Amralime

Thousand Foot Krutch – War of Change       С того момента, когда маленький Орочимару повстречал на кладбище Конохи Урсулу, прошло по меньшей мере около тринадцати лет. Уже повзрослевший юноша был бы и рад выкинуть из головы этот эпизод, да вот только амулет, который ему подарила та женщина, он носил не снимая, и небольшой кусочек дерева, до сих пор тёплый, каждый раз напоминал ему об этом дне. Орочимару никогда никому не рассказывал ни об амулете, ни о том, кто и когда дал его ему. Конечно, вездесущий Джирайя, который так часто выбешивал окружающих, спрашивал юношу, но тот просто отмалчивался. Несколько раз Орочимару даже подумывал о том, чтобы навестить Урсулу, но никогда на это не было свободного времени. И как-то раз бесконечные миссии завели трёх шиноби близ Деревни Дождя.       День тогда был промозглый, холодный, а непрекращающийся дождь был, казалось бы, постоянным их спутником. После достаточно продолжительного боя, троица хоть и вышла победителями, но получила серьёзные ранения. Тсунаде смогла немного подлечить те раны, которые могли угрожать жизни, но не до конца — её саму серьёзно ранили. Не было и речи о том, чтобы дойти до Конохи в целости и сохранности. Первым делом, конечно же, решили найти временное убежище и отдохнуть, поесть, залечить раны. А потом на ум Орочимару пришла мысль: ведь здесь совсем недалеко пустошь. А, стало быть, и старая знакомая. Он вспомнил: она говорила, что разбирается в травах. Быть может, найдётся у неё отвар от таких ран? Найти под проливным дождём на пустоши, пробираясь через высокую, по колено, мокрую траву, дом Урсулы оказалось довольно непросто с первого раза. Однако, это было единственное возможное развитие событий, в конце которого все трое шиноби оставались живы.       Дом нашли, пройдя чуть ли не всю пустошь, которой оказалось большое поле, усеянное редкими деревьями, высокой травой и ручьями от проливного дождя. Под одним из таких деревьев и стоял небольшой домик в два этажа. Около деревянных, чуть накренившихся ворот, стоял высокий фонарь, света которого едва хватало, чтобы увидеть калитку в воротах. Джирайя, хоть и получил серьёзную рану, помогал идти Тсунаде, которая кроме ран вымотала себя техникой лечения. Орочимару, как самый наименее раненный, шёл первым и с трудом открыл увязшую в грязи калитку. Дождь лил на волосы, с них на лоб и глаза, что весьма затрудняло обзор. Однако, дверь в дом найти было не так уж и трудно. Одной рукой придерживая кровоточащую рану на животе, другой Орочимару сделал несколько громких ударов по двери. Раны ранами, а приличие ещё никто не отменял, но тем не менее юноша постарался вложить в эти удары как можно больше намёков на то, что хозяевам стоит поторопиться.       Не прошло и секунды, как деревянная, увешанная амулетами и исписанная рунами дверь открылась и на пороге предстала Урсула. Точно такая же, какой её запомнил Орочимару, только на лице уже стали появляться первые старческие морщины. Глаза женщины испуганно раскрылись, а рука потянулась ко рту — скрыть ненужное в данный момент проявление эмоций. Она быстро сообразила что к чему и раскрыла дверь шире, пропуская промокших насквозь шиноби в дом.       — Присцилла, tulu*, скорее спустись!       Урсула, не говоря больше ни слова, приказала Джирайе положить Тсунаде на кушетку, стоявшую у очага, и открыла дверцы шкафа, полностью скрывшись за ними. Орочимару тяжело опустился в кресло, всё так же не отнимая руки от раны, а Джирайя, чуть не теряя сознание, сел на край кушетки.       Негромкий топот где-то сверху, затем сбоку, а потом и совсем рядом, оповестил о том, что та, кого позвала Урсула, спустилась вниз. Орочимару вспомнил, что это была тогда ещё совсем маленькая дочь той женщины, но сейчас он слишком устал, чтобы поворачивать голову и смотреть на девчонку. Рассмотреть жилище тоже было интересно, но на это не было сил. Пронзающая боль в боку не позволяла оторвать руку от раны.

