Мышонок в пшеничном поле

      Предчувствуя скорый приход зимы, природа стремительно увядала. Степь, окружающая Эдорас подобно бескрайнему морю, зачахла и более не благоухала терпкими ароматами, не пестрела сочными красками: был убран янтарный хлеб, отцвели россыпи поздних цветов, а пожухлая трава набухла от сырости и полегла, — из окон домов виднелся серый, по-осеннему унылый пейзаж. Ещё совсем недавно пригревавшее спины солнце остыло и уже не баловало теплом, реже появлялось на небосводе, уступая место тучам, из которых сыпался то дождь, то колючий снег, и дольше спало по ночам, из-за чего земля успевала глубоко промерзать. Непроглядный мрак больше не желал рассеиваться поутру, отчего день сделался заметно короче, однако в городе по-прежнему кипела жизнь — жители готовились к наступлению суровых холодов.       Начав зябнуть, Эомер пожалел, что выскочил из чертога в одной рубахе да бархатной безрукавке, будучи уверенным в быстром возвращении обратно, и теперь пытался отогреть ладони в карманах штанов, стоя в общей очереди, выстроившейся возле кузницы. Разумеется, он мог бы не тратить на это время, а сразу прошёл бы внутрь, получил требуемое, и никто из местных не посмел бы возражать. Но племянник конунга не стал отличаться — просто захотел оказаться со всеми наравне, посему терпеливо ждал, погрузившись в терзавшие его думы и лениво наблюдая за тем, что происходило вокруг. Кто-то из посетителей выбирал готовое изделие и утомительно торговался, другие, забрав выполненный заказ, тут же уходили, некоторые приносили с собой сломанные инструменты и просили тотчас починить — однако молодой кузнец с лёгкостью справлялся с каждым поручением, даже трудясь в одиночку. В перерывах между ковкой он нагнетал в каменный горн воздух, следил за цветом металлических заготовок, добела раскаляющихся над жарким пламенем, сноровисто орудовал клещами и, пожалуй, ни на миг не прекращал бить увесистым молотом по наковальне, высекая зёрна искр. И Эомер, человек деятельный и далеко не изнеженный, впервые в жизни подумал, что работа простого ремесленника куда тяжелее ратного дела.       — Господин Эомер!       Отстранённо оглянувшись подле себя, младший принц с недовольством осознал, что его очередь уже подошла, а он так и не двинулся дальше. Вынув руки из карманов, мужчина размашистым шагом направился к кузнице и, пригнув голову, ступил под навес, откуда дохнуло долгожданным окутывающим теплом, которое вместо того, чтобы отогнать холод, почему-то заставило почувствовать, насколько он замёрз. В цепком взоре, бегло скользнувшем по сторонам, читалось недоверие к этому месту и его хозяину, оставившему скверные воспоминания. Признаться, Эомер не надеялся очутиться здесь ещё раз, но Брун славился умениями на весь Эдорас и близлежащие поселения, а племяннику конунга нужен был лучший умелец.       — Не ожидал повстречать вас лично, — закончив раздувать меха, вместо приветствия проговорил кузнец и, убрав выбившиеся пряди под тесьму, опоясывающую влажный от пота лоб, удалился вглубь помещения. — Думал, ваш слуга заскочит накануне вечером, дабы забрать изделие. Я ведь сразу сообщил, что сделаю его к полудню.       — Не было нужды торопиться, — сдержанно ответил Эомер, без интереса изучая скромное убранство кузницы. — К тому же я и хотел лично оценить работу.       Воротившись с начищенным до блеска стальным шлемом в руках, верхушку которого теперь украшал высокий гребень с белоснежным конским хвостом, юноша отдал его почётному гостю и нерешительно почесал затылок.       — Нынче ко мне за помощью обращаются лишь фермеры да коневоды. Я уже истосковался по благодатной поре, когда ковал мечи и броню, вот на радостях и исполнил ваш заказ без промедления.       Потратив несколько долгих мгновений на тщательный осмотр своего нового шлема, Эомер поднял глаза и не стал скрывать удивления:       — Превосходно! Будто так всегда и было. Если бы воочию не увидел, как ты мастеришь, ни за что бы не поверил, что подобное можно создать за пару часов.       — Да что вы, господин, — отмахнулся Брун. — Моя работа — сущий пустяк. Ваша доля, доля воинов, посложнее будет: в дозорах недели и даже месяцы проводите, перебиваетесь короткими ночёвками на голой земле, а потом ведь в бою надобно выстоять.       Принц качнул головой.       — Меж дозорами воин коротает время за кружкой эля да праздной беседой с соратниками. Тебе же обрабатывать металл, ковать и чинить инструменты нужно каждый день.       — Верно, но мой труд не несёт за собой никаких бед и тревог, только мелкие хлопоты, а вы постоянно рискуете не вернуться к семье.       Угрюмо сведя брови к переносице, племянник короля вновь взглянул на шлем, на котором не осталось прежних царапин и вмятин, однако навечно сохранилась добрая память о друге и преданном боевом товарище. Возвратился бы он домой, если бы не Рассвет? Если бы вражья стрела пробила не мощную лошадиную грудь, а его чешуйчатую кольчугу? Или, может, сгинул бы задолго до того, будучи безусым отроком, впервые вкусившим сражения? Эомер сцепил челюсти — он пришёл сюда не затем, чтобы ворошить прошлое и впустую чесать языками.       — У тебя был отличный наставник, — пристроив шлем на сгибе локтя, на прощание добавил он и развернулся.       — Благодарю, господин. Всему меня учил отец и научил бы ещё многому, — вдогонку ему молвил кузнец, — коли бы не погиб от лап орков.       На миг задержавшись на пороге, статный воин крепко сжал свободную ладонь в кулак и прежде, чем уйти, вполоборота произнёс тихо, словно самому себе:       — Все мы кого-то потеряли из-за орочьих налётов.       Расправив плечи, он зашагал вверх по улице, ощущая осадок от разговора, вдруг напомнившего о навалившемся бремени, которое стало лишь тяжелее после возвращения в Эдорас. Милый сердцу город, точно крыло хищной птицы, накрыла чёрная тень, сгущающаяся день ото дня; в толпе появились новые неприветливые лица, а в затхлом, гнетущем воздухе, что наполнил комнаты и переходы чертога, повисло предчувствие неясной беды и опасности, — и не было рядом ни одной родной души, дабы разобраться в случившемся. Теодред до сих пор пропадал в Западной Марке и вряд ли ведал о положении дел в столице, а Эовин, отдавшая всё своё время и силы заботе о дяде, сама нуждалась в защите от новоиспечённого советника короля, который таскался за нею по пятам. При мыслях о Гриме Эомер заскрипел зубами — как сумел этот червь столь скоро втереться в доверие Теодена? Бесчестное существо, жалкое и пугливое, но готовое вонзить нож в спину любому, оказавшемуся у него на пути.       