Уроки этикета в Адар Манор

      — Киф! Киф! — радостно прокричал Коул и бросился вниз по лестнице.       Я не смог сдержать улыбку, глядя, как мальчик, перескакивая через одну ступеньку, бежит мне навстречу. Я выпустил из рук дорожные сумки с вещами, которые с глухим звуком упали мне под ноги, перешагнул через них, протягивая к Коулу руки. Он влетел в мои объятия резвой птицей, и мы закружились, счастливо рассмеявшись. Своё скривившееся от боли лицо я спрятал, уткнувшись в тёплое плечо Коула.        Горничные, что встречали меня, смахнули с лиц непрошеные слёзы. Они с умилением смотрели, как Коул треплет мои волосы, как сжимает своими ладошками моё побритое и выспавшееся лицо, заглядывает в мои глаза своим сияющим взором.       Также меня встречал Райогнан, правда, стоя чуть поодаль от горничных. Он внимательно и, как мне показалось, с каким-то немым вопросом взирал на разворачивающуюся перед его очами сцену. Лицо его при этом оставалось непроницаемым и холодным.       — Киф! Киф, я тебя так ждал! — не унимался Коул, сжимая мою шею в объятиях. — Ты скучал по мне? — капризно спросил он. Мальчик надул губки и посмотрел на меня влажным взором.       — Безумно, — выдохнул я. — Не мог ни о чём другом думать всё воскресенье. Хотел скорее вернуться к тебе.       — Киф! — Коул снова сжал меня в объятиях, зажав мою голову у себя подмышкой.       Я поудобнее подхватил мальчика на руки и, повернувшись в сторону, где горничные шмыгали носами и обмахивали свои влажные лица платочками, а Райогнан всё также не сводил с нас с Коулом взгляда, спросил у дворецкого:       — Райогнан, право, мне неловко просить вас, но…       Мы с Коулом переглянулись, и мальчик тут же отрицательно замотал головой и прижался ко мне:       — Нет-нет, Киф, не отпускай меня. Райогнан, отнеси вещи Кифа в его комнату! — приказным тоном сказал Коул. — А мы с тобой, — уже ласково обратился ко мне мальчик, — пойдём в мою комнату, и ты подробнее расскажешь, как скучно прошло твоё воскресенье без меня.       — Как пожелаете, господин Коул, — отозвался дворецкий, которого мы с мальчиком уже принципиально не слышали.       Всю дорогу до комнаты я и Коул обменивались самыми сладкими улыбками и тёплыми взглядами, доставляя невероятное удовольствие всем слугам, что шествовали за нами, неся в руках мои сумки. Их колонну замыкал недовольный Райогнан, который изо всех сил делал вид, что он тоже счастлив от любования нашей идиллией.       Под восторженные вздохи мы с мальчиком вплыли в его комнату, как пара молодожёнов, отправившаяся в объятия первой брачной ночи. Ещё и помахали слугам, прикрывая за собой дверь. Они с удвоенной силой замахали нам в ответ.       — Меня сейчас стошнит от всей этой ванили, — бросил Коул, стоило нам только оказаться за закрытой дверью. Вся ласковость из его голоса тут же пропала. Милого Коула как не бывало. — На землю верни меня, старпёр.       Я тотчас выполнил просьбу мальчика. Встав на ноги, Коул начал вращаться из стороны в сторону, похрустывая своими позвонками и разминая свои затёкшие мышцы. Посмотрев на мальчика некоторое время, я решил, что мне тоже будет не лишним сделать парочку вращений и наклонов.       Толчка в грудь я предвидеть не успел, а потому, получив его, отлетел в сторону. Я успел заглушить свою инерцию раньше, чем достиг канделябра на стене. Он опасно блеснул в нескольких сантиметрах от моего затылка.       Коул подскочил ко мне и неуклюже схватил за отвороты стильной куртки, которую мне любезно одолжил Финн на время моего пребывания в Адар Манор.       — А теперь я готов выслушать: почему так долго?! Ты обещал быть здесь в восемь часов. Сейчас практически двенадцать! Ты обалдел? За дурака меня держишь? Я, как последний идиот, пас тебя на лестнице последние четыре часа! Ни разу не отлучился даже поссать! А ты соизволил явиться только сейчас?!       Мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы поменяться с мальчиком местами, скрутив ему за спиной руки.       — Эй! — завопил Коул. — Что это значит?       — Урок первый, Коул. Проявляй хорошие манеры. Всегда проявляй хорошие манеры, Коул. Независимо от ситуации, независимо от времени, независимо от людей — всегда, Коул, — спокойно ответил я на ругательства мальчика, которые он не постеснялся начать озвучивать вслух. — Сейчас, когда мы вошли в комнату, ты должен был вежливо попросить меня опустить тебя на пол, поблагодарить за оказанную любезность, и обязательно поинтересоваться, — Коул не оставлял попыток вырваться, но мне без особого труда удавалось удерживать его, — не устал ли я, ни тяжело ли мне было нести тебя и, наконец, предложить мне сесть, потому что этого требует этикет, который я преподаю тебе, — я притянул мальчика чуть ближе к себе, чтобы наклониться и в ухо задать вопрос: — Это ясно?       — Характер свой показал… — чуть слышно выдавил он, бросая через плечо на меня испепеляющие взгляды. — Ясно-ясно, — уже громче добавил он. — Отпусти меня, я всё понял, — грубо отозвался мальчик, дёргая руками. Я не отпускал их. Коул ещё раз дёрнул ими, понял, что бесполезно, и, цокнув языком, голосом, промасленным со всех сторон, протянул: — Пожа-а-алуйста.       Я, конечно, воображал первое «пожалуйста» Коула исполненное совершенно в иных интонациях, но в моём ли положении роптать даже на это «недопожалуйста»? Это уже большой шаг вперёд, несмотря на неприкрытую язвительность.       Мне ничего не осталось, как отпустить руки мальчика. Коул начал разминать их. Лицо его при этом скривилось и отобразило глубокую печаль, на которую способен человек, имитирующий её.       Я сразу разгадал это поддельное выражение, но на этом всякая удача покинула Кифа Галлахера.       Коул кинулся на меня и начал молотить кулаками. Бил он, несмотря на свой юный возраст и неопытность в таких делах, очень и очень не слабо. Автоматной очередью да в одну точку, явно со знанием дела.       Я насилу смог совладать с ним, едва отдёрнув свои руки от клацающих зубов Коула.       Мальчик снова оказался прижат к стене с заломленными руками.       — Руки отпусти, старикан! Отпусти! — яростно закричал Коул, дёргаясь и извиваясь в моих руках. — Ты обещал приехать в восемь, чёртов старикан! В восемь! Но никак ни в двенадцать. Ты меня за дурака держишь? Думаешь, я сопливый поц двенадцати лет, а значит, со мной и считаться не нужно?! Не нужно думаешь?! А со мной нужно, нужно считаться! Нужно!       — Нужно? — я резко развернул мальчика к себе лицом. Глаза Коула побелели, а на виске у него билась жилка. — Тогда докажи, что нужно. Докажи, что с тобой есть за что считаться.       Некоторое время он, не моргая, смотрел на меня.       — Возьми меня на руки.       Я подчинился. Его пальцы обхватили мою шею. Они были холодными и слегка подрагивали. Если бы Коул захотел, то мог без труда сжать мою шею сильнее.       — А теперь, — Коул сглотнул, — пожалуйста, поставь меня на пол.       Я опустил мальчика вниз. Он несколько раз нервно облизнул губы, прежде чем поднять на меня свои глаза и произнести:       — Спасибо большое. Как ты себя чувствуешь? Надеюсь, тебе было не слишком тяжело нести меня?       Его голос дрожал, и мне казалось, что Коул едва сдерживается оттого, чтобы не нахамить мне. Мне стало его немного жалко, и я без всяких комментариев принял правила игры.       — Нет, Коул, мне не было тяжело. Спасибо, что спросил. Если ты не возражаешь, то я бы был не против присесть на кушетку. Можно?       — Да, конечно. Я сел, а мальчик остался стоять вполоборота ко мне. Его руки были опущены по швам и заканчивались напряжённо сжатыми кулаками, взгляд сверлил стену напротив.       — Ответь, почему в двенадцать? — не поворачивая головы, спросил Коул.       — Коул…       — Прости, — не дал закончить мне мальчик, — Я забыл, исправлюсь. Сейчас, подожди, — мальчик дышал так, как будто ему не хватало воздуха. Он даже покраснел от напряжения. — Скажи мне, — он громко сглотнул, — пожалуйста, почему сейчас? Ты обещал в восемь быть здесь. В восемь, старикан!       Всё-таки Коул не удержался и сорвался на крик. Он подскочил ко мне:       — Почему ты соврал мне?       — Я тебе не соврал. Я должен был приехать первым автобусом. И я бы успел к восьми, это точно. Только…       Я поджал губы, и, стараясь не встречаться взглядами, сказал слегка приглушённым голосом:       — Меня выставили из автобуса.       Раздался смешок. Я замялся, почувствовав себя настоящим глупцом.       — Что сделали? — снова фырканье, едва сдерживаемый смех.       Я вздохнул и начал своё невесёлое повествование.       — C нами в автобусе решила ехать подвыпившая компания. Ребята, похоже, гуляли всю ночь и уже только под утро решили разъехаться по домам. Компания влезла в салон, начала шуметь, громко и вульгарно смеяться. Естественно, после того как им сделала замечание одна дама в салоне, смех не угас, а воспылал с новой силой и грозился перерасти во что-то более серьёзное. На бедную дамы посыпались оскорбления и злые смешки. Салон да и я, к моему большому сожалению, не сказали ни единого слова, чтобы заступиться за смелую женщину. Все поджали хвосты, и уставились в окна автобуса, с неподдельным интересом разглядывая серый автовокзал в предрассветных сумерках. Сама дама после своего замечания замолчала и не подавала признаков жизни, хладнокровно перенося все унижения пьяной компании. Понемногу пыл подвыпивших ребят стал спадать. Они начали затихать и рассаживаться на свои места. Но был там один ретивый парень, который никак не хотел угомониться. Он всё прыгал около женщины, кривлялся, пытаясь лишить её самообладания. И если его друзья угомонились, расселись и даже извинились перед всеми, то этот парень, похоже, был жертвой пьяной акушерки, о чём я не побоялся сказать ему, потому что он изрядно достал не только бедную женщину, но и меня. Я сидел впереди дамы и с лихвой отхватывал подзатыльники, которые направо и налево раздавали неконтролируемые руки парня. Но пьяные люди — непредсказуемые люди. У парня оказалась финка, с которой он кинулся на меня…       — С чем кинулся? — переспросил Коул.       — С финкой, — повторил я, думая, что он не расслышал. Но увидев в глазах мальчика замешательство, понял, что он совершенно не понимает, о чём же я толкую. — С финским ножом. Его сокращённо ещё называют финкой или Сиссипуукко.       — Ха-ха, — мальчик засмеялся. — Вот это название! Сиси пукнули.       — Может название и смешное, но зато как оружие очень даже серьёзное. Нож сам по себе средних размеров и в руке его разглядеть чрезвычайно сложно. Хоть я и разглядел, но увернуться вот от него я не успел, — я расстегнул куртку. Коул подошёл ко мне, с серьёзным видом разглядывая дырку в рубашке и кровь на ткани. Во взгляде мальчика я уловил тревогу, и решил тут же успокоить его. — Парень был, по-моему, не готов к встрече с военн… — я тут же осёкся, но Коул был так увлечён рассматриванием раны, что не услышал, что я резко остановился. — Он был пьян, поэтому я легко с ним справился. Только вышел из всей этой ситуации не победившим, а ещё большим проигравшим. Компанию и меня высадили из автобуса, да ещё и полицию вызвали. Пока ждали полицию и врачей, пока разбирались, кто виноват, пока я писал отказ от претензий к парню, пока мне оказывали первую медицинскую помощь, автобус с большой задержкой уехал, не дожидаясь меня и всех остальных пассажиров. Мне пришлось ехать на автобусе другого маршрута, поэтому я так задержался.       — Может, я вызову нашего врача? Он осмотрит тебя повторно. Ну, на всякий случай.       