Мышонок в пшеничном поле

      Воздух стыл, кусая лёгкие подступающей прохладой. На западе, за горными хребтами померкло неласковое осеннее солнце, и громадная зубчатая тень рухнула на степь, придавив её тревожным безмолвием. Старый бор у подножия Белых гор всё ещё просматривался вглубь на добрую сотню шагов, но деревья и голые кустарники уже начали растворяться в сумраке: он обволакивал стволы сосен с шершавой, смолистой корой, клубился под косматыми лапами елей, что низко нависали над головою, и стелился по земле, гася и без того скупые краски. День таял, словно едва теплившийся огарок свечи, а в груди ширилось беспокойство.       Мох под ногами был мягким, влажным, будто после дождя. С ходу перемахивая через пни, узловатые корни и поросшие клюквой бугры, Эомер бежал быстро и легко, хотя дыхание давно сбилось и, походя на сдавленные хрипы, шумно вырывалось из глотки. Возглавив погоню, Уддгер — бывалый охотник, проживший более половины своего века на окраине этих лесов — следовал лишь одному ему ведомыми путями, петляя то влево, то вправо, и, показывая невероятную прыть, уводил воинов всё глубже в чащу.       Когда его силуэт впереди резко уменьшился, принц не сразу сообразил, что пора сбавить темп. Тотчас ощутив, как в правом боку запульсировала острая боль, а разгорячённая кровь прилила к лицу, он скорой поступью добрался до Уддгера и тыльной стороной ладони утёр выступившую на лбу испарину. Кругом было неестественно тихо, только вываренная кожа скрипела в такт шагам, и эта тишина казалась опасной, выжидающей.       — Лес редеет, — с досадой в голосе сообщил охотник, изучая следы, ясно виднеющиеся в лесной подстилке. — Вот уж осока пробивается и сабельник, знамо, дальше под мхом будет стоялая вода.       Эомер сцепил зубы:       — Болото?       — Оно самое, и, как нарочно, темень ложится.       — Мы отыщем её, ясно?       — Отыщем, владыка, отыщем. Копыта, отпечатки стоп... Следы приметные, ибо наслоились друг на друга. Мы покамест пойдём по ним, но потом...       — ...потом покличем, — посоветовал Альвальд. — Либо госпожа, либо лошадь-то должны отозваться.       — Либо враг, — пробормотал Эотайн, не отрывая напряжённого взгляда от лесной чащобы.       Вскинув голову, племянник конунга нахмурился. Подобно всполошённым летучим мышам, в разуме затрепыхали всяческие скверные предположения, которые он решительно пресёк.       — Не забывайте, что мы здесь не одни и каждое наше промедление губительно. Продвигаемся живо, но бесшумно, — отчеканил он и, крепче сжав меч, вновь устремился вдогонку за Уддгером.       Внезапно мшистый ковёр под сапогами зачавкал, точно глина, превратившаяся в грязное месиво из-за ливня. Чернеющие сосны сменились подлеском, и сквозь жидкие кроны с бездонного неба, переливающегося золотисто-розовыми отблесками заката, брызнуло тусклое сияние. Посветлело. На мгновение сердце Эомера зашлось в мимолётной надежде: время ещё осталось, а рядом были его воины, с коими он не раз выпутывался из передряг, и опытный проводник... Но передвигаться стало труднее, то и дело приходилось уворачиваться от хлёстких ветвей или обегать дремучий бурелом, и едва младший принц начал признавать, сколь сильно его гневит вся сложившаяся ситуация, зверолов неожиданно подал знак остановиться.       — Куда ни глянь, тут везде следы, — негромко доложил он, обводя местность рукой. — А вон там, видите, лужицы среди мха? Это трясина, варг меня раздери!       