***

      Присцилла быстро, насколько могла, спустилась вниз к матери и тут же кинулась к ней, не смотря на тех, кто пожаловал в такую ночь. Девушка уже привыкла к тому, что к ним часто кто-то приходит за помощью, а посему пыталась абстрагироваться от всех нежелательных клиентов. Однако, обычно мать справляется сама, но раз сейчас Урсула попросила её о помощи, то дело дрянь.       — Держи, — женщина пихнула в руки дочери несколько склянок и похлопала ладонью по двум из них, — это и это быстро в очаг, потом неси три таза горячей воды и полотенца.       Присцилла быстро сделала то, что сказала мать, и вернулась к ней. Урсула, неся в руках ещё несколько склянок и связок трав, подошла сначала к одному юноше, потом ко второму и к девушке, ненадолго прикладывая к ним ладонь.       — У этих двоих раны серьёзнее, чем у того, — женщина кивнула в сторону длинноволосого шиноби. — Займись его раной.       Урсула всучила одну из склянок дочери и стала крутиться вокруг двух других ниндзя. Присцилла прошла на другой конец комнаты и остановилась у юноши. Тот сразу же поднял на неё взгляд и в мозгу девушки словно проскочил импульс: она его уже видела. Вот только точно не помнит, где и когда.       — Мне нужно снять твою накидку, lhug*.       Юноша выдавил подобие насмешки, но отнял руку от раны и позволил снять с себя верх одежды. Пока Присцилла тянула наверх шуршащую ткань, в голове проскочила мысль о том, что она, не задумываясь, назвала его змеем. Как будто бы по инерции или... привычке. Девушка мотнула головой, отгоняя непрошенные мысли. Что за глупость. Она назвала его так, потому что у него змеиные глаза, вот и всё. Это вырвалось чисто на автомате. Сморщившись от боли, шиноби вновь приложил руку к уже оголённому боку, дабы остановить кровь. Присцилла же, стараясь не смотреть на отлично сложенное тело юноши, отняла его руку от раны и заставила его поднять её. Девушка опустилась на колени и, пододвинув таз с водой поближе к себе, стала промывать рану, аккуратно проводя по ней мокрым, тёплым полотенцем.       Рана была неглубокая, но кровь останавливаться не хотела, поэтому Присцилла прижала полотенце к ране, чтобы остановить кровотечение. Свободной рукой девушка стала откручивать крышку с баночки, данной матерью, чтобы сразу же успеть намазать мазь на рану. Полотенце пропитывалось кровью, но её становилось всё меньше, а Присцилла тем временем краснела всё больше, чувствуя, как спадающие на лоб волосы еле заметно колышутся от горячего дыхания сверху. Она держала руку на его боку и чувствовала мерный ритм сердца, а также то, как от вздохов раздуваются бока.       Убрав, наконец, полотенце, девушка несколькими ловкими движениями пальцев прошлась по коже вокруг раны и по ней самой, вызвав у шиноби тихое шипение. Когда мазь была обильно нанесена на ранение, Присцилла встала с колен и, убрав таз с грязной водой, достала с полки широкий бинт. Кто-то из других ниндзя издал негромкий вскрик, но Урсула тут же заулюлюкала и всё смолкло. Девушка, стараясь не обращать внимания на двух других раненых, вернулась к своей работе. Юноша, казалось, чувствовал себя уже лучше: лицо его избавилось от гримасы боли и свободной рукой он откинул назад мокрые волосы, мешавшие рассмотреть всё вокруг. Присцилла подошла к нему и развернула бинт.       — Подними руки.       Он послушно выполнил просьбу и девушка стала обматывать торс юноши бинтом. Каждый раз, когда ей надо было протянуть ткань за его спиной, она оказывалась к нему очень близко. Они оба молчали, но этот момент единения Присцилла хорошо почувствовала: он был такой родной и такой интимный. Девушка ясно чувствовала, как продолжает краснеть, однако тепло от разгоревшегося очага заполнило небольшую комнату и всё можно было списать на духоту. Чувствовался приятный запах трав, которые немного ранее она кинула в очаг.       — И как часто вы этим занимаетесь?       Присцилла даже не сразу поняла, что этот низкий, по-змеиному шипящий голос принадлежит юноше. Она уже закончила перевязывать рану и сейчас закрепляла концы бинта, чтобы тот не размотался обратно. Подняв голову, она посмотрела в его жёлтые глаза и пожала плечами.       — Да, достаточно часто. К нам с матерью минимум раз в три дня кто-то заходит.       Девушка проверила, хорошо ли закреплён бинт и встала.       — Спасибо, — юноша откинулся на спинку кресла и на лице его отразилось нескрываемое удовольствие от отсутствия боли. — К вам приходят только раненые?       — Нет, что ты. Обычно, толпами валят девушки с соседних деревень, — Присцилла подняла таз с водой и вылила всё в раковину. — Девушек чаще интересует их судьба и приворот парней. В этом мы им и помогаем — мы ведь ведьмы.

