Враг моего друга

      Кони месили копытами грязь, оставшуюся после дождя, солнце дробилось в лужицах, брызгая зайчиками на лица всадников, и Ромашка была счастлива. Цветные двери и яркие заборы проплывали мимо, умытые теплым утренним дождичком, и с каждым хоббитянка мысленно здоровалась, у каждого спрашивала, как дела. Вдалеке желтели Ивки, и встреча с родным домом и радовала ее, и страшила. — Все-таки у вас чудесный край, воздушный и светлый, — подал голос Фили. — Уж точно не сравнить с вашими мрачными чертогами! — Ты не любишь Эребор? — Мне… не по себе там, — пожала плечами хоббитянка. Ей казалось, что она привыкла к королевству в толще горы, но сейчас, наконец-то оказавшись под небом, поняла, что едва ли когда привыкнет к нему окончательно. — Однако теперь там твой дом, — вступил в разговор младший принц. — И тебе придется его полюбить. — Как обреченно это звучит! — рассмеялась Ромашка, и цепи в ее косе тихонько зазвенели. — Ну, пора!       Первые заспанные жители уже выходили из своих домов, поэтому девушка накинула на голову капюшон плаща. Она не хотела раньше времени быть узнанной, а в Хоббитоне ее знали все от первого хоббита до последней собаки. Принцы ехали по бокам, улыбаясь всем встречным-поперечным. Кили подмигнул стайке девушек, спешивших, должно быть, с ночных посиделок, и те захихикали и зарделись.       Старик Хват осторожно выглядывал из-за занавески, удивленно рассматривая лошадей и всадников-гномов. На Ромашке был длинный плащ и длинное, до пят, платье, темно-зеленое с серебристой вышивкой и нижней белой юбкой. Босых ног из-под подола не было видно, так что хоббитянка сейчас выглядела как гномка, разве что была не так широка в кости.       Когда подъехали к Ивкам, девушка с внезапной болью в сердце заметила, что веселая краска на двери местами облупилась. Раньше она вовремя ее подновляла, а теперь… — Это твой дом? — шепотом спросил Фили, склоняясь к ее уху. — Он самый. Мы любим поспать, поэтому придется подождать, пока кто-нибудь выйдет, — кивнула Ромашка, но долго ждать не пришлось: на крыльцо, зевая, вышел Билл. Он так и замер, увидев напротив, за изгородью, трех лошадей с вооруженными всадниками на спинах. — Д-добрый день! Вы кто будете и зачем пожаловали? — настороженно спросил хоббит. Как он поседел! Волосы почти совсем белые… — Здравствуйте! Мы здесь по поводу вашей дочери, — напустив на лицо побольше важности, вступил в разговор Кили. — Ромашки? Вы знаете, где она? Скажите, умоляю! Мы год ее не видели, она убежала, пропала, и нет никаких вестей… Скажите, я заплачу любые деньги! — Тише, тише. Мы и правда знаем, где она, и денег нам не надо, — усмехнулся младший принц, а Ромашка откинула капюшон на спину.       Солнечные зайцы проворно пробежались по серебряным цепям в ее косе, вычерчивая огненные дорожки, прыгнули на лица гномов, рисуя забавные солнечные веснушки. Старый Билл ухватился за стену, чтобы не упасть, глядя на хоббитянку во все глаза. Как она повзрослела! Как похорошела! Перед ним была женщина. Богатая госпожа. И лишь на дне огромных глаз ему виделся призрак дочери. — Папа! — она спрыгнула с лошади прямо в лужу, не заботясь о чистоте подола, распахнула калитку и бросилась к отцу, сразу став той самой Ромашкой, которую можно было узнать с первого раза. — Папа!       