Я слегка растерялся. Я не ожидал от Коула такой заботы в мой адрес. Особенно если учесть, что он не постеснялся поставить меня под удар в первые дни моего пребывания в Адар Манор.       — Нет, Коул, благодарю. Мне не нужен врач. Коркские врачи неплохо обработали мою рану. Да и вообще у меня не такое серьёзное ранение, чтобы так беспокоиться: нож вошёл только по кончик. Коул присвистнул.       — Тебя точно всего лишь кончиком задело? — мальчик ткнул в сторону моего бока, и я увидел, что на бинтах проступила кровь. — Реально кажется, что тебя ножом так конкретно пырнули.       Я улыбнулся. Похоже, мне удалось избежать скандала. Коула я отвлёк, и наш разговор плавно перетёк в более спокойные воды. Наконец я мог позволить себе немного расслабиться, а то с самого утра я находился в напряжении, да и бок, к небольшой тревоге, разболелся, и волнения были бы сейчас очень некстати.       — Стоп, — я внутренне напрягся, услышав вмиг похолодевший голос мальчика. — Автобус? — по моей спине скатилась капля пота, больше похожая на кончик той же финки, который аккуратно опустился по моей спине к копчику. Коул внимательно посмотрел на меня, будто уловил то, о чём я подумал. — Автобус? — повторил он свой вопрос. — Автобус значит… А почему автобус, а не автомобиль, например, класса F2(1)? Ну или F1(2). Или на худой конец и класса E (3) сошёл бы.       Взгляд мальчика затуманило подозрение.       Я понимал, что не смогу всегда уверять всех, что во мне течёт голубая кровь. Напрасно я во всё это ввязался. Моя натура простолюдина настолько огромна и нелепа, что костюм, любовно найденный моим другом Финном, затрещал по швам ещё в самом начале. Я с трудом натянул на себя манеры, пафос, ложь. Украсил себя лестью. Когда я взглянул в зеркало, то увидел там надутого индюка. Не себя.       — Коул, — я вздохнул. — Мне тебе нужно кое-что сказать.       Я не хотел никого обманывать. Не хотел врать на каждом шагу. Мне просто нужна была работа. Лёгкая или тяжёлая — подошла бы любая. Я не боюсь трудностей. Поэтому, я думаю, пора это всё заканчивать.       — Коул, — я набрал в лёгкие побольше воздуха, — я… участвую в социальной программе, которая в последнее время набирает популярность по всему миру: влиятельные и обеспеченные люди поддерживают общественный транспорт. Меняем удобные и комфортные автомобили на тесные и душные автобусы.       — Зачем это нужно делать? — тут же спросил Коул.       — Как зачем? А чтобы такие богатенькие мальчики как ты, Коул, узнали, в каких условиях приходиться путешествовать обычным людям.       — А оно мне надо?       — Тебе не интересно, что люди живут хуже тебя? Известно ли тебе, что не у всех людей есть такой Адар Манор, — я раскинул руки, чтобы мои слова показались ему весомыми. — Кто-то ютится на площади, равной площади твоей кровати. У многих людей нет ни автомобилей класса F2, F1 или даже класса E, который для тебя всего лишь «сойдёт».       — А мне-то что за печаль? Я что ли виноват, что у меня папашка может себе позволить купить лишнюю машинку? Чё я могу сказать этим людям? Ну бывает, что поделать. Не всем везёт в этой жизни.       — По-твоему, они в чём-то провинились? Виноваты за то что родились без серебряной ложки в попе и теперь расплачиваются поездками на автобусах. Ты их вообще когда-нибудь видел?       — Автобусы то? Хех, видел, — мальчик ухмыльнулся. — Пару раз, когда на охоте был. Мимо как раз проезжал автобус. Жуткая вещь.       — А представь, что в это жуткой вещи сидят люди? А ты можешь себе представить, что иногда они путешествуют между графствами стоя.       — Чё? Как стоя?       — Мне наглядно тебе показать?       — Обойдусь, спасибо, — отмахнулся от меня мальчик. Я не без радости отметил, что Коул не забыл о вежливости, несмотря на то, что ситуация этой вежливости и не предполагала. — Показывать он мне собрался, показыватель хренов. Лучше скажи, почему они ездят стоя. Это опасно. Чего легче подождать другого автобуса со свободными местами.       Я с минуту молчал, пристально вглядываясь в мальчика.       — Коул, а если им нужно попасть из Корка в Лимерик?       — Зачем? — не понял Коул.       — За надом, — разозлился я. — Может, у человека встреча в Английском городе? Или одному интересному старику захотелось посетить замок короля Иоанна Безземельного. А он открыт только по определённым часам…       — С десяти до семнадцати каждый день, кроме 25–26 декабря, — лениво сообщил Коул. Я воззрился на него, а он на меня. В руках мальчика лежал смартфон, у которого в ту же секунду, что я на него посмотрел, погас экран. — Вход девять евро.       — Что?       — Ну ты про интересного старика начал говорить, и подумал, что это ты себя имеешь ввиду. Не знаю, насколько тебе подходит слово «интересный», но старик, это точно. Вот я и уточнил насчёт времени, вдруг ты соберёшься поехать в этот замок Иоанна Бедного.       — Безземельного, — поправил я его. — Правителем он был неважным. По правде говоря, его правление считается одним из самых катастрофических за всю историю Англии — оно началось с завоевания Нормандии французским королём Филиппом II Августом и закончилось гражданской войной, почти свергшей его с трона.       — Войной? — Коул придвинулся ближе ко мне. — Расскажи.       — Хорошо, — лицо мальчика тут же разгладилось. — К моменту, когда Иоанн появился на свет, его отец — Генрих II — уже поделил между сыновьями все свои владения. Кстати, именно поэтому и появилось это прозвище — Безземельный. Тем не менее отец отдал Иоанну завоёванную Ирландию, куда тот и отправился — жить и править. Только ни жить, ни править у него долго не вышло, не нашлись точки соприкосновения между ним и английскими поселенцами. Западная часть Ирландии не считала себя завоёванной и противилась больше всех. Происходили некрупные бои, стычки, нападения, ограбления — в общем шла партизанская война. Да и поведением образцовым Иоанн не блистал. Поэтому отец, долго не думая, отозвал своего сына обратно в Англию. После того как двое братьев Иоанна умерли, единственными наследниками Генриха остались Ричард — известный в истории как Ричард Львиное Сердце — и Иоанн. Генрих явно отдавал предпочтение Иоанну. Ричард же, как обделённый во всех отношениях королевский отпрыск, поступил по-королевски мудро и подло: заключил союз с неприятелем Генриха — французским королём Филиппом II Августом — и объявил отцу войну. Иоанн, несмотря на то, что был любимцем отца, променял его в угоду брата, переметнувшись на сторону Ричарда. Предательство любимого сына и унизительные условия, предъявленные Ричардом и Филиппом, отравили последние дни жизни Генриха. Когда он умер, на трон взошел Ричард.       Я замолчал, чтобы сглотнуть скопившуюся во рту слюну, и на меня тут же набросился Коул, который к моему большому удивлению сидел напротив и внимательно слушал:       — Старикан, а чё ты замолчал. Давай дальше!       — А, хорошо, — я быстро облизнул пересохшие губы, вспомнил на чём остановился и продолжил: — Перед тем как отправиться в 3-й крестовый поход, Ричард передал Иоанну обширные владения на западе Англии. В отсутствие брата Иоанн встал во главе баронов и попытался сместить… Не помню точно имени. По-моему, Гийом Лоншан, но это не точно, нужно будет обязательно проверить, — Коул замахал рукой: мол, проверим, только продолжай уже, а? — Так вот, попытался сместить Гийома Лоншана — француза, оставленного Ричардом в качестве регента. Когда возвращаясь из Святой Земли, Ричард был пленен в Австрии, Иоанн предпринял ряд неуклюжих попыток овладеть короной. Год спустя, вернувшись на родину, Ричард простил Иоанна. Тот не пренебрёг унизительным для человека способом, а именно на коленях, умолять своего брата о прощении. Детей у Ричарда не было, и поэтому когда он погиб, на трон взошел Иоанн, — я остановился, чтобы убедиться, что Коулу ещё не наскучило меня слушать, и, получив одобрительный кивок, принялся рассказывать дальше. — Иоанн развелся с женой Изабеллой Г. …       — Что за Изабелла Г.? Г — это чё фамилия такая? — усмехнулся мальчик.       — Нет, Г. — это не фамилия, это Киф забыл фамилию и помнит только начальную букву, — вздохнул я. — Я продолжу с твоего позволения. Он развёлся под предлогом кровного родства с ней — оба они были правнуками английского короля Генриха I. Но люди тех времён, потом историки, а сейчас и мы прекрасно понимаем, что не в родстве дело-то было совсем. Совершенно не в родстве, потому что он практически сразу женился на Изабелле Ангулемской, которая к тому времени была помолвлена с его наиболее могущественным вассалом Гуго IX, графом де ла Маршем. Оскорбленный Гуго обратился с жалобой к Филиппу II как сюзерену Иоанна.       — Сюзе…чё? — снова прервал меня Коул. — Сюзе-бла-бла как кузен что ли? — Нет, сюзе-бла-бла как сюзерен. В средневековой Европе: крупный земельный собственник-феодал, государь по отношению к зависящим от него вассалам, — взгляд Коула красноречиво заменил для меня его «чё?!». — Сюзерен как твой отец по отношению к жителям Адар. Они работают и живут на его земле. Твой отец феодал, а жители — вассалы.       — Вассалы, ха! — заржал Коул. — Вассалы сосали!       — Ты не оригинален, Коул. Разве у тебя в школе не шутили также?       — Вассалы сосали! — не унимался Коул, сделав вид, что не услышал моей последней фразы.       Я хотел повторить вопрос, когда мальчик прекратит издеваться над бедными «вассалами», но как только я открывал рот, он захлёбывался новой волной смеха. Ещё пара моих попыток выстрелили вхолостую.       — Воспользовавшись этим, — я повысил голос, чтобы перекричать Коула, — Филипп повелел Иоанну предстать перед судом пэров в Париже, а когда тот не явился, объявил, что лишает его французских владений. Разгорелась война, и Иоанну некоторое время сопутствовал успех. Однако неудачи не заставили себя ждать, и, после падения Шато-Гайяр, все английские владения во Франции, кроме Гиени и Гаскони, перешли к Филиппу. Из-за спора, что начался между Иоанном и папой Иннокентием III относительно назначения архиепископа Кентерберийского. Предупреждая твой вопрос, архиепископ Кентерберийский — глава английской церкви, а не создатель марки «Kent», — я кивнул на пачку сигарет, что выглядывала из-под кипы журналов «Game Informer»(4), «Edge»(5) и «EGM»(6). Коул немного смутился. Он рывком вытащил пачку и спрятал её в карман. Мальчик постарался сделать вид, что не произошло ничего из ряда вон выходящего, но покрасневшие уши и щёки выдали его волнение.       Я знал, что нужно делать в подобных ситуациях. Читать скучные и утомительные лекции о вреде курения. Так было когда меня, Финна и Джеда поймал мой отец, когда нас застукал отец Финна и когда обнаружил отец Джеда. Даже когда нас увидела престарелая соседка, которая выкуривала по три пачки сигарет в день, она тоже прочитала нам лекцию, попыхивая сигаретой. Теперь настала моя очередь.       — Коул, — я заметил, как мальчик заметно напрягся, — одолжишь сигаретку?       Коул успел мне выбить из пачки и передать одну, когда до него дошло, что я не собираюсь читать никаких нотаций. Возможно, он бы мог долго смотреть на меня взглядом, в котором я видел недюжинную работу по осмыслению моих слов, но я нетерпеливо встал и помахал сигаретой перед его носом.       — Здесь будем курить, или у тебя есть специальное место?       Мы пошли в ванную комнату. Коул закрыл дверь на замок, смёл со стула, стоящего рядом с дверью стопку свежих полотенец, и с грохотом оттащил его к стене, где наверху было маленькое окошечко вентиляции.       — А ты чё стоишь? Особое приглашение нужно? — спросил мальчик, уже щёлкая зажигалкой.       Я принёс к стене свой стул, снял обувь и забрался на него. Через секунду я уже затянулся.       Коул встал рядом, затянулся и тут же раскашлялся. У него навернулись слёзы на глаза. Я хотел постучать ему по спине, но он ударил по моей руке, не дав дотронуться до себя.       — Я не новичок, — просипел он, глядя на меня злыми глазами.       — Я понял, — сказал я, возвращаясь к сигарете.       Мы немного постояли молча.       — А ты какие куришь? — Коул протянул мне ещё сигарету, когда я докурил первую.       — «Мальборо» или «Бонд». Но я уже год как бросил, — я затянулся и выпустил тонкую струйку прямо в окошко вентиляции.       — Ага, — кивнул Коул, подражая мне, — вижу. В таком случае, я даже не начинал.       Мы ещё пару раз затянулись и, не сговариваясь, кинули бычки в унитаз.       — Ну, — Коул подвинулся к раковине и выдавил себе на руку мыло, — так что дальше было с этим Безземельным.       Я сел на край ванны.       — Папа отказался утвердить королевского кандидата, а Иоанн не согласился с назначением на этот пост избранника Иннокентия. Это привело к тому, что папа наложил на Англию интердикт: никто из служителей церкви не мог совершать богослужение в храмах страны. Поскольку Иоанн продолжал стоять на своем, папа отлучил его от церкви, и Безземельный впал в немилость. Филипп II уже собрал армию, чтобы привести в исполнение решение папы, однако Иоанн подчинился и получил назад свое королевство. Всё закончилось хорошо, благодаря трусости Иоанна, но вот земли, который он потерял, ему не вернулись. Однако Иоанн не терял надежды вернуть свои французские владения. Он придумал план — объединиться с врагами Филиппа и выступить против него. Правда гениально и свежо?       Лицо Коула, что отразилось в зеркале, выразило всего одну мысль: «Ты глупый или притворяешься?»       — Когда примирение с церковью было достигнуто, Иоанн собирался двинуться против Филиппа с юга, в то время как его союзники должны были вести наступление с северо-востока. Филипп наголову разбил союзников в битве под Бувином, сам Иоанн потерпел поражение при Ларош-о-Муан чуть раньше, так что был вынужден отказаться от своих намерений.       — И чё это всё? А где завоевания? Новые замки? Погони на лошадях? Это, правда, конец?       — Нет, ещё не всё. Рассказать о великой хартии?       — А это что за чухня? Что-то похожее на пещеру разбойников, в которую забрал Али-Бабы? Типа: «Симсим, откройся»?       Я прикинул насколько «симсим» и великая хартия вольностей могут быть похожи.       — Благодаря «симсим, откройся», Али-Баба нашёл сокровища, великая хартия вольностей также помогла найти феодальной аристократии защиту своих интересов.       — Фу. Великая хартия полная фигня, сокровища Али-Бабы рулят!       — Возможно для тебя и фигня, но тогда эта хартия действительно стала глотком воздуха, после долгой задержки дыхания, — Коул вздохнул очень громко, но не попросил меня остановиться. — В годы действия интердикта правление Иоанна становилось все более тираническим. Чтобы оказывать поддержку союзникам, он ужесточил сбор налогов и предпринятые еще его отцом меры, имевшие целью ограничить могущество баронов и сосредоточить в руках монарха всю полноту власти. Развод и повторный брак Иоанна, убийство племянника Артура, вызывающие действия в отношении церкви и деспотизм вызвали отчуждение многих подданных. Состоялась встреча баронов, на которой они поклялись заставить Иоанна уважать их привилегии и права. Столкнувшись с проявленной баронами солидарностью, Иоанн был вынужден признать их требования и 15 июня 1215 в Раннимеде поставил свою печать под Великой хартией.       — Свободу баронам! — вскрикнул Коул и сидя начал подпрыгивать на диване. Над головой он начал размахивать рукой, в которой сжал скрученный в трубку журнал, и я понял, что мальчик изображает смелого воина, который скачет на лошади. Я улыбнулся и похоронил в себе правду, что расстроила бы Коула: бароны никакие не смелые воины, и на лошадях они не скачут. Лошади под ними еле плетутся и дохнут, стоит им только выйти из стойла.       Пока Коул скакал, завидев вдали врагов, я продолжил:       — Даже несмотря на то что положения данного документа касались главным образом восстановления баронских привилегий и были призваны заставить короля придерживаться взятых обязательств, его непреходящее значение состояло в признании того, что король подчиняется праву, а не стоит выше него. Гарантированные же феодальной знати свободы постепенно становились достоянием всех англичан. Хотя Иоанн был готов соблюдать Хартию, из-за прошлых прегрешений бароны ему не доверяли и, захватив Лондон и восточные графства, предложили корону сыну Филиппа Людовику. Людовик вторгся в Англию, но Иоанн, переломив череду преследовавших его поначалу неудач, загнал мятежников в Лондон и восстановил свою власть над большей частью страны. Борьба была в разгаре, когда Иоанн внезапно заболел и умер.       — Смерть Иоанну! — ещё раз крикнул Коул, ударив ногами по бокам кушетки. «Конь» под мальчиком взвился и кинулся вперёд галопом. — Да здравствуют бароны! Мне доставляло удовольствие смотреть, как мальчик представляет себя несокрушимым воином и сражает своих врагов одним точным взмахом левой руки — правой он направлял своего «коня». Возможно, я бы мог и дальше наслаждаться этой сценой. Наконец Коул вёл себя как обыкновенный ребёнок. Ни ругался, ни обзывался, ни обвинял, ни кидался на всех и вся — он просто мечтал. Но одна нереальная и абсурдная мысль в моей голове смогла испортить это чудесное мгновение.       — Коул, а ты разве ничего не знал про Джона Безземельного? — осторожно поинтересовался я, как бы между прочим.       — Не-а! — откликнулся мальчик. — Пшёл! Пшёл! — крикнул он своему вымышленному коню. — Впервые слышу.       — А в школе?       «Конь» под мальчиком резко остановился, а «меч» печально стукнулся об край стола, об пол, а потом и вовсе был откинут в сторону, на лету обратно приняв форму простого журнала.       — Старикан, надеюсь, ты не забыл, о чём мы с тобой договорились? — спросил Коул.       — Коул, тебе рассказывали в школе про Джона Безземельного? — гнул я своё.       — Так вот напоминаю, если ты забыл. Мы с тобой начинаем операцию по устранению Меллана, — мальчик, стараясь не встречаться со мной взглядами, встал с кушетки и отошёл к полке с книгами, которую я раньше и не видел. Будет интересно узнать, что же Коул читает.       — Коул, чем ты занимаешься в школе?       — Да, конечно, я не забыл про то, что взамен обещал слушаться тебя и заниматься твоей поэтикой, — Коул усиленно делал вид, что ищет что-то важное на книжных полках.       — Этикетом, — тут же поправил я его. — Коул в какой школе ты учишься?       — Да-да, этикетом. Как тут забудешь, если ты всё время нудишь про эту этику. Не будем же терять времени и начнём думать над нашим планом!       — Коул, ты вообще учишься?       Мальчик вздрогнул.       Мне тоже стало не по себе. Наверное, также как в случаях, когда я приходил на очередное собеседование. Вроде бы слышать из раза в раз «мы вам перезвоним», заставляет тебя привыкнуть к следующим отказам. Да только не привыкается, и страх снова и снова вымораживает твои внутренности, когда ты ждёшь ответа от потенциальных работодателей.       Молчание становилось всё более тягостным. Меня пугало молчание Коула, я привык к его крику, а не к безмолвию. Поэтому я решился вновь спросить:       — Коул, где ты учишься?       — Нигде! — взорвался мальчик, и волна облегчения прокатилась по моему телу. — Нигде я не учусь! Разве не видишь? Октябрь месяц, а я торчу в этом унылом замке с вонючими стариками и безумно рад этому! Смотри, как я рад! — Коул выскочил на середину комнаты и исполнил странный папуасский танец. Потом мальчик подскочил к кровати, забрался на неё и начал прыгать на чистом одеяле прямо в ботинках. Затем стащил подушку и начал крушить всё подряд. — Вы нисколько ни скучные! — подушка сбила прикроватную лампу и будильник. — Такие весёлые! — Коул подбежал к своему столу, схватил ножницы и распорол подушку, чтобы потом с яростным криком кинуть её в сторону, где до недавнего времени стоял огромный телевизор. — Всё разрешаете… — гнев мальчика, видимо, пошёл на убыль, — и ничего не запрещаете, и, вообще, заменяете эту паскудную школу.       Я не знал, что сказать или сделать. Я не понимал, о чём шла речь. Мне оставалось всего лишь смотреть, как медленно оседают на мебель, на пол и на Коула мягкие белые перья из подушки. Мальчик был похож на беззащитного цыплёнка, которого все обижают.       — Что-то случилось? — очень осторожно спросил я.       — Ничего! — ответил резко Коул и потряс головой. Цыплёнка тут же не стало. — Ничего не случилось. Мне не понравилось в школе, и отец забрал меня. Вот и вся история, — он посмотрел на меня взглядом, каким обычно ставят точки, за которые не перешагивают. — Больше не спрашивай меня о школе, ясно?!       Я не ответил ему. И не кивнул. Да и Коул всё рано не настаивал на этом. Потому что, наверное, и я, и он прекрасно понимали, что этот наш разговор не последний.       Некоторое время мы опять молчали. Коул просто стоял, я просто сидел. Слова кружились вокруг нас, но мы старались их не замечать и отмахивались, словно от назойливых комаров. Когда я понял, что это всё может затянуться на долгое время, я спросил разрешения, разобрать вещи. Мальчик не сказал мне ни слова, и я это интерпретировал как согласие.       — Ты знаешь, где меня искать.       Комната, что мне выделили в пользование, нисколько не изменилась за время моего отсутствия, даже, наоборот, стала светлее и уютнее. Мною запахнутые шторы раздвинули и подвязали толстыми верёвками с кисточками на конце, оставив колыхаться на ветру полупрозрачный тюль; наспех заправленную в воскресенье утром кровать переправили и застелили мягким покрывалом; в вазе заменили цветы, и там снова стояли свежие лилии.       Я принялся неспешно распаковывать свои вещи под негромкую болтовню телевизора. В комнате-шкафе каждой моей рубашке и брюкам досталось по отдельной полке. Носкам повезло меньше. Кому-то из пар пришлось потесниться и теперь их на полках обитало по четверо. Ботинкам я разрешил не скромничать, и они зажили счастливой жизнью на нижних полках. Без соседей. Одни. Как же им повезло.       Мне удалось даже поменять бинты, потому что они никуда не годились. Правда, толку от этих замен было мало. Мне требовалась профессиональная медицинская помощь, а не то что в своё время Миша называл в шутку «приложить подорожники и помолиться». Да, Коула мне пришлось обмануть. Рана была серьёзная.       Скромный стук в дверь, и в комнату вошёл Коул. Я как раз застёгивал на себе новую рубашку, только что вынутую из шуршащей упаковки.       — Эм, — Коул смотрел в пол. — Сейчас обед начнётся. Я вот за тобой зашёл, чтобы мы вместе туда пришли. Ты ведь понимаешь…       — Да, конечно, Коул, понимаю, — оборвал я его, прерывая его мучения в пояснениях. — Дай мне пару минут.       Мальчик рассеянно кивнул и вышел. Как только за ним закрылась дверь, я стремглав бросился в ванную комнату и собрал все свои окровавленные бинты, которые я раскидал по мраморному полу.       Я вёл себя очень странно. Моё поведение больше походило на мальчишеское, нежели на поведение человека зрелого. Я бы хотел для начала обдумать всё, что я собрался делать, а уже потом делать. Но ещё больше мне хотелось сейчас помочь Коулу.       