***
Судорожно хватая ртом воздух, я открыла глаза и села на диване. Тусклый свет луны пробивался сквозь серые тучи и ткань занавесок, освещая светлые обои на стенах. Я огляделась вокруг и попыталась восстановить дыхание. Это всего лишь сон. Сон... Вот только, если это сон, почему рука продолжает болеть? Медленно опустила взгляд и различила несколько глубоких длинных, но тонких царапин, тянущихся по всему предплечью. Какого черта?! Где-то справа, в темноте над тумбочкой, кто-то пошевелился. Немигающие, светящиеся глаза сразу же указали на своего владельца: черный кот спокойно сидел на тумбочке, обвив себя хвостом, нагло пялился на меня и вылизывал лапу. Он что, слизывает мою кровь?! Фу. Это как-то совсем противно. Совсем некстати вспомнились безумные предположения Юльки по этому поводу. Я вымучено улыбнулась темноте и самой себе, после чего откинулась назад, даже не задумываясь больше о царапинах и не прогнав подальше кота. Впрочем, не прошло и пяти минут, как я вскочила с дивана и, закутавшись в теплый плед, уже давно играющего роль одеяла, стала ходить туда-сюда по комнате, пытаясь выкинуть ненужные мысли из головы. И, как всегда, ничего не получилось. Странно, мне так давно снятся кошмары, что мне уже следовало бы привыкнуть к ним, но нет. Каждую ночь, каждую чертову ночь на протяжении полутора лет мне снился один и тот же день аварии, после чего я больше не могу заснуть и начинаю ходить по комнате подобно лунатику! Единственная ночь, лишенная кошмаров, — прошлая. Повезло так повезло! Не знаю, сколько я маршировала по комнате, но сон вскоре совсем улетучился. Устало вздохнув, я дошла до окна, села на подоконник и подставила лицо под свет луны, чьё серебро расплывалось сквозь шторы по стенам за моей спиной. Я прикрыла глаза. Не знаю, почему, но ночь и лунный свет всегда меня успокаивали и прочищали голову. День же, наоборот, бередил раны и заставлял мозг тонуть в пучине повседневной суеты и мелких проблемах, которые, скатываясь в снежный ком, пытались задавить меня, как можно сильнее, каждый раз с завидным упорством. Сзади раздался приглушённый грохот, как будто что-то упало прямо на ковёр. Я вздрогнула от неожиданности, но тут же поспешила успокоиться: скорее всего, кот что-то свалил с тумбочки. Я оглянулась назад, посмотреть, что же упало, наткнулась взглядом на освещённую луной стену и... замерла от ужаса. Совсем рядом с моей тенью маячила ещё одна. Тёмный силуэт, явно мужской. Вот только в квартире я одна. Липкий холодный ком ужаса подступил к горлу, и я, вцепившись в подоконник до побелевших костяшек пальцев и собрав остатки смелости, проследила взглядом до места, откуда, предположительно, падала тень. Кот. На этом самом месте стоял кот. Он смотрел на меня своими колдовскими, фосфоресцирующими жёлтыми глазищами, словно говоря: "Ну, теперь-то до тебя допёрло?" Больше никого в комнате не было. Чёртов кот! Я окончательно развернулась и, стараясь подавить суеверный страх перед необъяснимым, замахнулась на него рукой, в надежде прогнать. — Кыш! Кыш, пошёл! — Зверь даже не сдвинулся с места. Как? Как обычный кот может отбрасывать на стены человеческую тень? Это невозможно. Это абсурдно, бредово и граничит с сумасшествием. Так не бывает. Не веря ни единому органу чувств, я дотянулась до телефона и быстро открыла сделанную совсем недавно фотографию, отвернувшись назад к окну. Я должна была убедиться, что на кадре запечатлён кот. Обыкновенный чёрный кот. Обыкновенное фото, каких за час делают тысячи, но... Фотография была пуста. На ней был коридор, часть стен, но не было одной-единственной кошки со светящимися глазами. Я почувствовала, что сейчас грохнусь в обморок. — Не спеши терять сознание. — Нет, вот теперь я точно чокнулась. Может, у меня галлюцинации? Это всё объясняет. Глобальный такой глюк. Иначе что это за мужской голос раздаётся прямо у меня за спиной? — Спокойно, смертная, не сходи с ума, ещё успеется. Зашибись. Сзади меня, в тёмной комнате, стоит какой-то мужик непонятного происхождения, а я настолько в ужасе, что даже не могу повернуться к нему лицом. Я уже