***
Легкое голубое платье лишь подчеркнуло ее бледность. Она спустилась в трапезную, где перед дальней дорогой потчевали путешественников, и мать едва не сбила ее с ног. — Ромашка! — не менее бледная, чем дочь, Фиалка крепко обняла ее, и хоббитянка ощутила, как легко поцеловала в макушку. — Ты нас так напугала! — Это со мной не в первый раз, — нарочито беспечным тоном отозвалась Ромашка, чтобы успокоить мать. — Вы не передумали уезжать? Может, останетесь? Она перевела взгляд на отца, затем на Бильбо. Хоббиты глядели на нее с усмешкой, отец отрицательно качнул головой: — Там наш дом. Для хоббита своя земля важна как воздух. Она его кормит с младенчества, растит, дает ему сил, кормит его детей, а после смерти он возвращается в нее на покой. Здесь залы и коридоры прекрасной работы, все пронизано величием и древностью, властностью и воинственностью… Мы же существа простые, мы не воины, да и без неба над головой… тяжело. — Позавтракайте с нами, ваше величество, — пригласил ее Бильбо. Она прошла мимо предназначенного ей высокого стула и опустилась на скамью рядом с ними. — Дорога займет много времени, мы уже не успеем подготовиться к зиме как следует, придется все покупать, — проговорила мать. — Я знаю, что вы во всем правы, — Ромашка обреченно вздохнула, отпивая чай из чашки. Еда в горло не лезла. — Просто… Но слов не нашлось, и она лишь вздохнула. Фиалка с улыбкой погладила ее по руке. — Что бы ни случилось, дорогая, ты всегда можешь вернуться домой. Помни об этом. — Да, мама, — прошептала она едва слышно. Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы собрать себя по кусочкам, и когда хоббитянка подняла голову, перед ними вновь сидела королева Эребора. — Я надеюсь, пребывание в Королевстве-под-Горой было приятным.***
Она смотрела на сверкающий под солнцем тракт, на ленту расплавленного золота, на которую медленно оседала пыль. Хоббиты уехали. После бесконечных заверений всех в вечной дружбе, обещаний прийти на помощь, объятий и улыбок они уехали, и Ромашка чувствовала себя странно неполноценной, половинчатой. Ее жизнь в роскоши нельзя было считать полной лишений, но она была тяжелой — порой ей казалось, что тяжелее, чем изматывающая работа на ферме, и вот, ее поддержка исчезла. — Мама? Серебряные близнецы Иса и Эльхаз осторожно вышли на террасу. Они всегда умели чувствовать ее, и сейчас не были уверены, нужно ли ей их присутствие — гнетущее состояние Ромашки словно бы вызывало гудение воздуха вокруг нее. — Да, мои дорогие, — она искренне улыбнулась им, и напряжение тотчас исчезло. Она протянула руки, и дети с облегчением обступили ее, обнимая и прижимаясь. — Все хорошо, а будет еще лучше. — Фили… принц Фили… — Я еще не была у него. Оин сказал, что все уже хорошо, но я знаю, что он был тяжело ранен. Я навещу его когда все улягутся спать, — ей не хотелось лишних глаз. — А что вы вообще там делали? — со свойственной ей непосредственностью спросила девочка. — Да еще вдвоем? — Учились… танцевать. — Ты же хорошо танцуешь, мама. — Но не все танцы. Всегда есть чему учиться, запомните, даже если вам кажется, что вы все знаете. И всегда есть у кого. — А Фили теперь женится на этой приехавшей гномке? — Этого хотят все старшие, но чего хочет сам Фили, пока не ясно. Так что поживем — увидим. — Она кажется доброй… конфетами нас угощала, — рассудительно проговорил Эльхаз. — И плакала почему-то: глаза такие красные-красные! Почему она плакала, ведь было же так весело? — Может, устала? Или подвернула ногу? Или соскучилась по дому? Причин может быть куча, а ты вместо того, чтобы гадать, спрашивай напрямую. Когда у тебя будет жена, ты можешь угадать неправильно, и тогда будут неприятности, — усмехнулась Ромашка. — Жена? Зачем мне девчонка? Я не буду жениться, вот еще. — Дурак, девочки лучше и умнее мальчиков, это ты ей не будешь нужен! — неугомонная сестра показала брату язык, и