В Шторме

Мара быстро шла вдоль коридора, смотря вперед мутными от непролитых слез глазами; ощущая замешательство, страх, волнение... связь... C удивлением она увидела стоящего в дальнем конце Палпатина, в окружении ожидающих его распоряжений двенадцати гвардейцев. Тяжелые черные одежды ярко контрастировали с невыразительными белыми стенами. Абсолютно тихий, в почти медитативном состоянии, он источал мощь, темную и властную. Неужели он знал? Знал, что только что произошло? Ждал здесь, используя Силу, чтобы подслушать и убедиться, что Мара не подведет его? Это было жестоким тестом. Она шагала к нему, ощущая волну смелости от наполнившего ее негодования. Набрав в легкие воздух, Мара приготовилась высказаться... Он слабо двинул рукой в странно недовольном жесте, сломавшем ход ее мыслей и позволившим ему говорить первым: - У меня есть задача для твоих особенных талантов, Мара. Сегодня ты должна улететь. Пойди, приготовься, я объясню все тебе позже. И с этими словами он прошел мимо нее, не оглядываясь, явно сосредоточившись мыслями на Скайуокере. Мара была оставлена одна в пустом коридоре, чтобы задаться вопросом: а было ли это вообще каким-то тестом? Не была ли она только пешкой в большей игре – финальным поворотом ножа в душе пленного джедая, еще одной возможностью показать ему, насколько одиноким он здесь был. Холодная дрожь прошибла позвоночник; Мара списала ее на морозный воздух нижних подземных уровней. На мгновение в голову пришла мысль: если бы это был не императорский дворец, а какое-нибудь другое место, могла бы она вернуться к Скайуокеру? Чтобы закрыть глаза, отвернуться и прошептать ему: "Беги!" Она быстро пошла вперед, спеша уйти из этого холодного подземелья. Не имело никакого смысла оставаться здесь дольше; скоро - возможно сегодня - джедай тоже уйдет, если не физически, то душой и сердцем точно. Она должна позволить ему сделать это; если смотреть правде в глаза, он уже был потерян. Только не признавал этого. Но ее Мастер изменит его отношение, как изменил все остальное, чтобы удовлетворить свои желания и страсти. Да как Мара смела предположить, что могло выйти хоть что-то из того, о чем она сейчас подумала? Неужели она хоть на миг допускала подобное? Мастер был прав. Сострадание несло в себе страшную, разрушительную слабость. *** Люк спокойно сидел на полу мрачной камеры, когда туда вошел Император. Мощное присутствие в Силе ярко контрастировало с высохшей фигурой. Проходя мимо Люка, он задел тяжелым плащом его лицо - окутывая удушающей чернотой, словно погружая глубоко под воду. Но Люк не отреагировал, он потерял во тьме все, что у него было - возможно, ему уже было все равно. Все его тело болело так, что стало невозможно выделять отдельные раны - все сливалось в одну сплошную боль, настолько интенсивную, что даже простое движение вызывало жесточайшую, пронзающую насквозь судорогу, с которой он ничего не мог сделать, кроме как просто застыть и переждать. Странно, но избиения больше не добавляли боли. Точнее, боль была адской, но не сильнее пика того момента, когда ее причиняли. И он учился. Учился тому, что с болью можно справляться - не игнорировать ее, а в какой-то мере допускать, терпеть. Существовать. На память пришли далекие слова его отца, что иногда это было самой большой победой - просто существовать. Тогда он отклонил их – теперь же… понял. Понял, что триумфом могла быть способность просто остаться в своем уме еще один день. От попытки сконцентрироваться болела голова – от одной лишь попытки следить за проходящими часами, чтобы как-то отметить время. Или это было из-за наркотиков, которые подавляли его, но не давали отдыха. Люк