говорила? Повторю ещё раз: зашибись. И всё же, надо обернуться. Я пошарила глазами по подоконнику и близлежащим территориям, но ничего, что могло сойти за средство защиты и нападения, не обнаружила. В руках был лишь телефон. Не долго думая, я хорошенько размахнулась и с разворота запульнула мобильник туда, где по моему представлению, была голова незнакомца. Удивительно, но я угадала. Телефон, который в тот момент мне совсем не было жалко, несколько раз крутнулся в воздухе и уже летел прямо в лобешник незваного гостя, но... В самый последний момент мужчина слегка отклонил голову в сторону, и мой бедный samsung, пролетев в сантиметре от лица жертвы, с грохотом приземлился где-то в темноте. Капец ему, очевидно. Оставшись вконец беззащитной, как особо впечатлительная девица перед пастью дракона, я окончательно повернулась к незнакомцу и молча уставилась на него. Луна осветила лицо молодого парня, который, склонив голову набок и выгнув одну бровь, со спокойным интересом изучал меня. В светло-зелёных глазах горела насмешка. — Ты кто, вообще, такой? — Севшим голосом спросила я, впрочем, уже почти не боясь. В конце концов, этот гад залез в мой дом, так что нефиг так пристально и так спокойно разглядывать меня! — Если ты маньяк, грабитель или просто искатель приключений, то либо делай то, зачем пришёл, либо проваливай! — О Боже, что я несу? Он же теперь точно меня прикончит! Парень слегка прищурился; уголки тонких губ вдруг приподнялись в слабой улыбке. — Забавно. Я не маньяк, не грабитель и не искатель приключений. — А кто ж ты тогда, чёрт тебя дери?! Насильник? Пришелец? Или может он рекламирует пылесосы, а это такая тактика новая?! Происходящее всё больше походило на горячечный сон. — Зови меня Атрей. Класс. — И кто же ты, Атрей? — Специально выделив его имя, спросила я, мечтая выбросить мерзавца из окна. Вот нафига мне его имя, он что, знакомиться пришёл? — Демон. — Гробовое молчание. Пора обратиться к врачу. Обоим.Тёмная тень
9 июля 2015 г. в 17:54
Мокрые дорожки быстро бегут по стеклу, кривыми зигзагами сворачивая куда-то влево и уносясь назад, за пределы моей видимости. Мокрый асфальт впереди освещен светом желтых фар — единственным источником света на этом участке трассы. Какой же умник решил, что в это время фонари еще можно не включать? Или уже выключать?
Из динамика льется приглушенная, но от этого не менее зажигательная песня, разгоняя тяжелую пелену ночи и противный моросящий дождь за окном. В салоне без конца слышится тихое папино мурлыканье в такт песни. Правда, тихое оно только по меркам самого папы.
Со своего места на заднем сидении я не вижу его лица, только пронзительные, но добрые голубые глаза в зеркале заднего вида, лоб с отросшей темной челкой и часть щеки. Мама сидит рядом с отцом, на переднем сидении, ее лица я тоже не вижу полностью, зато сбоку отчетливо различаю ее улыбку, чуть скрытую тугим колечком светло-каштановых волос, выбившимся из аккуратной прически.
Я с удовольствием откидываюсь на спинку сидения, покачивая головой в такт песни. На улице темно, практически ничего не видно, но мне удается различать силуэты деревьев, быстро пролетающих мимо окон.
— Пристегнись, Бельчонок, — раздается голос мамы, и я вздрагиваю от странного чувства, нахлынувшего на меня. Словно я давным-давно не видела чего-то слишком родного и уже начала забывать, какого это, а потом вдруг, как ведро ледяной воды, это что-то выливается тебе на голову, возвращается, и ты дрожишь от удовольствия, не желая больше отпускать это ощущение.
— А если не хочу? — игриво спрашиваю я, скидывая обувь и забираясь с ногами на сидение, — Мне и так очень даже удобно...
— Кто бы сомневался... — смеется папа, переставая мурлыкать, — Наша Белка — самая хитрая из всех белок, не едящих орехи! — эй, я всего лишь не люблю грецкие орехи! — Развалилась там на заднем сидении да балдеет...
— Ну, вы же не пустили меня на переднее, да, мам? — невинно спрашиваю я, корча рожу в зеркало заднего вида.
— Естественно, — невозмутимо соглашается мама, пытаясь сдерживать улыбку, — ведь на переднем сидении езжу только я!
