Баллада больного влюбленного ублюдка

Двухдневное покорение Оклахомы, а именно Нормана и Талсы, должно было завершиться концертом в последней. Мы спокойно тряслись в автобусе, коротая время за опохмелением и болтовней. Мика показывала Никки какие-то простые мелодии на своей гитаре, видимо, чуть повышая его навык игры. Он слушал внимательно, даже с интересом, хоть и изредка фыркая. Гордыню Сикс подавлял неохотно, но признавать, что он не во всем лучший, иногда приходилось. Он забавно морщил нос и отводил взгляд, как маленький ребенок, которому читают нотации. С другой стороны, когда Мика не указывала ему на недочеты, а наоборот, объясняла, как следует делать, его глаза сияли и, казалось, можно было увидеть, как её мысль течет в его голову. Мы с Винсом играли в карты, дико тормозя игру залипанием в окно на мелькающие там дома и деревья. Долгая поездка нагоняла на меня тоску по дому или иному месту, где можно пожить, в метаниях от города к городу я терялся и в сознание закрадывался какой-то первобытный страх, словно я остался в грозу без крыши над головой. Поэтому стоило мне увидеть дом, особенно частный и не слишком богатый и новый, внутри начинало играть детское, лишенное всякого злого умысла, любопытство: кто и как долго там живет, кто его друзья, родные и близкие, кто враги, чем он или она увлекается. Сотня вопросов от одного только взгляда на дом. И ни одного ответа. Скука поистине другим человеком делает. Когда вдалеке начали виднеться высотки, мы приободрились: подъезжаем к Талсе − я, кажется, радовался больше всех: скитания временно прекращены, можно снова наслаждаться моментом. Вечер концерта был довольно теплым для ноября: солнце давно село, порывистый ветер носил по асфальту пару-тройку желто-коричневых сухих листьев, Талсу окутывали сумерки. Мы только закончили играть, началась ночь, на улице стремительно похолодало. Попрощавшись с залом, минуя гримерки, мы двинулись в ближайшие бары, разделившись на две привычные части: Никки и Винс − в объятья фанаток, мы с Микой, напряженно озираясь − на поиски третьей девушки. Прихватить кого-то из группис Мика наотрез отказывалась, ссылаясь на то, что могут распустить нелестные слухи. Нелегкая впервые занесла нас не в привычный клуб, полный пьяных красавиц, шума и грохочущей музыки, а в бар. Мику одолевала головная боль и желание напиться, которое я полностью разделял, поэтому относительно тихое место − в сравнении с клубом, конечно, потому что и в баре играла музыка, и велись беседы криками, − было выбрано единогласно. В центре просторного помещения с желтыми стенами и частичной деревянной отделкой находилась прямоугольная барная стойка, за которой суетилось три бармена. Стойка и стулья вокруг неё были выкрашены в красный, якобы придававший презентабельности забегаловке. На стенках, колоннах и балках под потолком висело множество тематических вещей, вроде фотографий мотоциклов и полуголых девок, флажков и картин с видами пустынных дорог. Вдоль стен стояли длинные столы с диванами по обе стороны от них, способные вместить человек шесть или восемь. Войдя туда, Мика огляделась, презрительно поджала уголок губ на пару секунд, а затем хмыкнула, решительно кинула свою кожаную куртку на диван, выбрав место ближе к дверям, и двинулась к стойке: − Даже пить не будешь? – я усмехнулся, садясь за стол. − Сейчас закажу нам бутылку, заодно и девочку поищу. Двух одним махом, - она ласково улыбнулась мне, пожала плечами и ушла. Я остался один, ожидая, когда Мика найдет нам третью, и размышляя, когда и где она успела научиться так умопомрачительно вилять бедрами. Улыбаясь, я закрыл глаза, стараясь как можно точнее запомнить её узкие плечи, изгиб талии и заметно округлившиеся после превращения задницу и бедра, к тому же обтянутые кожей штанов. От приятных мыслей меня отвлекли крики на другом конце бара, не то чтобы это было редкостью, но звуки готовящейся драки и возмущенные женские писки было ни с чем не спутать. Поддавшись любопытству, я оставил наш столик и присоединился к толпе зевак. Как выяснилось, стоило мне пробраться в первый ряд, не зря. − … Эта сука приставала к моей