смутно помнил свои мысли по этому поводу - помнил, что у Палпатина был наркотик, который самовоспроизводился, несмотря на применение Силы против него. Это было нормально? Ему было все равно. Его больше не волновал этот факт. Не волновало, что думает Палпатин. Разве это важно? Он посмотрел на старика, на понукающую, довольную улыбку на бескровных губах, на победный блеск в злобных желтых глазах, и понял, что Палпатин слушает его мысли. Но разве это важно? Все это больше не волновало его. Ему было все равно, что он сидел сгорбленный на грязном полу, привалившись спиной к стене… как иронично… Люк помнил, что это было важно для него когда-то. Это казалось настолько важным, что он выпрямлялся. Теперь он не мог вспомнить, почему. Теперь он просто неуклюже сидел на полу - потому что это было не важно. Значит поднимись. Встань. Борись. На какой-то момент он прекратил думать, пытаясь сплотить себя, чтобы забыть о боли, дрожи, голоде, разбитых мышцах - чтобы встать. Но он не встал - какой был смысл? Его только вновь собьют с ног. Вечность в этой камере, с постоянно провоцирующим Палпатином, толкающим его к пропасти, растирая в пыль его пошатнувшуюся решимость… Он ожидал быстрого конца: сказать "нет" и быть убитым. Не того, что он будет изолирован и обезврежен, находясь с язвительным и озлобленным, беспощадным и неустанным Палпатином. Режущим его по частям. День за днем, день за днем. Смерть от тысячи порезов. Вялое шипение замков прервало ход его мыслей. В камеру вошел охранник. Удивленный присутствием Императора, человек низко поклонился - и Люк увидел, что у него было в руке. Он тотчас отвел взгляд, уставившись в пол, но было уже поздно – ситх конечно же понял. Он понимал и знал обо всем остальном - почему сейчас должно быть по-другому? Не успел Палпатин спросить, почему ему помешали, как мгновенная вспышка эмоций джедая - немедленно погашенных и скрытых - заставила его улыбнуться. Жестокой тонкой улыбкой. Когда он увидел новую возможность для проверки уровня контроля над ослабевшим в своей решимости мальчишки. - Поставь это здесь, - с легкостью произнес он, наблюдая за своим джедаем - не в силах сдержать удовольствия от предвкушения. Люк смотрел перед собой, делая сознательное усилие не поднимать взгляд. Присев, охранник поставил у ног Палпатина стакан, открыл серебряную флягу и стал переливать в него воду. Кристально чистая мелодия льющейся воды наполнила все вокруг. Не удержавшись, Люк на мгновение бросил на нее взгляд. Охранник встал, поднял чашу для умывания и, отвесив еще один поклон, вышел. Долгое время Палпатин ничего не говорил, наслаждаясь отчаянным желанием мальчишки, бушующим внутри, в резком контрасте с его спокойной, сдержанной маской. Палпатин собирался сегодня подчеркнуть бегство Мары, но новая идея была гораздо лучше. Это было удобной возможностью посмотреть насколько его джедай готов уступить новому Мастеру. На что он безропотно согласится, а за что у него еще хватит духа бороться. Поэтому ситх ждал, наблюдал, позволяя висеть тяжелой тишине - чтобы дать его пленнику время понять наступающую игру. И когда он стал вполне уверен, что тот понял, начал: - Ты хочешь пить, джедай? Находясь без сознания в отсутствие Палпатина, без еды и воды много дней, Люк знал, что находится на грани. Без еды он мог обойтись, но без воды... Он отчаянно нуждался в воде. И постоянное головокружение и мучимые судорогой мышцы напоминали ему об этом. Император позволил ему промолчать, наблюдая, как мальчишка стиснул челюсти и решительно уставился в пол и как несколько раз, почти неощутимо, покачнулся вперед и обратно; каждой клеткой своего естества он был сосредоточен