Леди Нценского уезда - 2

      — Смауг? — робко поинтересовалась барышня, в душе которой уже громыхало торжественным сводным хором обнадёживающее «ура — сработало!».       Мужчина оглядел себя с растерянным изумлением:       — Не уверен… Но, судя по всему, — вполне может быть! — и он пошевелил крыльями, словно желая убедиться, что они действительно его.       Ммотрёна Беньевна так была ошарашена очередным сюрпризом волшебной ночи, что не сразу сообразила, что и сама она больше не принадлежит к практически исчезнувшему виду рептилий: к ней вернулось её привычное девичье тело, молодое и пышногрудое, в котором только что пережитые впечатления всё ещё бурлили горячо и вожделенно. Барышня огладила ладонями свою ладную фигурку, удостоверяясь, всё ли на месте и не прибавилось ли чего лишнего, а затем окинула пытливым взором фееричное существо, совсем недавно вселявшее своим устрашающим видом благоговейный ужас, а теперь стоявшее перед ней в облике сладкой мечты гея-зоофила.       Впрочем, животных Ммотрёна Беньевна тоже очень любила, особенно крупных и породистых, а к геям, как истовая почитательница слэша, относилась более чем толерантно, поэтому никакие предрассудки не помешали ей в полной мере насладиться довольно изысканным видом затейливого гибрида высокого темноволосого мужчины, аристократическое лицо которого — остроскулое и чувственногубое — вызвало в её памяти образы мимолётные, но весьма приятные, и рептилии, одного взгляда на мощный хвост и трёхпалые лапы которой хватило, чтобы убедиться: неизвестно, был ли в роду у Смауга тиранозавр Рекс, но то, что одна из его прапрабабушек водила довольно тесную дружбу с мегалозавром, было очевидно.       Если добавить ко всему выше перечисленному тёмные буйные кудри, миндалевидные золотистые глаза, атласные крылья, мускулистое, но юношески стройное тело, местами поблёскивающее золотом чешуек и едва прикрытое сексуального покроя камзолом цвета свежей артериальной крови, и острые белые зубы, жемчужно сияющие меж алых, как открытая рана, губ, — картина получалась весьма захватывающая и предельно будоражащая и без того разгулявшуюся девичью фантазию.       Ммотрёна Беньевна вздохнула в сладком предвкушении и, подойдя поближе, легко коснулась рукой шелковистой поверхности чёрно-красного крыла.       — Надеюсь, это не всё, что сохранилось в Вас от дракона? — озабоченно смущаясь полюбопытствовала барышня, бросив многозначительный взгляд на стыдливо упрятанное в замшевые кюлоты место, где мужской торс переходил в драконьи лапы.       — Возможно, масштаб был несколько утерян, но надеюсь, что оставшегося будет достаточно, чтобы не разочаровать Вас, сударыня! — заверил Смауг, двигая бёдрами и оценивающе прислушиваясь к ощущениям.       — Так чего же мы ждём? — заглядывая в пылающие огнём глаза уже приручённого зверя воодушевлённо прошептала девица.       — Видите ли, мадемуазель… — слегка замялся Дракон, — дело в том, что я отношусь к существам холоднокровным, а так как уменьшившийся объём и остывает быстрее…       — Ах, mon ami, — быстро сообразила Ммотрёна Беньевна, — так давайте же не дадим вашим объёмам остыть и уменьшиться совершенно! Пожалуйте в оранжерею — там у нас очень приятный температурный режим соблюдается.       И она увлекла нисколько не сопротивляющегося Смауга в тёплое райское наслаждение тенистого зимнего сада.       Оранжерея встретила их экзотическими ароматами и заливистыми птичьими трелями.       — Это кто же тут у вас поёт так душевно? — обнимая барышню сзади крепкими руками и прижимаясь к её спине всем телом, ванильно задышал в шею воодушевлённый интимностью места Дракон.       — Соловьи наши ибенёвские, — млела под прикосновениями разгорячённых губ девица, подставляя под поцелуи декольтированные плечи и грудь, — особый вид, ремонтантный. Поют круглый год, а потому в тёплые края улететь совсем возможности не имеют. Вот и пускаем их в оранжерею зимовать. Да Вы, сударь, погодите! Пройдёмте-ка дальше, там такие растения чудесные имеются.       И вырвавшись из страстных объятий, Ммотя игриво устремилась в полумрак укрытой развесистыми пальмовыми листьями тропинки, зазывно маня Дракона за собой украшенной тонкими браслетами рукою. Сжигаемый неукротимым желанием Смауг бросился за барышней, гарцуя на влажном песке дорожки не хуже орловского жеребца.       — Ну вот и местечко подходящее! — слегка задыхаясь то ли от бега, то ли от любострастия, развела руками Ммотрёна Беньевна, когда они вдруг оказались на небольшой лужайке, словно застеленной мягким толстым ковром. — Это наш сад мхов. Видите, какие на нём узоры? Вот те, что тёмно-зелёные — это политрихум, а эти вот, светлые — это леукобрий…       — Вы даже не представляете, Ммотенька, как меня заводят такие умные и начитанные девушки, как Вы! — снова заключая трепетную барышню в объятия, заговорил Дракон низким умопомрачительным голосом. — Секс для меня, знаете ли, понятие интеллектуальное, и я весьма рад, что первый свой опыт в этой сфере мне посчастливилось разделить с дамой не только красивой, но и неглупой.       — Ах сударь! Вы меня вконец засмущали, — прошептала Ммотрёна Беньевна, ловко заваливая кудрявое диво на уютное покрывало узорчатого мха. И тут диво неожиданно взяло инициативу на себя.       Немного поплутав с непривычки в бесконечных шнуровках, крючках и пуговицах и совершенно утонув в тюлевой пене многочисленных нижних юбок, приобретя при этом некоторое сходство с трудолюбивым шмелём, пытающимся опылить пышную хризантему, Смауг добрался наконец-то до вожделенного пристанища всех умелых любовников и припал к нему своим восхитительным ртом, глубоко проникая в сокровенное сильным и на удивление ловким языком.       Застигнутая врасплох столь вдохновенной эротической атакой, Ммотрёна Беньевна только и смогла, что громко охнуть, откидываясь на мягкую зелень лужайки и забрасывая свои прелестные ножки на плечи Его Великолепия.       «Похоже, этот ни в каких пояснениях не нуждается!» — рвано и радостно пронеслась в её голове одинокая мысль, а потом сознание барышни растворилось в большом взрыве поистине вселенского оргазма.       Естественно, что ни в какую оранжерею дворовая девка Ксюшка сразу не побежала. Ноги сами принесли её к приютному сеновалу, а глаза сами приникли к щели в небрежно прикрытых ставнях. Увиденное тут же заставило девкино сердце забиться чаще, а падкий до неприличного ум её привычно зашёл за не менее похотливый разум.       Полулежащий на душистом разнотравье сребротелый Владыка Лихолесья непринуждённо выдёргивал из копны сухие ромашки, которые в его полных волшебства тонких пальцах наливались жизнью и свежестью, и мечтательно втыкал их в смоляные герасимовы патлы, чуть улыбаясь надменными губами, а разомлевший от ласки дворник макал свои грубые мужицкие персты в наполненный мёдом расписной скопкарь*, рукояти которого были вырезаны в виде лосёвой и коровьей голов, а затем подносил сие сомнительное лакомство ко рту эльфийского короля. Тот довольно охотно угощался предложенным потчиванием, а потом требовательно заговорил на своём чУдном языке, указывая то на скопкарь, то на дворников аршин, почивающий после трудов праведных на волосатом герасимовом бедре.       