тёлке! – орал лысый усатый мужик средних лет, сжимая волосы Мики в руке и едва не отрывая ей голову. Рядом, слух меня не подвел, восторженно попискивала «спасенная» им от Мики девушка. Грудастая длинноногая блондинка со смазливым личиком, она могла бы мне понравиться, если бы из-за неё мы не были по уши в дерьме. Меня охватила такая паника, что я даже не стал засматриваться на её тело, затянутое в кожу и красиво подобранные банданой светлые волосы. «Вот и не вломят ей за такие вопросы», - вздохнул я про себя, плечом раздвигая толпу и выходя к ним. − Отпусти её, пидор! – ничем кроме драки это обернуться не могло, поэтому я начал с крика и удара кулаком по лицу обидчика. Он мгновенно отпустил Мику, та успела отбежать и скрыться в толпе. Я не успел. − За пидора ответишь, засранец, - шмыгнув носом, прошипел лысый, незамедлительно отвечая таким же ударом в лицо, а затем и в живот. Он выглядел и был сильнее меня, поэтому от удара я согнулся вдвое, из носа хлынула кровь. Казалось бы, любой нормальный человек не пытался бы продолжать бой, в котором ему светят только травмы и ничего более, но когда дело чести и алкоголь в крови противостоят здравому смыслу и инстинкту самосохранения, побеждает первое. Влетев в мужика в полусогнутом состоянии и протаранив плечом его грудь, я начал что было сил бить его по животу, бокам и груди. Несколько попаданий по ребрам и в солнечное сплетение слегка выравняли наши шансы, лысый взвыл от боли. Ни один удар не оставался без ответа, уже через пару секунд мне казалось, что вот-вот я выплюну все свои зубы, а затем легкие и сердце. Ярость, однако, не утихала от боли, даже наоборот. Я старался злить себя: «Он обидел нашу женщину, он пытается сделать больно тебе. Убей! Убей! Убей!». Пока простой народ болел за кого-то из нас, разделившись на два лагеря, а официанты и бармены судорожно пытались дозвониться до полиции, я успел выбить мужику зуб. Но радовался я недолго, очередной точный удар по лицу сбил меня с ног. На горло опустилась нога в армейском сапоге. Я уже едва дышал от усталости, а задыхаясь, задергался в бессильных попытках освободиться: я толкал сапог и царапал ногу, бил ногами воздух, силясь попасть по мужику, и извивался, выбивая себе глоток воздуха. Время почему-то стало тянуться до невозможного медленно, мне казалось, что я слышу удары своего сердца с перерывами на минуту, перед глазами плыл потолок, мужик и зеваки. В голове постепенно разливалось какое-то сладкое «анти-чувство», гасящее боль и усталость, я словно погружался в воду, медленно отстраняясь от своих «здесь и сейчас». В глазах уже начало темнеть, когда среди гула раздался глухой удар и вой полицейских сирен, в следующую секунду лысый грохнулся рядом. Сонливость от удушья прошла довольно быстро от нового выброса адреналина. Смерть смертью, а вот попадаться копам мне совершенно не хотелось. Над нами стояла Мика, грозно сжимая барный стул, которым она вырубила своего обидчика: − Вставай, и погнали отсюда! – вскрикнула она, напоследок, зарядив стулом девке, из-за которой и начался конфликт. Та заверещала ещё противнее, чем когда я только увидел её, и грохнулась рядом со своим дружком, держась за кровоточащий нос. Схватив меня за руку, Мика рванула к пожарному выходу через толпу. Чудом нас никто не остановил, и мы оказались вне бара, когда полиция зашла в помещение. Бегом через подворотни, миновав три квартала, мы оказались около бейсбольного стадиона. Мы совершенно не разбирали дороги, если бы тогда нам навстречу кто-то шел, его бы затоптали; если бы ехала машина, мы, наверное, пробежались бы прямо по капоту, настолько отчаянное это было бегство. Единственное, что заботило меня в тот момент – это не потерять Мику из вида. Мы неслись с ней, как стадо буйволов через реку − смертоносная сила в смертельной опасности. − Оторвались, - уперев руки в колени и тяжело дыша, я сплюнул кровь из разбитой губы на газон. Моя голова кружилась и ныла от побоев и последующей пробежки так сильно, что я с трудом различал небо, асфальт и Мику рядом с собой. − В общем-то, за нами и не гнались, - она пожала плечами, так же пытаясь отдышаться. - Прости, что