хоббитянка не удержалась от фырканья. — А гномка плакала потому, что на нее дядя Даин кричал, я слышала. Так громко кричал, что даже мне страшно стало. — Ох, лучше не лезьте вы в чужие семейные отношения, детки. Я не думаю, что Даин позволил себе громко разговаривать с племянницей прямо на коридоре. Уж не подслушивала ли ты его, Иса? — Ромашка подозрительно сощурилась, пряча смех и пристально глядя в нарочито широко распахнутые детские глаза. — Нет, мама, я просто мимо шла, они за дверями ругались. — Лучше бы ты учиться шла, руны сами себя не напишут! И ты, Эльхаз, не показывай сестре язык, сам не лучше: бабушка сказала перед отъездом, что у тебя в последнее время какие-то нелады с цифрами. Так как хоббиты уехали, учителя теперь вам подберем мы с Торином. Строгого. — Но я хочу учиться стрелять вместе с Кили! — И я! — Ну хоть в чем-то вы единодушны. Если будете успевать в чистописании и арифметике, будете учиться с Кили. Если не будете — станете наверстывать упущенное. Не обсуждается, — она внимательно посмотрела на светлые головы. Дети понуро вздохнули. Втроем они неспешно двинулись вглубь горы. Ромашка ощущала легкую слабость, рваное запястье саднило, но больнее всего грызла совесть.***
Когда на землю опустилась ночь, хоббитянка направилась к покоям наследника. Уточнила у стража, есть ли с ним кто-нибудь еще, и, получив отрицательный ответ, ненадолго застыла перед дверью, собираясь с мыслями. Затем шагнула вперед. Фили пришел в себя, но вставать Оин ему пока не разрешил, поэтому молодой гном маялся от безделья, бездумно перелистывая страницы книги. — Добрый вечер! — Ромашка! Хоть одно нормальное лицо! — Фили приподнялся на локтях, светло улыбаясь. Он был бледен как полотно. — Или ты тоже решила поучить меня как жить? — Я пришла посмотреть на тебя и убедиться, что тебя никто не тронул, — она улыбнулась в ответ, накрывая его ладонь своей. — У тебя жар? Гном кивнул: — Оин сказал, что пару дней меня может лихорадить — так тело заживает. — Ты из-за меня чуть не погиб… — Никто не погиб, и это очень здорово, ты не находишь? — синие дьюриновские глаза глядели с усмешкой. — Да, но… Я чувствую себя ужасно виноватой, и я и в самом деле виновата. Мне не стоило… все это делать! — Так, послушайте-ка, ваше величество, — голос его стал серьезным, а ладонь вдруг перехватила ее руку возле запястья: — Я согласился тебя тренировать. Сам, по собственной воле. Потому что хотел этого. Произошла случайность, которая обошлась нам в некоторое количество крови, но я все это время делал, что хотел сам, без принуждения. Во внезапно повисшей тишине уже совсем другим тоном прозвучало: — В конце концов, не будь наших тренировок, я бы нашел, где еще свернуть шею, и не факт, что не с большим успехом. Ромашка постаралась как можно незаметнее смахнуть слезы свободной рукой. Его бледность, слабый голос и эти красные бинты… Все это было ужасно, и что бы ни твердил Фили, внутри сидел червяк, который шептал ей «ты, ты, это все виновата ты!». Двери распахнулись, и в комнату вошел Торин. Ромашка, словно это было что-то запретное, тотчас отошла от кровати гнома. — Как ты? — Торин кивнул ей и подошел к племяннику. — Лучше всех. Кормят всем, что я пожелаю, самые интересные книги к моим услугам, можно не работать и не изображать восторг от Даиновой племянницы. Думаю, я почти счастлив, только спина чешется, — Фили сверкнул в полумраке зубами. — Пожалуй, я вас оставлю, — Ромашка присела в реверансе перед королем, кивнула наследнику и покинула комнату. Ее никто не останавливал.***