Предвкушая медовый разврат, девка резво откинула ставенки и прямо через окошко полезла в сарай, цепляясь подолом за узковатую раму.       — Ксюшка? — озадаченно удивился Герасим, едва успевший макнуть своего щекотуна в содержимое ковшика. — Тебе тут что, мёдом намазано?       — Ага! — счастливо облизываясь, закивала девка. — Ну что, судари мои, угостите сиротку сладеньким, али барыне поведать, чего вы тут куролесите?       — Ох и язва ты, девка! Без масла льняного везде пролезешь, — одобрительно крякнул дворник, в душе предпочитающий чистому слэшу хорошую групповушку.       — Occasio receptus difficilis habet! ** — задорно подмигнула Ксюшка и прищурилась на ошалевшего от девкиного нахальства Трандуила: — А ты, Ваше Величество, чего притих-то как не родной? Давай, чтоль, и твоего ваньку-встаньку в медок макнём?       Не успела Ммотрёна Беньевна как следует отойти от безупречно проведённого куннилингу, который хоть как-то и не совсем укладывался в рамки заявленного Драконом девства, но мог быть отчасти списан на некое ментально-магическое чутьё огнедышащего любовника, как взведённый до предела Великий и Ужасный, с трудом выбравшись из узких кюлотов и найдя занятие для своего прихотливого рта в богатом ммотином декольте, напористо вошёл в гостеприимный цветок барышниного лотоса своим весьма изрядным нефритовым стеблем.       Никогда ещё Ммоте не было так близко понятие внутренней полноты. Каждый толчок безупречных, покрытых гладкой золотистой чешуёй бёдер был подобен взмаху грациозных крыльев, снова возносящих выгибающееся от удовольствия тело барышни в недосягаемые до сей поры эмпиреи. Не в силах совладать с рвущимся наружу наслаждением, девица то вскрикивала, то постанывала, покусывая пунцовые губы, а когда последняя волна чувственного экстаза, превратившись в настоящее цунами, подняла её на самую вершину сладостного исступления, она громко закричала, краем переполненного эмоциями сознания отмечая, что достигший собственной кульминации Дракон следом за ней сорвался в бездонную пропасть восхитительной эйфории.       Возможно, они бы ещё долго парили в этой сумеречной нирване, если бы совершенно бессовестный голос дворовой девки не выдернул их из счастливого блаженства нахальным покашливанием:       — Кахи-кахи!.. Я, барышня, стесняюсь спросить: Вы с кузеном вашим заморским знакомиться пойдёте, али Хельге Ольговне передать, что у вас тут свои близкие знакомства в самом разгаре?       — С каким таким кузеном? — зарделась Ммотрёна Беньевна, стыдливо прикрывая крылатого аманта своими необъятными юбками.       — Дак сэра этого Генри — приличный такой господин и мущина симпатичный! Родственник ваш, по материнской, значит, линии. Его бабка барыниной бабке сестра вроде, а бабка Хельги Ольговны родом-то из Одессы будет, вот сестрица ейная там за американчика какого-то и вышла замуж. Они потом в Америку жить уехали да и затерялись там, а сегодня вот внучек её объявился, да ещё и с приятелем. Барыня за Вами послали и за драконом вашим… Это Вы, барин, Драконом что ли будете? — заулыбалась Ксюшка выглядывающему из-под пышного тюля Смаугу.       — Ты, Ксюша, не отвлекайся и глаза свои завидющие опусти! — возмутилась барышня, тревожно чувствуя, как Ужасный и Могучий снова напрягся под манящим и обещающим девкиным взглядом. — Да и Вам, сударь, лучше бы угомониться — видите, кузина зовёт, дела семейные неотложные. Приводите-ка себя в порядок, да идёмте: представлю Вас обществу в новом облике, — обратилась она к Дракону, а про себя добавила: «Пусть обзавидуются!»       — Сударыня! — неловко завозился под тюлем Смауг. — Я с великим удовольствием сопроводил бы Вас на сие мероприятие, но боюсь, что пущенное в ход впервые за многие века оружие моё требует ещё, по крайней мере, одной разрядки, иначе вид мой может быть истолкован приличными дамами вашего общества как странный и домагательный. А мне вовсе не хотелось бы компрометировать ни себя, ни тем более Вас.       — Я, безусловно, оказала бы Вам помощь в этом интимном вопросе, сударь, — страстно прижала руки к груди Ммотя, — но ваши особые таланты так вдохновляюще восхитительны, что сердце моё, боюсь, не выдержит больше сего эдемского наслаждения и счастья. В ближайшие полчаса — так точно!       — Не можно, барышня, полчаса, — сокрушённо вздохнула Ксюшка, — я ведь и так задержалась, да ещё и здесь ждала, пока вы с барином из эдемов вернётесь…       — И долго ждала? — подозрительно скривилась Ммотрёна Беньевна.       — Да как долго… — задумалась девка. — Могу теперь точно сказать, сколько у господина Смауга чешуек золотеньких на седалище ихнем зефирном.       — Да как ты смеешь такое?!.. — возмутилась Ммотя. — Вот прикажу тебя высечь на конюшне — тогда будешь знать, как чешуйки считать!       — Не волнуйтесь так, мой ангел! — успокоил барышню Дракон, оценивающе окидывая девку пытливым взором. — Мне кажется, что эта селянка вполне может помочь нам решить мой наболевший, так сказать, вопрос.       — А чего же не помочь! — засоглашалась Ксюшка, с готовностью скидывая сарафан. — Я завсегда такая скорая на помощь! С превеликой охотою!       — Ты охоту-то свою поубавь! — рассердилась было Ммотрёна Беньевна, но потом бросила сожалеющий взгляд на неуёмного драконового игуана и нехотя согласилась: — Ладно, помогай уж… Только смотри мне!..       — Да знаю я — не в губы! — весело кивнула девка, подступая к поднявшемуся с мшистого ковра Смаугу.       — Да-да! И уйдите куда-нибудь, вон хоть за трахикарпус этот, — Ммотя ревниво кивнула на приземистую пальму с широкими листьями, росшую в высокой кадке неподалёку.       — А это как Вы, барышня, прикажите: трахикарпус — так трахикарпус! — изъявила полную готовность Ксюшка и потащила неожиданно привалившее счастье в экзотические кусты, на ходу не преминув погладить и драконову внушительную готовность.       Нервно покусывая отполированные ноготки на дрожащих от расстройства руках, Ммотрёна Беньевна всеми силами старалась и не могла не слушать долетающие из-за кустов звуки и голоса.       — От тебя пахнет эльфом, — произнёс бархатный баритон.       — А что, барин, проблемы? — заволновалась в ответ Ксюшка.       — Да нет, ничего, мне даже нравится…       Потом послышался шум неловкой возни и довольный ксюшкин голос:       — Вы, сударь, биточку-то свою ровнее держите и локоток расслабьте, и коленочки немного согните, вот, а теперича плавненько, с оттяжечкой и оп! — хорошо пошёл, стервец!       Дальше пошли неразборчивые, но довольно громкие междометия, в которые вплеталось возбуждённое драконье рычание, а потом над всем этим непотребным безобразием зазвучало исполненное чистым вторым сопрано:       — Ох, мать моя, хорошо-то как! Щас спою!       Сладкий плод в саду висит,       Раздвигает стебли!       Щекотун в штанах стоит —       Он созрел для…       Исступлённое «дааааа!!!» прервало простонародные ксюшкины рулады, и не более чем через пять минуту оба участника этого поистине спринтерского сексзабега вернулись к пытавшейся всеми силами изобразить равнодушие Ммотрёне Беньевне.       — Ну вот! — удовлетворённо вздохнула Ксюшка и указала на успокоившегося наконец-то соколика. — Вы, барышня, не сумлевайтесь — я в губы ни-ни! Тока голубчика ихнего лизнула пару раз для улучшения скольжения — и всё!       — Ладно уж, — отмахнулась Ммотя и погладила подошедшего Смауга по плечу. — А теперь и с кузеном познакомиться можно…       — Простите, мадемуазель, но это вы уже без меня… — кривовато усмехнулся Дракон и направился к высокой стеклянной двери.       — А разве Вы не пойдёте со мной?.. — пролепетала Ммотя и растерянно посмотрела на Ксюшку, словно ища у неё объяснения вдруг изменившемуся поведению Великого и Ужасного.       — О, нет! — холодно рассмеялся Дракон. — Увольте меня от знакомства с родственниками. И вообще, мне домой пора. Скоро полночь, действие заклинания подходит к концу…       — Так значит, всё что было между нами — только приключение на одну ночь? — всё ещё не могла поверить барышня.       — Мадемуазель, я — Великий Дракон Смауг Золотой, а Вы — всего лишь уездная барышня. У нас вряд ли могло быть будущее, — пожал плечами мужчина и толкнул входную дверь, ступая в морозный ночной воздух. — Я — воплощение зла, сударыня, какого такого благородства поступков Вы от меня ожидали?       — А про девственность свою Вы тоже, вероятно, наврали? — в ммотиных глазах читался упрёк.       — Вы даже не представляете, сколько прекрасных нежных дев клюнуло на эту приманку, — вскинул шелковистую бровь Смауг. — Я живу несколько тысяч лет, не думаете же Вы, что за всё это время у меня действительно ни разу не было женщины? Однако должен искренне признать — и поверьте, я говорю это абсолютно честно — ни одна из них не могла бы сравниться с Вами ни в пылкости, ни в любви! И если бы я вынужден был выбирать, то вполне вероятно... Но что рассуждать о невозможном? — Дракон тряхнул спутанными кудрями: — А теперь, дамы, простите, но я вынужден буду вас покинуть: магия поцелуя больше не работает, и ко мне возвращается истинный облик…       Предсказуемые гром и молния почти не привлекли ничьего внимания. Тело Смауга окуталось искрами, увеличилось в размерах и потеряло человеческие черты.       Взмахнув мощными крыльями, Великий и Ужасный оторвался от земли, подняв в воздух снежную пыль, и, качнув на прощание головой, растворился в пронизанной звёздами темноте.       Ксюшка молча набросила Ммотрёне Беньевне на озябшие плечи шубку и виновато засопела:       — Вы, барышня, не расстраивайтесь! Мужик — он всегда козёл, даже если дракон. Да и не такой уж он и раскрасавец — видали, подбородок какой-то срезанный и бровке жидковаты. Хотя трахальщик, конечно, знатный — тут ничего не скажешь… А Вы встретите ищо прынца свово, истинно говорю! И того, не серчайте, что я хрен лизнула…       — Откусить надо было! — сердито прошипела Ммотя и повернула в сторону дома. — Что же, пойдём с кузеном знакомиться…       Из-под раскидистой пальмы выглянула Аграфена Францевна и облегчённо вздохнула:       — Все ушли, кажется. Можно вылезать.       Она откинула разлапистые листья и явила оранжерейному полумраку сильно растрёпанного Кили. Младший принц очумело протёр глаза и огляделся:       — И чего это тут сейчас было, Грушенька?       — Ипохондрия, голубчик мой, характерная ибинёвская ипохондрия. И чтобы не подхватить сие печальное заболевание, вернёмся-ка к нашим профилактическим занятиям! — и Аграфена Францевна принялась активно пальпировать шею, грудь и живот молоденького гнома.       — Ох и нравятся мне эти твои ролевые игры, Грушенька Францевна! — страстно зашептал Кили и опрокинул докторшу на мягкую опавшую листву.