Леди Нценского уезда - 2

      Какой русский — да и не русский тоже — может отказать себе в удовольствии испытать все наслаждения быстрой езды? Особенно, когда в твоём распоряжении находится резвая тройка каурых, а то и соловых статных жеребцов, запряжённых в удобные сани, которые благодаря широкому разносу полозьев обладают повышенной устойчивостью и надёжно оберегают седоков от катания «с вывалом», да ещё и укомплектованы оглоблями не только под русскую, но и под американскую упряжь — будто американцы эти что-то смыслят в настоящих зимних катаниях, — а на козлах восседает эдаким павлином какой-нибудь бравый Модест или Епифан, да хоть и обыкновенный Кузьма, на худой-то конец, и покрикивает на лошадок, шевеля кнутовищем, и посвистывает да погикивает, да позыркивает на прохожих таким взглядом, что сразу всем ясно становится — не худосочная француженка едет и не линялая англичанка, а настоящая наша барыня — цветущая, как розан, и сладкая, как сдобный калач.       Много вёрст осталось позади у ибенёвских дам, много шумных трактиров, непрезентабельных постоялых дворов, захудалых гостиниц, но ничто не могло сбить наших прелестных путешественниц и их мужественных спутников с намеченной цели: ни холодные метели, ни сомнительный уют заезжих домов, ни подаваемый в иноземных харчевнях суп-пюре, который наши барыни тут же окрестили «жёванным», ни жалобные причитания Ксюшки о том, что никак нельзя было в такой дальний путь отправляться, да ещё столь многочисленным составом, не взяв с собой ещё маланью-другую для ей, Ксюшки, хоть какого-то вспомагательства. Одних юбок отгладить — это же рук никаких не хватит! А ведь кроме юбок есть ещё целая уйма различных предметов дамских туалетов, и ещё причёски, и грелки на ночь в изножье кроватей, и кофе с утра в постель и прочие многочисленные хлопоты. В общем, совершенно замотавшаяся дворовая девка однажды предстала пред ясные очи Хельги Ольговны в самом скорбном состоянии с твёрдым требованием подыскать ей хоть какую помощницу, а лучше двух.       На довольно красноречивое и местами изобилующее перлами обсце́нной ле́ксики замечание хозяйки, что об этом раньше надо было думать, а теперь где их взять, Ксюшка с незамедлительной готовностью втащила в барынину комнату двух совершено одинаковых юных иностранок с покрасневшими от холода аккуратными носиками, выбивающимися из-под капора льняными локонами и с широко распахнутыми глазами, которые своей невинностью могли посоперничать с глазами самой Декстрозы Цукерхерцевны.       — Вот! — по-хозяйски указывая рукой на своих протеже, представила Ксюшка. — Это сёстры, прибывшие в энтот городишко в поисках подходящей вакансии, горят желанием путешествовать вместе с Вашим Благородием и служить верой и правдой.       Девушки, безостановочно совершая вежливые книксены, залопотали на незнакомом языке с самыми убедительными интонациями.       — Это каких же они будут? — удивилась Хельга Ольговна, задумчиво вслушиваясь в их странную речь.       — Да кто же их знает? — пожала плечами Ксюшка. — Может, шведки, а может, датчанки. Оттедова, в общем! Одна Гелена, а вторая — Хелена. Или наоборот — точно не знаю, уж больно похожи. И фамилия у них такая мягонькая — Фуфики. Прямо, хоть перину набивай! Дак я их оставлю, барыня? Гляньте на них — ну сущие же котятки!       — А как они — умеют ли правильно прислужить? — всё ещё сомневалась мадам Дантист. — Ежели, к примеру, причёску модную сделать или даму там раздеть-одеть? Не фемслэшно, разумеется.       — Умеют, по всему видать! — заверила Ксюшка, указывая на слегка покрасневших девиц, усердно кивающих на все вопросы.       — Тогда решено — пусть едут с нами! — согласилась барыня и добавила строго: — Только смотри, Ксения, головой за них отвечаешь.       — Само собой, сударыня, само собой, — закивала девка, выпихивая новоприобретённых помощниц из комнаты. — Ну что, мамзели? Давайте-ка заради знакомства по махонькой, да и за труды праведные?       Ловко выудив из-под фартука фляжку, Ксюшка глотнула сама и протянула одной из сестёр:       — Ты не робей! Это же наша, ибенёвская, черёмуховая… Нам без неё никак нельзя — и для тонусу хорошо, и для нервов. Работа-то у нас знаете какая нервная? Ооо, я вам скажу! Господа наши хороши, но с капризами, всем угодить — большая сноровка нужна и широта кругозора. Так что пейте — веселее работа пойдёт.       Сёстры, тихонько переговариваясь на птичьем языке, сделали по глоточку.       — Ну, как? — заговорщицки подмигнула Ксюшка.       — Оучень каррашё, — пропела одна из девиц, чуть растягивая слова, и обе они застенчиво захихикали.       — Вооот! — улыбнулась дворовая девка. — И понимание появилось кой-какое. Ох, чувствую, зададим мы жару этим английским сэрам! — и поманив девушек за собой, Ксюшка отправилась на гостиничную кухню за свежими порциями «жёванного» супа для своих хозяек и их почтенных подруг.       В неуютной гостиной, промозглость которой не мог исправить даже невесело потрескивающий камин, сэр Генри вёл неторопливую вежливую беседу с мадам Арагориной:       — А Вы, сударыня, осмелюсь спросить, в Лондон по надобности какой, или чисто по природному любопытствию изволите?       