Истории одной Химеры

Жорик рос не по дням, а по часам. К трем месяцам он был размером с двухлетнего ребенка, научился ходить на задних лапах и начал понемногу разговаривать – смешно шепелявя и присвистывая. Афишировать настолько странного младенца честная компания не стремилась. Маргарита старалась больше времени проводить с ним на даче, подальше от чужих глаз, но там быстро зверела от ребенкиных выходок. Жорик, знакомясь с миром, обожал подрывать кусты смородины и роз, выкапывал и съедал луковицы весенних цветов, ловил и лопал насекомых, караулил мамочку и обливал ее водой из поливочного шланга, причем сам купаться ужасно не любил. Из-за любви к насекомым вычислил и разгромил осиное гнездо в сарае, после чего дня три ходил раздутый от укусов, как африканская лягушка. Пристрастился к вонючему кошачьему корму, из-за чего кот его возненавидел, а ребятам проходилось чуть не каждый день привозить этот самый корм мешками. Залез в камин и вылез из трубы на крыше – одно хорошо, прочистил дымоход. Пару раз пытался поджарить лапы на мангале, потом скулил и вкусно пах изысканным шашлыком. Вообще проявлял большую страсть к огню и неприязнь к воде и водным процедурам. Маргарита ныла и жаловалась на ребенка. Беспутный отец приезжал редко и боялся даже браться за сына. Строгие воспитательные беседы проводил обычно Холстинин, его Жорик очень уважал и даже побаивался. Дуб, наоборот, только подначивал дитё к шалостям, и часто Холст вытаскивал из канав, оттирал от грязи и отчитывал их обоих. В августе неожиданно зарядили дожди. Рите надо было срочно давать арийцам тексты, никакого интернета еще не было, сотовая связь еле ловила. Дуб мотался туда-сюда между городом и Ритиной дачей, они спорили о текстах, к тому же Марго писала для Кипелова и Терентьева, и Дубу приходилось быть между ними посредником. Горе-родители да Холст с Дубом – только эти четверо знали тайну Жорика, никак они не решались признаться в появлении странного ребенка никому больше – ни в семьях, ни в группе. К осени Виталик выгреб из шкафов одежду подросших сыновей – Жорик за лето вымахал еще больше, стал размером почти с семилетнего ребенка, только очень худого. Штаны приходилось утягивать ремнем на худющей талии, а вот в капюшонах мальчишеских толстовок отлично можно было прятать нестандартную голову. Причем эта голова варила отлично, и не скажешь, что этому зверику и года нет – в разговорах он напоминал скорее подростка. Он стал много читать – благо на старой даче было полно книг и толстых журналов лохматых годов. Дождя он не любил, поэтому сидел у камина, читал, размышлял, своими драконьими глазами глядел на мать – как та занималась «словоукладыванием» - то размеренно и спокойно, то судорожно, получив от арийцев очередные срочные правки. — Рит! – прошелестел Жорик (она сама просила называть ее по имени). — Мы тут всегда будем жить? Я хочу город посмотреть. Да еще интересно посмотреть, как ребята играют. — Друг мой, да ты подумай, как мы тебя в Москву привезем? Там же из дома не выйти, с тобой носу никуда не показать… Хотя все равно надо что-то делать, зиму тут не просидишь. В очередной приезд ребят Жорик стал проситься в Москву, в люди. Володя с Виталиком начали ломать голову, как все можно там устроить, пытаясь сохранить тайну. Они тоже понимали, что Марго не выдержит долго затворницей на даче. Наконец они решились, собрали Марго с ребенком и котом, упаковали Жорика в бандану, кофту с капюшоном, засунули задние лапы в кроссовки. Капюшон велели не снимать под страхом смертной казни, ни с кем не разговаривать, а только прошмыгивать из машины домой, и всё. Химера собирал любимые книжки, волновался, обещать слушаться Вову, сладостно мечтая о бурной жизни в городе.