Невдалеке, посреди мёртвого участка леса лежала шелковистая полянка, способная с наступлением сумерек ввести в заблуждение любого беспечного путника. Здесь человек мог сделать лишь шаг вперёд и, вместо начинающей промерзать земли под ногой, обнаружил бы только рыхлый слой травы и липкого ила, которые вмиг поглотили бы его с головой. Однако сейчас, благодаря наводке охотника, каждый из мужей сумел распознать в этой полянке гиблое болото. Настораживая, на ней дыбились ровные плоские кочки, над поверхностью щетинились остовы худосочных и карликовых деревьев, а лёгкие порывы ветра приносили смрад преющих водорослей и гнилостных испарений.       — Везде следы. Конь, видно, почуял неладное, вот и метался с перепугу... И молодая госпожа заодно, — рассуждал Уддгер.       — Худо дело, — шепнул кто-то за спиной.       Эомер не вымолвил ни слова. Пристальным взором окидывая желтовато-бурое пространство впереди, покрытое тонким растительным ковром, он почувствовал, что осока под ним промялась, и в образовавшееся углубление стала просачиваться тёмная маслянистая вода. Под рёбрами вновь закололо; губы сжались в твёрдую линию, на скулах проступили желваки, и всё его лицо в один миг посуровело. С хлюпаньем выдернув ногу из вязкой жижи, капитан двинулся прямо и повелительно бросил через плечо:       — Тщательнее смотрите вокруг и... зовите. Отныне нам некогда осторожничать.       Не сговариваясь, мужчины разделились. Охотник направился по следам на восток, Альвальд — в противоположном направлении, Эотайн присоединился к своему командиру, и они разошлись по заболоченной местности. Отовсюду мгновенно послышались слабые, неуверенные выклики, но Эомер не различал ни произносимого воинами имени, ни плеска собственных шагов, ни прочего шума — отрешившись от всего лишнего, он ловил любой шорох со стороны трясины и вглядывался в каждый клочок травы. Однако вонючая тина и островки рыжего мха, которые вероломно скрывали мутную воду, играли с воображением, вынуждали покорно углубляться дальше, в топь, проваливаться в невидимые ямы по голенища и снова выбираться на безопасные участки.       Вдруг раздался резкий высокий свист, напоминающий птичий — и, моментально развернувшись, словно заранее ожидал его, Эомер помчался на звук. Он бродил по болоту совсем недолго, зато сапоги уже успели промокнуть так, что в них чмокало, а ноги отяжелели и часто оступались. Но всё это было неважно — в разуме вилась единственная мысль, подтверждение которой находилось на расстоянии нескольких ярдов.       — Она здесь. — Подоспев раньше других, Эотайн махнул рукой. — Госпожа здесь.       На короткий миг сердце опало и лихорадочно забилось, нагнетая кровь. Одним длинным прыжком настигнув товарища, принц зашарил глазами по зыбкой глади водоёма и в не затянутом ряской окне воды, где, будто в зеркале, отражалось закатное небо, заметил её. Тесно обхватывая торчащий над поверхностью трухлявый ствол и прижимаясь к нему щекой, дева по плечи ушла в гнилую хлябь и не шевелилась, поникнув, точно тряпичная кукла. Колючий холодок лизнул Эомера меж лопаток: казалось, что она была мертва.       — Эадкильд?..       В лесу затрещали сучья. То ли среагировав на неожиданный шум, то ли откликнувшись на имя, леди неуловимо повела головой, что-то глухо прохрипела — и это смело последние заслонки. Меся тягучую грязь, племянник короля кинулся на выручку и, с лязгом вогнав меч в ножны, подскочил к самому краю болота.       — Дайте что-нибудь! — приказал он. — Найдите жердь, свяжите плащи!       — Господин!       Обернувшись, Эомер на лету поймал крепкую ветвь, упал на колени и, зашипев от внезапной рези в боку, протянул её девушке:       — Хватайся. Я тебя вызволю.       