Волосы его пахли табаком, как и раньше. Как всегда. «Девочка, девочка ты наша… Нашлась», — гудел в ухо густой бас, огромные руки гладили по волосам, по спине. Девушка обхватила отца изо всех сил, понимая, что самозабвенно плачет. — Ты где была? Кто это с тобой? Почему на тебе гномская одежда? — засыпал отец ее вопросами, разомкнув, наконец, объятья. — Это Фили и Кили, они… — Гномы, — хитро улыбнулся Фили, спускаясь с лошади. — Просто гномы, которые сопровождали вашу дочь в ее занимательном путешествии. — Что ж, проходите, просто гномы, — посторонился Билл, пропуская их в дом. — Мне, правда, невдомек, почему незамужняя девица путешествует с компании двух мужчин, — нахмурясь, шепнул он дочери. — А мама-то твоя слегла, как ты убежала. Только недавно с постели вставать начала… — Прости, папа, прости! Я… мне и стыдно, но я и рада. Я не жалею, не жалею ни о чем, и тебе придется принять это. Вам обоим придется. — Ты наша дочь. Мы примем все, что ты сделаешь, — вздохнул хоббит, — рано или поздно. Что с твоими руками? — Обожглась, — улыбнулась девушка.       Гномы уселись за стол на кухне, оглядывая убранство. Ромашка же едва не расплакалась вновь, разглядывая такие знакомые кружевные салфетки над очагом, вязанки лука под потолком, чайник с вмятиной, которую она оставила еще в далеком детстве, ненароком уронив его на пол… — Чай вам какой? Малиновый? Ромашковый? Липовый, быть может? — засуетилась она, взяв чайник в руки.       Дома! Дома! Она дома! — Рекомендую малиновый, — пробасил Билл. — Свежие листья, только недавно насушил. Вкусный чай будет. — Слушаюсь и повинуюсь! — хмыкнула хоббитянка и запорхала по кухне: чашки — на стол, воду в чайник, листья покрошить и в заварник. На стол метнула ложки, поставила сахарницу, слазила в буфет за кренделями. Гномы только добродушно посмеивались, глядя на эту суету. Станет королевой — уж мама Дис проследит, чтобы даже шагу не ступила лишний раз, не то, что на кухне чай готовить, честь семьи ронять! — Ну, а теперь рассказывай все, — сурово сдвинул брови Билл, когда в чашках заплескался ароматный чай. — Ладно мы с матерью, но ты бы о Йорисе подумала! Парень места себе не находил ведь! Несколько раз мужиков собирал, в лес тебя искать ходили, нашли следы страшенные, и все уж тебя похоронили, и один он ждал! — Что за Йорис? — прищурился Кили. — Жених ее! — Жених? — в один голос удивились принцы. — Жених?! — аж подскочила на месте Ромашка. — Это вы все хотели его за меня просватать, а меня никто и не спрашивал! — Вот еще, спрашивать! Родители лучше знают, что детям нужно, правда, мальчики? — поискал Билл поддержки у гномов. — Ну я бы не сказал, — осторожно начал Кили, памятуя, как в Синих горах мать пыталась женить его на одной гномке. — Будут свои дети — поймешь! — отрезал хоббит. — А ты раз уж приехала, так и свадебку на радостях сыграем. Твое путешествие это странное… Поскорей бы надо, мало ли что. К концу лета свадебку, а через годик детишки пойдут… — Сыграем свадебку, — вздохнула Ромашка. Выпростала руки из длинных рукавов платья, положила на стол, так, что браслеты стукнулись о столешницу. — Это… это… это что такое? — воззрился на металлические обручи Билл. — Это же… — Да, отец. Я уже помолвлена и скоро выхожу замуж, — хоббитянка сдвинула брови, ожидая отцовых протестов, и снова на миг стала богатой госпожой, чужой и властной. — Я и приехала, чтобы сообщить вам с матерью и взять вас на свадьбу. — Так. Погоди, я должен… я должен с этим выпить, — тяжело поднялся лесник. Прошагал к небольшому шкафчику в стене, открыл дверцу и извлек наружу стеклянную бутыль с темно-красным содержимым. — Наливки ягодной?       Гномы согласились, Ромашка отрицательно мотнула головой. Надо же, про Йориса она почти позабыла! Теперь еще и с ним объясняться.       Билл щедро плеснул наливки всем прямо в чайные чашки и залпом опрокинул содержимое своей в горло. Закусил кренделем, отдышался… — Ну-с… И кто же этот жених? — Билл? Доброе утро… — послышался тихий голос от двери. Нестарая еще хоббитянка удивленно глядела на сидящих за столом, кутаясь в желтый шерстяной платок. — Билл, ты не представишь меня гостям? — Гостям? — хохотнул лесник. — Ты что же, никого не узнаешь?       