вмешалась только под конец. Знаешь, так странно было осознать, что я тоже могу теперь драться, - в её голосе звучал невероятный подъем и радость. − Нет, ты что! Ты же девочка! – я рассмеялся, глядя, как презрительно морщит Мика нос от этих слов. - Спасибо, в любом случае. Даже хорошо, что не вмешивалась, отстоять свою девушку – дело чести. Пройдя вдоль стадиона, мы повернули, возвращаясь к отелю по улице, параллельной той, на которой оказался злополучный бар. Ночной город был практически безлюдным, никто не замечал пару держащихся за руки глэмеров, медленно хромавших мимо жилых домов. Мы шли молча, сжимая руки друг друга с особым ощущением, с трепетом, который появляется, когда едва не потерял свою жизнь и что-то намного важнее. Темно-синее, глубокое небо начинали украшать редкие звезды, воздух становился холоднее и свежее. Каждая мышца в моем теле ныла, в груди неприятно кололо, ссадины щипало на воздухе, зато внутри было спокойно как никогда. Пусть мы и сбежали, зато я защитил Мику. Теперь я точно знал, что мне не страшно: не побоялся один раз – не побоюсь и второй, и третий, и четвертый… «Ототрите меня от стены, я ударю его ещё раз». Оставив меня в своем 696 номере, Мика ушла к ресепшн. Дожидаясь её, я лег на кровать − долгожданный отдых на мягких подушках, который, как мне тогда казалось, я не променял бы ни на что. Глаза уже слипались от усталости, я зевал и был практически в отключке. Меня не волновало ничто на свете: ни пятно от чего-то желто-зеленого на потолке, ни открытое окно, означавшее, что я проснусь с первыми лучами солнца, ни прохлада и при этом духота в номере. Мне было настолько хорошо и плохо одновременно, что я не чувствовал ровным счетом ничего, разве что слегка радовался тому, что остался жив. Мимо отеля проехала полицейская машина, кратко озарив потолок голубым огнем мигалки и «прокрякав» нечто невнятное на всю улицу. Мне стало ещё радостнее. Мы четверо не были самыми послушными мальчиками на свете, но я всегда искренне радовался, когда какой-то козел получал по заслугам. Ты не можешь просто так быть козлом, однажды твоя жопа всё равно окажется в дерьме. Другое дело, что если ты не полный отморозок, то найдешь способ выпутаться, а если такой же мудак, как тот мужик и его телка в баре, то в дерьме им и самое место. С трудом подняв руку, я показал в окно средний палец. Акабы и Фортуна сегодня на моей стороне. Я опустил руку рядом с собой, закрыл глаза и уже почти спал, когда почувствовал, что моя футболка ползет вверх: − Нет, пожалуйста, не сегодня. Лучше утром. Меня же, блять, побили! – страдальчески взвыл я, не открывая глаз. К ссадине на щеке тут же прижалась вата, пропитанная йодом. Сон сняло как рукой. - Ай! Ай! Ай! Больно! – я мгновенно сел, распахнув глаза. − Вот то-то же. Снимай футболку, показывай, где ещё синяки, - Мика смотрела на меня строго, как мать на нашкодившего сорванца. − Может, не надо? Оно жжется, - надув губы, пробормотал я. Мика молча прижала вату к ране на них. - Ай, блять! Ладно! Я послушно снял футболку и сам удивился количеству синяков на своем теле. Если бы не столь же плачевное состояние моего противника, можно было бы сказать, что меня просто избивали. Даже строгое лицо Мики на секунду подернулось беспокойным удивлением: − Будем лечить, - возвращая себе невозмутимость, она нахмурилась, вылила ещё йода на вату и начала покрывать синяки оранжево-коричневыми сетками. Я морщился, иногда даже шипел от боли, но честно терпел, жмурясь. Мика уже дошла до синяков внизу живота, так что я предчувствовал конец своих страданий, как вдруг облегчение пришло ещё быстрее. Открыв один глаз, я увидел её сидящей в своих ногах и осторожно дующей на сохнущий йод: − Тише, малыш Томми, сейчас всё пройдет, - усмехнулась она, заметив мой удивленный взгляд. С блаженной улыбкой опустился я головой на подушки, снова закрыв глаза. Зуд и жжение на обработанной коже сходили на нет под приятным, холодным, пахнущим алкоголем дыханием Мики. Закончив, она нежно коснулась губами моего лба. «Моя женщина, только моя, самая родная, нужная и любимая. Ототрите меня от стены, я ударю его ещё раз».