Ступня неуклюже шаркнула по земле. На мгновение, будто забыв проторенную дорогу, мужчина замешкался и застыл, не в силах двинуться дальше. Ему был необходим совет, дельный совет от человека, на которого он мог бы положиться. Эадкильд. Как же неправильно просить её об одолжении сейчас, в такое смутное для неё время. Но есть ли у него выбор? Теодреда нет, а Эовин... Её облик, возникший перед глазами, заставил невольно нахмуриться: стоит поделиться с нею переживаниями, — и княжна немедля захочет решить всё собственноручно, как сделала в Альдбурге, из-за чего принц поныне корил себя и клялся начисто искоренить своеволие сестры. Эадкильд же... другая. Были люди на его веку, которых хотелось переломить, исправить, перековать по-своему, точно сломаный меч. Однако эта девушка не нуждалась в починке, её образ был цельный — сколько бы Эомер ни пытался её изменить, она непременно оставалась прежней, что и злило, и очаровывало...       К щекам хлынул жар, и воин устыдился самого себя. Подумать только, он оробел от собственных мыслей, словно дева невинная! Поджав губы, мужчина сердито повёл головой, но ноги уже несли его к знакомой улице, и он, хватаясь за представившуюся возможность, словно за тростинку, за единственное спасение из болота, шёл к Эадкильд, уверенный в своей затее. Осталось ещё пять шагов до поворота, три... один. Эомер завернул за угол с такой скоростью, что еле успел себя осадить: подобное поведение не пристало племяннику короля — он зайдет спокойно и чинно, как...       Увидев Эадкильд на пороге поместья в траурном платье, подол которого трепал холодный порывистый ветер, Эомер замер в смятении. Она была не одна.       — Да, я пойду с тобой на этот вечер... встречу...       Обрывки фраз доносились сквозь городской шум и пересуды в толпе, потоком текущей мимо. Засмущавшись сказанных слов, темноволосая дева прижала к груди ладони и исподлобья воззрилась на собеседника. Эомер сразу признал того нерадивого сына ювелира, что всегда рьяно стремился полюбиться не столько Эадкильд, сколько её норовистой бабушке, и, оценив издалека, прыснул со смеху: плащ с меховой оторочкой и шёлковый балахон куда шире самого парнишки смотрелись на нём просто шутовски, хотя, несомненно, были неприлично дороги, а синюшные круги под глазами подчёркивали излишнюю бледность, никак не вязавшуюся с румяными, как у поросёнка, щеками.       — Буду рад вас сопроводить, моя леди, — промурлыкал он слащавым тонким голоском, от которого племянник конунга передёрнул плечами и презрительно фыркнул:       — Твоя ли, птенец...       — Хотела бы... с тобой...       Эомер невольно подался вперёд, рассчитывая услышать разговор, однако его ждала неудача: жаждая обратить на себя внимание, льстивый юнец, подобно бездомному животному, вился около Эадкильд, отчего она замялась и неожиданно потупила взгляд. Давно ли она стала такой кроткой? Помнится, однажды в Альдбурге девушка повела себя отнюдь не скромно, накинув лёгкую, просвечивающуюся рубаху на нагое тело, а в ночь смерти Эадмунда намеренно искала утешения и была настойчива в своих желаниях. Будто снова ощутив тепло её тела и сладость губ, воин шумно втянул воздух носом. Нет, пусть она притворствует перед этим ювелиром, сколь угодно, — Эомер знал, что он для неё важнее.       За неуместными размышлениями он упустил момент, когда рука мальчонки, поглаживая, вдруг коснулась лица Эадкильд, а губы потянулись к щеке — и он порывисто приблизился, чтобы поцеловать её. В ушах оглушительно застучала кровь, пальцы непроизвольно сжались в кулак. Сам от себя того не ожидая, принц в обуявшем его остервенении шагнул вперёд, но, вмиг совладав с эмоциями, резко остановился — дева лишь скромно улыбнулась суженому, не оттолкнула. Грудь сдавило невидимыми тисками; Эомер с трудом прочистил пересохшее горло и, не веря глазам, отпрянул.       — Пройдём в поместье, бабушка приготовила... — позвала темноволосая леди, впуская дорогого гостя.       Дверь захлопнулась. Его она так ни разу не привечала... На скулах заиграли желваки, племянник конунга выдохнул и в попытке унять свой пыл упёрся в стену напряжённой ладонью. Опоздал. Он был здесь лишним. Круто развернувшись, Эомер вновь направился во дворец, не желая даже огибать этот дом.       Раньше всегда, даже самой лютой зимой, радушно распахнутые, двери чертога теперь встречали посетителей, задвинутые на засов. Вероятно, поэтому у подножия мраморных ступеней топтались растерянные с виду жители, то ли не решаясь переступить порог, то ли обсуждая новые порядки, которые явно пришлись не по нраву, и, чтобы пробраться на лестницу, младший принц был вынужден расталкивать толпу локтями. У входа его поклоном поприветствовали молчаливые стражи, пристально осмотрели и, отворив массивные двери, позволили войти в душное помещение, чрезмерно обогреваемое растопленным очагом, настенными факелами и корзинами с потрескивающими углями, что стояли в каждом углу и своим жаром отравляли и без того спёртый воздух. Знакомый с малолетства Золотой зал Медусельда, бывший символом рода Эорла и испокон веков воплощавший величие Марки, вдруг почудился Эомеру чужим и тусклым, как уставшее, испещрённое бороздами мелких морщин и осунувшееся, словно от голода, лицо нынешнего правителя, который сутулился на троне в ожидании просителей и более не казался образцом силы и власти.       Прорезав глухое безмолвие, громко скрипнули петли закрывшихся за спиной дверей. Воин инстинктивно вздрогнул. В запертом снаружи чертоге он почувствовал себя зайцем, что по неосторожности угодил в капкан, и, с недоверием обернувшись, чеканным шагом направился к помосту. Казалось, кроме Теодена и его советника, сидящего на ступенях, будто преданный пёс, в зале никого не было, однако подданные невзрачными тенями мелькали за колоннами, и прежде, чем предстать пред королём, Эомер жестом подозвал своего слугу, вручил принесённый из кузницы шлем и коротко отдал приказ.       — Мне доложили, — ослабевшим голосом пробормотал конунг, кутая ладони в рукава широкой меховой мантии, — что ты привёз с востока печальные вести, сестрин сын.       — Всё верно, владыка. Войско Синхельма понесло крупные потери, он и несколько командиров пали в бою. Раненых тоже немало, им всем была оказана помощь, но многие ещё нескоро сумеют оправиться от увечий и заново взять щит и копьё.       