на стакане воды. - Если хочешь пить, возьми стакан, - почти мягко предложил Палпатин. Несмотря на все усилия, Люк не смог остановить себя. Против воли взгляд медленно потянулся к воде. Не двигаясь, он тихо наблюдал, как, собираясь вместе, по запотевшему стеклу сбегают мерцающие под резким светом капли. Он наблюдал крошечные блики в легком колебании воды и медленно увеличивающиеся, преломляющие свет лужицы. Он наблюдал, как отцепившись от стенок внутри стакана, головокружительно всплывают наверх последние пузырьки воздуха. Он мучительно знал о своих треснувших губах и пересохшем горле - настолько сильно, что больно было даже говорить. Все его тело жаждало воды того стакана, вопя об облегчении - которое было прямо здесь, прямо перед ним. Какое-то время он не двигался; лишь чуть покачивался от нерешительности. Он должен пить, должен получить воду. Постоянная пульсирующая боль и дурман в голове, спазмы мышц - все говорило об обезвоживании. Люк знал эти симптомы - жизнь в пустыне научила его. Он нуждался в воде. Но он не решался - ожидая услышать, что потребует за нее Император, у которого все имело цену, включая и эту воду. Медленно и демонстративно стакан заскользил к нему, дребезжа стеклом по затертому полу. Используя Силу, Палпатин пододвинул его к центральной точке между ними и стал ждать дальше, смакуя происходящую перед ним борьбу. Три раза пальцы его джедая дергались, почти протягиваясь к стакану, но останавливались, прежде чем сделать это. Наконец, нерешительно, зная, что им играли и зная, что он не мог больше сопротивляться, он все же протянул руку. Палпатин удовлетворенно улыбнулся. - Но ты же понимаешь, что должен заплатить цену. Мальчишка остановился, утомленный, осторожный. Не поднимая глаз, спросил: - Какую? - тихий, хриплый и покорный голос. Император не ответил, вместо этого он поднялся и медленно обошел Скайуокера, заходя ему за спину. Безмерно довольный, что джедай не возмутился и не разгневался - и даже не удивился, что Палпатин остановил его. Пленник не подверг сомнению ни факт, что должен остановиться, ни факт, что удовлетворение столь естественной человеческой потребности имело цену. Он только хотел знать ее стоимость. Палпатин присел позади, положил руки на израненные плечи мальчишки и был вознагражден, почувствовав его напряженное тело. Склонившись, ситх прошептал: - Встань на колени. В такой близости, в прямом физическом контакте, Палпатин ощутил пьянящий взрыв эмоций джедая: и потрясение, и гнев, и отвращение. Мальчишка попытался повернуться, но ситх обхватил руками его голову и вынудил вернуться к стакану. - Смотри! Не прекращай смотреть на то, что желаешь - на то, в чем нуждаешься, чтобы выжить. То, что ты хочешь – это главное, как ты этого достигнешь – не имеет значения. Я прошу о такой мелочи. Единственное, что останавливает тебя - гордость и высокомерие. Которые... - НЕТ! - Скайуокер вывернулся из его рук, дернувшись вперед. От слабости ему пришлось опереться всем весом на руки - выворачивая сломанное запястье и вопя от боли. - Да уж, - глумился Палпатин, вставая и отходя от сгорбленного человека. - Это намного достойнее. Скайуокер продолжил сидеть, сильно согнувшись, с низко повисшей головой, оперевшись одной рукой в пол и прижав другую к запыхавшейся груди. Палпатин снова сел, черный плащ всколыхнулся волной. - Посмотри на себя. От тебя осталась пустая оболочка. Несколько рваных воспоминаний о человеке, которым ты был. Ты - ничто. Мальчишка не поднял головы и не отрицал слов, брошенных против него. Палпатин наклонился вперед и, будто откусывая слова, произнес с абсолютной, обвиняющей злобой: - Ты - ничто. - Тогда убейте