bitchhouse

      Удар о холодный пол – и я не чувствую тела. Сверху наваливается Поттер, пару новых проблем; они нещадно давят на позвоночник и едва не проламывают кости напополам. Я и слова вымолвить не могу; упал на спину, неудачно перевернувшись в полёте, и хлопок о мрамор выбил последний воздух из лёгких. Наверное, сейчас я похож на рыбу, кровожадно выброшенную на берег, однако, где моя вода, куда вернуться, чтобы остановить поток ядрёной боли?.. Сотни бессвязных фраз кружатся в урагане мыслей, и я уж не уверен, умер, в обмороке, или на самом деле безмолвно пытаюсь сказать пару ласковых. Настолько ласковых, что каждый рядом стоящий закрыл бы уши руками от протяжного крика, властно посылающего в недра ада на каторгу демонам. Я эдакий неудачный эксперимент Господа, который сочетает в себе слабость и внутреннюю силу; грех и невинность, удачливость и череду неудач. «Как жить, если в тебя влит такой неустойчивый коктейль. Как стоять на Земле, не желающей помочь?» - немой вопрос самому себе, пока я всё ещё не обрёл дар изъясняться по-человечески. Поттер сверху, кажется, копошится, в надежде протягивает руку. Рукопожатие?.. А, чёрт, он хочет, чтобы я встал. Смотрю на этого обделённого умом сквозь щелки чуть приоткрытых век и про себя гневно посылаю его на ху… На худой конец, к Снейпу на отработки – от чего-то сжалиться над Героем показалось хорошей идеей. Поттер же пытается помочь! Как и облегчить жизнь эльфам, и пресечь пренебрежение прав грязнокровок - снизошёл и до таких бедолаг, как я, распластавшихся на прохладном полу без единой возможности сказать хоть слово; хоть «спасибо», хоть «отвали».       - Не благодари, - произносит Поттер и собственноручно ставит меня на ноги. Что ж, остаётся смачное «отвали»…       Стоять на своих двоих оказывается труднее, чем я предполагал. Ноги словно под завязку набиты ватой; колени подгибаются назад, а таз ощутимо покалывает от быстрого притока крови. Если бы не Герой, я бы снова упал, к тому же в разы сильнее, ведь перевернуться для облегчения мощности удара сил уже нет. Поттер прислоняет меня к своей груди, невзначай обвивая руки вокруг торса, чтобы держать крепче, и тихо спрашивает:       - Невилл, ты что тут делаешь?       - Прости, Гарри. Я думал, Малфой опять начнёт выяснять отношения кулаками, - кажется, Долгопупс действительно не хотел меня напугать, убить или заживо утопить в туалете, но человеческий фактор возымел верх до такой степени, что пришлось приютить Поттера в своей кабинке. Просто так – совершенно без причины – я пожертвовал спиной и ныне ободранными ладонями.       - С чего бы?       - Астория сказала, что ты первый назвал Драко шлюхой.       - Драко, это неправда, клянусь! – в чувствах шепчет Поттер прямо мне на ухо. Идиот, твой голос я услышал бы и за сотню метров; вовсе незачем подбираться так близко к эрогенной зоне.       - Кажется, ему что-то не нравится, - замечает чуткий Невилл, заглядывая в мои глаза, полыхающие жгучим возмущением.       - Конечно! Гриффиндор больше не будет воспринимать его как принца, и потому Драко…       - Гарри, - с нажимом повторяет тот, - думаю, Драко сейчас не до мнения остальных факультетов. Поттер неожиданно понимает намёк.       - По виду и не скажешь, что Слизеринскому принцу херово, - «конечно, ведь я всегда великолепен».       - Давай перенесём его в Больничное Крыло?       - Он такой лёгкий, что я и сам справлюсь, Невилл. Успокой лучше наших и скажи, что вовсе Драко не шл… ну, ты и сам знаешь.       - Ладно.       - Бывай, - Поттер машет на прощание и поворачивается своими зелёными глазищами ко мне. – Сейчас я возьму тебя на руки, - проводит ладонью по волосам. – Хнах, ты напоминаешь мне заносчивого кролика, который по собственной глупости попал в лужу, - Поттер тепло улыбается и берёт на руки мою ослабшую… ну, если кролик, значит тушку.       