Бездумный, точно застланный мутной пеленою, взор Теодена равнодушно мазнул по говорящему и снова устремился в пустоту. Сердце младшего принца заныло: в болезном, высыхающем на глазах старце, занимающем трон, он не узнавал того крепкого, неутомимого и пышущего здоровьем витязя, которым его дядя оставался на протяжении долгих лет. Когда же он успел так одряхлеть? В рассеянном дневном свете конунг выглядел куда древнее прожитых зим: золото волос стёрла седина, под серой как металл и дряблой кожей проступали узловатые вены, а воинскую выправку загубила хвороба. Но самым тревожным было то, что вместе с его телом ветшал и разум — Эомер уже сообщал о случившемся в Истфольде сразу по прибытии.       — И как такое произошло? — вновь услышал он сей вопрос.       — Орки... — начал мужчина, но внезапно осёкся, приметив в тени колонн слугу, вернувшегося со свёртком. — В зале совета ты можешь изучить свиток с донесением одного из воинов. Я ведь не был свидетелем тех событий и, признаться, хотел поделиться подозрениями по иному поводу.       — Прошу меня простить, повелитель, — склонившись чуть ли не до пола, с придыханием проворковал советник и вполоборота посмотрел на Теодена распахнутыми в притворном беспокойстве глазами. — Покуда мы не перешли к обсуждению других... проблем, с вашего позволения я уточню у Эомера, сына Эомунда, отчего же он не участвовал в сражении. Разве он не является капитаном в подчинении Третьего маршала Марки?       Тягучий голос вкрадчиво лился из тонких уст, которые блестели от оставшегося после обеда гусиного жира — Грима явно не утруждал себя умыванием. Выделив последнюю фразу, он перевёл сверкнувший мрачным торжеством взгляд на принца и коварно ухмыльнулся. С момента появления в тронном зале Эомер предпочёл просто не замечать этого мерзкого змея, пресмыкавшегося у ног конунга, но обронённое, будто невзначай, обвинение мгновенно лишило самообладания, заставив кровь вскипеть в жилах.       — Судя по всему, недавно назначенный советник осведомлён обо всех подробностях моей жизни, — заговорил он сквозь зубы, и в его тоне звенела сдерживаемая злость. — Однако он ещё столь неопытен, что запамятовал о приказании короля отправить меня в Альдбург по личным делам и освободить от дозоров до возвращения.       — Ах, да... Кажется, припоминаю, — Грима расплылся в снисходительной улыбке. — Внезапная и такая ненужная сейчас кончина тамошнего владыки, угроза нападения орков и назревающие беспорядки в городе... И что же, удалось наследнику земель Истфольда справиться со своими обязанностями в одиночку? Насколько я знаю, ему всегда были по душе лишь битвы да празднества, а не уроки правления.       — У твоего всеведущего придворного, государь, никудышные соглядатаи. — Эомер не удостоил Гриму даже каплей внимания и, поманив ожидающего в стороне слугу едва уловимым движением руки, продолжил: — Вместе с оставшимися под моим командованием всадниками Синхельма мы разбили вражеский отряд, в котором, помимо орков, были и полуорки. Странное дело, что они вторглись так далеко на восток, хотя твой сын стережёт границы пуще зеницы ока, и я уверен, что не позволяет никому нарушать их без его ведома. Но меня заботит не это, владыка: встреченные нами орки пришли не из Мордора, они подчиняются кому-то другому. Взгляни на этот символ.       Развернув свёрток ткани, мужчина протянул королю орочий шлем, носящий незнакомую доселе метку. Неохотно выпроставшись из меховой мантии, костистые пальцы Теодена дотронулись до него, будто остерегаясь, опухшие веки призакрылись то ли в изнеможении, то ли в раздумьях, вынуждая принца в тревожном предвкушении застыть у помоста. Появление в Эдорасе подозрительных чужаков, внешностью походивших на дунландцев, нападение полуорков на восточные селения, непрекращающиеся набеги на Западную Марку, — всё это казалось мелочами по сравнению с нынешней, куда более весомой опасностью. С тех пор, как Эомер заполучил вражеский трофей с отпечатком ладони, его не покидало странное ощущение, которое занозой засело в груди, лишив душевного спокойствия: что-то назревало.       Взлетев под высокие своды дрожащим эхом, стены торжественной залы неожиданно сотряс звонкий лязг. Пытаясь избавиться от отозвавшегося в голове дребезжания, воин непроизвольно поморщился и, медленно опустив глаза на пустые руки дяди, лежащие на коленях, вскинул потрясённый взор. Воцарилась тишина, казалось, даже слуги перестали шептаться и хлопотать по хозяйству, озадаченно замерев на местах. Эомер хотел было нагнуться, дабы поднять и снова подать выроненный шлем, который со скрежетом прокатился по каменному полу и остановился, ударившись о его сапоги, но так и не шевельнулся, всматриваясь в лицо Теодена, искажённое презрительной гримасой.       — Не неси чепухи, — устало просипел король и тотчас зашёлся в безумном хриплом кашле.       Чувствуя, как его затрясло от бессилия, Эомер стиснул кулаки так, что ногти впились в ладони.       — Я много сражался с Синхельмом и знаю, о чём говорю, — процедил он упрямо. — Владыка, коль мы...       — Разве ты не видишь, — оборвав на полуслове, с нажимом протянул Грима и, исподлобья вытаращившись на принца, неторопливо поднялся на ноги. Сгорбленный и хитрый, облачённый в бесформенные чёрные одеяния, он походил на старого стервятника, приготовившегося к броску, — насколько слаб наш король? Зачем озабочивать его утомлённый разум пустыми опасениями? Здравие владыки важнее... исполнения чужих прихотей.       — Прихотей? — недобро сощурился племянник конунга. — По-твоему, советник, мой призыв к королю — это прихоть? Если бы ты в военном ремесле смыслил значительно больше, нежели в раздаче непрошенных поучений, то знал, чем бывает чревата для страны пропущенная угроза! Нельзя оставлять без внимания то, что где-то против нас собирает силы новый враг! Твой сын, владыка, будь он подле меня, предложил бы немедля усилить наблюдение за границами, а заодно — и всеми соседями Марки.       В невольном порыве он выступил вперёд, отчего Грима боязливо дёрнулся, съёжившись под стальным взором, — Эомер находился у подножия ступеней, но всё равно выглядел величаво и сурово. Бесцветные влажные глаза советника заметались по сторонам, словно у загнанного в ловушку зверя, волосы на лбу взмокли от пота, а губы задрожали в попытке ответить, только он, вероятно, не мог подобрать подходящих слов.        Довольствовавшись его молчанием, Эомер высокомерно скривился, как вдруг с трона раздалось недовольное кряхтение:       — Нынешние заботы поважнее погони за призрачной угрозой.       — Справедливо, мой повелитель, — изрёк Грима, приободрённый поддержкой Теодена, и вновь обратился к принцу: — Владыка весьма опечален смертью Третьего маршала. Быть может, уделить внимание причине его гибели? Немедля принять меры в отношении всадников, которые оставили своего командира?       — Синхельм лично отдал мне половину дружины.       — Разумеется, ведь воевода был не в праве отказывать правителю Альдбурга даже ценой собственной жизни.       Ядовитые речи хлестнули Эомера, будто плеть. На гордом лице не дрогнул ни один мускул, однако внутри, распаляя кровь, взметнулась волна ненависти, и взор заволокла алая пелена. Будь его воля, он с удовольствием придушил бы эту подлую тварь, которая опутала своими чарами измождённого долгой болезнью короля и возомнила себя его первым помощником. Сердито сдвинув брови к переносице, мужчина приказал себе отогнать подобные мысли — сейчас нужно было решать, как вернуть ускользающую благосклонность Теодена.       — Вы плохо знали Синхельма, господин советник.       Приковывая взгляды, в Золотом зале незаметно и совершенно беззвучно возникла Эовин, светлая, сдержанная и отчего-то строгая. Как много она услыхала из этого неприятного разговора? Приподняв кремовый подол платья, леди с достоинством взошла на помост и встала по правую руку от дяди. То ли устраиваясь поудобнее, то ли намереваясь подняться, король неловко зашевелился на троне, завертел седовласой головою, словно потерявшееся дитя, и, увидев родное лицо, вдруг тепло улыбнулся:       — Эовин...       — Прости, что припозднилась, — улыбнулась она в ответ, на миг крепко сжала сухую ладонь, покоящуюся на подлокотнике, и скосилась на Гриму, не скрывая недовольство его присутствием. — В Альдбурге живёт семья Синхельма. Он хотел уберечь её и сделал это так, как счёл правильным. Кроме того, именно благодаря его людям Эомер сумел обезопасить степь, и теперь фермерам ничего не угрожает.       — До поры, — прошипел советник и попятился назад, будто был не в силах выдержать неожиданный натиск княжны. — Войско распущено, командовать некому.       — Думаю, самое время назначить нового Третьего маршала, — прочистив горло, объявил Теоден.       — Конечно, мой повелитель, я составлю список...       — Нет необходимости. У меня есть кое-кто на примете.       — Но... мой повелитель, это великая ответственность. — Грима в недоумении захлопал рыбьими глазами. — Заслужить столь высокое звание может лишь рассудительный, толковый и доблестный муж, который будет защищать Марку собственной грудью!       Эомер устало возвёл очи к потолку.       — Например, ты?       — Отсутствие хороших манер рано или поздно сыграет дурную роль в жизни вашего племянника, мой повелитель, — парировал придворный.       Тряхнув головой, младший принц мысленно выругался и сквозь повисшее молчание внезапно уловил за спиной быстрые уверенные шаги, гулко отражающиеся от стен просторной залы. Не успел он обернуться, как получил дружеский хлопок по спине, да такой мощный, что из лёгких моментально вышел весь воздух.       — Хорошие манеры не помогут тебе на поле битвы, Грима, — жёстко произнёс Теодред, словно давал наставления новобранцу. Взлохмаченный от дикой езды, ссутулившийся под тяжестью воинской сбруи и заросший бородою, он выглядел неприветливым и взвинченным, пожалуй, поэтому у советника отпало всякое желание дерзить в ответ. Преклонив колено, наследник выпрямился и посмотрел прямо на конунга: — Отец, я слышал обрывки вашей беседы и считаю, что лучшего маршала, чем Эомер, тебе не сыскать. Он долго и преданно служил Синхельму, за эти годы возмужал и многому научился, да и каждый всадник эореда его знает.       — Я тоже так думаю, — не колеблясь откликнулся Теоден и, опершись трясущимися руками о подлокотники, с трудом встал с трона. — Сегодня же советники подготовят свитки о назначении, а я... я буду в своих покоях.       У Эомера перехватило дух. Порывисто склонившись, он вперил потрясённый взор в мощёный узорчатый пол, и хотя сердце в груди билось спокойно и размеренно, звук удаляющихся шагов донёсся будто издалека — обратившись к королю совсем по иному вопросу, воин не был готов к тому, что детская мечта, мечта всей его жизни наконец осуществится. Нет, безусловно, он жаждал занять место покойного отца, но только не сейчас, когда на душе мёртвым грузом висела горечь потерь, а разум истязали серьёзные заботы.       — Как вообще возможно столь скоро постареть?       Выдернутый из размышлений, Эомер нахмурился и повернулся к брату, который с несвойственным ему отрешённым видом наблюдал, как Теоден в сопровождении племянницы и своего вездесущего советника неторопливо покидал торжественную залу.       — Не надо было нам уезжать из Эдораса.       — Если бы я знал, то ни за какие блага не отправился бы в дозор, — проговорил Теодред сквозь плотно стиснутые зубы и выплюнул сгоряча: — Пропади они пропадом! Перемещения врага на границе лишь отвлекают от того, что творится дома.       — Мы всё исправим, слышишь, брат?       Наследник твёрдо кивнул и вдруг поменялся в лице, заметив подле ступеней шлем из чернёной стали, казалось, забытый всеми. Наклонившись, он взял его, повертел в пальцах, неотрывно и сосредоточенно изучая, а затем вскинул взгляд, в котором плескалась растущая тревога.       — Это ещё что такое?       — То, чему король не придал значения.       — Я уже встречал подобную метку... Эомер, поведай мне обо всём. Потом мы пойдём к отцу вместе.       — Поведаю, — заверил тот и, опустив ладонь на плечо брата, надёжно сжал, — но ты сперва отдохни с дороги. Надеюсь, у нас пока есть время.

✵ ♞ ✵