меня, - голос был очень тихий, хриплый, фактически шепот. Палпатин безжалостно засмеялся и вновь расслабился, восстанавливая самообладание. - Я уже говорил тебе, что никогда не убью тебя. Что бы я с тобой ни сделал, я буду всегда восстанавливать тебя, постоянно, снова и снова. Ты принадлежишь мне. - Тогда дайте мне воду. - Ты получишь ее. Только встань на колени. Джедай снова взглянул на стакан. Палпатин протянулся к нему Силой и слегка встряхнул - чтобы разъяснить: он запросто опрокинет его, если мальчишка решит пить без разрешения. Люк опустил глаза, глядя на избитые руки, куда угодно, только не на стакан. И Палпатин видел, что тот был полностью потерян. - Борьба закончена, друг мой. - Палпатин мягко коснулся ума мальчишки. – Ты же понимаешь все не хуже, чем я. Прими это, и сделай так, как я прошу. Мальчишка медленно качал головой, но не поднимал глаз. Он был так близок сейчас - так близок к сдаче. Палпатин чувствовал его безысходность, опустошение, отчаяние. Это притягивало и опьяняло словно наркотик. - Почему это так трудно? Это - пустяк; здесь только ты и я. Сидишь ты или стоишь на коленях - нет никакой разницы. Единственная разница в твоей голове. «Нет! Не другое! Другое только в твоей голове», - внезапно в памяти Люка всплыл голос его старого Мастера, говорящего те же слова. Неужели он, и правда, говорил их? Казалось, это было так давно… в совершенно другой жизни. Он изо всех сил пытался вспомнить имя своего старого Мастера... но оно ушло, потерянное и забытое. Будто читая его мысли, Палпатин спешил дальше, перейдя на великодушный тон: - Сопротивление, которое ты чувствуешь, является пережитком старой жизни… жизни, которая теперь безвозвратно ушла. Ты уверен, что это вообще было твоим собственным, а не чьим-то сражением? Ты ведешь бои тех, кто оставил тебя бороться в одиночестве. Мальчишка издал звук, похожий на удерживаемый стон. Усмехаясь, Палпатин подался вперед в восторженном ожидании. Люк балансировал на самом краю. Было ли это так ужасно, встать на колени? Да. Да, но он хотел пить. Он нуждался в воде. Палпатин был прав, никто не заботился о нем; зачем он боролся, когда всем все равно? Это был такой пустяк, встать на колени. Это было ничто, теперь. Он сам был ничто. Так какое это имело значение? Только встань на колени и возьми воду. Если ты сделаешь это, ты отдашь свою жизнь под его контроль. Навсегда. Если он побьет тебя раз, он будет делать это снова и снова. Ты хорошо понимаешь это. Люк провел пересохшим языком по пересохшим губам - он нуждался в воде. Комната кружилась вокруг, и он понимал, что это не только из-за наркотиков. Он вырос в пустыне и знал, что такое последовательное обезвоживание. Он нуждался в воде. И она была здесь... прямо перед ним! Если ты сделаешь это, ты отдашь контроль над собой. И независимо от того, что случится потом, независимо от того, куда ты пойдешь, ты никогда действительно не оставишь эту камеру. Ты никогда не оставишь эту камеру. Люк смутно осознавал, что немного раскачивался, разрываясь от противоречивых эмоций - в отчаянии от невозможности принять решение. Сделай выбор! Возьми воду. Она перед тобой. Прямо здесь! Встань на колени и выпей воду… какое это имеет значение? Ты все равно встанешь на колени в конечном счете - ты же знаешь это теперь - знаешь, что это правда. Встань на колени - и ты выйдешь отсюда сегодня… Он взглянул на Императора и увидел... Увидел холодную черную душу позади тех жестоких желтых глаз. Увидел его наслаждение, удовлетворение, его экстаз от борьбы Люка, его предвкушение господства. Возмущение, негодование и расстройство кристаллизовались в холодную ярость. С потрясающей внезапностью