Даже не взглянув на него, Эадкильд затравленно замотала головой.       — Ну же, не бойся, — строго убеждал он, вжимая незанятую ладонь в траву. — Я вытащу тебя.       — Нет...       — Эадкильд!       — Не могу... — девичий голос дрожал, словно от страха, а взгляд всё время ускользал в сторону.       — Что за вздор? Можешь!       — Я уже пыталась... — шептала она, — если отцеплюсь, то трясина меня засосёт...       Эомер на мгновение прикрыл веки, выдохнул, ощущая, как по тунике расползалось мокрое пятно, и заверил:       — Теперь я здесь и не позволю этому случиться.       Шмыгнув носом, Эадкильд несмело протянула руку, едва касаясь ветки кончиками пальцев. В сгущающейся тьме её кожа казалась совсем бледной, почти белой с синюшным оттенком, и принц вдруг с тревогой осознал, как, должно быть, она озябла. От этого в груди стало невыносимо тесно.       — Тянись ко мне, — поторопил он, наклоняясь ближе. — Не прижимайся к дереву и тянись.       — Не достаю.       — Эадкильд, ослабь объятия, прошу... Сейчас не время робеть.       Точно собираясь с духом, леди заглянула в его хмурые глаза и твёрдо кивнула. По-прежнему держась одной рукой за прогнивший остов сосны, она увереннее подалась к спасителю и стиснула ветвь с таким усилием, что Эомеру пришлось напрячься.       — Теперь другой рукой, — мигом подсказал он.       Эадкильд тут же высвободила вторую ладонь, подтянулась по шесту и взмолилась:       — Не отпускай.       — Никогда.       Аккуратно перехватив сук двумя руками, Эомер упёрся коленями в землю и начал подтаскивать её к берегу. Липкая топь, будто прожорливое чудище, так просто не желала отдавать свою добычу: ноги скользили и, расползаясь, крошили почву, а каждый рывок встречало упругое сопротивление. Но воин знал, что ослаблять хватку нельзя, иначе тонущий мгновенно уйдёт в трясину с головой только уже без возможности выбраться.       — Ну, ребята, взялись... — скомандовал Уддгер.       — Нет! — жёстко осадил Эомер. Он был слишком сосредоточен, дабы позволить кому-то вмешаться. — Подайте леди руку и готовьте факелы. Мы вернёмся в отряд Редульфа в потёмках, и будет лучше, если они признают нас издалека.       От болота веяло сыростью. В окружающей тишине казалось, что оно, как котелок на огне, пыхтело и сопело — вокруг слышалось тихое похрюкивание и бурчание воды, постоянно что-то булькало, лопалось и чавкало. А с его поверхности, словно с боков взопревшего коня, в воздух поднимался молочный пар, означавший лишь одно — на лес быстро опускалась студёная осенняя ночь.       Вызвавшись помочь, Эотайн взял девушку за руку. Тогда Эомер сделал последний рывок, накрыл другую девичью ладонь своею, переплёл пальцы и вместе с молодым воином вытащил Эадкильд на берег. Склизкая от водорослей, точно рыба, и продрогшая, она не устояла и рухнула на четвереньки, сипло дыша и откашливаясь. Некогда насыщенного травяного цвета платье, пошитое из богатого сукна и украшенное воздушным кружевом, теперь походило на рваную половую тряпку, вымазанную болотной грязью. Затхлая вода сбегала по нему ручьями, насквозь вымочив плотную тяжёлую ткань, так что она облепляла тело, как вторая кожа; в свалявшихся волосах запутались сухие листья, мелкие палочки и клоки тины, а один сапожок, должно быть, остался в трясине, — Эадкильд выглядела скверно, зато было жива.       