Год 3017 Т.Э       Последний месяц небывало холодной зимы, наступившей раньше срока и терзавшей природу частыми вьюгами и буранами, выдался на удивление тёплым. Продолжая свирепствовать лишь по ночам, морозы спадали, пронизывающие ветра стали дуть тише, и всё постепенно оттаивало, пробуждалось от глубокой спячки. Необъятная, как сама степь, тяжёлая снеговая туча, которая неделями висела над землёй и щедро сеяла мелким ледяным крошевом, наконец поредела, обнажив чистую лазурь, и непривычно яркое, слепящее солнце начало сверкать на небосводе от зари до зари.       Выйдя из королевской конюшни, насквозь пропахшей прелой соломой, Эомер полной грудью вдохнул свежий воздух, который ненадолго прояснил мысли и избавил от неприятного чувства, возникшего по прибытии в столицу. Сопровождавшие его воины из личной охраны терпеливо ожидали в стороне; он быстрым жестом приказал им разойтись и, брезгливо перешагнув через слякоть на дороге, широкой поступью двинулся вверх по склону холма. Золотой чертог вновь был заперт, и скверное настроение, в котором мужчина возвратился с границы, окончательно испортилось — за время его отсутствия ничего не изменилось. На последней ступени мраморной лестницы он постучал одним сапогом о второй, стряхивая налипшие комья снега, затем коротко кивнул стражам, незамедлительно отворившим перед ним двери, и, подобно вихрю, пересёк тронный зал — необходимо было доложить обо всём конунгу, который нынче принимал военачальников и советников только в своей опочивальне.       Эомер не видел дядю почти три месяца, да и весточка, однажды посланная сестрой в Восточную Марку, содержала скупые ответы на волновавшие его вопросы, так что теперь он пребывал в неведении о его здравии и очень удивился, обнаружив возле покоев Теодена вооружённый караул. Заметив его издалека, один из воинов стремительно скрылся за дверью, а другой преградил путь, что ввергло принца в исступление, но, едва он подошёл, дабы высказать своё возмущение, как появился первый стражник — и оба отскочили на прежние места, вытянувшись в струнку. Помедлив, маршал с нескрываемой неприязнью заглянул в их чужие незнакомые лица и переступил порог комнаты, почему-то ощущая себя неуютно.       Хотя близился полдень, внутри царил лёгкий сумрак: выходящие на сад окна были плотно занавешены, камин, продолжая делиться жаром, тускло мерцал тлеющими углями, а свечи в настенных подсвечниках погасли, лишь несколько огарков чадило по углам. В ноздри тут же ударил приторный запах настоек и затхлости, который пронизывает всё пространство, если оно не проветривалось много дней подряд, и мужчина непроизвольно закашлялся. Его хмурый взгляд упал на рассыпанные по полу пучки высушенных целебных трав, зацепился за мокрый след от капель какого-то отвара, что уводил от стеллажа к небольшому столику, и задержался на заваленном фолиантами и загромождённом пустыми склянками письменном столе, — очевидно, слуги сюда давно не допускались, ведь старшая служанка Вульфа не снесла бы такого беспорядка у себя под носом. Переведя глаза, в кресле подле кровати с приспущенным балдахином он увидел Эовин, и её лицо в неверном отблеске свечей точь-в-точь походило на лицо матери, навсегда отпечатавшееся в его памяти — такое же застывшее и скорбное.       Эомер хотел, однако так и не решился пройти дальше в запачканных сапогах.       — Зачем ты вернулся, племянник? Твоё присутствие в Эдорасе необязательно.       Враждебный тон конунга вверг в полное замешательство. Наморщив лоб, маршал пристальным взором впился в отбрасываемую пышным бархатом тень и холодно произнёс:       — Государь, всадники Истфольда вновь готовы служить тебе. Войско собрано, его пополнили рекруты из отдаленных поселений, за обучением которых я проследил лично. Мы неоднократно отправлялись в дозор, и, покуда в степи лежит снег, преодолеть который трудно даже коням, не то что пешим, на границе будет спокойно.       — Спокойно? Неужто сейчас где-то может быть спокойно? — резко молвил Теоден.       Почувствовав себя провинившимся юнцом, который должен за что-то объясниться, Эомер замялся и невольно глянул на сестру, будто ища поддержки.       — Мой король, — спустя мгновение мягко заговорила Эовин, — твоим подданным не стоит беспокоиться, ибо центр Марки охраняется лучшими воинами и возглавляют этих воинов Эомер и Теодред, твои преданные полководцы. Разве мой брат подводил тебя? Прошу, доверься его опыту.       — Не подводил... — послышался тягостный вздох. — Ты проделал долгий путь, племянник, отдохни. Но будь готов по первому зову возвратиться обратно в Истфольд.       Слова острым лезвием полоснули по сердцу и горечью осели на языке. Четырнадцать лет Эомер жил в этих стенах, а теперь его гонят отсюда прочь, как опостылевшего, и отныне он должен скитаться по отдалённым землям, защищая чужие жизни, но не добившись хотя бы малейшей похвалы. Собачья доля.       — Ты отсылаешь меня, — скорее не спросил, а утвердил младший принц.       — Исполнение долга вовсе не ссылка... — прошелестел до омерзения знакомый голос.       Напрягшись всем телом, Эомер медленно повернулся — и моментально заглушил вспыхнувшую внутри ярость, повелев себе успокоиться. Похоже, Грима, таился во мраке опочивальни с самого начала и, наконец осмелившись выползти на свет, подкрался столь близко, что, казалось, протяни ладонь — и пальцы сомкнутся на бледной хлипкой шее, положив конец всем его козням.       — Высокое звание маршала обязывает нести нелёгкое бремя разлуки с семьей, находясь в постоянных сражениях на границе, — тонкие губы советника тронула пакостная ухмылка.       — Это твоих рук дело? — вполголоса зарычал Эомер. — Признавайся!       — В чём ты меня обвиняешь? Ты по своей воле хотел занять место отца, а я всего лишь верно служу моему повелителю, — нарочито громко заявил Грима, — от которого ты уже получил наказ. Посему ступай, Эомер, сын Эомунда, и прихвати с собою вино, что ты легкомысленно привёз в дар дяде. Испей его сам, если пожелаешь. Кувшин даже не распечатывали, ибо больному человеку нужны снадобья, а не выпивка.       Бдительно наблюдая за сытым выражением лица придворного, племянник конунга взял с соседнего стеллажа глиняный сосуд, обозначенный восковым клеймом Альдбурга, и, склонив голову, молча вышел прочь. Правильно Теодред за глаза прозвал Гриму Гнилоустом: речи его льстивы и сладки, словно мёд, однако насквозь пропитаны желчью, способной отравить любой разум. Так именно по наущению советника Теоден поручил двум своим маршалам срочно отбыть на границы, как только они, не теряя надежды достучаться до него, попытались настоять на созыве всех вельмож, дабы предоставить неоспоримое доказательство существования новой опасности, нависшей над Маркой — орочий шлем с Белой Дланью. Теперь, наконец, воин стряхнул с себя густой туман сомнений, который мешал окончательно признать: Грима, присосавшийся к королю кровожадной пиявкой, с каждым днём оказывал на него всё большее влияние, мнение наследника стало значить ничтожно мало, да и сам Эомер, потеряв благосклонность дяди, уже едва ли был способен не допустить разрастания гнили в стенах чертога.       