Взгляд женщины прикипел к Ромашке, брови удивленно вспорхнули вверх. Она боялась поверить, очень хотела — и боялась. Сколько раз за год она всматривалась до рези в глазах в проходивших мимо девушек? Сколько ездила в Бри в надежде отыскать пропавшую дочь в городской толчее? И эта богатая девушка чем-то неуловимо напоминала Ромашку. Напоминала до боли в сердце и слез в глазах. Только верить было трудно и страшно. — Мама! Это же я, мама! — девушка не выдержала, подрываясь с места. Нечаянно толкнула Фили, и гном пролил на скатерть пару капель наливки. — Мама!       Доски пола скрипнули под торопливыми ногами, звякнули цепи в волосах под тонкими пальцами, мягкость теплого платка ткнулась в лицо. Мама… Такая хрупкая и сильная. Мама. От нее пахло фиалками, как в детстве, как в юности. Как всегда. — Ромаааашка, — выдохнула она с протяжным «аа», как в детстве и юности. Как всегда. И поверила. — Где ж ты была, Балрог тебя раздери?! — Мама! — девушка удивленно взглянула в ее лицо: раньше Фиалка никогда не ругалась. Хоббитянка улыбалась и смахивала слезы, которые и не думали переставать течь. — Выпороть тебя надо, если по-хорошему. Но я слишком рада… — она снова всхлипнула и таки легко шлепнула непутевую дочь пониже пояса. — Мама! — аж подскочила Ромашка под хохот наследников.       А потом снова был чай. И крендели. И шкворчала на сковороде на скорую руку собранная яичница с мясом. — Итак, кто жених? — две пары родительских глаз вперились в девушку, заставив ту занервничать. — Эээ…. Торин. — Торин? Откуда он? Из западных земель? Имя какое-то не хоббичье… — Так он и не хоббит, он гном, — тихо-тихо произнесла девушка, ожидая бури. И дождалась. — Гном? Гном?! — возмущению матери не было предела. — Ты — хоббитянка, причем из хорошей семьи! С большим достатком! Зачем тебе какой-то гном? И где вы будете жить? Насколько мне известно, давным-давно их изгнали из их королевства, и теперь они скитаются по Средиземью, перебиваясь случайными заработками! — Тебе известно весьма мало, — рискнула Ромашка прервать словесный поток под смешливыми взглядами племянников. Они затаились как мыши и не вмешивались в беседу, предоставив ей отдуваться самой. — Гномы вернули захваченное королевство, и теперь у их короля несметные богатства, если тебя так волнует золото. — Ну хорошо, допустим, вы будете жить где-то в далеких горах… Ужас, конечно, там ведь холодно. Но милая, каким боком этот богатый король относится к твоему Торину?       Кили хрюкнул и тут же под суровым взглядом хоббитов-старших прикрыл рот ладонью. Фили сидел с каменным выражением лица, но в глазах его плескался смех. — Это Торин и есть, — обронила Ромашка. Повисла тишина. — Наливки? — показал жене бутыль Билл. Та кивнула, пододвигая свою чашку. — Король значит. А ты что, королевой будешь? — Я… я… — разговоры о собственной «королевистости» заставляли девушку краснеть и стыдиться непонятно чего. — Да. Скоро она станет нашей королевой. И тетей по совместительству, — пихнул ее локтем Фили. — Тетей? — Торин — наш дядя, брат нашей матери. — А… Йорис как же? — невпопад спросила Фиалка, пребывая в легком ступоре от полученной информации. — Забудьте вы уже про Йориса, я никогда не собиралась за него замуж! Это вы меня «собирали»! — Ему же надо сказать… — Да скажу я, скажу, куда я денусь. Лучше вы расскажите, что нового-то произошло за почти год? — Да… и ничего. Когда у нас что-то происходило вообще? Мистер Бэггинс вот не вернулся… Ты его, случаем, не видела в своих странствиях? — Эмм… — хоббитянка неловко замялась. — Вообще-то видела. Мы с ним вместе путешествовали… Он там, в гномьем