей в ответ. — Ну, Колин-Киф, а меня зовут Смеральдина, — женщина махнула рукой, жестом останавливая меня от попытки что-либо сказать, хотя никакой таковой попытки я и не предпринял бы сделать. — Знаю, имя глупое и мне совершенно не подходит, — Смеральдина качнула боками, — но мамаша, пусть земля ей будет пухом, назвала меня именно так, а никак иначе.       Женщина замолкла, но её взгляд, выразительно уставившийся на меня, бушевал и ждал нападения. У меня настолько разыгралось воображение, что я даже слышал грозное шипение: «Ну, давай же, давай, скажи что-нибудь про имя. Скажи что-нибудь, и я с радостью заеду тебе в глаз».       — Смеральдина — очень красивое и редкое имя. Мне бы хотелось, чтобы моя мама назвала меня Смеральдиной.       Женщина пару секунд недоверчиво разглядывала меня, а потом опять расхохоталась. Я понял, что сглупил. Где были мои мозги, когда я говорил последнее предложение? Неужели мне теперь придётся в Адар Манор перед всеми выглядеть полным дураком?       — Парень, а ты мне нравишься! Стой, никуда не двигайся, — Смеральдина метнулась в комнату, где закрылись девушки. В этот раз женщина бушевала меньше, но «бездельницам» достался отменный нагоняй перед тем, как горничная предупредила, что немного прогуляется по замку с господином Колином-Кифом. — Эти лентяйки получили по заслугам, — сказала она мне, когда увидела на моём лице смущение и немой упрёк. — Им бы только языки почесать. Надеюсь, хоть ты приехал сюда работать, а не баклуши бить.       — Я приехал сюда, чтобы устроиться преподавателем правил хорошего тона.       — Ох, знаем мы этих преподавателей! Великие лентяи. От горшка эльфа вырос всего на пару фунтов, и уже слова ему поперёк сказать нельзя. «Что вы себе позволяете?», «Да знаете, где я учился?», — я улыбнулся, представив, что кто-то вообще осмелился открыть рот в присутствии этой женщины. — Эти юнцы много о себе думают, но ты, я смотрю, не такой, как они, а Колин-Киф? Или я не права?       Я не знал, как и что мне ответить. Возможно, от меня в данную минуту требовались уверения, что я не такой, как они. Я лучше, опытнее, умнее и старше, и не думаю о себе так часто, как бы хотелось. И в то же время я задавался вопросом: а вправе ли я так говорить? Да, я старше, но опыта у меня не было. По-сути, я стал первоклассным учителем с лёгкой руки Финна и немного Джеда, ну, и нескольких бутылочек «Гиннесса». И про ум вопрос спорный. Умный человек никогда бы не позволил себе обманным путём устроиться в этот замок работать. Даже на испытательный срок. Получалось, что я ничем не лучше тех, кто пытался получить это место до меня, считай, даже хуже. Они хотя бы не обманывали окружающих по-поводу того, кто они есть.       Я понял, что мои рассуждения не приведут меня к правильному ответу, который, кстати, был уже не нужен. Смеральдине некогда было ждать его, потому что столько ещё предстояло мне рассказать.       Я чудесно провёл день вместе с прислугой Адар Манор. Правда, кроме Смеральдины, я не успел познакомиться больше ни с кем, но это была не беда. Здесь работали очень вежливые и отзывчивые люди, которые, даже видя тебя в первый раз, оставались неравнодушны к твоему здоровью и твоим делам. Сегодня я ел на кухне, вместе с горничными и садовниками, а завтра уже должен буду сидеть в невероятно большой столовой из красного дуба. Поэтому неизвестно, когда мне ещё раз выпадет шанс, посидеть за столом в большой компании людей, которые постоянно смеются и рассказывают смешные казусы из своей жизни.       