Время было дурацкое: рано для ужина, совершенно нечего делать. Больше всего ее угнетало, что это по ее проекту пробивали систему вентиляции в шахтах, это из-за нее обвал, а она туда еще и наследника Эребора потащила! Виновата дважды. Хоббитянка сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Решительным широким шагом она прошла в одну из гостиных, где женщины обычно собирались повышивать, пошить, почитать и помолоть языками. Цветник дам и сейчас был там — все в разноцветных платьях, и с ними Шерра из дома Железностопов. — Ваше величество, — раздалось отовсюду. Пока Ромашка шла к свободному стулу, гномки поднимались с насиженных мест, кланяясь и приседая, она кивала в ответ. Хоббитянка остановилась возле стеллажа, выбирая книгу для чтения… «Путешествие в Восточные Земли» некоего Фрейра Странника показалось ей достаточно занимательным и безобидным в окружении всяких «Основ этикета», «Истории Царства Морийского» и «Становления Царства». Она опустилась на сиденье и обвела взглядом склонившихся к работе гномок. Лишь Дис пристально глянула на нее исподлобья. Зашелестели страницы… «…Слухи о грядущей Тьме с Востока окружали меня с самого детства. Неудивительно и в какой-то степени предсказуемо, что однажды мне все же пришлось туда отправиться…». Текст был на всеобщем языке, что здорово облегчало задачу, ибо на кхуздуле Ромашка все еще спотыкалась, а руническое письмо давалось ей из рук вон плохо. Да и сам текст был слишком певучий для тяжеловесной литературы гномов и лился легко, словно река. — Как вы, Шерра? Осваиваетесь потихоньку? Как вам здесь? — между делом Ромашка решила начать ни к чему не обязывающую беседу. Чтобы все знали, что в Эреборе все на самом деле хорошо, а вчерашний инцидент просто недоразумение. На щеках девушки под бакенбардами проступил румянец, она замялась прежде, чем ответить: — Д-да, ваше величество, все хорошо. Здесь очень красиво! — Красиво? — хоббитянка недоуменно вскинула брови. — Ну да… странная характеристика для Эребора, конечно, но отрицать его мрачноватую красоту сложно. Шерра совсем смутилась, и Ромашка на секунду вдруг застыла, пронзенная внезапной мыслью: она ведь была такой же, как эта милая, наивная и до смешного робкая девочка. И всего-то год назад. А сейчас она иногда чувствует себя старухой, да и наивной ее, наверное, уже сложно назвать. — Но я спрашивала вас о другом: удобно ли вам, комфортно ли? И это подразумевает не только физический комфорт. — Ну… да, да, все хорошо. Спасибо. — Хм… А нравятся ли вам ваши покои? Потому что вас заселили наспех, и двумя ярусами выше в другом крыле свободны покои другие, со спальней, гостиной и комнатой прислуги, куда более просторные, чем нынешние, и с более светлой отделкой. Я планировала разместить вас там, но лишь сегодня там закончили с обстановкой. Хотите ли переезжать или оставите все как есть? Все это, разумеется, было ложью. Комнаты действительно были, вот только никакой обстановкой там никто не занимался: комнаты были совершенно пригодны для жилья уже давно. Просто Шерру поселили рядом с ее дядюшкой, дабы Железностопы все находились рядом, однако в данном случае это, кажется, не способствовало укреплению семейных уз, а порождало тиранию и слезы. У Даина на Шерру все права, но хотя бы увеличить между ними дистанцию Ромашка сможет. Рядом комнаты ее детей, Шерра всегда сможет спрятаться от дяди где-нибудь там или на их тренировках с Кили. А то и с Фили, когда тот поправится, и тогда, чего доброго, такой желанный союз случится сам собой. — Я… вы так добры! Я… — гномка словно на что-то решалась. — Думаю, ее величество права, вам стоит переехать, — помощь пришла откуда не ждали: в разговор вступила Дис. — Приехало много гостей, и распределяли их по семейному принципу, однако молодой девушке нужно много света и воздуха, в то время как ваш дядюшка облюбовал себе покои без балкона и с маленькими окнами. Думаю, нам стоит исправить нашу ошибку. — Ну, если вы настаиваете… Вы все такие добрые, — в карих глазах Шерры заплескалась искренняя благодарность и облегчение. — Благодарю вас.***