***

      После того, как рана Орочимару была обработана и он стал чувствовать себя значительно лучше, юноша и не заметил, как провалился в сон. Травы, чей запах полностью окутал комнатушку, были лечебными и нагоняли сон. Змей не знал, сколько проспал, однако когда проснулся, то почувствовал себя несравнимо лучше. Дождь всё ещё барабанил по окну, а в приоткрытые ставни попадали холодные капли, которые и стали причиной пробуждения. Влага нагоняла холод и сырость, и Орочимару поёжился. Он привстал на локтях и огляделся. Лежал он на довольно высокой кровати с большой периной, довольно мягкой, надо сказать, периной. В комнате были ещё две кровати, на одной из которых спала Тсунаде, а на второй было неаккуратно кинуто помятое одеяло. Несколько свечей и напольных ламп освещали помещение, которое из-за протянутых под потолком цветных балдахинов казалось круглым, как шар. В приятном полумраке Орочимару чувствовал себя невероятно хорошо, настолько, что даже захотелось спуститься вниз и поговорить с их спасительницами.       Спускаясь вниз, шиноби, сам того не хотя, подумал о той молодой ведьме с огненно-рыжими волосами, торчащими непослушными кудрями в разные стороны. Присцилла, так? Когда он впервые увидел её на кладбище несколько лет назад, то и подумать не мог, что она почти спасёт ему жизнь. Рана хоть и не была серьёзная, но попади в неё грязь и инфекции было бы не избежать, а там кто знает, чем она может обернуться. Придерживая рукой бинты на ране, Орочимару спустился вниз и зашёл в ту самую комнату с очагом. На него тут же уставились две пары глаз: чёрные, с озорными белыми отблесками, и удивлённые карие. Джирайя и Присцилла сидели около очага, пили чай и, видимо, разговаривали. Лицо лягушатника светилось, а щёки горели — Орочимару часто видел такое выражение, когда его друг собирался приударить за очередной девушкой.       Присцилла сидела на кушетке скрестив ноги, а на выставленном колене девушки сидел небольшой чёрный ворон. Около клюва и вокруг глаз перья у него были рыжие, совсем под стать цвету волос хозяйки. Ворон спокойно сидел и деловито хлебал чай из чашки ведьмы, пока та не видела.       — Орочимару, уже очнулся? Как рана? Тсунаде спит ещё?       Змей устало прикрыл глаза и сел на другой край кушетки.       — Слишком много вопросов, Джирайя.       Шиноби перевёл взгляд на Присциллу и заметил, что та внимательно смотрела на его торс. Сначала ему это польстило, а потом он понял, что смотрит рыжая ведьма отнюдь не на прелести его тела — интересовала её именно рана.       — Всё в порядке? Пока ты спал, она не беспокоила тебя? — спросила девушка и отпила глоток чая.       — Нет. Всё нормально. Где твоя мать? Я хочу поговорить с ней.       — Она скоро придёт. Вам всё равно придётся остаться хотя бы на день — раны твоих друзей посерьёзнее, чем твои.       Девушка прищурила карие глаза и Орочимару ясно уловил в её голосе некую издёвку. Она улыбнулась, словно ей понравилось поддевать его.       — О да, у твоей мамы просто волшебные руки! — вмешался в разговор Джирайя, по которому трудно было сказать, что он страдает от нестерпимой боли. — Твои руки такие же нежные, красавица?       Ситуация выходила до ужаса комичной и Орочимару мог поклясться, что заметил, как глаз рыжей стал дёргаться.       — Не будь у тебя раны, я бы тебе всекла, похотливый ты gwaun*.       Джирайя засмеялся и чуть не расплескал остатки своего чая.       Вскоре, поправляя растрёпанные волосы и придерживая рукой рану на животе, к ним спустилась Тсунаде. Огонь в очаге уютно трещал, в стекло барабанил дождь, а Присцилла, с детской радостью, слушала рассказы о путешествиях этой троицы. Когда чай был допит, в голову к ведьме пришла одна идея, показавшаяся ей тогда очень забавной.       — Хотите, я скажу вам ваше будущее?       Первым радостно закивал Джирайя, потом Тсунаде кивнула и улыбнулась, а Орочимару согласился просто за компанию. Присцилла поставила свою пустую чашку на полу рядом с очагом и спустила ноги вниз. Ворон, с недовольным карканьем, перебрался с колена на плечо хозяйки.       — И что, давать тебе руку? — спросила Тсунаде, подсаживаясь ближе.       — Нет, я гадаю не по руке. Вы ведь допили свой чай? — получив в ответ утвердительные кивки, ведьма улыбнулась. — Я вижу будущее по остаткам чая.       Приняв все три чашки, Присцилла начала с чашки Джирайи. Чаинки, которые складывались на дне в причудливые узоры и формы, как фотографии показывали ведьме будущее того, кто выпил чай, заваренный из них.       — Я вижу много сражений и славу. Вижу тебя совсем взрослого, в красном одеянии, на огромной жабе. И... — рыжая подняла голову и перевела взгляд на Тсунаде, — её рядом с тобой. Всегда.       На лице девушки появилась улыбка, заставившая белокурую шиноби покраснеть, а Джирайю засмеяться.       — Тсунаде, это же судьба! — ниндзя попытался положить руку на плечо девушки, но та, несмотря на ранения, дала такой сильный подзатыльник парню, что тот повалился с кресла.       — Твои чаинки показывают почти тоже самое, что и его. Ваши судьбы связаны. Однако, вы сами решаете свою судьбу и всё можете изменить, так что не принимайте мои слова близко к сердцу, — Присцилла поставила их чашки на пол к своей и потянулась за последней.       Орочимару смотрел на неё внимательно и серьёзно, и девушка чувствовала себя немного неуверенно под таким пристальным взглядом, однако пыталась перебороть себя и принять более уверенный вид. Взяв чашку, она внимательно всмотрелась в чаинки и... ничего не смогла разглядеть. Помотала головой, поморгала — ничего. Просто размазанные по стенкам чашки остатки чая.       — Чертовщина какая-то... — пробормотала ведьма и предприняла ещё одну попытку что-либо разглядеть.       — Не можешь? — внезапно подавший голос ворон почесал себя под крылом и слегка клюнул девушку в мочку уха. — Это ведь значит, что он...       Ворон не успел договорить, как Присцилла двумя пальцами ловко перехватила его за длинный клюв, не позволив продолжить. Шиноби переглянулись, наблюдая за столь странной ситуацией, но промолчали.       — Din*, Диаваль! И без тебя знаю, что это значит, глупый craban*!       Рыжая отпустила ворона и тот, явно обидевшись, упорхнул на шкаф. Три пары удивлённых глаз уставились на рыжую, а в глазах Орочимару она прочла явный интерес. Однако, никто из них не успел что-либо сказать, так как резко распахнулась дверь и, снимая на ходу мокрый плащ, в дом вошла Урсула, забрав на себя всё внимание раненых.       Присцилла поднялась наверх, всё ещё сжимая чашку Орочимару в руке, и закрыла дверь. Прислонившись к ней спиной, она сползла по ней вниз и закрыла глаза. Конечно, она тут же поняла, почему не может увидеть будущее юноши, но до последнего ей не хотелось признавать это самой себе. Она помнила, как встретила его на кладбище, когда была совсем маленькой, и его образ хорошо отпечатался в её памяти. И казалось бы, что в нём такого? Всего лишь перевязала ему рану, оказала помощь, какую оказывала сотни, тысячи раз до этого. Но тем не менее она чувствовала что-то странное, какое-то чувство глубоко в груди, которое приятно разрасталось при его присутствии.       Девушка ещё раз посмотрела в чашку и снова ничего. У ведьм существует такое поверье: ведьма не может увидеть своё будущее и будущее того, с кем будет неразлучна всю свою жизнь. Так многие матери не могли предсказать будущее своим детям и мужьям. Присцилла вновь закрыла глаза и в голове всплыл низкий, шипящий голос, от которого по телу пробегали мурашки.