Бинты я затолкал в корзину для белья. Не знаю, как часто в комнаты заходит прислуга, чтобы сменить мусорные пакеты, но для меня бы было крайне нежелательно, чтобы кто-то узнал о том, что я ранен. Даже то что знает Коул очень пугало меня, но я старался ему верить.       Для верности я накидал в корзину для белья ещё и чистых полотенец, а затем вместе с Коулом спустился в столовую.       Обедали мы в новом составе. Вместе с Мелланом. Он и Бартл О’Нейл заняли один край стола, нам с Коулом накрыли на другом, причём рядом друг с другом. Хозяина Адар Манор я не разглядел из-за газеты, которую он читал, полностью закрывшись от меня и своего сына. Зато его секретаря я видел очень хорошо и был безмерно огорчён этим.       Также присутствовал Райогнан и Вивьен. Дворецкий держал в руках поднос, где лежала стопка писем и газет. Что тут делал повар, оставалось для меня загадкой.       Коул сел, едва слышно буркнув: «Здравствуй, отец», и приступил к трапезе, спрятав своё лицо в тарелке. Похоже игра в прятки за столом — семейное развлечение.       — Так-так, у малыша Коула испортилось настроение? — Меллан показал свои белоснежные зубы и поправил солнцезащитные очки на голове. Почему бы их просто не снять? — А мне передали, что малыш Коул был рад приезду своего учителя, — секретарь замолчал, пережидая мои шумные подвигания к столу. — Учителя, — продолжил он, когда я взял ложку, — который имел наглость, опоздать на рабочее место на несколько часов.       Ложка с громким плеском утонула в супе. Я был готов к этому. У меня даже был припасён ответ. Что-то про поломку моего вымышленного автомобиля на шоссе N20. Всю дорогу в замок я учил собственную ложь, да так, чтобы при ответе она отскакивала от зубов. Чтобы мне не пришлось краснеть, сбиваться и чтобы я, в конечном счёте, не сказал правду.       Я сглотнул ком, набрал воздуха, приготовился говорить и поднял глаза.       Меллан смотрел на меня и мило улыбался. А ещё он хлопал ресницами, и это получалось у него настолько непосредственно, что я улыбнулся ему в ответ. Мой мозг закоротило, и я забыл всё, что хотел сказать. Я начал судорожно придумывать, как выкрутиться из ситуации, пока не услышал свой срывающийся лепет:       — Я не хотел, честно, — признался я, глядя на Меллана. Он поощрил меня наимилейшей улыбкой и участливыми кивками. Я воодушевился, и посмотрел на Бартла, но вместо него увидел газетный лист и колонки новостей. — Мне, правда, очень…       — А тебе, Меллан, какая печаль? — громко спросил Коул, не дав мне сказать правду. Да ещё для надёжности с размаху заехал мне своей ногой по моей голени. Приборы на столе слабо звякнули, а моя левая нога пополнила список раненных частей тела в замке Адар Манор.       — Мне? — Меллан улыбнулся Коулу. — Никакой.       — Тогда отстань от Кифа. У нас много дел на сегодня, — Коул вернулся к супу. Я последовал его примеру.       — Бартл, ты слышал? — улыбка Меллана плавно переплыла в сторону Бартла O’Нейла. — У твоего сына и… Кифа, — мне показалось, что моё имя было произнесено наравне с некрасивым ругательством. Например, с таким как дурак, — много дел, представляешь?       Зашуршала газета, и мне пришлось срочно запихнуть в себя две ложки откровенного пойла, чтобы не скреститься взглядами с хозяином замка. Моя техника в боях на взглядах оставляла желать лучшего.       — Так что у вас за дела? — спросил Меллан.       Секретарь отчего-то не ел суп. Его тарелка была отодвинута в сторону и, по-моему, благополучно забыта. Вместо неё перед Мелланом стояла вазочка с овсяным печеньем. По влажному взгляду и сжатым в ниточку губам Вивьена я понял, как повар ненавидит это печенье.       Меллан же с удовольствием ел это печенье. Он макал его в чай перед тем, как откусить от него кусочек, прикрывая в блаженстве глаза.       Коул исподлобья следил, как Меллан с нескрываемым удовольствием обсасывает сначала одно печенье, затем второе, за ним третье. На четвёртом мальчик не выдержал.       — Что он всё это печенье в чай макает? — шёпотом спросил он и добавил уже громче: — Ебало своё мерзкое лучше пусть макнёт. Как же он меня бесит.       Я чуть не подавился супом.       — Коул, — шикнул я, поднимая взгляд в надежде, что мальчика никто, кроме меня не услышал.       Газета Бартла О’Нейла преспокойно лежала на его нетронутом обеде, сам же хозяин молча вперился в меня своим взглядом, причиняя мне ощутимый дискомфорт. Райогнан, стоящий рядом с отцом Коула, был живым воплощением спокойствия и морали, но это не мешало ему, подстать своему хозяину, смотреть на меня. Взгляд дворецкого было прочитать намного легче, нежели взгляд Бартла. Там я узнал о своём полном провале и нескольких часах предстоящих Коулу нотаций со стороны Райогнана.       Вивьен вжался в стену своим огромным телом и попытался слиться со стенами, которые не были обшиты панелью, а под стиль, в котором я ничего не понимал, но с удовольствием воспринимал, были обклеены обоями. К счастью, у него это неплохо получалось, потому что и повар, и обои были сейчас одного цвета, а именно — бордового. Лицо Вивьена перекосилось от ужаса, а громкое дыхание было похоже на предсмертные хрипы. В установившейся тишине они звучали очень зловеще.       И только Меллан, похоже, чувствовал себя прекрасно. Съев ещё одно печенье, он спросил:       — Прости, Коул, я тебя не расслышал. Что ты сказал?       Все взгляды, больше похожие на слепящие лучи прожекторов, выхватили и сосредоточились на притихшем Коуле. Мальчик плохо выучил свою роль и теперь молчал.       — Меллан задал тебе вопрос, Коул.       Слова Бартла, как точные выстрелы, отрезали мальчику все пути отступления. Мне на секунду показалось, что в магазине остался ещё один патрон, припасённый хозяином замка для сына.       — Извините, — мой голос в зловещей тишине прозвучал чересчур дерзко и спокойно. Все, как по команде, уставились на меня. — Коул пожелал приятного аппетита всем и пожелал хорошего и продуктивного дня Меллану и своему отцу.       Меня снова ударили под столом, но в этот раз менее болезненно, чем в первый.       — О как, — жуя, отозвался Меллан. Его рот был весь облеплен мокрыми крошками, которые секретарь тщетно пытался слизать языком. — Очень любезно с твоей стороны, Коул, — мальчик передразнил его. Только вот его забавную и очень похожую карикатуру увидели только остатки супа и я. — Также выражаю благодарность твоему преподавателю, что перевёл мне то, о чём ты говорил. Я ещё плохо знаю язык, на котором ты изъясняешься, но зато теперь я запомнил, что твоё «ебало мерзкое» означает «приятного аппетита».       Коул со страшным грохотом отдвинулся от стола и вскочил на ноги. Ещё секунда и мальчик бы разразился гневной триадой, но я вновь поспешил к нему на помощь.       — Да, всё верно, Коул. Нам, правда, уже пора откланиваться. Коул, поблагодари Вивьена за чудесный обед, — мальчик процедил что-то отдалённо похожее на «спасибо», схватил меня за рукав и потащил вон из столовой.       Где-то на полпути нас остановил голос Меллана.       — Знаете что, Киф? Всё-таки постарайтесь отучить Коула от его обезьяньего языка. Не будет же он всю жизнь ходить с переводчиком за руку, или кем вы ему там приходитесь, — секретарь махнул, показывая тем самым, что больше нас не намерен задерживать. Сам Меллан повернулся к Бартлу О’Нейлу. — Милый, я немного запачкал свой ротик, поможешь мне его очистить?       Коул выдернул меня из столовой, и я не успел услышать ответа на такую откровенно пошлую фразу.       — Урод. Пидор. Идиот. Давалка! — шипел Коул, пока мы поднимались по лестнице. — Баклан. Лошпиндос. Ничтожество. Ублюдок! — продолжал мальчик, пока мы быстрым шагом рассекали коридоры. — Имбецил. Долбень. Жополиз. Подстилка! — я едва успел увернуться от двери.       Мальчик кинулся к шкафу и рывком выдернул оттуда свою куртку. Заметив меня, он прикрикнул:       — Ну и чё ты встал? Иди за своей курткой!       Мы покинули замок незамеченными, используя привычный выход через зимний сад.       Несмотря на солнце, было немного ветрено, поэтому я попросил Коула застегнуться, но он и ухом не повёл. Шёл впереди меня быстрым шагом, я еле поспевал за ним. Мы пересекли ровно постриженный газон, пробежались по дорожке до моста, перешли мост, что раскинулся через реку. Я поёжился, вспоминая, что случилось с одним из учителей Коула, и, только когда мы оказались на другой стороне, вздохнул с облегчением.       Коул упорно шёл вперёд по полю для гольфа, засунув руки в карманы. На мои окрики огрызался или не реагировал. Тогда я просто заткнулся. Какое-то время я любовался рекой, вдоль которой мы шли. Но ко мне то и дело возвращались воспоминания о бедном преподавателе мальчика, который не умел плавать, поэтому перестал оглядываться на весёлый речной поток и упёрся взглядом в спину Коула. Смотрел на неё, она не остановилась.       — Мы пришли.       Я огляделся. Это был ещё один мост. Правда, он был меньше, чем тот, что раскинулся рядом с Адар Манор. К тому же тому мосту посчастливилось родиться каменным. А этот был всего лишь деревянным.       Коул, пока я смотрел по сторонам, залез в кусты рядом с мостом, пошуршал там и вытащил на свет две бутылки пива. Они были слегка залеплены грязью, но ощущение было, что они там появились не так давно.       — Заначка, — объяснил мне Коул. — Пополняю каждый месяц. Когда всё достаёт, иду сюда и выпиваю одну бутылочку. Расслабляюсь, так сказать.       Мальчик вручил мне одну бутылку.       — Пойдём?       Коул забрался на мост, сел посередине, высунув ноги и голову в щели между прутьями. Открыв бутылку, он пригубил пиво и крикнул в мою сторону:       — Тебе официальное приглашение нужно?       Я подкинул в руках бутылку, усмехнулся. Какой из меня, к чертям собачьим, преподаватель этикета? Я нахожусь непонятно где, и в руках у меня бутылка пива, что мне дал двенадцатилетний мальчишка. Сам он сидит на мосту, пьёт пиво из второй бутылки и сплёвывает в пробегающую под ним реку.       Я сел рядом с Коулом. Он протянул мне открывашку. Издав громкий «псы-ы», бутылка открылась. Я застыл в руках с крышкой, не знаю, как поступить. Мальчик оглянулся. Увидев меня и крышку, закатил глаза, выдернул крышку из рук и, размахнувшись, кинул её в реку.       — Счастливого пути, — сказал Коул и сделал глоток.       — Я должен сейчас прочитать тебе нотацию, — я отпил из бутылки.       — Валяй.       — Пить плохо.       — Ага, — лениво отозвался Коул и сделал ещё один глоток из бутылки. — Курить тоже.       — Ага, — согласился я, беря протянутую сигарету из рук мальчика. Мы затянулись. Вокруг не было никого, кроме птиц, деревьев и реки. — Хорошее место. Часто сюда ходишь?       — Не особо. Времени нет. Школа, за замком следить нужно, да ещё и ребёнок у меня есть, — Коул посмотрел на меня и заржал. — Рот закрой, смотреть страшно.       Я прикрыл рот рукой.       — Надеюсь, про ребёнка это шутка?       — Старикан, ты чё, поверил? — мальчик запрокинул голову назад, давясь от смеха. — Я, чёрт сам ещё ребёнок, — тут он перестал смеяться. Потерев лоб, он сделал ещё один глоток пива. — Он появился как ты, как все они, — начал Коул, и я сразу понял, что он говорит про Меллана. — Пришёл устраиваться к нам преподавателем этикета. Отец помню, спросил, почему мы должны брать именно его. А он такой, в наглую, потрепал меня по волосам и сказал: «А меня дети обожают».       Я глотнул из бутылки и уставился на воду под ногами. Мне не составило труда представить, что почувствовал Коул в те мгновения.       — Не знаю, про каких детей он говорил, но я его невзлюбил с первой секунды. Самоуверенность так и пёрла из него. Он и красивый, и умеет обращать с детьми, и добрый, и зубы у него ровные, и слуги с ним здороваются, и университет он отлично закончил, и родители у него аристократы, и манеры, и одежда — тьфу! — Коул выкинул бутылку в реку. — Ни одного минуса. Всё-то он знает, всё-то он умеет, — мальчик нервно щёлкал зажигалкой, а она всё никак не зажигалась, только искры летели в разные стороны. Я отобрал зажигалку у Коула и с первого щелчка поджёг его сигарету. Мальчик затянулся. — А я нашёл этот минус. В его телефоне. На заставке у него полуголый мужик стоял. Ну я и смекнул что к чему. Вечером, когда Меллан отвлёкся, порвал на себе одежду и кинулся к отцу. В слезах и соплях влетаю к нему, рассказываю, что этот учитель домогался до меня. Тут же приводят Меллана. Отец орал как ненормальный, а этот урод молча его слушал и не перебивал. Я в комнату со спокойной душой ушёл. Я был уверен, что Меллана с его барахлом сейчас же из замка вышвырнут, — мальчик повертел в руках сигарету, затянулся в последний раз и кинул бычок в реку, догонять бутылку. — А затем наступило утро, — Коул поднялся на ноги. Я смотрел на его тень, что ходила волнами на реке. — Меллан из комнаты отца мне навстречу вышел в отцовской рубашке на голое тело. Пожелал мне доброго утра и сказал, что с сегодняшнего дня он будет работать на моего отца. А ещё… А ещё поцеловал меня в щёку! — от неожиданного крика я выронил бутылку из рук. — Тупая гомосятина!!! — прокричал мальчик, уперевшись руками в деревянный ствол, который служил ограждением для этого моста. — Урод! Выродок! Недоносок!!!       Я сидел и курил, стараясь меньше напоминать о своём присутствии. Коул кричал, бил деревянные перила, прыгал. Под нами опасно раскачивался мост, но я всё равно молчал и ждал, пока мальчика отпустит.       Когда крики смолкли, я поднялся, отряхнулся, встал рядом с Коулом. Он повернулся ко мне.       — Прости, — солнечный луч попал на его лицо, и я увидел, как в глазах мальчика блеснули слёзы. — Я знаю, так говорить нельзя, но я ничего не могу с собой поделать. Я его ненавижу.       — Тебе не за что извиняться, — я легонько потрепал его по плечу. — Со всеми такое бывает. Главное, ты сам понимаешь, что такое говорить людям нельзя, как бы ты их ненавидел.       Коул шмыгнул носом.       — Ты не против, если я застегну твою куртку? Здесь прохладно. Не хочу, чтобы ты заболел и пропустил всё веселье, когда мы будем выживать Меллана из твоего дома, — мальчик слегка кивнул. Я застегнул его куртку и поправил воротник.       Коул тут же отпрыгнул от меня.       — Эй, старикан! Не зазнавайся. Про воротник разговора не было!       На обратном пути Коул рассказал мне, что после того как Меллан стал работать на отца, отношение Бартла к нему поменялось. Он стал кричать на сына, ругать, иногда даже бить. Коул не сомневался, всему виной был Меллан.       Так за разговорами мы не заметили, как вернулись в замок.       Пока мы гуляли, то знатно продрогли. Я предложил отогреться в моей комнате за просмотром телевизора. У нас как раз было время до ужина.       — А чё, можно, — тихо сказал Коул, уткнувшись в свой воротник.       Только наши планы сорвались, даже не успев начаться. Около выхода из зимнего сада нас поджидал Райогнан. Дворецкий приветствовал нас кивком.       — Киф, вас ждёт хозяин в своём кабинете. Он бы хотел с вами поговорить, — от взгляда Райогнана у меня пробежал морозец по коже. И здесь была ни причём наша долгая прогулка на природе. — А вы, юный господин, отправляйтесь в свою комнату и дожидайтесь ужина.       Я слегка улыбнулся Коулу и поплёлся за дворецким.       — Зачем Киф понадобился моему отцу? — спросил Коул. В его голосе я услышал крайнее возмущение и ещё… страх?       — Я не вправе докладывать, по какому поводу хозяин вызывает к себе прислугу, господин Коул.       Мальчик быстрым шагом приблизился к дворецкому, явно неудовлетворённый его ответом.       — Только попробуй его уволить! Так отцу и передай. Я им тогда с Мелланом житья не дам. И твою жизнь тоже превращу в ад.       Коул быстро побежал по коридору и скрылся за поворотом. Его шаги затихли.       — Пойдёмте, — голос дворецкого оставался безучастным. — Хозяин не любит ждать.       Перед дверью в кабинет Бартла О’Нейла Райогнан остановился и, не поворачивая головы, промолвил:       — Я бы мог доложить хозяину о том, что его сын явился после прогулки со своим преподавателем в непотребном виде. От него пахло алкоголем и сигаретным дымом, как и, — дворецкий мягкой поступью приблизился ко мне, подвинул своё лицо к моему и сделал глубокий вдох, — от преподавателя впрочем. Но молодой господин попросил не делать так, чтобы вас уволили, поэтому я промолчу.       Райогнан потянулся к внутреннему карману и выудил оттуда пачку жевательной резинки.       — Пожуйте, пока я докладываю о вашем прибытии.       Я проводил взглядом дворецкого и, не теряя ни минуты, засунул в рот сразу половину пачки. Чёрт, как опрометчиво с моей стороны! Вот тебе и преподаватель. Докатился. Ребёнка поит в лесу какой-то дрянью и курить позволяет. Сам тоже не лучше.       От отвращения я даже отвесил себе пощёчину. Правда, сразу же пожалел об этой спонтанной выходке, но вот передо мной Райогнан уже открыл дверь. Я постарался войти не быстро и не медленно. С высоко поднятой головой и прямой спиной.       — Райогнан, можете быть свободны. Когда вы мне понадобитесь, я дам знать.       Дверь издала лёгкий щелчок. Мы остались с Бартлом О’Нейлом наедине.       Сначала он просто смотрел на меня. Не мигая, как это один он умеет делать. Выжидательно следя, пока я не сделаю неверного шага. Вообще шага. Потому что любой шаг был бы роковым для меня.       Но я не делал его. Я тоже ждал. Я привык ждать и высчитывать про себя каждую секунду. Не шевелиться и спать с открытыми глазами. Ему не удастся запугать меня. Потому что единственная, кому это удалось, была война. Но сейчас её здесь нет, и мне не страшно.       Хозяин Адар Манора будто услышал мои мысли. Он встал, выдвинул в своём столе ящик. Я отчётливо услышал «щёлк», когда ящик стало некуда выдвигать.       — Что это?       Рука застыла рядом с лицом, сжимая что-то белое, покрытое тёмными пятнами.       Я уже хотел пожать плечами и ответить в духе солдата: «Не могу знать», но слова застряли в горле, прежде чем я их озвучил. Я понял, что сжимал в руках хозяин Адар Манор. Это были мои окровавленные бинты, которые я спрятал в корзине с бельём. Как они оказались у Бартла? Я с трудом мог представить, что он намеренно бегает по комнатам своего замка и рыскает в корзинах для белья, выуживая из них компроматы на свою прислугу. Но как только в моём воображении я увидел Бартла О’Нейла, с лицом, озарённым блаженной улыбкой, который танцевал всякий раз, когда находил что-нибудь интересное в корзинах, то не сдержался и улыбнулся, тут же опустив лицо вниз.       — Вам смешно? — недоверчиво спросил отец Коула.       Я не смог обмануть его:       — Да, немного, — и снова улыбнулся, только теперь прямо в лицо мужчины.       — И что же, позвольте узнать, стало причиной вашего веселья?       — Я представил, с каким лицом вы роетесь по корзинам своих слуг. А если вы находите какой-нибудь компромат, то исполняете странный, но очень весёлый танец, — я показал ему пару движений.       На секунду мне показалось, что он улыбнулся. Но это мне всего лишь показалось, потому что Бартл О’Нейл не сводил с меня своего серьёзного взгляда. А также не отпускал руку, в которой держал использованные бинты.       — Я не роюсь в корзинах для белья, чьи бы они не были. Эти бинты мне принесла Смеральдина. Она рассказала, где нашла их, и выразила обоснованную тревогу за ваше здоровье.       Мне стало приятно, что в этом замке были люди, которым я не был безразличен.       — Но не только Смеральдина выразила эту тревогу. Мне тоже не безразлично ваше здоровье.       А вот последнее заявление выбило меня из колеи. Я не верил тому, что услышал. Искал подвох и скрытый смысл. Он не должен был говорить такого, а потом смотреть на меня вот так. Как будто, правда, волнуется за меня.       Я не до конца осознавал, что делал, пока не почувствовал, как мои пальцы начали медленно расстёгивать пуговицу за пуговицей на новой рубашке, ещё пахнущей крахмалом. Я расстёгивал на себе одежду, не сводя взгляда с Бартла О’Нейла. Будто повинуясь его немому приказу.       Когда дело было сделано, хозяин замка уставился на моё перевязанное тело. Он не выразил никаких эмоций, только лишь спросил:       — Что случилось?       Я не стал рассказывать ему всего того, что до этого поведал Коулу. Ограничился лишь тем, что на меня совершили нападение в дороге, но всё благополучно обошлось.       — Как же обошлось, если у вас до сих пор идёт кровь, — заметил Бартл О’Нейл. Я убедился, что мужчина меня не обманывает. На бинтах красовалось красное пятно.       — О, да в этом нет ничего страшного, — успокоил его я, но сам начал волноваться. Я был уверен, что рана не представляет никакой опасности, так почему идёт кровь? — Немного бинтов, и всё будет в порядке.       Бартл О’Нейл не поверил мне. Он ещё какое-то время смотрел в моё лицо с кислой улыбкой, спокойно читал по глазам невесёлые мысли, а потом потянулся к телефону.       — Грэди? Здравствуй. Прости, что беспокою тебя так поздно. Не мог бы ты приехать в замок? Нет, с Коулом всё в порядке. Со мной тоже. Мне нужно, чтобы ты осмотрел преподавателя моего сына, — отец Коула ещё раз прошёлся по мне взглядом и остановился на том месте, где вновь проступила кровь. — Он приехал утром уже с раной, но я узнал об этом только сейчас. Нашёл кровавые бинты в его комнате. Очень обяжешь, — мужчина положил трубку. — Наш семейный врач сейчас приедет и осмотрит тебя. Грэди Скотт — отличный врач.       — Я не сомневаюсь, но только зачем это всё? — я начал застёгиваться. — Я уверен, что моя рана не настолько серьёзна, чтобы вызывать семейного врача. Мне бы хватило и Смеральдины.       — Уж позволь мне решать, стоит ли мне вызывать Грэди или нет, — холодным тоном ответил мне хозяин Адар Манор. — Если тебя это успокоит, то я вызывал его только по собственной прихоти. За тебя я не настолько и волнуюсь. Это понятно?! — громко спросил он.       — Да! — также громко отозвался я.       Мы оба замолчали недовольные друг другом.       — Знаешь, я тебя позвал не для этого, — Бартл О’Нейл наконец избавился от бинтов, с остервенением запихнув их в мусорный бачок рядом со столом. Я знал, о чём бы он хотел со мной поговорить. Об опоздании и о поведении Коула за обедом. — Я хотел оформить документы на твоё официальное трудоустройство, но, видимо, сегодня уже не получится этого сделать. Это не очень быстрый процесс, а Грэди подъедет с минуты на минуту. Предлагаю завтра утром, перед завтраком, зайти ко мне в кабинет и подписать все бумаги.       На этом мы и распрощались. Ни слова о том, что произошло сегодня в столовой или что я явился с большим опозданием.       Коулу я обо всём рассказал. Он долго смеялся, когда я ему показал танец Бартла О’Нейла. Но когда приехал их семейный врач, нам обоим стало не до смеха.       Грэди оказался упитанным старичком с упругой походкой. Его маленькие голубые глазки, выглядывающие из маленьких щёлок, были у него вместо рук. Именно они осмотрели и ощупали меня, когда я разделся и снял бинты.       