Не помня себя от гнева, принц летел по коридору огромными шагами, чтобы как можно быстрее и дальше уйти от королевских покоев. Спутывая дыхание и даже думы, в горле застрял ком обиды и непонимания — он не заслужил подобного отношения. Ругательства так и вертелись на языке, ох, как же хотелось выбраниться крепким воинским словцом! И, будто назло, в голову лезли гнетущие мысли: о ветхом здравии Теодена, которого уже ничего не заботило, разговоре с Харальдом, безымянном враге и подлости Гримы, змеёй пригретого на груди.       — Эта пища слишком тяжела и жирна для завтрака! Вы хотите его убить?! — ушей достиг знакомый девичий голосок, и сердце внезапно пропустило удар.       — Но он скакал днями и ночами, госпожа, и нуждается в сытной трапезе!       — У меня нет желания с тобой спорить. — Послышался стук башмачков. — Сама всё сделаю, отнеси свою вредную снедь назад!       Звуки разносились по коридору гулким эхом, и Эомер не сознавал, насколько далеко он находился от беседующих, поэтому ускорил шаг. Тосковал ли кто по нему за время его отсутствия? Ждал ли его возвращения с нетерпением? Впервые за многие месяцы искренняя улыбка вдруг озарила угрюмое обветренное лицо маршала мальчишеской беспечностью: Эадкильд, — она, подобно глотку чистого степного воздуха, всегда вызывала тихую радость где-то в глубинах зачерствелой души. А ждала ли она или... — племянник короля нервно сглотнул. Быть может, Эадкильд уже как седмицу чья-то жена, того же честолюбивого ювелира, этого домашнего щенка!..       Голоса приближались.       — Ничто не сравнится с наваристой куриной похлёб... ой! — темноволосая леди только и успела пискнуть, с размаху уткнувшись носом в могучую грудь воина.       — Эадкильд!? — Придержав за плечи, Эомер отстранил её и озадаченно осмотрел с высоты своего роста. — Что ты здесь делаешь?       — Мы готовились к твоему приезду, — отчего-то побледнев, затараторила девушка. — Эовин знала, что будет занята, и поручила мне за всем проследить. Твои покои прибраны, а вот еда... Кухарки состряпали совершенно не то! Я как раз направляюсь на кухню, дабы удостовериться, что теперь они подадут нужное блюдо...       Закусив неожиданно задрожавшую губу, она часто заморгала, сделала несколько порывистых вдохов — и в уголках широко распахнутых янтарных глазах засверкали капли слёз. Поняв, что Эадкильд вот-вот расплачется, принц мрачно наморщил лоб и скосился на слугу, топчущегося за её спиной с подносом жареных свиных окороков, невероятный аромат которых заставлял исходить слюной.       — Ступай на кухню и передай, чтобы принесли в мою опочивальню... куриную похлёбку, — выдавил он из себя и, убедившись, что тот скрылся за поворотом, свободной рукой приподнял девичье лицо за подбородок. — Ты чего, мышонок? Что не так?       Обхватив Эомера за шею, дева прильнула к нему, отчаянно прижалась к жёстким доспехам и всхлипнула:       — Я боялась, что больше не увижу тебя.       — Что за вздор, — насмешливо фыркнул он, зарывшись носом в мягкие локоны. После смерти брата Эадкильд предалась скорби и покинула чертог, поэтому перед отъездом у Эомера не было ни мгновения, чтобы пообщаться. И в этот момент, наслаждаясь нежным цветочным благоуханием, которое будоражило всё естество и вынуждало сердце биться по-особенному, он внезапно осознал, как скучал по ней на протяжении всех этих мучительно тянущихся дней на границе. — Я пока не собираюсь умирать.       — Дело не в этом... — Эадкильд отступила на прежнее расстояние. — Став маршалом, ты уже не будешь проводить в Эдорасе так много времени, как раньше. Верно?       — Не знаю, — воин неопределённо качнул головой и приободрил: — Но сейчас я здесь и постараюсь задержаться как можно дольше. К тому же я давно не видел вас, а в руке держу лучшее вино из погребов Альдбурга. Что думаешь? Сгодится, дабы скрасить вечер в обществе старых друзей?       — Ты хочешь собрать нас вместе? — зарделась девушка.       Он кивнул.       — Скажем, сегодня после заката в моих покоях.       — Я... я не уверена, но... ежели у бабули не окажется для меня распоряжений, то приду.       Почувствовав острый укол разочарования, Эомер сцепил челюсти так, что резче обозначились скулы. Ну разумеется, как он мог забыть про ювелира, которому она наверняка посвящает все свои свободные часы? Недаром этот юнец первым очутился на пороге поместья Эадкильд, когда та носила траур.       — Надеюсь на скорую встречу, мышонок. А теперь мне нужно идти... — племянник конунга осёкся, картинно подняв брови, — привести себя в порядок после долгой дороги.       Склонив голову, он посторонился и продолжил путь.       Вальяжно расположившись в кресле напротив камина, Эомер с безразличным видом наблюдал, как буйно вихрились алые языки пламени, хрустя сухими душистыми поленьями. От ярких огненных вспышек по стенам и убранству опочивальни, словно в причудливом и завораживающем танце, плясали тени, так же и в его разуме беспорядочно роились мысли. Если прежде он никогда не засиживался в своих покоях, находил занятие в чертоге или на улице, то теперь у него не было желания даже высовываться за порог. Эомер устал, знакомое чувство тяжести в голове мешало сосредоточиться на обдумывании проблем, разом навалившихся на плечи, и он верил, что вечер в кругу друзей поможет отвлечься и придаст сил.       Нарушая удручающее безмолвие, раздался осторожный стук в дверь.       — Войдите, — бросил младший принц, не поворачиваясь.       — Ой, я пришла раньше всех... — послышался растерянный голос Эадкильд, и воин в неясном порыве вскочил на ноги. Румяная после мороза, запыхавшаяся и отчего-то взбудораженная, она, будто бы в нерешительности, застыла на пороге с накрытой тарелкой в руках, а затем, хмыкнув, захлопнула дверь и по-хозяйски направилась к камину. — Ну тогда будем ждать вместе.       — Пахнет аппетитно. — Эомер повёл носом и, прищурившись, кивнул на блюдо, которое дева оставила на столике рядом с кувшином вина и медными кубками. — Что там?       — Я пирог приготовила. С яблоками и мёдом, — объявила гостья. — Хотела порадовать тебя... и остальных. Он вкусный, по крайней мере бабуля и Гимвальд оценили мои труды... Но главное, чтобы не остыл.       Стараясь не выказать недовольства при упоминании ювелира, мужчина раздражённо цокнул, украдкой глянул на её изящные пальцы, которые та растирала над огнём, и вмиг ощутил, как полегчало — обручального кольца не было. И только затем подметил, что нежная кожа на костяшках покраснела от холода, а сама Эадкильд съёжилась, словно маленькая пташка под студёным ветром, и ему вдруг захотелось подойти и обнять её, сгрести в охапку, согревая хрупкое тельце своим теплом.       — Мышонок, тебе следовало надеть перчатки перед выходом, — с укором произнёс Эомер, усевшись в кресло. — Если не желаешь иметь такие же огрубевшие руки как у меня.       Леди не ответила. Ещё немного постояв возле жаркого очага, выпрямилась, прошла к столику и, заняв кресло слева, опустила глаза на ладони, кротко сложенные на коленях. Повисла тишина, заполнила пространство между ними, точно плети дикого плюща, хватающего за горло; лишь пламя шипело в камине, отбрасывая золотистые отсветы на медвежью шкуру на полу. Не нужно было гадать, чтобы определить, что Эадкильд чувствовала скованность, но маршал и сам не ведал, как преодолеть ту смутную неловкость, которая внезапно овладела им наедине с нею.       — Ну что, угостишь своим пирогом? — прочистив горло, усмехнулся он. — Покуда не остыл.       — Вдруг ты всё съешь и другим даже кусочка не оставишь? — слова прозвучали строго, но во взгляде плескалось озорство.       — Дай подумать... — Эомер изогнул широкую бровь. — Теодреда можно не ждать — он привык проводить вечера... иначе. А Эовин предупредила, что задержится, да и вам, благородным леди, до замужества не стоит есть так много сладкого, — прислонившись к обитой бархатом спинке, он прикрыл рот кулаком.       — Эадмунд бы с тобой не согласился. Он и бабушка всегда пытались плотно накормить меня, накладывая ложку-другую, — девушка снисходительно поморщилась и вознамерилась что-то добавить, однако замялась, грустнея на глазах. — А ты угощайся, прошу. Не для того же я пирог готовила, чтобы смотреть на него.       Откинув салфетку, прикрывавшую свежую выпечку, она наигранно улыбнулась и в попытке утаить нахлынувшую тоску отвернулась к огню. Поджав губы, принц устало потёр переносицу. Был ли он в силах облегчить её боль? Вряд ли, горе потери не утихает от участливого похлопывания по плечу или сочувственных обьятий, и они оба знали это. С глубоким вздохом Эомер дотянулся до кувшина с вином, второй рукой взял со столешницы приготовленный нож и, привычным движением срезав восковую печать, наполнил кубки.       — Как ты справляешься с...? — Он пододвинул один бокал Эадкильд, а затем, не решившись закончить фразу, просто отпил из своего. Тягучее выдержанное вино мгновенно растворилось во рту, обволакивая терпким жаром, но оседая горечью на языке, и мужчина отломил кусок пирога, дабы заглушить это послевкусие. — Однажды я застал ювелира на крыльце твоего поместья. Он, наверное, поддерживает?       — После смерти брата бабушка более не заговаривала о сватовстве, — тихо начала леди, оплетая кубок пальцами и отрешённо заглядывая внутрь, — но Гимвальд всё равно частенько приходит, выводит меня на прогулку или пытается отвлечь домашними затеями. Я по-настоящему благодарна ему за это... хотя порой кажется, что все его старания напрасны: скорбь не отпускает меня ни на миг, и я понимаю, что не справлюсь... Прошло уже много времени, а легче не стало. Но я не могу и не хочу забыть Эадмунда, — она вскинула взор, полный отчаяния, и сердце Эомера мучительно сжалось. — Скажи, как ты справился с этим бременем? С гибелью родителей, соратников... товарищей.       Маршал нахмурился. Он привык никого и никогда не пускать в свою жизнь, не позволяя укорениться слишком глубоко, — даже Теодреду, названному брату, который с малолетства был близким другом и опорой, не давал лезть в свою душу. Однако сейчас в его помощи и поддержке нуждалась слабая, беззащитная и напуганная девчонка. Сейчас всё было по-другому.       — Как я справился? — невесело усмехнулся он и, сделав глоток, вновь отведал пирога. — Смерть близкого человека невозможно позабыть. Чего я только ни пробовал, мышонок... и всё было тщетно. Впрочем, лучше всего действует вино и... — Эомер на миг сделал паузу и, дёрнув уголком губ, добавил: — эль.       — Нельзя же вечно упиваться...       — Нельзя. Это неправильно и низко, это пучина, которая затянула многих мужей... многих воинов. Тем более, хмельной морок быстро рассеивается, и ты возвращаешься назад в неутешительную действительность.       — Но... переживать утрату так тяжело, — зашептала дева, отставив нетронутый кубок. — Мне очень тяжело...       Горестно сдвинув брови, Эомер повернулся к ней, а затем подался вперёд и двумя пальцами приподнял её подрагивающий подбородок.       — Ты не одна, — твёрдо проговорил он, обхватив аккуратные ладони Эадкильд своими. — Я понимаю тебя, как никто, и по сей день помню юношей, своих братьев по оружию, павших от орочьих ятаганов в нашем первом сражении. Не забыл и имена всех зарубленных соратников, и лица мирных жителей, которые поныне снятся в кошмарах, как напоминание о том, что я не сумел их спасти. Но я смирился и теперь живу с этим.       — О, Эру... я не ведала...       Леди осторожно высвободила одну руку и, всматриваясь в глаза, будто спрашивая дозволения, прикоснулась к его заросшей щеке. Отдавшись ласке тёплых пальцев, Эомер на мгновение прикрыл веки и с молодой горячностью в сердце поднёс маленькую ладошку, которую держал обеими руками, к своим губам.       Неожиданно дверь в покои распахнулась, и поток рыжего света хлынул из коридора внутрь.       Вздрогнув, Эомер отшатнулся. Эадкильд резко, словно от раскалённого металла, отдёрнула руку от его лица и обернулась.       В дверном проёме застыла Эовин, недоумённо переводя взгляд с подруги на брата.       — Мы же условились... — И тут её взор упал на ладонь Эадкильд, всё ещё зажатую в ладонях мужчины. В растерянности княжна опустила глаза, явно не представляя, куда себя деть. — Я не знала, что вы...       Племянник конунга беззвучно ругнулся. Быстро выпустив девичью руку, он поднялся на ноги и плеснул вина из кувшина в третий кубок.       — Проходи, сестра. Мы как раз поминали павших.       — Да! — чересчур громко выпалила Эадкильд, упрямо уставившись на принцессу, точно желая убедиться, что та ничего не заметила. — Мы начали без тебя, извини...       — Весело у вас тут, — затворив дверь, добродушно буркнула Эовин и, крепко обняв брата, с совершенно невозмутимым видом устроилась в свободном кресле. — У меня совсем не остаётся времени на привычные дела... Эомер прискакал ещё утром, а я сумела поприветствовать его лишь к концу дня, да и то запоздала на встречу. Эадкильд, я очень благодарна тебе за то, что согласилась проследить за подготовкой к его возвращению. Без тебя я бы не справилась...       — Пустяки, — отмахнулась темноволосая леди. — Ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь, Эовин. Особенно сейчас, когда ты нужна нашему королю.       — Как и ты — на мою... — твёрдо смотря на собеседницу, заверила княжна и тут же исправилась: — На нашу помощь. Я рада, что Эомер собрал нас вместе. Зарывшись с головой в собственные хлопоты, я и вовсе запамятовала, какая... беда постигла твою семью. Мне знакомо то, как тяжело бывает делиться личными переживаниями... но если захочешь... мы всегда рядом.       Эадкильд улыбнулась, и этой неуловимой улыбки оказалось достаточно, чтобы с её личика сошла тень уныния.       — Брат ни за что в жизни не сознается, — продолжила Эовин, вернув ей улыбку, — но он умеет слушать.       — Знаю... Боюсь, это я подпортила настроение сегодняшнего вечера своими воспоминаниями, а Эомер...       Подбирая подходящее слово, Эадкильд замялась и взглянула на воина, который, уже давно упустив суть девичьей болтовни, молча поедал яблочный пирог и с наслаждением потягивал вино, отвалившись на спинку кресла. Каким-то внутренним чувством осознав, что последняя фраза предназначалась ему, он отвлёкся от пламени в камине и, поймав устремлённые на него взоры, колко ответил:       — А что я? Не обращайте на меня внимания. — Эомер сделал большой глоток, а затем, потянувшись к тарелке, добавил: — Вы же не обидитесь, если я съем остальное?       Эадкильд выставила ладонь перед собой.       — На сегодня с меня достаточно еды.       — А вот я попробую, поэтому на мой кусок даже не смотри, — не уступила Эовин, придвинувшись ближе к столику.       Примирительно вскинув руки, мужчина отрезал пирог сестре и, долив себе вина, торжественно вознёс кубок:       — Тогда за встречу.       — За встречу, — отозвавшись эхом, Эадкильд тоже подняла бокал и тотчас пригубила.       Однако княжна даже не притронулась к вину и на немой вопрос Эомера пояснила:       — Ты же знаешь, я это не люблю. За вечерней трапезой я едва ли промочила горло... Но от сладкого никогда не откажусь, — задорно рассмеявшись, она взяла с тарелки кусок пирога, пальцами попробовала тесто на ощупь, глубоко вдохнула медовый аромат и откусила. — М-м-м... Видно, Эадкильд была очень требовательна и строга, раз наши кухарки испекли такой отменный пирог к твоему возвращению, брат.       — Этот пирог она приготовила сама, — с толикой гордости отметил Эомер и, ухмыльнувшись поверх кубка, коротко скосил глаза на темноволосую леди. Судя по тому, как застенчиво был потуплен её взор и опущены густые ресницы, она и не помышляла хвалиться.       — В самом деле? — Эовин удивлённо посмотрела на Эадкильд, потом на — еду, будто сомневаясь в умениях подруги. — Ты настоящая мастерица! Вот мне готовка никогда не удавалась, хотя меня сызмальства пытались обучить.       — Всё потому, — не удержался от ехидного высказывания принц, — что девичьи занятия тебя мало увлекали, сестрица. В детстве тебе интереснее было орудовать мечом, да и сейчас ничего не поменялось... А Эадкильд, вон, поняла, что пора забросить наивные мечты о сражениях, и начала готовиться к заму...       Не дав договорить, Эадкильд громко и хрипло закашлялась то ли от рвущегося наружу смеха, то ли от возмущения, но на смятенный взгляд маршала лишь махнула рукой.       — Просто... крепкое вино... И мне стало душно.       — Камин и впрямь чересчур разгорелся. Давай открою окно? — заботливо предложила Эовин, видя, как девушка оттягивала высокий глухой ворот шерстяного платья в попытке немного охладиться.       — Сиди... — надрывный кашель повторился, — я сама. Чуточку подышу свежим воздухом.       Нить непринуждённой беседы была потеряна. Вернув недопитый кубок на стол, Эомер по-хозяйски вытянул ноги и неторопливо размял шею. Смазывая и без того нечёткие мысли, усталость накатила тяжёлой, вязкой волной, а на смену радости от упоительного общения с близкими пришло озлобление. Он уже не помнил, когда высыпался вдоволь и позволял себе отдохнуть, и теперь тело мстило измождённостью и неясной головой. Как же хотелось упасть на подушки и забыться долгим беспробудным сном, отрешившись от бесконечной суеты, подобно конунгу, который проводил всё время в постели... Воин невольно скривился, осуждая себя за глупое сравнение — Теоден болен и не виноват в этом.       — Я не видел короля с начала зимы, — задумчиво молвил Эомер. — Как он?       — Слабеет день ото дня, — упавшим голосом Эовин подтвердила худшие опасения принца, кои он всячески отвергал, уповая на милость судьбы. — Никакие травы и отвары не действуют, однако мы не теряем надежды вновь увидеть его в добром здравии.       — Что говорят лекари?       — Разум короля помутняется всё быстрее, даже самые умудрённые врачеватели боятся давать ложных обещаний. С разных концов Марки постоянно съезжаются целители, уверяя, что спасут его, но толку пока нет, — дева обречённо уронила руки, потерянно таращась куда-то в угол. — Конечно, допускают не всех желающих, их тщательно опрашивают и проверяют приближённые короля, такие как...       — Грима! — гневно рыкнул маршал, обрывая сестру на полуслове. — И часто Гнилоуст вмешивается в лечение?       — Зря ты так... Он весьма начитан и разбирается в снадобьях и настоях.       — Скорее в ворожбе и смуте! — Эомер ожесточённо запустил пальцы в волосы и сдавил затылок. — Ты веришь ему? Что... ты думаешь о нём?       Прежде чем ответить, Эовин на мгновение замерла.       — Советник мне не нравится, но ничего дурного он не делает. Теодред вернулся из дозора раньше тебя и стал каждый день подолгу навещать отца, но, покуда вас не было, мне помогал Грима.       — Вот как? — племянник конунга подозрительно наморщил лоб и наклонился к принцессе, заглядывая прямо в глаза, словно пытаясь придать больший вес словам, которые намеревался произнести: — Прошу, будь с ним предельно осторожна, Эовин. Мы с Теодредом не знаем наверняка, что затеял этот змей, но нам кажется...       Гулкий грохот, внезапно нарушивший спокойствие опочивальни, вынудил осечься и резко вскочить со своего места. Мужчина обратился на звук — и кровь разом отхлынула от лица, а похолодевшее в груди сердце ухнуло в пустоту. По ушам полоснул испуганный взвизг сестры; снова обретя способность двигаться, Эомер опрометью кинулся к лежащей у окна бесчувственной девушке, упал на колени и рывком перевернул её на спину. В безмолвном ужасе, который стиснул глотку тугой петлёй, он смотрел на содрогавшееся тело Эадкильд: горло разрывал клокочущий кашель, будто она давилась слюной, на посиневших губах выступила пена, — и, обхватив её голову ладонями, хрипло гаркнул:       — Отыщи лекаря! Немедля!