К моему большому удивлению, прислуга в Адар Манор была столь же сведуща в прекрасном, как и мои друзья. Горничные наперебой рассказывали мне историю этого поместья. Оказалось, что первоначально оно принадлежало не благородному и древнему роду О’Нейл. Усадьба Адар Манор впечатляет по всем меркам и без сомнений подходит для проживания в ней старинного рода, но когда-то она была предназначена в качестве резиденции для графа Данрейвена. Построенная в неоготическом стиле на восемьсот сорока акрах земли, она была ещё не достроена, когда в тысяча восемьсот пятидесятом году граф скончался. Завершил строительство Адар Манор уже его сын. Но, к сожалению, ему не нравилось это поместье, поэтому в скором времени оно было продано с молотка. Поговаривают, что неприязнь сына графа к усадьбе произросла на почве ревности своей молодой жены к покойному отцу. По слухам, граф Данрейвен занимался с ней какими-то странными вещами в недостроенном здании. Об этих вещах узнал сын и убил отца, продал усадьбу, замуровав где-то в винных погребах его труп, и вместе с женой покинул Ирландию.       Эта история мне пришлась по душе. Я даже разочек позволил себе вздрогнуть, когда меня всё-таки уговорили спуститься в погреб, чтобы, так сказать, порадовать молодых девушек за их старания в рассказывании сказки.       После обеда я ходил по замку за Смеральдиной, выслушивая её причитания по поводу обленившийся прислуги Адар Манор. Мне не хотелось попасть в число тех, о ком она говорила плохо, поэтому я предложил ей себя в качестве бесплатной рабочей силы. Меня послали ко всем чертям, но работу нашли.       В свою комнату я попал только под вечер. Меня проводила Смеральдина и, когда я рассказал ей про шутку Райогнана, дала мне свою карту. Она пригласила меня к себе в гости — в деревушку поблизости с поместьем, где они жила вместе с пятью своими детьми — и мы распрощались с полной уверенностью, что расстаёмся хорошими друзьями.       Я закрыл дверь и вздохнул с облегчением: комната больше не пугала меня так сильно, как в первый раз. Наверное, надо было просто привыкнуть.       Что меня испугало больше: то ли внезапная трель мобильника, то ли ещё одна замеченная мною дверь, я теперь не смогу вспомнить. Только я тут же справился с собой, и первым делом достал трезвонящий мобильный телефон.       — Итак, две или три бутылки для моего печального мопсика, которого не взяли на работу? — сладко пропел голос Финна.       — Почему это Киф стал мопсиком, когда он всегда был бордосским догом? — спросил Джед.       — Потому что Киф грустит, из-за того, что его не взяли на работу. А если Киф грустит, то у него грустное лицо. А у кого у нас ещё грустное лицо?       — У меня, потому что мне приходится выслушивать твои глупости?       — Нет, балда, у мопсиков, — в шутку разозлился Финн. — Этим сейчас Киф и мопсики похожи. Поэтому я его и назвал мопсиком.       — Привет Финн, привет Джед, — поздоровался я с друзьями.       — Ты слышишь, какой у него грустный голос? — в голосе Финна зазвучали отеческие нотки. — Джед, хватит тыкать мне в лицо этими пачками читоса и лейса. Бери всё. Сегодня мы будем грустить вместе с мопсиком.       — Скажи, Киф, там красиво? — спросил Джед, шурша в телефоне пачками чипсов.       — Очень, но, — я огляделся по сторонам. Внезапно ко мне вернулись все страхи сегодняшнего утра. Будто и не было этого чудесного дня, всё вернулось к самой начальной точке. Не хотелось говорить с друзьями около двери вот так. Возможно, что кто-то в данную минуту стоит за ней и подслушивает. Надо было выйти на балкон. Поэтому я кинулся на цыпочках к двери, которая была ближе ко мне. — Подождите немного, я выйду на… — я резко распахнул двери. — Что это?       — Что случилось у моего грустного мопсика? — встревожено спросил Финн.       — Комната с полками, — выдал я, осматривая странное помещение. — Много-много полок. Зачем нужна эта комната? А столько полок? Пустых.       — Пусты полки? — переспросил Финн. — Что за чёрт? Слушай, вали оттуда. Это по-любому не просто полки. Я сейчас позвоню в полицию и скажу, что у тебя там творится. Продиктуй мне точный адрес.       — Финн, ты кретин или как? Дай трубку, — я слышу возню и возмущённые крики Финна. — Киф, не слушай этого придурка.       — Сам придурок! — кричит в ответ рассерженный друг.       — Финн, займись лучше благородным делом: выбери нам пиццу.       — И выберу!       — Молодец, мой сладкий, я знаю, у тебя всё получится, — я слышу громкий воздушный поцелуй. — Киф, ты ещё оттуда не смотался? Что ты там до сих пор делаешь?       — Именно сейчас я не знаю, как выбраться. Джед, тут чересчур роскошно, — я прижал телефон поближе к губам и заговорил быстро, едва успевая мысленно формулировать предложения. — Они поселили меня в какой-то огромной комнате с кучей дорогой мебели! Тут белые ковры, а у меня пыльная обувь. Хозяин этот, Бартл О`Нейл, чудовище, который кричит на собственного двенадцатилетнего сына. Я прошёл за сегодня миллион и одну ступеньку и даже заблудился в лесу. Я был полностью уверен, что меня поймает Слэндер, или как его там зовут. Я не знаю, где находится балкон, на котором я хотел спокойно поговорить с вами. А ещё я устроил пожар, и меня заставляют жить по расписанию! — тишина в трубке испугала меня. — Джед, ты меня слышишь?       — Слышу. Финн, у меня к тебе дело.       — Да-да, мой пушистый ротвейлер, что ты хочешь? — приторно-сладким голосом пропел Финн.       — Перестань дурачиться, я серьёзно. У Кифа неприятности.       — Его задарили подарками, и теперь он не может оттуда уехать? Или его повергла в шок живая лошадь? — рассмеялся друг.       Звонкий шлепок прервал смех.       — Ты ударил меня?! — взревел Финн.       — Похоже, что я шучу, Финн? У Кифа неприятности, он только что мне рассказал о них.       — Что он тебе рассказал? — вновь послышалась возня. — Отдай трубку, Джед! Что тебе рассказал Киф? Я тоже хочу услышать! Киф? Киф?!       — Ребят, я бы хотел для начала оказаться где-нибудь снаружи. Полки давят на меня, — пожаловался я, по-правде говоря, чувствуя себя немного дурно.       — О, голожопые эльфы, помогите мне, — услышал я в трубке голос Джеда. — А ну, заткнулись оба! Финн, перестань прыгать и размахивать коробками. Киф, — обратились уже ко мне, — это обыкновенный шкаф для одежды. Просто выйди из него и пройди к окну. Там будет дверь на балкон, если он, конечно, предусмотрен.       — Шкаф? — я ещё раз оглядел комнату, прежде чем быстро выбежать из неё, прикрыв плотно дверью. — Разве бывают такие шкафы? Это же целая моя квартира.       — У богатых свои причуды, Киф, — произнёс Джед таким тоном, будто бы об этом всем давно известно, а я опять отсутствовал в тот момент, когда делились знаниями. — Ты нашёл балкон? Финна трясёт. Никак не пойму, Финн, тебя бросило в дрожь от того, что тебе страшно за Кифа, или потому что пить мы сегодня не будем?       — Как не будем? — изумлённо спросил друг.       — Ах, ты, издательская крыса, его друг в беде, а он думает о том, чтобы поскорее нажраться до поросячьего визга!       — Неправда!       Пока мои друзья препирались в трубку, я всё также, на носочках, пробежался до огромного окна во всю стену. Балконную ручку искать долго не пришлось. Я вышел наружу, забыв закрыть за собой дверь.       — Так, расскажи нам всё по-порядку, — приказал Финн, когда они перестали обзывать с Джедом друг друга.       Я облокотился на каменные перила, устремил свой взгляд вдаль и всё им рассказал. Про бога из ворот, про лес, щенков, которых принял за страшилку, про огромный замок и сад, про любезного дворецкого и совсем нелюбезного хозяина. Отдельной песней стали слова Бартла О`Нейла о режиме, правилах и зарплате.       — Слушайте, — вскрикнул Финн, когда я замолчал, — не вижу никаких проблем. Поныкайся там часик, а потом вали. Тебе всё равно выплатят всю сумму, не вижу смысла там оставаться. Я тебе найду другую работу, лучше этой.       — Финн, ты не забыл, что эту работу ты нашёл Кифу? — спросил Джед, выделяя интонацией местоимение «ты». — Я? — искренне удивился друг. — Не может такого быть. Я бы в жизни не отправил Кифа в гнездо к чудовищам.       — Но именно это ты и сделал, — Джед вздохнул.       — Да, давай теперь обвинять во всём Финна!       — Не кричи, тебя ещё никто ни в чём не обвинял. Что за манера постоянно кричать? Вас в издательстве этому отдельно что ли учат?       — А вам в ваших офисах курс лекции «как быть мудаком» читают?       — Финн, то, что ты сказал, ни капельки не остроумно. Ты работаешь со словом, а позволяешь себе ругаться, как старый эльф-сапожник. Теперь я понимаю, почему люди не покупают газеты и журналов.       — Не надо валить с больной головы на здоровую!       — Ой, всё, Финн, закрой рот. Нам нужно сейчас думать не о твоей больной голове, а о том, как помочь Кифу, — изрёк Джед.       — Раз ты такой умный, то и придумывай, — пробубнил Финн. — Командует он тут. Если обиделся на мопсика, то так бы и сказал. А то столько криков.       — Кто ещё кричал?! — возмутился Джед. — Перестань вставлять свои зоофилские штучки в разговор, и давай, наконец, подумаем над проблемой Кифа.       — Не вижу никакой проблемы. Не надо на меня так смотреть, Джед. Да, я слепая макака, и не вижу этой проблемы, о которой ты так распинаешься. Всё предельно ясно. Кифа взяли, но с условиями. На каждой работе есть условия.       — Но не такие же!       — Ой, за такие деньги, которые они предлагают, странно, что ещё не попросили Кифа голыми руками отстроить вторую пирамиду Хеопса рядом с этим Адар Манором, — я снова услышал возню. Похоже, Финн отобрал у Джеда трубку, потому что его голос зазвучал отчётливее. — Послушай сюда, Киф. Ты сам должен решить, уехать тебе оттуда или остаться и попытать удачу. Признай, что не каждый день выпадает шанс устроиться на такую работу. Ты будешь получать больше нас с Джедом раз в пять.       — А тебя только деньги и волнуют, меркантильный жлоб, — голос Джеда, несмотря на удалённость от телефона, всё равно был слышен очень хорошо.       — Не только, но это главный плюс, благодаря которому многие минусы стираются сами по себе. Киф, ты не обычный богатый мальчишка, который только-только окончил университет. За тебя не вступал горой папаша с кошельком. Киф, ты три года воевал. Неужели, ты не справишься с этой работой? Подумаешь, хозяин поместья придумал два-три правила, которые ему кажутся невыполнимыми. Ты одно время жил по правилам войны. Люди всю жизнь ей проигрывают в выдумке. Поэтому, я считаю, что ты можешь попытаться.       — Спасибо, Финн, — поблагодарил я друга от души.       — Да, Финн, ты очень верные сейчас слова сказал.       — Только не расплачься, мой сладкий. Ай! Больно, вообще-то. Знаешь ли, Джед, у тебя ладошка не из ваты соткана. Ты в курсе, да? Киф, не унывай, а сразу берись за дело.       — Финн прав, — отозвался Джед. — Первым делом, подружись с мальчиком. Он — твоя гарантия, что ты останешься в Адар Манор ещё на долгое время.       — Не забывай про прислугу, — добавил Финн. — Они — твои глаза и уши. Чем быстрее ты сдружишься с ними, тем быстрее адаптируешься в Адар Манор.       — Только не особо доверяй этому… как его…       — Райогнану, — подсказал я.       — Да-да, именно ему. Мутный тип. По твоему рассказу, я сделал вывод, что ему не особо можно доверять.       — А мне он понравился, — сказал я, вспомнив о том, как дворецкий был со мной любезен. — Он мне помог, помнишь, я упоминал?       — Мне не показалось это помощью.       — Джед прав, — сказал Финн. — Это больше на подставу похоже, Киф. Поэтому, будь осторожнее. Доверяй, но проверяй.       Я хотел вновь возразить про Райогнана. Он мне, правда, очень понравился. Но меня отвлёк громкий щелчок, который раздался за спиной. Я развернулся и посмотрел в окно. В комнате было пусто, но входная дверь, у которой я стоял долгое время, боясь шелохнуться, была раскрыта нараспашку.       — Странно… — вслух произнёс я, возвращаясь в комнату.       — Что случилось? — в один голос поинтересовались друзья.       