Эмоции, прежде обрушившиеся на Эомера, в тот же миг поутихли и, подобно бурной волне, внезапно спали, оставив в душе пустоту и, казалось, лишив последних сил. Он почувствовал, как от усталости заломило все мышцы, как нестерпимо заныло в боку, и, отшвырнув теперь уже бесполезную ветвь, присел подле девы. Её колотило — худенький стан под мужскими руками, укрывающими шерстяным плащом, сотрясался, будто под ударами плетей.       — Ты цела? — Капитан вгляделся в её лицо, заботливо убрав со лба и щеки несколько слипшихся локонов. — Не ранена?       Среагировав на прикосновение, Эадкильд подняла глаза:       — Нет... но там... в болоте... — каждое слово давалось ей с трудом, — мой меч... и моя лошадь... Эомер, там Вилла...       Бросив мрачный взор на воду, Эомер наморщил лоб. Потеря скакуна для эорлингов была сродни потере верного товарища.       — Мне очень жаль. — Он выпрямился, одолжил у Альвальда тёплую накидку и укутал девушку, помогая подняться на ноги. — Идти сможешь?       — Смогу, — бойче молвила Эадкильд.       — Уддгер, поведёшь нас.       — Как прикажете, правитель, — поправив лук и колчан за плечом, отозвался охотник и глянул на молодую госпожу. На его морщинистом лице, где играли красные отблески факела, залегли тени невысказанного сомнения, и принц жестом позволил продолжить: — У леди вся одежда вымокла. Вот ежели сменить платье на сухое, тогда будет толк в плащах. А так... поверх мокрого и меха не согреют.       Эомер даже раздумывать не стал.       — Нет времени переодеваться, да и не во что. Нужно возвращаться. Уддгер, следуй тем же путём. Эотайн замыкает, Альвальд рядом. Всем смотреть в оба и не отставать, — повелел он, протягивая руку Эадкильд. Она была слаба, даже если жаждала доказать обратное, и без помощи просто не сумела бы поддержать темп бега.       — Каждый из нас мог бы что-то снять, — невзначай обронил Эотайн, подхватив мысль охотника. — Кто рубаху, кто подлатник...       — Я сказал нет. Мы идём к Редульфу.       Племянник короля остался непреклонен, а никто и не посмел настаивать. Он требовательно тряхнул раскрытой ладонью, но, увидев замешательство подруги, не стал ждать или спрашивать — нащупал заледеневшие девичьи пальцы и настойчиво сжал. Сердце тоже на миг сжалось: как бы сильно она ни промёрзла, как бы отчаянно ему ни хотелось её отогреть, Эадкильд должна была ощутить все последствия своего поступка.       Слабо уперевшись, дева оглянулась:       — Но... моя лошадь?..       — Что я должен сделать? — строго, однако без гнева прервал Эомер. — Нырнуть за нею? Лишиться коня — это действительно горе, Эадкильд, но тосковать нам некогда, — быстро смеркается и нужно убираться отсюда. Мы и так потратили достаточно времени, разыскивая тебя. Идём.       Над головами сомкнулись кроны, а сырой холод заболоченной долины сменился недвижным воздухом. Бледная владычица неба скрылась где-то за горой и её свет совершенно не проникал сюда, а потому вокруг царил непроницаемый, густой мрак, не позволявший видеть дорогу. Старый лес же жил своей тайной подлунной жизнью — в темноте что-то шебуршало, поскрипывало, хрустело; стонали какие-то неведомые ночные птицы, что наблюдали за незваными гостями с высоты; слышалась поступь крупного и мелкого зверья, вышедшего кормиться. То ли кряхтя, то ли всхлипывая, Эадкильд постоянно отставала на шаг, спотыкалась о корни, кочки, оступалась на ровном месте и пару раз едва не повалилась лицом на землю, посему Эомеру приходилось буквально тащить её за собою, не давая упасть. Обратный путь показался ему намного сложнее и длиннее, хотя чадящие факелы, сделанные наспех из свежего смолистого дерева, сгорели всего наполовину.       