Мария Армитиджевна лукаво опустила глаза:       — Имею склонность к экономическому мышлению, сударь…       — Да что Вы говорите! — мистер Найт был искренне удивлён и обрадован, ибо и сам был в экономии весьма недурён. — Вы, мадам, что же, — едете опыт перенимать сельскохозяйственный?       — Ах, нет, сударь, фабрику мечтаю завесть. Слыхала я, английцы весьма продвинуты ситцы ткать. Уж такие ситцы, доложу я Вам! У нас-то для хлопку погоды не те, зато лён год от году всё лучше и лучше родит. Вот и пригрезилось мне как-то ночью, — в полнолунье, оно, знаете ли, всякое вдохновенье приходит, — фабрику льняную поставить. А для того чтоб всё по науке да продуктивно было, мечтаю специялиста справного выписать… Вот, — мадам Арагорина вытащила из глубин необъятной песцовой муфты скрученный в трубку журнал: — Поглядите, сударь, на цель моего путешествия!       Мистер Найт аккуратно взял основательно потрёпанный журнал и обмер: с обложки на него в упор смотрел статный брюнет, прожигая насквозь стальными глазами. Под фотографией в окружении виньеток красовалась надпись: «Милтонский хлопок мистера Торнтона — 10 лет на мировом рынке! Качественно и недорого!»       — Д-да, суд-дарыня… — промямлил мистер Найт, — признаю, признаю, вкусы Ваши в экономии изрядны…       — Благодарствуйте, сударь, — Мадам Арагорина удовлетворённо откинулась в креслах. — Чаю я, экономы тамошние не прочь будут рынок-то расширять. Милтон сей, конечно, не столица, северный край, да меня это не пугает. Английцам, поди, до наших-то морозов далеко!       — То-то, сударыня, и я смотрю, Вы не из пугливых, — мистер Найт как-то завороженно поглаживал большим пальцем вдоль бесконечно долгой линии бедра журнального красавца. — Ткачество — дело прибыльное. А связи… — тут его палец остановился аккурат в перспективном центре атлетической фигуры, но тут же поспешно двинулся дальше, — связи надо налаживать…       — Кхм-кхм! — интеллигентно прозвучало у них за спинами. Мистер Найт тут же сунул журнал мадам Арагориной в руки, всей физиогномией своей выражая экзистенциальное равнодушие не только к милтонским хлопкам, но и ко всей текстильной промышленности в целом.       — Генри, голубчик! — ласково улыбаясь и кутаясь в необъятную шаль, глубоким контральто прозвучала привычно возникшая в самый неподходящий — или подходящий? — момент Хельга Ольговна. — Будь так добр, отыщи-ка мне Аграфену Францевну. У меня к ней вопросы вот прямо неотложные! — И благожелательно наблюдая за подскочившим в суетливой готовности кузеном, добавила: — Она в ресторацию тутошнюю отправилась вместе с немцами какими-то. Хочу, говорит, вспомнить вкус фатерляндии. Шнапсу, надо думать, накушается! Так ты уж будь добр — напомни ей и клятву Гиппократа, и её собственные обещания не оставлять меня без наблюдения ни днём, ни ночью.       И дав возможность сэру Генри благополучно ретироваться, госпожа Дантист села в освободившееся кресло и возвела на Марию Армитиджевну исполненные упрёка бездонные очи:       — И не совестно Вам, сударыня, кузена нашего так смущать? Ишь как покраснел, словно его в кипяток опустили, — у Хельги Ольговны мечтательно затуманился взгляд. — С укропчиком, с солью, с листочком лавровым… Да под пивко! Ах, Мария Армитиджевна, помните, каких раков Герасим мой в пруду ловил? Это же просто прелесть что такое, а не раки! А тут что? Креветки, фу, и смотреть-то не на что, не то что кушать… О чём это бишь я? — госпожа Дантист вынырнула из внезапных гастрономических мечтаний. — Покажите, что ли, что вы там за картинки такие разглядывали? Уж не срамные ли?       — Вот Вы скажете такое, Хельга Ольговна! — обиженно скривилась Мария Армитиджевна и протянула мадам Хельге заветный журнал.       Оценивающее «оу!» госпожи Дантист прозвучало очень даже одобрительно.       — Вот всегда поражалась Вашему удивительному чутью на всякие прибыльные прожекты и квалифицированных специалистов, — лестно похвалила она выбор любезной соседки. — Вот сразу видно, что мужчина солидный, и здесь, — она многозначительно помахала пальцами возле своего безупречного лба, — тоже много разного имеет место быть… А Вы не знаете ли — у этого джентльмена молодые неженатые партнёры по бизнесу имеются?       — Нет, чего не знаю — того не знаю! — с сожалением вздохнула мадам Арагорина.       — Ну, вы уж будьте так добры, дорогая, если узнаете чего — сообщите. У меня ведь кузины ещё совершенно не пристроены…       — Вот как? — удивилась Мария Армитиджевна. — А мне показалось, что мистер Найт к ним весьма серьёзное расположение проявляет.       — Проявлять-то он проявляет, но кто же его загадочную американскую душу знает? — рассудительно заметила Хельга Ольговна, с неудовольствием вспоминая подозрительный блеск в глазах кузена после разглядывания милтонских хлопков. — Слишком уж он у нас расположительный оказался, Ммотя с Декстрозой и так из-за него друг на дружку дуются… Ну ничего! «Товар» у нас хороший — неужели же во всём Лондоне не найдётся достойного «купца»? — лукаво улыбнулась она и поплотнее закуталась в шаль. — Идёмте-ка почивать, Мария Армитиджевна. Завтра сядем на корабль — и вперёд через Ла-Манш к вожделенным берегам. Держись, Англия — мы идём!