Я подумал, что не стоит беспокоить Финна и Джеда ещё больше. Наскоро с ними распрощавшись, при этом вызвав у них массу подозрений, которые я даже не стал слушать, прервав наш телефонный разговор отбоем, я подошёл к входной двери и выглянул в коридор. Как и ожидалось, он был пуст, не считая ярких ворсистых ковров, канделябров с горящими свечами и кадок с живыми карликовыми деревьями.       Наверное, я забыл закрыть дверь, и она распахнулась из-за сквозняка. Да, так и есть. Я же дверь на балкон оставил нараспашку. Ну и дурачина, сам себя, можно сказать, напугал. Завтра обязательно расскажу эту шутку Финну и Джеду, пусть посмеются над моей глупостью. Хоть какая-то радость будет. Особенно Финну. Я перед ним немного виноват за расстроившийся вечер. Зато он выспится и не опоздает на работу.       Я решил, что моё время ложиться спать тоже не заставит себя долго ждать. Но, до того момента, как оно нагрянет, мне нужно было, хоть мельком, но просмотреть карту, что одолжила Смеральдина.       Я устроился поудобнее на кровати и разложил на коленях карту и правила. Не зная с чего начать, я откинулся назад, прямо на пуховые подушки. От них пахло свежестью и лилиями. Я решил минутку полежать с закрытыми глазами и заодно поразмыслить, с чего начать: со скучных правил или всё же с запутанных коридоров.       Меня разбудила громкая трель будильника. Какой-то невообразимо писклявый звук, полоснувший мои внутренности. Я резко вскочил, полностью дезориентированный в темноте скатился на пол. Конечно, я больно ушибся, но сейчас дело было не в синяках, а в пронзительном визге на одной ноте, который постепенно нарастал. Я перепугался, что сейчас этот звук услышит весь замок, поэтому кинулся к тумбочке и схватил будильник. В темноте я не мог разобрать, на что нужно нажать, чтобы заткнуть эту адскую «музыку».       В голову не лезло ни одной дельной мысли, а будильник продолжал пищать, словно оголодавший птенец. И если бы родители не растили меня добрым и воспитанным пацифистом, я бы давно, без сожаления, умертвил мальца у меня в руках, бросив его со всей дури в стену.       Но я пацифист, и дела по-другому, кроме как с помощью своих мозгов, решать не умею. В ответственный момент они мне всегда помогают. Вот и в этот раз мозги подали мне идею: закутать этого верещащего мальца, набитого болтами, в одеяло. Ещё не успев, как следует, оценить эту идею на адекватность, я уже обмотал будильник одеялом несколько раз.       Звука не стало меньше, наоборот, казалось, что будильник назло ещё прибавил громкости.       Я вспомнил о странной комнате, которая шкаф, и, не секунды не сомневаясь в правильности своего решения, решил спрятать этот будильник там. Одним махом я сгрёб чуть ли не всю кровать и кинулся в комнату с множеством полок.       Это тоже не помогло. Закрыв дверь, я продолжал слышать этот писклявый звук.       Новая идея осенила меня за секунду, и вот, я уже бегу в ванную комнату, путаясь ногами в одеяле. Столкнув на бегу одну из ваз с мылом, я подбежал к белоснежной ванне. Я даже не успел удивиться тому, какой у неё невероятный вид, а мои пальцы крутят золотые вентили. Мощный напор воды вырвался из золотого крана, заливая закинутое на дно одеяло вместе с будильником.       Я торжествовал. Я больше не слышал этого писка, звук воды заглушал даже мои мысли. Когда ванна наполнилась до самых краёв, я снова повернул краны. Вода перестала литься, а вот писклявый визг вернулся. Да ещё стал громче и пронзительнее. Будто будильник обиделся на меня за то, что я пытался утопить его. И теперь поганец мстил мне за это своими душераздирающими завываниями.       