Как ни стыдно признавать, Герой прав. Глупость иногда настолько велика, приправляемая желанием отомстить и враждой, что берёт поводья мыслительного процесса в свои цепкие лапы и делает, что заблагорассудится. Вот и я попал впросак, отдаваясь эмоциям - чёртовой… мести. Как вообще можно хотеть навредить Поттеру, если он, храня в сердце неугасаемую ненависть, помогает? Пусть не так масштабно, как эльфам и обиженным на несправедливый мир, но крепкая рука, протянутая уверенно, словно так и должно быть, - самое приятное, что только можно найти на белом свете. Видеть в чьих-то глазах бескорыстное желание помочь, разделить горе пополам, чтобы то было вдвое легче… Великое счастье. У меня никогда его не было. Никогда – пугающее слово, которое значит слишком много.       От дикого контраста переменчивых мнений о том, что Поттер вовсе не напыщенный Герой, а самый добрый и храбрый человек, которого я только знаю, снова покрываю солёными дорожками собственные щёки. Сколько можно? Кажется, я буду неженкой до тех пор, пока всё не вернётся на круги своя. А голова, соглашаясь с сердцем, подсказывает, что ничего уж не вернётся к истокам: поезд уехал, закатав за собой массивные рельсы – если и продолжать путь, то либо пешком, либо… принять помощь Поттера и полететь; только не догоняя поезд, а навстречу противоположному горизонту, который сейчас раздваивается в слёзных глазах и переливается яркой радугой.       - Пот-тер, - хриплю; но в то же время чувствую острую необходимость что-нибудь сказать, поделиться бушующим ураганом внутри. – Ты…так-кой неправ-вильно хороший…       - Ты плаче… Драко, ты, что, плачешь? – Поттер недоумённо проводит рукой по мокрой щеке. - Эй, кролик, - он ласково поднимает моё лицо за подбородок, поглаживая его большим пальцем, – что случилось?       - Ты… такой хор-роший…       Я вижу мучительный блеск его глаз, когда думаю, что зря всё это затеял. Поттер будто бы не дышит, прижимая меня крепче к своей груди – чтобы я дышал за него. В ответ сцепляю пальцы за шеей, повиснув, как девушка на своём молодом человеке, и часто-часто дышу в местечко рядом с ухом. Поттер втягивает воздух через нос.       - Ты тоже, Драко, хороший, когда, будучи милым кроликом, не корчишь из себя хорька.       На его «кролик» я решаю промолчать – это, во всяком случае, лучше, чем «шлюха»… И всё-таки, Поттер необыкновенный: вкладывает в одно слово столько нежности, сколько не слышно в первом детском «мама» или «любовь моя» после пылкого поцелуя. Словно бы всю его жизнь сладкое «кролик» вертелось на языке, насыщаясь дружескими подбадриваниями, словами привязанности, поддержки, возможно, любви… А затем Поттер дарит его мне, перекатывая языком букву «р», будто леденец, и продолжает свой ход. Словно ничего не случилось; хотя, кажется, мир пошатнулся, роняя пиковые башни моего представления о прекрасном. Поттер был прекрасным врагом… а теперь он будет прекрасным знакомым. Одним на миллиарды полыхающих звёзд ночного неба, одним лучом утренней зари, одним – но не моим… Поттер, думается, принадлежит всем и каждому; и я завидую воздуху прохладной гостиной Гриффиндора, который может ласкать его тело спросонья, не страшась. Завидую воде, которая умывает его руки, дождю, который он вбирает в себя волосами, земле, по которой идёт легко и непринуждённо; завидую всем стихиям… кроме ветра. Поттер не любит ветер. Он его избегает: кутается в толстовку, мантию, волосы Грейнджер, руками обхватывает себя на манер смирительной рубашки – сделает всё, что угодно, лишь бы не почувствовать его хлёсткое касание. В голове всплывает забавное воспоминание: мать говорила, что родись я девушкой, непременно был бы назван Венди, в честь ветра… Случись так, я бы никогда не коснулся… А, в прочем, забыли.       Дельный парадокс: у меня ненастоящие друзья, но полноценный враг, который поднимает чувств больше родственников и душевных услад. Возможно, он – мой парангон? Та самая ракушка с жемчужиной, завалявшаяся среди стекла и камней, похожая снаружи на все остальные минералы, но внутри скрывающая моё сердце? Тем проще объяснить привязанность и желание извечных соревнований – скорее всего, я просто хочу получить то, что мне принадлежит.       Осталось только разобраться: я отвоёвываю сердце или Поттера целиком?