Моя рана выглядела не опасно, но всё-таки и не внушала доверия. Грэди отругал меня, помазал мазью, которая после ухода доктора начала гореть, как пламя в аду, забинтовал и до завтрашнего утра наказал лежать в постели. На ужин я не попал. Коул тоже отказался, изъявив желание остаться со мной.       Мы приступили к реализации плана по выкуриванию Меллана из Адар Манор.       Всю оставшуюся неделю мы с Коулом, не щадя времени, корпели над проделками, которые, по словам мальчика, должны были довести назойливого секретаря до ручки. В основном это были смешные и неопасные вещи. Например, шутка с ниткой. Мы взяли яркую нитку и нацепили на неё булавку. После чего незаметно булавку прикололи к низу модной рубашки на спине Меллана, а другой конец нитки положили ему на плечо. Потом мы несколько минут еле сдерживались от смеха, пока секретарь пытался снять эту нитку. В итоге он не выдержал и со всей дури дёрнул за нитку. К сожалению, рубашка была испорчена, как и настроение Меллана.       Коул в один прекрасный день где-то умудрился разжиться номером телефона Меллана, и ночью этого прекрасного дня мы устроили настоящие веселье. Убедившись, что секретарь ночует в своей комнате, мы одолели его звонками и смс-сообщениями.       Сначала я немного нервничал из-за того, что мы совершали все звонки с телефона мальчика. Я был уверен, что его обязательно вычислят и накажут. Но в итоге оказалось, что у Коула была припрятана симка с номером отца. Год назад он специально съездил на завод, где изготавливают модули идентификации абонента и прошил в одну из заготовок номер Бартла О’Нейла. Поэтому все наши звонки и сообщения якобы были сделаны с номера любовника Меллана. Когда следующим утром мы любовались на его красные глаза, под которыми залегли чёрные круги, я понял, что наше сообщение: «Открой наконец мне дверь, я уже замерз тут стоять!», возымело небывалый успех.       Ещё одной безвредной, но очень смешной шуткой стала бутылка с краской на дереве. Сидя вечером и обдумывая наши дальнейшие розыгрыши, мне пришла в голову интересная идея. Я взял большую бутылку из-под колы, отрезал горловину, придав изделию форму цилиндра, открытого сверху. Полученную заготовку около верхнего края я пронзил насквозь мягкой проволокой. Утром концы этой проволоки мы примотали на двух соседних ветках одного из растущих подле дорожки возле замка деревьев. За верхний краешек полученного цилиндра, который у нас болтается на проволоке, как куропатка на вертеле, Коул привязал красивую верёвочку, которую ради этого розыгрыша мы не поскупились приобрести в магазинчике в Адар, и спустил сквозь густую листву дерева вертикально вниз на дорожку. Мальчик привязал за край цилиндра таким образом, чтобы при ее натяжении снизу бутыль переворачивалась вверх дном. В конце мы заполнили бутыль краской и спрятались поблизости. По нашим расчетам, Меллан должен был пройти по этой дорожке и заметить эту верёвочку. В итоге наши расчёты оказались верными, и мы весь вечер с удовольствием слушали завывания секретаря, который оплакивал испорченный прогулочный костюм.       Были и другие розыгрыши. Менее смешные и более опасные. Их все придумал Коул, но воплотил в жизнь я.       Одним из них стало нашествие червей. В карман пиджака Меллана, когда он отвлёкся, я ссыпал горсть белых червяков. Мы купили их с Коулом по дешевке в магазине, когда ходили за красивой верёвочкой. Изначально мы хотели использовать их для рыбалки, но потом мальчик придумал эту шутку. Когда секретарь сунул руку в карман и почувствовал, что там что-то странное, он с удивлением зачерпнул целую горсть и начал рассматривать на ладони, что же это такое. А дальше была картина из фильмов ужаса, когда, кажется, что твою руку поедают черви. Молодой человек завизжал. Я тоже перепугался ни на шутку и даже кинулся на помощь к Меллану.       Виноватым тут же посчитали Коула, но его в это время не было в замке. Для подстраховки, я попросил его уйти на конюшню и пробыть там до обеда. Алиби мальчика потвердели все слуги, которые ухаживали за лошадьми. Обвинения были сняты.       Другой розыгрыш был не менее противный, чем первый. Так как Меллан всё время жуёт жвачку, то Коул сделал акцент именно на этом. Он целую ночь, как потом хвастался, подгонял упаковку под свой механизм, чтобы всё это незамысловатое устройство не выдавало себя. Шутка была не нова, в Корке я видел во многих магазинах выпрыгивающего кузнечика или таракана из упаковки с жевательной резинкой. Различия состояло только в том, что магазинные насекомые были резиновыми, а насекомые Коула — живыми.       На меня вновь свалилась забота в воплощении этой выходки в жизнь. Жвачку Меллан держал поближе к себе, а именно во внутреннем кармане пиджака. Проще простого было закинуть её, когда он оставит пиджак рядом или повесит его на стул. Только возникла одна загвоздка, после случая с белыми червями, молодой человек не выпускал свой пиджак из рук. Тут мне пришлось ввести в дело свою фантазию. Я подговорил Коула намеренно толкнуть Меллана, чтобы тот выронил пиджак из рук. Мальчик с радостью согласился и после очередного обеда, дождавшись, когда секретарь первым покинет столовую, кинулся за ним. Следуя заранее обговорённому сценарию, Коул толкнул Меллана, накричал и убежал. Я вдогонку крикнул мальчику, что он получит от меня. Это нужно было для того, чтобы успокоить бдительность секретаря. Я помог Меллану встать, и пока он отряхивался, я поднял его пиджак и незаметно сунул во внутренний карман изобретение Коула. Секретарь, не поблагодарив меня, ушёл, а уже через пятнадцать минут к замку подъехала машина. В это время мы с Коулом прогуливались в саду. Мы заметили машину и выскочившего из неё Грэди. Семейного доктора вызвал сам Меллан, когда понял, что вместо жевательной резинки он жуёт тёплого таракана. Нам с Коулом и Грэди пришлось с час выслушивать скулёж секретаря. Хозяин Адар Манор прийти отказался, сославшись на занятость.       Мы на славу отравили неделю Меллана. Секретарь не скрывал того, что он подозревает в этих злых розыгрышах Коула. Об этом он говорил за каждым приёмом пищи, бросая в сторону мальчика заточенные голубые кинжалы всякий раз, когда он отвечал смехом на выпады Меллана. Меня подозрения обходили стороной, а для того чтобы официально назначить Коула виноватым за все шалости, не хватало улик.       Так мы и жили в назойливом рое подозрений. По ночам не спали и мастерили новые инструменты для розыгрышей, утром приводили свои коварные планы в исполнение, а после обеда проваливались в глубокий сон. Ни о каких уроках этикета мы и не думали. Я, право, даже забыл, на каком основании жил в этом замке. Все мои дни и мысли были посвящены проделкам Коула.       — В воскресенье мы устроим бал! — радостно объявил за субботним завтраком Меллан. — Нет, не в прямом смысле бал, — я поднял налитую свинцом голову от тарелки. Секретарь подобострастно смотрел на поднятую газету Бартла О’Нейла. Рядом со мной сидел Коул и клевал носом. Я его легонько стукнул, чтобы он перестал размазывать ложкой кашу по лицу, — всего лишь званый ужин с твоими коллегами по работе, Бартл. По-моему, отличная идея. Как вы думаете? — громкое «вы», прозвучавшее из уст секретаря, означало «ты», было обращено к Бартлу и не имело отношения к нам с мальчиком. Почему мы и разрешили себе продолжить качаться над тарелками и стараться не заснуть. Хотя бы пока не доберёмся до своих комнат. Хозяин Адар Манор тоже не проявил должного интереса к словам Меллана: газета до сих пор скрывала его лицо за колонками новостей. — Ты сам говорил, что Коула надо вывести в свет, — упавшим голосом проблеял молодой человек, украдкой поглядывая в нашу сторону. — А тут такая возможность. Твои партнёры давно хотели посетить Адар Манор, пообщаться в неофициальной обстановке. Да и, — взгляд Меллана кинул в мою сторону гранату с оторванной чекой, — нужно проверить, как справляется новый преподаватель Коула.       Миша любил повторять: «Не говори гоп, пока не перепрыгнул», всякий раз, когда солдаты начинали преждевременно радоваться успеху, когда ещё неизвестно, хорошо ли всё кончится. Потом он мне объяснил, что «гоп» говорят акробаты или наездники на лошадях, после того, как совершат трудный прыжок. Отсюда и выражение. Мне оно подходило в данной ситуации как нельзя кстати.       Я отчего-то решил, что всё на мази. Научив Коула иногда выдавливать из себя «спасибо» и «пожалуйста», причём с видом великого одолжения, мне показалось, что все важные элементы этикета он усвоил. Только о каких важных элементах могла идти речь, когда я сам их не знал. А «спасибо» и «пожалуйста» лишь малая часть повседневной вежливости не только аристократов и их отпрысков, но и обычных людей, и одна тысячная часть всего этикета.       Граната, пущенная в мою сторону, взорвалась и откинула меня на добрую пару десятков метров от реальности. Палитра звуков слилась для меня в одну визжащую ноту, отрезая от внешнего мира. Я превратился в некрасиво застывшее изваяние, которое со страхом ожидало своей незавидной участи.       Во мне теплилась надежда, что всё обойдётся. Бартл О’Нейл мог пропустить мимо ушей слова секретаря. Отец Коула не раз демонстрировал своё безразличие к разговорам за приёмами пищи, которое он отводил для чтения писем и корреспонденции. Я попросил надежду не угасать, вцепившись в неё всем существом. Я пообещал взамен, что заставлю себя и Коула бросить все силы в изучение этикета. Я был готов на всё, чтобы слова Меллана не долетели до Бартла О’Нейла.       Я отвлёкся, забравшись в себя, когда нужно было действовать здесь, в реальности. Поэтому не смог защитить свою надежду, и в неё попали два слова-выстрела.       — Отличная идея.       Меллан просиял. Мне резко стало плохо.       — Коул давно достиг возраста, когда нужно заводить знакомства в высших кругах.       Как будто первых двух выстрелов было недостаточно, и Бартл выпустил всю обойму в меня. Его голос не разу не дрогнул.       Храп мальчика привёл меня в чувство. Я решительно, не рассчитав свою силу, ударил Коула по руке. Мальчик зашипел, прижимая руку к себе. Ложка два раза со звоном ударилась об поверхность стола, оставив за собой на белой скатерти необычный геркулесовый орнамент.       — Что надо?! — спросонья спросил Коул то ли меня, то ли смотревших на него в упор Меллана и отца.       — У нас торжественный приём, Коул. С добрым утром, — секретарь плохо скрывал своё злорадство. В порыве чувств молодой человек даже захлопал в ладоши. — Я рад, дорогой, что ты нашёл мою идею удачной!       Мальчик глянул на меня и одними губами спросил: «Какого чёрта тут происходит»?       Вместо ответа я взглянул на Бартла. Его колонки новостей наполовину вымокли в чае, наполовину пропитались неаппетитным запахом и цветом каши. Но он не видел этого, потому что с серьёзным лицом смотрел на меня, невпопад кивая головой на слова Меллана.       — Какой, к собачьим хренам, бал?! Они с дуба рухнули оба что ли?! — раскричался Коул, когда мы оказались в его комнате. Я никак не среагировал на его стенания. Я был опустошён. Мне нужна была тишина и немножко подумать. Я подошёл к излюбленной мной кушетке в комнате мальчика, быстро переложил с неё все вещи на стол и повалился на неё, откинувшись на спинку. Мальчик закричал ещё громче, будто до этого я не слышал: — Какой бал?! Какие проверки?! Тебя вообще завтра здесь не будет, Киф!       — Будет, — осипшим голосом подтвердил я, прикрывая свои вибрирующие глазные яблоки веками. Стало ненамного, но легче. — Мне приказали остаться.       — Это нечестно. Воскресенье — твой выходной. Они не следуют установленным правилам!       — Я тоже не следую. Это моё наказание за опоздание в начале недели.       — Они лишили тебя выходного дня из-за того, что ты опоздал на три часа, потому что защищал девушку и получил ранение. Отец же видел! Я пойду и поговорю с ним! — я с трудом разомкнул глаза, мальчик уже стоял у двери и дёргал ручку.       — Бесполезно. Мне придётся остаться. Это и моя проверка тоже.       Коул замер. Его рука соскользнула с ручки двери. Он развернулся и застыл. Его лицо было бледным, но я списал эту бледность на недосып. Вдруг Коул дёрнулся, подошёл к кушетке и сел рядом со мной.       — Всё будет в порядке, мы прорвёмся.       Так странно было слышать от него слова поддержки, что я некоторое время даже растерялся. Я видел перед собой неколебимый взгляд мальчика, но что-то мне подсказывало, что внутри себя, он волнуется не меньше, чем я. Мы были совершенно не готовы к этой проверке. Нас застали врасплох.       И тут я почувствовал, как во мне закипает ярость. На Финна и Джеда, которые втянули меня в это, на Райогнана, который ведёт двойную игру, на Меллана, от которого мы не смогли избавиться за неделю, и, конечно же, на Бартла О’Нейла, которого я просто не могу понять. Я моментально достиг точки кипения, и моя злоба полилась наружу.       — Ничего мы не прорвёмся! Я даже пойти не смогу на этот званый ужин. Потому что туда нельзя заявиться в джинсах и без галстука! А больше у меня никакой одежды нет! — мой повышенный тон немного испугал Коула. Я видел, как он отклонился назад, подальше от меня. Мне стало стыдно, и я опустил голову вниз, тем самым показывая, что раскаиваюсь за своё поведение. — У меня нет официального костюма, — тихо добавил я.       — Как нет? — очнулся мальчик. — Не может быть. У тебя и нет костюма! — рассмеялся Коул, будто ему только что рассказали смешной анекдот. Но он остановился, как только заметил, что мне ни капельки не смешно. — Ты не шутишь что ли? — я отрицательно покачал головой. — М-да, ну и дела, — он немного помолчал. — Скажи, а то, что у тебя нет костюма, и то, что ты в понедельник прикатил на автобусе, как-то связано? — моя голова опустилась ниже. — Понятно. Поздравляю, нас. Похоже, неделя наших стараний была перечёркнута всего лишь одним предложением этого недоноска.       — Коул! — я попытался вложить в свой взгляд побольше гранат, чтобы он выглядел очень угрожающе.       — Что? Я не прав? — мои гранаты оказались муляжом. Коул догадался об этом, как только взглянул на меня. — Из-за него теперь наши жопы горят похлеще, чем костры во время самайна (7). У меня нет костюма твоего размера, старикан. Нам остаётся лишь признать, что мы проиграли…       … или попросить помощи у Смеральдины.       Она застала нас в дурном расположение духа после ужина, на который мы не явились, как, впрочем, и на обед. Смеральдина пришла узнать, по какому поводу мы объявили голодовку. Пришлось ей всё рассказать, хоть Коул и не был в восторге от этой идеи.       — Мальчики, конечно же, у меня есть официальный костюм. Как раз только сейчас доделала на брюках стрелки и повесила в шкаф в комнате служанок, — сообщила нам женщина. Я тут же радостно зашевелился на своей кушетке, с которой не сползал уже больше пяти часов. Коул, сидевший подле меня, выразил меньше радости, но я все равно заметил, что его лицо разгладилось, а на губах появилась едва заметная улыбка. Две смачные оплеухи от Смеральдины вернули нас на землю. — Вы издеваетесь? Откуда у меня может взяться мужской костюм?! — женщина упёрла руки в бока. — У нас комната прислуги, а не магазин мужской одежды! Но, — она с опаской глянула на Коула, который громко хлопнул дверью, скрывшись в ванной комнате, — у меня, правда, есть то, что тебе нужно, Киф. У меня сохранился костюм мужа, который он носил по молодости. Я, правда, давно его не доставала и не чистила, но я постараюсь сегодня придать ему маломальский божеский вид и принести его завтра в замок.       Моей благодарности не было предела, но Смеральдина всего лишь от меня отмахнулась. Перед уходом она сказала, когда сможет принести костюм, и прежде чем уйти, поднесла к моему лицу свой чёрный кулак и угрожающе произнесла:       — Ещё раз от меня попытаешься скрыть что-то наподобие тех бинтов, Колин-Киф, и ты огребёшь по полной программе. Уяснил?       Я закивал и пообещал, больше ничего не скрывать от Смеральдины. В который раз понял, себе дороже.       Хоть вопрос с костюмом и был решён в нашу с Коулом пользу, званый ужин этим, к сожалению, победить не удалось.       Под вечер встреч отвели весь первый этаж. С самого утра там шли приготовления. Слуги носились как электрические веники, доводя каждую деталь интерьера до совершенства. Двери главного входа были раскрыты нараспашку. Через них сновала толпа людей, вносились коробки и пакеты с едой, рулоны тканей, канистры с водой и бочки с вином. Прислуга мужского пола таскала туда-сюда мебель. Женщины протирали пыль и мыли полы. И всё это происходило под руководством Меллана.       Мы с Коулом наблюдали за всем этим действом с лестницы. Оперевшись на перила, как тогда на мосту, мы глядели вниз. Только вместо журчания реки мы слышали командный голос Меллана, мужские и женские голоса, человеческую возню и шуршание бумажных пакетов, а вместо бутылок пива и сигарет, мы с мальчиком напополам делили между собой страх перед предстоящим праздником.       Когда наступил час торжества и к замку потянулась река из ярких автомобильных фар, мы с Коулом, выждав немного времени, спустились вниз. К счастью, мы благополучно пропустили ту часть, где я, Коул, Бартл и Меллан должны были встречать гостей, и пришли как раз к началу фуршета. Хотя изначально и было заявлено, что нам предстоит ужин, похоже, только я и знал, что фуршет и званый ужин ни одно и то же. За что мне мысленно пришлось поблагодарить Финна, который любил досконально объяснять такие мелочи.       Гости в дорогих костюмах перемещались от стола к столу, заполнив всё пространство своими высокими причёсками, белоснежными улыбками и фальшивым смехом. Я только сейчас заметил, что столовую немного видоизменили к приёму гостей: вместо одного стола посередине, теперь стояло несколько столов вдоль стен. На них громоздились тарелки с кулинарными изысками Вивьена и выглядили они очень аппетитно и, главное, съедобно.       — Шампанского? — любезно предложил нам с Коулом приглашённый по такому поводу официант. Мальчик расплылся в улыбке и потянулся за бокалом. Я ударил его по руке.       — Нет, спасибо, мы не пьём.       Официант исчез.       — Старикан, ты охренел? Чё ты меня бьёшь? — возмутился Коул, потирая свою руку. — Ясно же что на этом скучном празднике, кроме шампанского больше веселья не предвидется. Так отстань же от меня и дай повеселиться! — мальчик заметил мелькнувшую среди гостей спину официанта и ринулся за ней.       Я успел поймать его за ворот пиджака, встал на колено перед ним и начал перевязывать галстук, чтобы не привлекать много внимания, просто стоя и громко говоря с мальчиком о его поведении.       — Слушай сюда, Коул. Если ты пойдёшь веселиться до того, как твой отец представит тебя гостям, то нам обоим потом придётся несладко. Ты слышишь меня? — я встряхнул его, потому что он совершенно меня не слушал, а всё выглядывал из-за моего плеча и пытался вновь найти взглядом поднос с шампанским. — У нас и так с тобой незавидное положение, не надо его ухудшать ещё больше.       Партнёры Бартла О’Нейла не замечали меня и Коула. Они обступили хозяина замка плотным кружком, чтобы поприветствовать и обменяться парой новых шуток. После того как я сделал внушение мальчику, тот предложил мне пробраться к одному из столов и поискать что-нибудь весёлое там. Коул был неисправим. Но на самом деле я его хорошо понимал. С нашего прихода не прошло и получаса, а мне уже стало нестерпимо скучно. Я не был знаком ни с кем. Со мной не здоровались и даже смотрели, как на грязную псинку. Бартла и Меллана я не видел, только слышал громкий смех секретаря. Похоже, им было веселее, чем нам.       Костюм, который одолжила мне Смеральдина, был мне великоват. Брючины лежали на полу, и я о них постоянно спотыкался. Коулу приходилось меня ловить, чтобы я позорно не упал на пол. Пиджак был тоже огромен. Может, на муже Смеральдины он сидел и замечательно, на мне же выглядел как домашний халат. Мы закатали рукава, чтобы я выглядел поприличнее, но увидев себя в одном из зеркал, что были расставлены тут и там на радость представительницам прекрасного пола, я осознал, что закатанные рукава ни в коем разе не спасли меня. Я выглядел ужасно.       Мы с Коулом пробрались к столу и даже успели выбрать по бутерброду, как меня два раза стукнули по плечу. Я резко повернулся и едва не уронил прекрасную даму в фиолетовом платье.       — Какой вы неуклюжий! — заявила она мне, когда я помог ей установить равновесие. Коул рядом хмыкнул, но не сказал ни слова, запихнув целиком в рот бутерброд с икрой. — Надо аккуратней с дамой обращаться, невежа. Особенной с дамой, которая решила оказать вам любезность и подарить первый танец.       Я растерянно молчал. Мой взгляд в страхе метался по её лицу, а потом провалился в её объёмный бюст и уже оттуда не вылез. Меня загипнотизировал блеск брошки, что не давал вывалиться груди дамы из тесного для неё лифа.       Дама поняла, что я в её власти, схватила меня за руку и повела прямо на середину столовой. Поставив меня напротив себя, она с улыбкой прогнула спину, подняв за краешек своё платье. Я стоял истуканом.       Дама стрельнула глазами по сторонам, отвадив недоумённые взгляды своей улыбкой, и не продолжая кривить губы, обратилась ко мне:       — Ну же, поклонись, или предлагаешь мне весь вечер стоять в этой позе?       Я резко согнулся до земли, вызвав негромкий смех, стоящих рядом людей.       Когда я разогнулся, дама резко сократила между нами расстояние, положила одну руку мне на плечо, а другую, схватив мою руку, задрала вверх. Я застыл, не зная, как повести себя дальше.       — Положи руку мне на талию, недоумок, — прошипела она мне в ухо. Я тут же сделал так, как она сказала мне. — А теперь танцуй.       Тело дамы качнулось в сторону, увлекая меня за собой. Я спохватился слишком поздно. Ноги подо мной запутались. Раздался крик, и мы с дамой полетели вниз, под ноги остальным гостям.       Музыка прервалась. Нас окружила толпа людей, которая перешёптывалась между собой. Казалось, они все глядели прямо на меня. Под их осуждающими взглядами я подвинулся к даме, чтобы оказать помощь, но она оттолкнула меня и закричала:       — Недоумок, ты же испортил мне платье!       Она дала мне звонкую пощёчину, а потом расплакалась. Кто-то из столпившихся людей помог ей подняться, потом все расступились, пропуская её. Дама, роняя сверкающие слёзы, убежала прочь.       Вновь зазвучала музыка. Люди разошлись по столовой, притворившись, что ничего не произошло. Снова раздался смех, зашипело шампанское, забегали официанты.       Я встал на ноги и вернулся к столу, где оставил Коула. Меня провожали косыми и обвиняющими взглядами. Из-за происшествия у меня обострился слух, и мне удалось уловить из общего потока приглушённого шёпота несколько неприятных фраз: «… ужасный костюм», «манеры, как у медведя…», «дама, один из важных партнёров О’Нейла…», «…этот…учит его сына правилам этикета».       