Я промучился с этим будильником всю ночь. Я топил его в ванне ещё несколько раз, прятал под матрас, который поднял с большим трудом, немного побил его об ножку стола, предложил ему отдать вазу с лилиями и комнату на выбор, но всё было напрасным. Будильник заткнулся только на рассвете, когда я от безнадёги выбежал на балкон, сжимая этого поганца в руке, и громким криком сообщил ему, замахнувшись, что сейчас он заткнётся навсегда. Он тут же замолк. Мокрый и злой я стоял на балконе, обдуваемый свежими ирландскими ветрами, ещё несколько минут, и тупо смотрел на замолчавшего поганца.       — Сегодня я тебя пощажу, но в следующий раз брошу тебя в реку. Можешь не беспокоиться, попаду точно в цель, я метко бросаю.       Я вернулся в комнату и обессиленный упал на матрас. Я не почувствовал, как провалился в глубокий сон, не видел ни чёрной пустоты, ни ярких сновидений, зато, открыв на секунду глаза, увидел лицо Райогнана.       — М-м, Райогнан, у вас будильники барахлят, — выдал я, поворачиваясь на бок, с тем резоном, чтобы снова провалиться в сон. Рядом я услышал странный звук бьющегося друг о друга стекла. К моему носу скатилось что-то холодное и пахнущее алкоголем. Глаза раскрылись сами по себе. — Что это?       — О, вы уже не спите, мистер Галлахер? — спросил Райогнан. — Это очень хорошо. Потому что если бы вы сейчас не проснулись, то пропустили бы и обед, который начнётся, — дворецкий достал из нагрудного кармана серебряные часы на цепочке и продолжил, — через двадцать минут. Мистер Галлахер, вы читали правила, что я вам дал вчера?       — Не успел, — честно ответил я.       Дворецкий вздохнул:       — Плохо, что не успели. Мой хозяин выразил своё неудовлетворение, когда вы не пришли на завтрак. Он хотел познакомить вас со своим сыном Коулом. Киф, неужели вчера у вас не выдалось минутки, чтобы хотя бы мельком просмотреть правила?       Я вспомнил, что весь день провёл с Смеральдиной и другой прислугой, а ночью терпел издевательства будильника.       — Я очень сожалею, Райогнан, но нет. Я был занят, эм… другими делами.       — Понятно какими, — холодно произнёс мужчина.       Я не мог понять, отчего так резко поменялся голос Райогнана, пока не встал и не огляделся по сторонам.       За ночь моя роскошная комната с белоснежным ковром превратилась в место, где могли организовать чёрный рынок, затусовать наркоманы, открыть притон, поселиться бомжи или найти приют зелёные человечки, которые потерпели крушение на нашей планете. Здесь могло быть всё что угодно от клуба опиумных маньяков до стратегической базы в Америке в детских играх, но никак не комната в поместье Адар Манор. Ранним утром я не увидел, во что я превратил за ночь комнату. Зато увидел сейчас.       — Кхм, — кашлянул Райогнан, привлекая к себе внимание. — Мистер Галлахер, я понимаю, что не место и не время говорить об этом, но в анкете мы просили вас написать, имеете ли вы вредные привычки. На что вы ответили отрицательно.       — Да, всё верно, я не имею…       И тут мой взгляд запнулся на бутылке «Гиннесса», потом на второй, на третьей, на четвёртой, на пятой… Сколько же их тут, чёрт побери?!       — До сегодняшнего утра, я точно не имел вредных привычек, — упавшим голосом поправил я себя. Ума не приложу, откуда в моей комнате оказалось столько бутылок из-под пива?       — Наверное, вам их подкинули? Я правильно думаю?       Мне не показалось, что голос дворецкого зазвучал мягче. Ещё как звучал. Будто этот вопрос был задан не с целью осмеять меня, а лишь с намерением помочь мне. Я хотел бы схватиться за эту спасительную идею, и, возможно, я бы и поступил так, если бы слова Райогнана не навели меня на мысль, что все эти бутылки мне были вправду подброшены.       Пока мы спускались в столовую, я не раз обдумал эту мысль. И с какой бы стороны я к ней не подступался, она всегда приводила меня к одному и тому же ответу: меня подставили.       Я очнулся уже за столом. Передо мной стояла маленькая тарелочка с луковым супом. И больше ничего, хотя я был зверски голоден, о чём поспешил сказать Райогнану.       — Прошу меня простить, Киф, но, увы, это всё, что вам дадут на обед. Бартл О’Нейл установил в Адар Манор правило, по которому на завтрак все жители и работники получают полноценный традиционный ирландский завтрак, на обед тарелочку супа, а на ужин лёгкие закуски, — объяснил мне дворецкий, стоя подле меня.       — Всё ясно, — я постарался ни чем не выдать своё расстройство. — А где хозяин и его сын?       — Бартл О’Нейл сегодня не обедает в замке. У него срочные дела за его пределами, поэтому он поест в каком-нибудь ресторане. А его сын… — дверь в столовую распахнулись. — А вот и сам молодой господин.       — Я просил не называть меня так, старый пердун, — грубо отозвался мальчик, направляясь к столу. Он заметил меня. — О, кто соизволил спуститься! Мой новый учитель по этикету-хуятикету.       — Молодой господин… — начал было Райогнан.       — Рот закрой, — резко отрезал юный О’Нейл. Он дошёл до своего места, одним движением смёл со стола свою порцию лукового супа. — Убери этот бардак, а то отцу расскажу, — Коул схватил стул и потащил его за собой. Поравнявшись со мной, мальчик сел на стул против меня, закинув свои ноги на стол.       Дворецкий, ничего не ответив, удалился.       Мальчик с улыбкой проводил Райогнана. Когда за ним закрылась дверь, Коул перестал скалиться и со злым выражением посмотрел в мою сторону. Некоторое время он молча разглядывал меня.       — Как тебе ночка, а? — неожиданно спросил он. — Весело было? — Коул смотрел на меня так, будто бы всё уже узнал. Нет, не так. Как будто он был с самого начала в курсе. — Как тебе удалось его заткнуть? У него заряда хватило бы и на весь сегодняшний день. А хотя, знаешь, неважно, — мальчик усмехнулся. — Главное, что тебе было, по-моему, очень весело, — я опустил руку, в которой держал ложку с супом. Она начала дрожать. Коул это заметил. Он опустил ноги вниз и наклонился в мою сторону. — Райогнан обязательно расскажет отцу о том, как бурно ты провёл свою ночь. Если не сделает он, сделаю я, — прошипел он в мою сторону, а потом громко добавил: — Как вам не стыдно подавать такой пример маленькому мальчику! Всю ночь напролёт распивать спиртягу, вместо того, чтобы выучить карту замка и глупые правила, — потом он опять зашипел, злобно ухмыляясь: — Тебе несказанно повезло, что проституток двенадцатилетнему пацану не снять без посторонней помощи. В каком притоне тебя вообще папашка нашёл? Неужели ему настолько безразлично, какая больная мерзость будет учить его сынишку хорошим манерам, — я оттолкнулся от стола и круто подскочил вверх. Стул за моей спиной с грохотом упал. — Поосторожнее, старикан. А то придётся ещё за испорченную мебель платить, — Коул зевнул. — Мой тебе совет, собирай свои манатки и вали отсюда обратно в конуру, откуда тебя достали. Пей спиртягу и постепенно подыхай.       — А если я никуда не свалю?       — Тогда я тебя заставлю отсюда уехать, — он зевнул. — Ты думаешь, что все остальные до тебя по собственной воле покинули Адар Манор?       Я начал бояться этого мальчика. Потому что верил, что у него без труда не только получиться выставить меня за порог этого замка, но и закопать в зимнем саду мой труп, если это будет нужно.       — Только словом обмолвишься о нашем разговоре отцу, скажу, что ты меня изнасиловал, — Коул поднялся со стула и поплёлся к выходу. — Пока-пока, старикашка. Не по твоим вставным зубам оказался Адар Манор, — и, рассмеявшись, исчез за дверьми.       У меня всё внутри клокотало от злости. Будь на моём месте Финн или Джед, они бы, не церемонясь, высказали этому мелкому паршивцу всё, что о нём думают. Да вдобавок ещё и подзатыльники отвесили. Но моих друзей здесь нет. Есть только я. Но даже я не намерен прощать такой грубости, хоть и обоснованной, в свой адрес. За свою сигарету я понёс слишком дорогую расплату. И этого так не оставлю. Если бы я работал в морге, то каждый день начинал бы с гангстерской фразы: «Ты — труп, приятель. Труп, мать твою. Запомни мои слова».