11. Про боль
8 января 2015 г. в 16:23
Той зимой Жорик погрязал в собственных дебрях запутанных мыслей и чувств. Он не понимал, что ему делать с негаснущими чувствами к этому дурацкому Кипелову. Не понимал, что ему делать со знанием об особенных отношениях Холста и Дуба.
Чтобы утихомирить пухнущую голову, он пытался отвлечься, много болтался среди знакомых музыкантов, бывал на концертах – и у Маврина, и у Мастера. Грановский всегда приветливо к нему относился, с Мавриным было вообще легко. Жорик с радостью поделился бы своими переживаниями именно с Серегой, но чужая тайна заставляла молчать.
Хмурый, он часто приползал к арийцам. Володя с Виталиком все так же тепло встречали его. Зоркий Беркут всегда чуял его, как бы он ни прятался за магическими завесами. Жорика это удивляло. Артур ему всегда бурно радовался, расспрашивал о том о сем, о жизни Жориных знакомых химер, интересовался всеми этими «волшебными штуками-дрюками».
В компании Беркута и Попова он на время успокаивался, гнетущая тоска развеивалась: они были веселые, смешные, понимали друг друга с полуслова. Сидят вдвоем рассказывают концертные байки, хихикают, подкалывают друг друга. Часто Удалов присоединялся к ним. Дубинин не раз заставал их вместе, он был рад, что химереныш дома, пусть и какой-то тревожный, но рядом с ними.
Но к весне Жорик так устал от всех своих неясных размышлений, которые оккупировали его голову, что он больше не выдержал, напросился к Марго на родную дачу, и там практически пахал: приводил в порядок клумбы, окапывал деревья, чуть картошку не сажал – даже канадский газон прополол от среднерусских сорняков.
Вечерами топил камин, читал свои любимые старые книги и становился как будто спокойнее. Ответов в книгах он не находил, но потихоньку переваривал, укладывал колкие переживания внутри себя. Как ему хотелось подпалить все эти горькие, рвущиеся в разные стороны мысли!
В мае месяце он услышал, что у Кипелова появился новый гитарист, некий Вячеслав Молчанов. «Ну и хорошо, может, он будет не таким противным, как этот был… фу…»
Кипелов его не звал к себе. Жорик знал, что он часто бывает у Марго, но даже не спрашивает о нем.
Наконец, устав от затворничества и тяжелого дачного труда, Жорик не выдержал и решил невидимкой навестить Кипеловскую студию.
Первым ему встретился, как всегда, Манякин. Жорик поколебался и решил ему не показываться.
Неслышно прошел дальше и услышал Кипелова. В таком знакомом голове он, удивленный, уловил нежность и бархатную ласку.
Жорик увидел Валерку, и его тряхнуло от волнения. Рядом с ним стоял высокий, статный, очень милый парень. «Какой красавец! И вроде хороший.» Жорик прислушался к ощущениям: от Молчанова исходило нейтральное тепло, спокойствие, большая доля самоуверенности…
Он последил за ними. Валера бурно жестикулировал, радостно что-то объяснял Вячеславу, заглядывал в его глаза… Тот слушал, кивал, улыбался.
Через пару минут Жорик уловил что-то до боли знакомое в лице Кипелова… Что это было?
Слава мило улыбается, чуть снисходительно смотрит, немножко сверху вниз на Валеру, а тот так близко стоит, его распущенные волосы светятся золотом, смотрит на него… весь сияя... с восхищением…
Точно ли? Жорик проморгался… В лице Кипелова была радость, надежда и сладостное волнение.
И вдруг Жорика передёрнуло: он увидел — как в зеркале — Кипелова и себя, снисхождение и восхищение, равнодушие и любовь.
Жорик неслышно выполз. «Вот я и не нужен Валерке стал… Как он на него смотрит…. А ведь и правда, он меня и не зовет к себе, точно с тех пор, как этот Слава появился…»
Он припоминает светящееся лицо Кипелова, обращенное к Славе, припоминает и хриплый, полный нежности голос Холста, обращённый к Виталику – тогда, когда они были только вдвоем….
«А кому я нужен?..» На Жорика волной накатывает отчаяние…
В гневе и пламени он вываливается из человеческой реальности. Не зная, куда себя деть, он с отчаянием отдается магическому ветру, волочащему его по тайным тропам…Вдруг сквозь туман он видит то, что ему кажется решением всех его бед, и решительно выныривает обратно в обычный мир.
…
Жорик сидит, прилепившись к бесконечному боку серебристой и немой, как рыбина, телебашни. Он не скрывается от людей – ему все равно…
«Сейчас я прыгну и увижу Валерино лицо…»
Он повисает, держась одной задней лапой, раскачивается головой вниз, закрывает глаза…
«Его холодное лицо… Он всегда был такой холодный…»
Тут он не выдерживает, отцепляется окончательно и летит камнем вниз.
Он не успевает удивиться, но того самого лица он не видит. А проносятся перед его глазами родные лица Лехи... и Марго… тут у него сжимается всё нутро от боли… через долю секунды ее сменяет Виталик: оборачивается и из-под челки смотрит тревожно. И вдруг он слышит свистящий, как у него самого, голос Володи: «Будут крылья, только позже. Ты, главное, себя береги…»
Он открывает глаза и невероятным усилием вырывает крылья из спины, расправляет их и в последний момент уворачивается от стремительно приближающейся земли.