Меня встречал сияющий Коул:       — Старикан, это было незабываемо! Ты определённо сделал этот вечер лучше. На, — он сунул мне в руку бутербродик и бокал с красной жидкостью, — ешь, пей, отдыхай. Это был настоящий стресс, тебе надо оправиться, — я с сомнением глянул на бокал. — Это всего лишь морс, — развеял мои подозрения Коул. — Сейчас я тебе ещё притащу забубенное пирожное, которое раскопал здесь, и твоё настроение тут же улучшиться, — мальчик наклонился над столом и потянулся к тарелке, где лежала последняя корзинка, украшенная кремовыми цветами. В этот момент ещё чья-то рука потянулась за ней. Через секунду обе руки сжимали тарелку.       Рядом с нами замерла огромная женщина в розовом платье. Пояс с массивными красными камнями делил её фигуру пополам, делая женщину похожей на колбасу, перевязанную нитками. Платье ей было безусловно мало, как мне велик костюм, но, по-видимому, её это не смущало. Как и не смущал тот факт, что над её лицом сегодня работала младшая группа детского сада. Я плохо разбираюсь в косметике и особенно в том, как она накладывается, но даже я видел, что макияж был сделан небрежно и некачественно. Чего только стоила вульгарно-красная помада, выходящая далеко за контуры губ. Женщина походила не на даму из высшего света, а на клоуна, который сейчас достанет из груди шарик-сардельку и будет делать нам жирафа.       — Руки убери, — протянула она манерным голосом Коулу, притягивая тарелку с пирожным к себе.       Мальчик не растерялся и потянул тарелку на себя.       — Обойдётесь, я первый заметил эту тарелку.       — Руки убери, — повторила она, дёргая тарелку в свою сторону.       — Ага, щас! — тарелка оказалась рядом с Коулом.       — Руки убери! — женщина повысила голос, не теряя самообладания и не меняясь в лице.       — Коул, — я огляделся по сторонам. Мы привлекли к себе внимание, — да ну это пирожное. Я попробую какое-нибудь другое.       — Ты попробуешь именно это пирожное, — процедил Коул, дрожа всем телом от напряжения. Он вцепился в тарелку двумя руками. Перевес, казалось, был на его стороне.       — Я попробую именно это пирожное, — ответила на это женщина, тоже ухватившись за эту тарелку второй рукой.       Из-за возни и перепалки Коула и женщины в розовом платье, я перестал слышать всё остальное. Тарелку с корзинкой уступать никто не собирался.       Женщина вновь дёрнула тарелку на себя. Вдруг на лице Коула появилась довольная улыбка.       — Хотите это пирожное? — он схватил корзинку и отпустил тарелку. Женщина покачнулась и завалилась на стол с едой. Большая часть посуды слетела со стола и с оглушительным звоном разбилась. — Вы бы остановились жрать всё подряд, — Коул сунул мне пирожное в руку, — а то в проход не пройдёте, и нам придётся оставить вас здесь. Только учтите, мы свиней не разводим, мы их едим.       Всеобщий «ах» прокатился по столовой и выкатился за её пределы. А после него прозвучало холодное:       — А это собственно мой сын Коул и его преподаватель по этикету, — Бартл с остекленевшим взглядом залпом допил из своего бокала шампанское. Меллан стоял рядом с ним и жмурился от счастья.       Вечер был загублен.       Хозяин Адар Манор даже не стал говорить с нами. Никто не говорил с нами. С нами отказались общаться даже слуги. У Смеральдины был выходной, потому что вчера, в свой выходной, она работала, но на самом вечере не присутствовала.       Мне вынесли первое и последние предупреждение. Коулу принесли каталоги закрытых школ-интернатов. Доверие ко мне было подорвано, к мальчику оно вообще исчезло.       Мы могли злиться, сколько влезет, но вместо этого Коул и я решили постараться. Нам дали одну неделю до следующего званого ужина, которую мы использовали с толком. От корки до корки я и Коул изучили короткое пособие по этикету. Для начала подошло и это. Я учил мальчика следить за речью, он же обучал меня вальсу. Мы должны были исправить все свои ошибки, чтобы вернуть расположение работодателя и отца.       Второй вечер полностью повторял предыдущий. Кроме обстановки, костюмов и нашего поведения.       Я нашёл мною оскорблённую даму, среди других дам, застывших в величественных позах, как постаменты в музеях. У них даже глаза были неживые. На их фоне она была единственной живой.       Прежде чем обратиться к ней, я поприветствовал её поклоном, что я учил и доводил до автоматизма всю неделю.       — Я прошу простить меня за недопустимое поведение, которое я продемонстрировал вам в прошлое воскресенье. Вы стали жертвой моего скверного настроения, что не делает мне чести. Можно ли мне принести не только свои глубочайшие и искренние извинения, но и пригласить вас на танец.       От меня не скрылась её улыбка, хотя она и постаралась скрыть её за поджатыми губами и надменными словами:       — Опять будете валять меня по полу?       — Нет, я заставлю вас парить, — и протянул ей свою руку.       Мы закружились в танце. Все мои страхи, по поводу моей первой неудачи, оставили меня наедине с дамой. Она улыбалась и была счастлива. И хоть сначала танцевали мы не одни, под конец вальса остальные пары распались и освободили нам место.       Наше конечное па было встречено оглушительными аплодисментами. В общем блеске улыбок и драгоценностей, я увидел хозяина замка. Он хлопал вместе со всеми, а ещё… Улыбался.       Женщину, которую оскорбил Коул, мы нашли у столов с пирожными. Она лакомилась куском торта с кремом и вишней. Увидев нас, она поспешила запихнуть огромный кусок в рот. Щёки у неё надулись как у хомяка. Я с силой сжал плечо Коула, чтобы тот не засмеялся.       — Простите, — сказал мальчик, без намёка на смех. — Я вёл себя по-хамски. Не как мужчина. Я приношу мои глубочайшие извинения и выражаю надежду, что вы не откажитесь от моего скромного подарка, — из-за спины Коул аккуратно вытащил целую тарелку злополучных корзинок и вручил её даме.       — Прощён, — только и ответил она, оттолкнув нас своим массивным боком и исчезнув в толпе.       Это был наш триумф. Мы наслаждались им весь вечер. С нами знакомились, с нами разговаривали, нас ни на секунду не упускали из виду. Мой костюм оставался прежним, но никого, похоже, это не волновало.       Мы наслаждались нашей грандиозной победой целую неделю, пока за завтраком в воскресенье мы не узнали, что сегодня вновь состоится бал. Но только в этот раз без моего присутствия.       — Теперь нам важно узнать, как Коул будет вести себя без вас, Киф, — сказал Меллан, уперевшись головой в сложенные руки. — Надеюсь, результаты будут такими же хорошими, как и в прошлый раз.       Коул, не извинившись, вылетел из столовой. Я не побежал за ним и чинно доел свою кашу. Бартл О’Нейл весь завтрак прятался за газетой. Я так и не увидел его глаз.       Провожал меня Райогнан. Последние две недели он безмолвствовал, и я уже начал забывать, что он приставлен ко мне как куратор. В последнюю минуту пришёл Коул. В глазах у мальчика были слёзы. Я присел на корточки и рукавом попытался их стереть, чтобы кроме меня их больше никто не увидел.       — Я не справлюсь один, ты это знаешь, лучше, чем кто-либо другой! — прошептал он срывающимся голосом.       Я впервые за долгое время видел его таким напуганным. Я даже не мог представить, что он может бояться. Но сейчас Коул действительно дрожал от страха и всё заглядывал мне в глаза, ища поддержку.       — Ты постараешься, — прошептал я ему в ответ. — У тебя всё получится.       Коул резко помрачнел и оттолкнул меня.       — Нет, и ты это прекрасно знаешь! — его голос продолжал звенеть, даже после того как он убежал.       Я уезжал с тяжёлым сердцем. В автобусе я чуть ли не решился вернуться обратно. Меллан не даст ему предстать хорошим в свете. Он сделает всё, чтобы очернить сына своего любовника в глазах всех гостей, а особенно в глазах Бартла. Он не постоит за средствами, чтобы отправить мальчика подальше от Адар Манор. Меллану не нужен Коул, ему нужен только его отец.       Вечером Финн и Джед вытащили меня в клуб. Мерцающие огни, молоденькие девушки в коротких юбках и много выпивки были призваны для того, чтобы развеять меня. Но я не развеивался, а ещё больше впадал в уныние. Мои мысли были далеко отсюда. Я понимал, что моё место сейчас не здесь, а рядом с Коулом, за которого я очень переживал.       Наконец, Финн не выдержал. Вручив мне куртку, он сказал:       — Сгинь с глаз моих долой, печальный мопс, ты портишь нам настроение.       Дважды меня просить не пришлось. С какой-то непонятной радостью я покинул громкий клуб и поспешил домой. По дороге я купил блок сигарет «Кент» и пару бутылок пива. Того, что мы распивали на мосту с Коулом. Уже только когда я подходил к дому, я вспомнил кое-что важное. Я пью совершенно иную марку. И не курю.       Я решил сделать приятное Коулу и тайно завтра провести в замок это добро.       Я долго не мог совладать с подъездной дверью. У меня тряслись руки, хотя я не выпил ни грамма. Когда же мне удалось попасть на ощупь на свой этаж — нужно было уже давно заменить лампочку, но руки никак не доходили — я чуть не споткнулся о куль, что лежал под моей дверью. Выругавшись, я достал из кармана мобильник и осветил место, где по моим расчетам должен был валяться этот куль, чуть не ставший причиной моей очередной травмы. Но вместо мешка, мой телефон осветил бледное мальчишеское лицо. Экран моего телефона погас, зато тут же загорелся экран другого телефона. Бледное лицо Коула приблизилось ко мне.       — Привет, Киф. Надеюсь, ты не успел соскучиться по мне? Примечания (1)Класс F2 (представительский класс премиум) — это очень дорогие автомобили представительского характера, практически не приобретаемые физическими лицами ни в Европе, ни у нас. Это уже не средство передвижения, а скорее показатель эксклюзивного статуса владельца. Кузова — только седаны. Уровень комфорта и вместимость — по высшему классу. Достаточно высоко котируются лишь: Rolls-Royce, Bentley и Maybach. (2)Класс F1(автомобиль представительского класса) — это прежде всего центр роскоши. Затем офис и только потом средство передвижения. Кузова — только седаны. Уровень комфорта и вместимость — по высшему классу. Несмотря на непререкаемый престиж, модели этого класса (или сегмента F1) — совершенно разные личности. Здесь наряду с представителями элитных марок, выступают и топ-модели от массовых производителей, включая «Volkswagen» и «Hyundai». (3)Класс E в Европе принято считать как бы высшим средним классом, подразумевая под этим достаточно высокий спрос на модели этого типа. Эти машины являются наиболее вместительными и просторными, однако в последнее время уровень их продаж упал и сегодня составляет не более 5% рынка. В России новый автомобиль этого класса практически является представительским. Для семейных целей машина слишком дорога, хотя совсем этого нельзя исключать (если брать в расчет недорогие модели типа Hyundai Sonata, Mitsubishi Galant или Nissan Maxima). (4)«Game Informer» (GI) — американский ежемесячный бумажный журнал о компьютерных играх, содержащий статьи, новости, руководства и обзоры компьютерных игр под разные платформы и жанры, а также самих игровых консолей. (5)«Edge» — журнал посвященный видео и компьютерным играм и издаётся в Великобритании издательством Future Publishing. (6)Electronic Gaming Monthly (часто используют аббревиатуру EGM) — американский журнал, посвящённый компьютерным играм. Журнал EGM концентрируется на новостях о современных игровых приставках. (7)Самайн — кельтский праздник окончания уборки урожая. Во время празднования жгут костры. Через костры прыгают люди, или же проходят между двумя рядом стоящими высокими кострами. Данный ритуал обозначает очищение огнём.