королевстве сейчас. Сюда возвращаться планирует после свадьбы… — Хотя дядя хочет его оставить, соблазняет должностями разными, — улыбнулся Кили. — Мистер Бэггинс путешествовал? Скорее зимой запоют соловьи, чем я в это поверю! — воскликнул Билл. — Ну и как? — Что как? — Поют соловьи зимой? — засмеялась Ромашка. — Ты не поверишь, но мистер Бэггинс теперь настоящий герой! Он с орками сражался, меня защищал! Ой… — до девушки слишком поздно дошло, что она сказала. Мать вцепилась в ее руку, вгляделась прямо в глаза. — Сражался… с орками? На вас нападали орки? Тебя же могли убить, ты понимаешь? И куда пошла только! А если бы убили, что тогда? Что еще там происходило, в этом твоем дурацком путешествии? — Не было бы никакого «тогда». Мам, ну все же нормально, я живая-здоровая здесь, жениха нашла, как вы и хотели, чего еще надо-то? Что бы ни было — все уже закончилось.       Фиалка только вздохнула. Ну как она не понимает? Вот будут свои дети… А ведь будут! И скоро. И Ромашка, ее маленькая Ромашка, станет королевой. Думали ли они с Биллом? — Так! Я вот что предложить хочу… Покажем-ка будущим племянникам Ромашки хоббитское гостеприимство, а, жена? Дочка наша нашлась! И замуж скоро выходит! Пойду сообщу, что ли, что сегодня мы всех приглашаем…       Женщины только вздохнули, переглядываясь. Это у мужчин будет праздник, а им — еды наготовить, столы расставить, потом убрать все…       Когда девушка с гномами вышли на крыльцо, чтобы проверить лошадей, то обнаружили весьма странный феномен: множество хоббитов прохаживалось по дорожке туда-сюда, дети играли в пыли прямо у калитки, старый Хват искренне делал вид, что очень устал, и потому прислонился к забору, чтобы отдышаться, причем вид у старичка был вполне бодрый. — Здравствуйте! — громко поздоровалась Ромашка, широко улыбаясь. Все головы как по команде повернулись в их сторону. — Ромашка, ты ли это? — Я, мистер Большеног, — присела в реверансе девушка, спускаясь с крыльца. — Вот, вернулась. Правда, ненадолго. — А что за мальчики с тобой? Мальчики, каждый постарше любого из присутствующих, переглянулись. — Это племянники моего жениха, — так же громко оповестила всех окружающих хоббитянка, с затаенным удовольствием отмечая, как вытягиваются, вытягиваются вокруг нее лица… Закатала рукава, подходя к пони, и браслеты ярко сверкнули на солнце. — Я скоро выхожу замуж за гномьего короля!       За всю свою жизнь Ромашка никогда не слышала, чтобы так молчали.       Молчали с упоением, с наслаждением каким-то, молчали так слаженно, что было слышно, как далеко в поле мычат коровы. — За к-к-кого? — выдохнул, наконец, Дарси. — За Короля-под-Горой, Торина Дубощита из рода Дьюрина! — голосом заправского герольда оповестил Кили.       Не в силах больше выносить этого всеобщего молчания, девушка взлетела в седло, босыми пятками ткнув лошадь в бока: — Я скоро вернусь, передайте маме, что помогу ей с угощением! — прокричала она племянникам, скрываясь за поворотом. Послышался удаляющийся топот копыт и медленно оседала на дороге пыль.       Она направлялась к реке. И пусть еще рано купаться, но ноги-то помочить можно! Вылетали из-под копыт невнимательные куры, хоббитские женщины удивленно косились ей вслед, поджидая мужей с новостями, весело звенели под ветром цепи и сияли на солнце серебром браслеты.       Деревья резко раздвинулись в стороны, белая дорога окунулась в синюю воду. Пони испуганно затормозил, разразившись возмущенным ржанием, и девушка потрепала его по холке. Затем спрыгнула в мягкую траву, с наслаждением растопырив пальцы, подоткнула подол повыше и с разбегу вошла в реку.       