— Это — нечестно! — возмущаюсь я, в шутку хлопая рукой по сидению, — Вы бы мне еще детское кресло поставили!
— О, а это идея! — с деланным изумлением заявляет папа, — Посадим тебя на трон, может, перестанете с мамой из-за переднего сидения драться...
— Если вы поставите мне кресло — я пробью вам крышу своей головой!
— Мы откроем для тебя люк...
— Папа!
Тот лишь смеется и прибавляет скорость. Деревья за окном начинают проноситься быстрей.
— Бельчонок, прекрати паясничать и пристегни ремень безопасности. Не видишь: папа решил полихачить. — уверена, сейчас мама закатывает глаза и сдувает прядку волос со лба. Она никогда не одобряла быструю езду в папином исполнении. Но мне все равно хочется еще немного подурачиться:
— Ну, мам, папа всегда быстро ездит, но ты никогда не просила меня пристегнуть ремень! Тут так удобно... — в принципе, мне совсем нетрудно сделать то, о чем меня просят, я даже тянусь за ремнем, но все-таки продолжаю тянуть время.
На пару минут в салоне воцаряется тишина. Только сейчас я понимаю, что песня больше не играет. В душе всколыхнулось какое-то чувство, но я загоняю его подальше.
— Мам?.. — протягиваю я, все еще улыбаясь.
— Все очень просто, Бельчонок, — мамин голос странно меняется, становясь каким-то чужим и далеким, — мы сейчас разобьемся.
Последняя фраза выбивает весь воздух из моих легких. Улыбка слетает с лица, а внутри все стремительно холодеет.
— Что? — едва справляясь с собственным голосом, переспрашиваю я, вжимаясь в сидение.
— Ты все слышала, Вэлери. — спокойно говорит мама и медленно поворачивает голову ко мне. От увиденного мне становится тошно. Правая половина ее лица представляет собой кровавое месиво из кожи, мышц и осколков костей. Нижняя челюсть висит на окровавленном лоскуте порванной мышцы. На секунду в голове проскальзывает мысль, что с такой травмой разговаривать невозможно, но дикий ужас быстро гасит все, хоть чуточку разумные мысли, оставляя после себя лишь хаос. Одежда матери залита кровью, и только сейчас до меня доносится ее запах. Я сдерживаю рвотный позыв и с ужасом перевожу взгляд на отца. Он медленно поворачивается ко мне, и я вижу похожую картину: нижняя челюсть вывернута куда-то в бок; запекшаяся и свежая кровь буквально повсюду. Правая рука неестественно вывернута. Отец пытается что-то сказать, но я слышу лишь тошнотворное бульканье и вижу кровавую пену вокруг рта.
До конца не осознавая ситуацию, я сижу на заднем сидении, слышу, как гулко бьется в висках мое сердце, и не могу пошевелиться из-за парализовавшего меня страха.
Нарастающий гул в ушах достигает своего апогея, и в этот же момент я словно выныриваю из толщи воды. Паника тут же захлестывает меня с головой, а слезы мгновенно брызгают из глаз, застилая все вокруг.
Хрипло всхлипнув, я пытаюсь выбраться из машины, чего бы мне это не стоило. Мне плевать, что на такой скорости я, выпрыгнув из автомобиля, просто превращусь в лепешку, мне плевать, что я умру — я просто хочу выбраться. Изо всех сил барабаню кулаками по стеклу, дергаю за ручку дверцы и пинаю эту чертову дверь, но, похоже, она заклинила. Родители не обращают на мои попытки выбраться ни малейшего внимания, и только негромкое урчание двигателя, противный моросящий дождь и, разумеется, я нарушаем тишину, царящую в салоне.
Чувствуя полнейшую безысходность, я откидываюсь на спинку сидения, захлебываясь слезами, и закрывая рот руками, пытаясь сдержать рвущийся наружу крик. Мой тихий, почти скулящий, полувой-полустон сообщают о провальности моих очередных попыток. Неожиданно, я вновь слышу маму. Она больше не поворачивается ко мне лицом, но ее голос звучит спокойно, тепло, словно все хорошо и будет только лучше:
— Не бойся, Бельчонок, ты еще поживешь... — тихо проговаривает она, желая сказать что-то еще, но единственное, что я успеваю запомнить, это резкий свет желтых фар, резанувший по глазам со стороны маминого сиденья, визг шин и острую боль, вспыхнувшую в правой руке, которая раскаленным железом прокатилась по венам, после чего отдалась резкой темнотой в глазах и провалом в полное безвременье...