В серых тонах

«Очень смело с вашей стороны, сэр, столь открыто бросать завистливые взгляды на меня и таких как я. Советую вам смотреть в другую сторону, или же я сделаю так, что вы больше ни на кого глазеть не будете».

      Он не узнал дом своего детства, когда вернулся в него снова. Казармы, где обретались раньше солдаты Кусландов, были обшарпаны, на стенах красовались неприличные рисунки углём и надписи, которые едва можно разобрать. На кухне было грязно: милую сердцу ворчунью Нэн зарезали ещё в тот злосчастный ночной штурм, как и другую прислугу, и, видно, у Хоу не нашлось достойной кухарки ей на замену. Неброское элегантное убранство замка сменила показная роскошь. Дешёвка, подделка, как позолоченный клинок со стекляшками в рукоятке, который не выдержит и единого удара кованого меча. У чёрного хода на кухне всё ещё можно было заметить давно потемневшие от времени пятна крови тейрна. В первый миг Айдану хотелось плакать, но глаза Серого Стража оставались сухими. Ему часто снились кошмары об оставленном доме, но это, как оказалось, были не разъярённые прежним бездействием призраки прошлого, а мольба поместья о помощи. Рендон был никудышным хозяином.       Комнату преданного союзника Хоу оставил нежилой, точно боялся гнева бывшего друга. Пробираясь через завалы оплетённых паутиной балок и разломанной мебели, Айдан подошёл к портрету отца, вспоротому с удовольствием врагами, и поднял огрубевшими пальцами лоскут холста, собирая половинки лица старого тейрна воедино. Брайс Кусланд грустно улыбался, глядя на сына с прекрасно переданной художником отцовской нежностью.       Семья Айдана – отец, мать, Фергюс – обращалась к младшему Кусланду не иначе, как «Волчонок», даже когда тот незаметно для них превратился в молодого волка. Никто словно не видел, что у него уж давно прорезалась уверенная, чёрная щетина, которую юноша превратил в окладистую бородку на массивном подбородке. Они не слышали, как Айдан заговорил басом, не замечали, как он широк в плечах и как ловко управляется с клинком. В чём-то молодому человеку это даже нравилось – к нему относились снисходительнее, чем к прочим, прощали ему слабости и шалости, отводили взгляд, когда из комнаты «волчонка» тенью выскальзывала очередная служанка или ему вдруг приходило в голову сорваться с места и отправиться на праздник роз в Вал Руайо. С другой стороны, Айдану мало позволяли участвовать в делах семейства, и когда он сказал, что считает плохой идеей решение породниться с Хоу, что лучше забыть об этом и позволить ему отправиться на войну, никто его, конечно, не послушал. Родителям казалось, что это вздор избалованного ребёнка, который боится потерять свободу. Однако же избалованное дитя оказалось правым.       Но не только родители считали молодого Кусланда ребёнком: Рендон Хоу, видно, тоже думал, что он – лишь щенок, от которого легко будет избавиться. Предатель был с ним вежлив, и Айдан старался не выдавать своих мыслей, учтиво замечая, что справлявшаяся о нём Делайла слишком молода для Кусланда. Вероятно, Рендон надеялся, что Брайс возьмёт на войну обоих сыновей, и Хайевер удастся взять ценой малой крови, но отец слишком дорожил своим Волчонком. Голос Хоу, должно быть, не дрогнул, когда он отдавал приказ своей армии «задержаться», а после – вырезать всех в замке. Он не щадил даже детей. Как может человек называть себя благородным после такого деяния?       У Айдана были глаза матери – внимательные, живые, цвета молодого лета, и многие потешались над сыном тейрна, что и характер ему достался материнский. Это было правдой, и Кусланд как никогда гордился этим, когда рубил захватчиков, зная, что леди Элеанора прикрывает его спину. Неужто они не знали, что волчата рождаются только у волчиц? Ах, бедная, сильная матушка. Он действительно осознал, как сильно любит её, только когда она, бережно придерживая голову смертельно раненого отца, отсылала его прочь с Дунканом. Теперь Айдану всегда казалось, что он не дал ей достаточно ласки и признательности, что он недостаточно ценил Элеанору, но теперь ничего не исправить. И даже когда теперь один из последних Кусландов припоминал лицо Рендона в тот самый момент, когда предателя пригвоздил к стене меч возмездия, ожидаемого облегчения, хотя бы злорадства, не было – только желание сплюнуть. Ну как тебе, Хоу? Остры ли зубы у Волчонка?       - Мессир, какие будут приказания? – почти испуганно спрашивает солдат, и Айдан вздыхает, отпуская лоскут холста и воспоминания. Он поворачивает голову к высокой женщине в причудливых одеждах, молчаливо наблюдающей за ним, скрестив под грудью руки. Кусланд не знает, как сильно изменился, став Серым Стражем, не ведает, что от скверны и горького опыта заматерел, возмужал и действительно СТАЛ волком, так привлекающим его диковатую спутницу.       - Приведите здесь всё в порядок, - тон его стал шершавым, обманчиво-тихим, как ропот горной реки. Айдан ненадолго переводит взгляд на свои пальцы, сосредоточенно растирая меж ними мягкий серый прах. - Пусть тейрн Фергюс Кусланд застанет замок в лучшем виде.       Янтарные глаза блестят, и он замечает на лице ведьмы знакомую беззлобную усмешку.       Айдан не улыбается ей в ответ.