Люк протянулся Силой и со свирепым неистовством швырнул стакан в стену, разбивая вдребезги на крохотные кусочки, взорвавшиеся вспышкой мокрых, острых осколков. Император в неверии приподнялся, в гневе стал вскидывать руку… но Люк уже был почти на ногах навстречу удару молнии. И впервые он поглотил ее, направляя и толкая обратно так, что она затрещала, сталкиваясь со встречной энергией и зажигая тонкие разряды, прошедшие через защиту Палпатина и опаляющие его одежду и кожу. Оба толкали с яростью и силой, скользя ногами по гладкому полу. Но шок от того, что он сделал такое, нарушил концентрацию Люка, и когда ситх потянул к себе больше мощи, бросая ее в противника со зверским неистовством, того отшвырнуло назад, вышибая прочь всякую мысль о дальнейшем сопротивлении. Он был без сознания, прежде чем упал на пол - что никак не повлияло на безостановочный гнев Палпатина. Когда алые гвардейцы открыли наконец дверь, Император все еще кипел от возмущения. Он повернулся к ближайшему из них и с холодной яростью произнес: - Мой джедай хочет воды. Окуните его в нее. И затем вколите наркотик. Люк пришел в себя от льющейся на него ледяной воды. Ошеломленно втягивая воздух, не в силах даже вскрикнуть от шока, он вскочил. Но кто-то сзади тут же схватил его за руку, и он дернулся от пронзившей ее колющей боли и сжался в ожидании последующего избиения. Но все закончилось так же внезапно, как началось; охранники вышли, оставляя за собой знакомый двойной лязг дверей и глухое шипение герметизации. В течение нескольких секунд Люк мог только дышать – ледяная вода в холодной камере замораживала рассудок. Однако пульсирующая острая боль в предплечье постепенно начала брать верх. Вздрогнув, он нащупал обломок сломанной иглы, осторожно вытащил дрожащей рукой и бросил его в скопившуюся вокруг воду. От нахождения с головы до пят в этой ледяной воде температура тела резко снижалась, и его начала колотить безудержная дрожь. Обхватывая себя руками, Люк отполз в угол камеры. И только, когда он заметил там осколки стакана, оцепенелый ум понял больную иронию Палпатина. Он хотел воды. В этот мрачный момент в голову пришла мысль найти крупный осколок стекла, которым можно нанести себе смертельную рану - но он отказался от нее, понимая, что Палпатин не позволит этого, а он только жестоко поплатится за вызов. Дрожа всем телом, Люк крепче сжался в углу, и серая мгла наркотического дурмана начала тащить его в забытье. Он знал, что ему слишком холодно, знал, что не должен спать - сон ослабит те немногие силы, что у него еще сохранялись. Но он был слишком истощен, чтобы бороться с приближающейся темнотой. Абсолютно белый цвет камеры - стен, пола, потолка - напомнил его расплывающемуся сознанию о Хоте, о снеге, падающем в ослепляющем вихре. Перед глазами темнело. Не спать. Разум медленно дрейфовал к воспоминаниям о Хане, отпаивающим его кореллианским бренди, чтобы справиться с холодом. Люк понял, что глаза закрыты, и немедленно распахнул их. Не спать. Он вспомнил об уговорах Хана, когда тот нашел его в снегу: "Не спи, Люк. Борись!" Зубы стучали… они реально стучали! Он рассмеялся вслух, и холодный туман от его дыхания разлетелся в разные стороны. Время замедлилось - мышцы расслабились, перестав поддерживать слишком тяжелое тело, голова свесилась на грудь. На полу перед ним появились две алые безупречные окружности - казалось, что капли стекающей по его лицу крови появляются из ниоткуда. Замерев, он смотрел на них. По телу прошла очередная дрожь. Не спать… Не… Развернувшееся видение властно оттолкнуло тусклую наркотическую мглу, расцветая в абсолютной тишине, словно цветок, спокойно и изящно.