За ужином было как-то пусто без родителей и особенно — без Бильбо. Ромашка привыкла, что он всегда сидел рядом с ней, скрашивая приемы пищи прибаутками и поднимая плохое настроение историями, советами и шутками. Они еще недалеко ушли, только недавно ее покинули; тоска еще не ощущалась в полной мере. Но скоро, скоро… Торин с Балином и Двалином обсуждали что-то, наверняка злосчастный поход в эту злосчастную Морию: только об этом все и говорили. Ромашку тяготило то, о чем рассказал ей Гэндальф, который поселился в Эсгароте, но иногда навещал и Королевство-под-Горой. Волшебнику нужно, чтобы гномы уничтожили как можно больше орков любой ценой, отвоевали подземные чертоги любой ценой, а в решающий момент грудью встретили вражескую армию и остановили ее. Любой ценой. Да, гнома труднее заморочить магией, они выносливее физически, легче переносят раны, они едва ли не лучшие воины для лобовой атаки, но… Они живые, чьи-то любимые и родные. Стоит ли жизнь миллионов жизни тысяч? Можно ли вообще ставить такие вопросы и так рассуждать? И не погибнут ли вообще все, если условно хорошие слишком уж заиграются в гуманизм и добро? Каждый вопрос тянул за собой следующий, и рано или поздно хоббитянка запуталась в своих мыслях окончательно, не понимая, что же она осуждает, а что поддерживает. Все такое… серое, нет ни черного, ни белого, когда речь заходит о войне.***
Торин в их спальне не ночевал. Сказал, что ему нужно работать допоздна и он не будет ей мешать светом и шелестом бумаги, потому поспит в кабинете. Затем пожелал добрых снов и был таков. Ромашка была благодарна ему хотя бы за то, что он сказал ей это наедине. Кровь отхлынула от ее лица, когда она услышала это, но она никак не проявила эмоций. Их нужно держать внутри во что бы то ни стало. Теперь уже всегда. Король вышел, она схватила со стола серебряный кувшин и швырнула в закрывшуюся дверь. На грохот из смежной комнаты выбежала Берта, удивленно оглядывая красные винные потеки на мореном дубе дверной створки. — Убери, — бесстрастно произнесла Ромашка, на лице которой не дрогнул ни один мускул, отвернулась и сбросила с плеч халат, опускаясь в лохань с водой. Захотелось сейчас же позвать сюда Бофура, чтобы он сыграл только для нее, как когда-то давно, может, даже и разделил с ней ложе, а назавтра был бы грандиозный скандал. Нет, их бы не казнили — пожалуй, они бы убежали до рассвета. Через мгновение Ромашка устыдилась своих мыслей. Она не может предать Торина, просто не может. И глупо так злиться из-за мелочной размолвки — сколько их еще будет! И так поступить с Бофуром она тоже не может, ведь и он слишком дорог ей, чтобы тратить это чувство на мелочную месть. Ромашка провела ладонями по водной глади, затем поднесла к лицу земляничное мыло, медленно вдыхая аромат ягод с примесью трав. Дурное постепенно покидало ее голову. — Вам помочь? — Нет, спасибо, ты можешь ступать, если закончила, — хоббитянка отпустила служанку спать и осталась одна. Неспешно вымылась, вытерлась пушистым полотенцем, набросила тонкую сорочку и забралась под одеяло, предусмотрительно нагретое грелками. Одна. Было как-то пусто.***
Сон окончательно взял верх лишь за час до рассвета. Торин разделся до пояса и скинул сапоги, укладываясь на узкий диван и накрываясь кафтаном. Планы Мории не так-то просто умещались в голове, но теперь он уже почти ориентировался в ней. Мысли его, освобожденные от пожелтевших бумаг, вернулись к обвалу, племяннику… и жене. Он злился на Ромашку не за то, что она решила обучаться не женскому занятию, хотя и с этим вопросом нужно будет разобраться, но за то, что она совершенно не понимала, кажется, что значит для него. И что значит для него Фили. Наверняка она пошла к озеру не специально, ведь она не самоубийца и не убийца. Но Махал! Она туда пошла. И по ее вине все могло закончиться куда хуже. Он винил ее. Пусть сколько угодно считает, что несправедливо, но это ее глупый поступок едва не привел к трагедии. Его виноватая жена сейчас спала где-то далеко. И было как-то… пусто?