Уууух! Вода была ледяной! Ноги сразу стали какими-то чужими, и показалось, что сотни маленьких игл впились в щиколотки. И это, несмотря ни на что, было приятно. Ромашка засмеялась, подбрасывая ногами воду, и радуга от сотен капель заиграла на ее лице. Чем-то эта река напоминала другую, черную, глубокую и опасную у орочьей башни. Хоббитянка прислушалась к себе — сердце не изменило своего бега, в голове не стало жарко. Разве чуть кольнуло легкой грустью, но и… все. — Ромашка! Уф… Уф… вот ты где… — натужно проговорил кто-то сзади, пытаясь отдышаться. Она обернулась, с любопытством разглядывая долговязого светловолосого хоббита. — Здравствуй, Йорис, — хоббитянка вышла из воды, оправив юбку. Выжидательно посмотрела на парня. — Я… мне сказали, что ты приехала. И вот… — Да, приехала. Вечером папа хочет в честь моего возвращения устроить праздник, все приглашены. Ты тоже, так что приходи! — Да, да, хорошо… Но я за другим. Я не успел тогда, ты так резко исчезла. Я искал тебя… — Да, родители рассказали мне. Спасибо! Как Лиля? Выросла, небось? — О, еще как! — разулыбался хоббит. — И стала настоящим бедствием. Одну оставить невозможно — дом разнесет! Но я опять-таки за другим. Выслушай меня. Я… я после отца унаследую мельницу. У нас будут деньги. Всегда. Я знаю, девушки любят всякие наряды и украшения. Так вот, своей жене я смогу все это позволить, ни в чем не буду ее ограничивать. Я… — Йорис… — Ромашка мягко скользнула к нему по зеленой траве, и в своем богатом зеленом платье на миг показалась ему лесной царевной из сказок. — Погоди. Сначала выслушай меня! — Нет, это ты меня слушай, — в голосе отчетливо прозвенел металл, чего никогда прежде не случалось. Маленькие руки в страшных ожогах легли на плечи, рукава платья заскользили вниз, к локтям. — Я должна успеть сказать тебе что-то прежде, чем услышу то, что собираешься сказать ты. — Если кто-то… мы, хоббиты, народ маленький, а ты девушка. Так что если кто-то… ну… поступил с тобой нехорошо, то я все равно от тебя не откажусь, — тихо проговорил Йорис, становясь красным как свекла, и сжимая руки в кулаки. Ромашка не сразу поняла, что он имел в виду, но затем тоже покраснела. — Я его разыщу со временем и убью. — Нет, что ты, ничего такого не было! Случилось другое: я замуж выхожу, я обручена.       Краска схлынула с лица хоббита, сделав его белым, словно обсыпанным мукой. — Что? — Я выхожу замуж, Йорис. Так получилось. Поэтому, раз ты ничего не успел сказать, давай считать, что ничего и не было, — она шагнула назад, собираясь взять лошадь, но хоббит схватил ее за запястья. Провел пальцами по замысловатым узорам на браслетах, нежно погладил рубцы от ожогов, словно заново опаляя этим касанием. — Что ж. Счастья тебе! Твой муж, я вижу, богат и знатен. Ты красивая, ты такого достойна, — он резко отвернулся, выпустив ее руки. Постоял мгновение, словно собираясь с силами, и заспешил по дороге в деревню.       Никогда Ромашка всерьез не собиралась за него замуж, но он всегда был рядом, он и его младшая сестра. И сейчас, глядя в удаляющуюся спину, на характерную дерганую походку, хоббитянка отчего-то чувствовала, что порвалась последняя ниточка, связывающая ее с Хоббитоном. Что до этого момента что-то действительно могло быть…       Она вскочила на лошадь, направила ее к дому. Сегодня — угощение, потом мытье посуды, а завтра — в путь. С родителями. По пути забрать Беорна, встретить владыку Трандуила с сыном — и в Эребор. Она любила Хоббитон, но то, чего так боялся Торин, не произойдет — она не останется, не сбежит. Хоббитон — это не то, не то. Ее дом, да, но…       Впереди ждет Эребор. Живой, холодный, каменный. Склеп для нее. И это тоже — не то. Словно часть ее долгого пути, а не конечный пункт. Сможет ли она где-нибудь найти место, где захочет остаться?