Два пятна, безупречные окружности, глубокого алого цвета... Кровь на снегу. Его кровь, давно… Раны, замерзающие прежде, чем покрыться коркой. Холодный белый цвет сменялся теплым красным, окрашивая хрустящий чистый след. Его кровь. Его жизнь… Все исчезало. Изморозь ледяной синевы в темноте. Оставались только те рубиново-красные пятна... В сильном порыве ветра снег превратился в пыль и песок, ураган в пустыне; два распаленных алых солнца стояли над горизонтом. Татуин - вопиющий жар, достигающий костей, раскаленный песок в приятном тепле сумерек. Два солнца, оставляющие пламенно-затухающий след на бледных небесах, корчась в мареве собственной температуры. Люди, места, воспоминания - такие же бледные, как светлый песок... Были ли они вообще? Так давно… Его прошлое, его будущее; вся его жизнь исчезала вместе с заходящими солнцами… Падение во Тьму…

*** После провалившейся попытки принудить Скайуокера встать на колени, Палпатин вернулся к нему с удвоенной решимостью заставить того сделать это силой - не в настроении больше играть в игры. Едва войдя в камеру - прежде чем его изнуренный до крайности джедай даже попытался подняться - он швырнул в него молнию яркой раскаленной добела мощи, отбрасывая назад и заставляя кричать от шока. Два алых гвардейца вытащили его в центр камеры, подняли вверх и пнули по ногам, вынуждая упасть на колени и держа на месте с вывернутыми за спиной руками. Палпатин присел перед кричащим мальчишкой - частично от негодования и досады, частично от невыносимой боли. Схватив за пропитанные кровью волосы, он дернул его голову назад - сдерживая слабые попытки борьбы и смотря в те дикие, бурные глаза холодного синего цвета, полные возмущенного гнева. - Ты должен становиться на колени перед своим Мастером. - Вы мне не Мастер! - провопил он, но вышедшие из пересохшего горла слова получились сиплыми и нетвердыми. - Тогда поднимись, - понукал Палпатин, и мальчишка высвободил животный крик досады и ярости - и полного поражения. - Отпустите его, -распорядился наконец Палпатин, вставая и отворачиваясь, пока охранники не закрыли за собой дверь. Скайуокер оставался на коленях, повалившись на пятку одной ноги. Пытаясь защитить сломанную лодыжку, он неловко повернул ее в сторону, одну руку плотно прижал к себе, второй опирался на холодный белый пол, запачканный темными пятнами давно высохшей крови. Мгновение Палпатин думал, что тот понял урок, но резко опустившиеся плечи мальчишки и рука, на которую он опирался, чтобы не упасть, сказали о том, что сейчас он попросту не может сесть по-другому. Ситх осторожно обошел своего пленника, пытаясь оставаться вне его досягаемости на случай, если тот набросится, как раненый зверь - зная теперь, что он был на это способен, когда балансировал так близко к краю... Вчерашнее открытие - способность Скайуокера отразить молнию Силы, возвращая ее к источнику – потрясло их обоих. Но это свидетельство его мощи только увеличило маниакальную мстительную потребность Палпатина господствовать над ним. Он понимал, что играл в опасную игру, рискуя собственной жизнью - и именно поэтому он должен был установить абсолютно полный контроль над этим джедаем. Палпатин толкал и подгонял его к Тьме, зная, что в момент, когда мальчишка уступит, он будет владеть несравнимой мощью. Мощью, которая так легко может направиться на его нового Мастера. Таков был путь Темной Стороны – Палпатин был научен этому на личном опыте, пройдя жесткий урок со своим собственным Мастером. Но теперь, со Скайуокером, риск был десятикратен, потому что его мощь будет абсолютной. Так должно было стать еще с его отцом - но тогда невероятный потенциал пострадал из-за ослабленного тела. С ребенком Вейдера будет по-другому; Палпатин