Когда впереди, меж частоколом чёрных стволов и паутины ветвей, наконец замерцал тусклый огонёк, Уддгер перешёл на шаг и, предвосхитив вопрос дозорных, выкрикнул:       — Мы с господином Эомером.       Стражники чертога Альдбурга, дожидающиеся возвращения правителя, воодушевлённо зашептались и, повскакивая на ноги, медленно двинулись навстречу. Просочившись сквозь их рослые фигуры, вперёд выбежала Эовин и на мгновение застыла на месте, с недоверием и осторожностью поглядев на брата.       — Они нашли её...       — Госпожа цела!       — Снимайте плащи! Не видите, что госпожа озябла?!       По-прежнему ведя Эадкильд за руку и изредка кивая и похлопывая сплотившихся вкруг них воинов, принц приблизился к Эовин. В его потускневшем, уставшем взоре не было и искорки задора, с которым он по обыкновению смотрел на младшую сестру, а гордое лицо не выражало ни радости, ни гнева.       — Моя дорогая подруга... Эомер, и словами не выразить...       — Она измучена, — скупо перебил он, оставляя Эадкильд. — Позаботься о ней. В Альдбург поедете на одной лошади, а покуда мы будем собираться в путь, успеешь помочь ей привести себя в порядок и хотя бы немного согреться.       — Эомер...       Молча отвернувшись, племянник конунга глазами отыскал Редульфа, тот стоял поодаль, всего в нескольких шагах и пытливо смотрел на него. Эомер подозвал его взглядом, направился к Рассвету:       — Мы уходим сейчас же.       — Встретили кого в чаще? — вместо ответа спросил воевода.       — Как я и рассчитывал, остатки отряда бежали. Едва ли эти твари дерзнули бы возвратиться, пока мы здесь.       — Кое-кто всё-таки таскался вокруг лагеря.       — Вот как? — безразлично хмыкнул принц. — Я не стану гоняться в ночи за случайно уцелевшим отродьем. Пусть собьются в стаю, тогда и повоюем. Ныне угрозы нет. Созывай людей, Редульф. Пора в дорогу.       Стоило хозяину подступить ближе, Рассвет приветственно фыркнул и, повернув голову, по-дружески ткнулся в камзол. Животное тепло, исходившее от его большой морды, показалось самым долгожданным и незаменимым и напомнило Эомеру о том, что он и сам продрог и не отказался бы от кружки подогретого вина или подбитого мехом плаща, который так и остался лежать в его покоях.       — Брат... — раздался тихий голос позади, — я хочу поблагодарить тебя за то, что отправился Эадкильд на выручку... и хочу просить прощения. Примкнуть к Редульфу было моим решением. Когда доложили об орках, я...       Не поворачиваясь и продолжая подвязывать ножны к седлу, капитан холодно произнёс:       — Уходи, Эовин. Сейчас я не намерен выслушивать твои оправдания.       — По коням! — гаркнуло вдали.       — Я сделала это, потому что боялась за твою жизнь!       — Ты не расслышала? — Эомер сверкнул глазами через плечо. Его дыхание участилось, а пальцы до скрипа стиснули кожаную перевязь. — Редульф скомандовал построение. Я не собираюсь задерживать отряд ради обсуждения твоего безрассудного поступка. И не вынуждай говорить тебе те слова, о коих мне потом придётся сожалеть.       Вскочив в седло, он натянул поводья и скривился: в правом боку дёргала жгучая боль. В этот миг Эомера обуял безудержный гнев, подобный тому, с которым он налетел на сестру при первой встрече здесь, в сосновом бору, после битвы. И хотя внутри всё дрожало от вспыхнувшей крови, а взор застилала алая пелена, он никак не проявил этого, моментально повелев себе успокоиться.       — Выйдем из леса и по тракту доберёмся до Альдбурга. Лунного и звёздного света хватит, дабы пустить лошадей галопом. Остановок не будет, — во всеуслышание объявил племянник короля и негромко добавил: — Мы и так слишком запоздали.