будет обладать этой мощью, управлять и направлять ее так, как считает нужным. Сама мысль об этом вызывала головокружение, а дикий, изнуряющий страх в его черном сердце толкал к получению полного контроля над душой и разумом джедая. Да, страх. Прошло так много времени с тех пор, как он ощущал его. Но здесь, перед этим существом, буквально пульсирующим мощью, он вновь испытывал резкий вкус кислоты в горле, и именно это заставляло его чувствовать себя живым. И чем больше он боялся, тем больше был ведом и вдохновлен жаждой обладать этим источником. Он ощущал эту мощь внутри своего джедая - как нарастающее и взывающее об освобождении давление. Еще немного. Нажать чуть сильнее. Он снова присел, поднимая за подбородок окровавленное лицо Скайуокера, слыша частое рваное дыхание: - Где твои силы, друг мой? Где теперь твоя железная воля? Мальчишка был тихим, оцепенелым от истощения. - У тебя больше ничего не осталось? Это все твои убеждения? Как легко рушатся твои принципы. По-прежнему мальчишка был тих, не пытаясь даже отодвинуться, когда Палпатин, убрав руку с лица, провел бледными пальцами по его темным и спутанным от крови волосам, голова лишь обессилено свесилась на грудь. В течение долгих секунд Палпатин ощущал барахтанье Скайуокера в безнадежном отчаянии, прежде чем упрямая и непокорная воля подняла упавшую голову. Палпатин только улыбнулся, демонстрируя желтые зубы на фоне пепельной кожи. - Конец не за горами. Осталось немного, - очень уверенно обещал он и снова провел длинными пальцами по волосам джедая, царапая ногтями кожу и затем крепко схватывая их в кулак. - Ты чувствуешь это? Мы пойдем вперед? Он склонился близко к своему пленнику, шепча и задевая дыханием его кровоточащую кожу: - Теперь начинается истинное испытание, друг мой, - потому что я даже еще не начал ломать тебя. Я еще не начал рвать тебя по частям. Твой худший кошмар, воющий в ночах - ничто - бледное, блеклое сравнение с тем, что случится здесь, в этой комнате. И ты не сможешь проснуться от этого, не сможешь получить никакой передышки. Я не показал тебе и доли мощи, которую обрушу на тебя - того, что я готов сделать, чтобы освободить тебя. Не сдавайся еще, джедай - борьба только началась. - Удерживая голову мальчишки, чтобы она не упала, он спросил: - Чего ты боишься, джедай? Что ты видишь в темноте, когда приходят твои демоны? Грудь Люка напряглась в попытке собраться с силами для ответа. Это заняло долгие секунды, но когда он заговорил, то был тверд, подняв окровавленное, израненное лицо и злобно кривя разбитые губы. - Вы закончили? - выплюнул он, обретя в гневе голос и беря там же слова и мысли. Палпатин смотрел на него в злорадной тишине, желтыми пылающими глазами. Холодные, как лед глаза Люка сузились в ответ, и тихий ломаный голос, наделенный однако силой и убеждением, пленил внимание Палпатина: - Я знаю… понимаю, что вы делаете. И знаю причину. Потому что я тоже вижу вас - я вижу вас. И знаю то, что видите вы - вашего демона в темноте. Он преследовал вас, часто преследовал с тех пор, как вы получили власть, и он до сих пор подкрадывается к вам. Всё, что вы сделали, должно было сдерживать и контролировать его - всё. Вы потратили целую жизнь, строя стены внутри стен, чтобы защититься от него. Вы потратили впустую десятилетия, поднимая укрепления и пытаясь сделать себя полностью неприступным... но есть одна крошечная искра сомнения в вашем разуме, и она пылает в вашей душе, воя во тьме ночей… Потому что ничто не смогло остановить вашего демона - ничто. Даже вы. Я знаю, что вы видите в темноте, потому что это горит в вашем взгляде, когда вы смотрите мне в глаза. Я знаю, кого вы видите, когда приходит ваш демон... Я знаю, что это - я.