✵ ♞ ✵

      Они въехали в крепостные ворота, когда луна стояла уже высоко над пустынными волглыми лугами, поседевшими от тумана, и рассыпала на округу своё мертвенное сияние, иногда скрывавшееся за бледными облаками. Как выяснилось потом, проводники вывели отряд много дальше от Альдбурга, чем предполагалось изначально, посему дорога отняла у изнурённых путников куда больше времени и сил. Последний остаток пути Эомер провёл забывшись то ли в лёгкой дремоте, то ли в красочных думах, а теперь, направляя Рассвета вверх по змеевидной стезе, не мог даже расправить плечи — он был слишком измотан. Ещё бодрствующие сельские жители, нашедшие временный приют на улицах города, выходили из переулков, оборачивались лицом к молчаливым конникам и провожали приглушённым шёпотом. Когда толпа признавала в Эомере сына Эомунда, владыку Альдбурга, и среди неё раздавались приветствия, он откликался коротким кивком, с высоты седла рассматривая людей, вынужденных бежать от угрозы: матерей со спящими младенцами на руках, фермеров, не имеющих ничего кроме клочка плодородной земли, и беспомощных стариков. Тогда он мысленно поклялся собственным мечом вычистить степи от поганого мордорского отребья и не знать покоя, покуда в Марке не уцелеет ни одного создания, намеревающегося принести её жителям несчастье.       Чем выше поднимался отряд, тем тише становилось вокруг, а на вершине холма, у чертога, оказалось непривычно пусто, лишь сонный Балдрик взбудоражено топтался у конюшен.       — Мой господин, моя госпожа, наконец-то! — воскликнул он, двинувшись навстречу. — После отъезда Редульфа я места себе не находил: не ведал, отыщет ли он вас, господин, успеет ли прийти на подмогу, и в безопасности ли вы доберётесь до Альдбурга.       — Это было излишне, — оживлённо ответила Эовин, будто бы ничуть не устав.       Воевода же, слезая с коня, хмуро буркнул:       — Всё обошлось.       — ...и хвала за это Всевышнему! Уж больно...       — Раненых куда? — поторопил Редульф, помогая стражу с прошитым стрелой плечом спешиться. Помимо него в стычке с врагом пострадали второй зверолов, который вместе с Эомером принял на себя первый удар, и лучник Хадда, состоящий на службе у Синхельма.       — Ах да! Всё готово. Слуги уже согрели баню, где раненых ожидают целители. В комнатах леди, как вы наказали, господин Эомер, готовы парные ванны, а для нашей гостьи из Эдораса тоже приглашён целитель.       — Добро, — безучастно отозвался принц, с коня надзирая за роспуском отряда. — Воины славно бились, Балдрик. Их нужно накормить и напоить...       — Разумеется, господин.       — ...для меня пригласи Харальда, начальника гарнизона. Мы отужинаем вместе в моих покоях.       Казначей хотел было поклониться и пойти прочь, но его взгляд зацепился за тушу дикого кабана, крепко связанную по копытам и перекинутую через круп охотничьего скакуна.       — Здоровенного же хряка вы уложили, — с толикой восхищения заметил он. — Велите кухаркам начать его свежевать?       — Только не в моём чертоге, — пробормотал Эомер, украдкой наблюдая за сестрой. Ловко спрыгнув наземь, она попросила одного из стражей снять подругу с лошади, потуже затянула на её шее плащ и, объясняя что-то подбежавшим служанкам, повела во дворец. Бегло окинув оценивающим взором того мужа, в чьи руки безвольно вверила себя Эадкильд, племянник конунга вдруг почувствовал, что взыграла кровь. Сурово сведя брови на переносице, он прочистил горло и уже высвободил ногу из стремени: — Вели кухаркам зажарить добычу для гостящих у нас землепашцев и их семей.       Едва его сапоги коснулись земли, правый бок под рёбрами пронзила мучительная резкая боль, от которой колокольным набатом загудела голова и на мгновение потемнело в глазах. Колени предательски подкосились — и Эомер, не сдержав тихого стона сквозь плотно сжатые зубы, вцепился в седло, упёрся лбом и прикрыл веки, справляясь со слабостью.       — Владыка?..       — Балдрик, давай повременим с Харальдом, — прохрипел он, ощущая, как из раны толчками сочилась кровь. — Мне нужен лекарь.