***
Ольга не похожа на спящую - глупо было надеяться на это - и на мертвую тоже не похожа. Кожа ее отслаивается, как на куске размороженного мяса, словно мышцы под ней ссохлись или, наоборот, растеклись, как забытое в раковине мыло. Верхняя губа вздернулась, сползла к носу, уткнувшись в белые колечки, поддерживающие введенные в ноздри катетеры, а обнажившиеся десны, наоборот, распухли, покрывшись неровными сизоватыми пятнами, и зубы утонули в них. Вздуто и ее горло, и через желтую кожу выпирают рубцы - не то хрящи гортани, не то неровности трубки, подающей воздух. Выглядит так, будто кто-то завернул громоздкую чешуйчатую рептилию в бумажный пакет. А грудь равномерно - можно сверять часы - наполняется воздухом и снова опадает. Волна проходит и по провисшему между ребрами и вершинами подвздошных костей животу, раздается звук, похожий на всхлип. Глаза под опущенными веками описывают синусоиду под действием силы тяжести. В остальном она неподвижна. Руки сложены вдоль тела - пальцы одной напряжены, словно она держит невидимое яблоко. Более всего - Илье стыдно признать, что эта мысль пришла в его голову - женщина на кушетке напоминает зомби, застрявшего во власти неведомых сил, не позволяющих ему достигнуть покоя вопреки естественному порядку вещей; обезглавленную лягушку, нехотя подбирающую лапки под осклизлое белесое брюшко в эксперименте Гальвани. Ольги он в ней не узнает.***
- Где Женя? - громко, хотя и без особого волнения, спрашивает Макс у дежурящего в опустевшей лаборатории. Женю за многие километры от него занимает, в принципе, тот же самый вопрос. - Работает, - омеговцам не свойственна человеческая мимика и жесты, выражающие эмоции, но интонация заставляет американца понять, что солдат мог бы пожать плечами. Макс устал; ожоги ощутимо саднят, скорее, из-за наличия бинтов, как ему кажется. Однако он отдает себе отчет, что усталость и раздражение фальшивы, и единственная их задача - отвлечь его от мыслей о неизбежной смерти капитана. "Капитан" - по сути, не вполне уместное слово. Оно означает скорее должность, пост - а Макс, несмотря на выданное ему удостоверение, сотрудником МиИРа себя не считает. Он друг сотрудника; точнее, нескольких сотрудников. Одна из них - маленькая рыжеволосая женщина с птичьими глазами, возящаяся с инопланетными тварями, как с корзинкой щенков - сейчас умирает. Вернее, уже умерла, но все еще продолжает умирать, вот что самое жуткое. При Максе людей убивали. Один из них - он снова вспоминает с горечью, что имени так и не узнал - умирает, глядя в камеры, и его глаза пустеют, затягиваются туманом на синюшных мониторах. Макс и сам убивал, и чувство вины почему-то так и не пришло к нему. Но всегда все люди умирали быстро. Вернее, однозначно: он мог четко назвать момент, когда жизнь покидала тело, стекленели глаза, вытекал из легких последний вздох. А жива ли Ольга - растение, мозг которого уже превратился в желтовато-белый гной, хлюпающий в петлях трубок - он сказать не может, да и ответ этот, в сущности, ничего не изменит. Поэтому Макс позволяет себе отвлечься и на раздражение, вызванное лаконичным, но в то же время неясным ответом солдата, и на тревогу о другом своем друге. - Я задал вопрос, начиная со слова "где", - произносит он. - Это означает, что я хочу знать МЕСТО, понятно? - Эта информация не разглашается. Точно так же механически Макс позволяет себе разозлиться. Сейчас ему кажется, что Илья всегда выживает именно так. - Я сказал тебе, я хочу знать! - повторяет он с нажимом. - И если ты думаешь, что я позволю тебе просто так послать меня к черту!.. Он не договаривает. Солдат по-прежнему стоит, развернувшись лицом в его сторону, но Макс ощущает, что с тем же успехом он мог бы развернуться спиной или вовсе выйти из комнаты. Омеговец не слушает и не воспринимает его, как если бы они говорили по телефону, и солдат положил трубку. - Сеанс связи завершен, да? - спрашивает он нагло, помахав рукой перед прорезями маски. Ответа не получает и добавляет. - Ну-ну. На душе - скверно. - Да оставь ты его, - негромко произносит Николай, появившийся в дверях за спиной, и кашляет, прижав тыльную сторону ладони к лицу.***
Илья с минуту ходит по комнате, тяжело поднимая ноги и заложив руки за спину. - Снимки, которые делал Женя, пропали вместе с ним, - произносит Оксана. Медленно, не отводя глаз от его лица, будто выкладывает последнюю карту. - Я сделал новые, - бывший разведчик морщится, словно процесс получения снимков был омерзителен. - Сканер полностью подтверждает слова Жени и Николая: головной и спинной мозг практически "съедены", уцелели части вегетативной нервной системы и нижних конечностей, но толку от них не больше, чем от линии без генератора. Прости, но никаких чудес нет. По лицу девушки пробегает тень злости, она даже сжимает кулаки - на долю секунды - а потом ее фигура как-то сплющивается, сгибается в спине. Илья кладет ей руку на плечо и усаживает на стул, заставив себя отогнать мысль о том, что девушка сейчас просто осыплется, как комок растрескавшейся глины. "А что бы сейчас сделал Литвинов?" - приходит ему в голову. Ответ короток и однозначен: демонстративное недоумение в глазах полковника (по эту сторону стены, ограждающей его разум): "А ведь профессионал, психолог…". "Не профессионал" - отвечает бывший разведчик, имея в виду себя. Дрожь Оксаны, которую он гладит по спине, как кошку, передается его рукам. - Тогда почему они увезли Женю? - жалобно спрашивает она. Словно надеется выпросить у Ильи хотя бы обнадеживающее слово. И снова мужчине приходится наступить на сочувствие: нетрудно представить хруст тонких, хрящеватых костей амфибии с выпученными грустными круглыми глазами и то вздымающейся, то опадающей липкой кожей на боках. - Откуда мне знать? Ясно только, что Ольге это не поможет, - он вздыхает. - Бессмысленная надежда куда страшнее, чем отчаяние, и я боюсь, что сейчас они - вернее, один из них - попал в ее власть. Женя опасался именно этого, когда звонил мне. - О чем ты? - "Омега". Девушка выдыхает, как ему кажется, облегченно. - Они биомехи или что-то вроде того, разве ты не понял? И они чужаки, наши жизни их не волнуют, только ви… - Так ты не знаешь? - перебивает ее Илья. - О чем? - вмешивается Макс. Его голос звучит настороженно, и в том, как он подается вперед, сквозит сходство с заметившим добычу хищником. Только Илья знает, что сейчас наоборот, добыча пугает охотника. Илье не хочется говорить; он ощущает себя старухой-сплетницей, мусолящей секреты соседки по палате, которую выносят, накрытую простыней. Он смотрит прямо вперед - только так заставляет себя не отводить глаза - и пересказывает все, что знает, начиная с литвиновского чипа. - Женя собирался объясниться с ним, - договаривает он. - Думаю, попытался… и по поручению того омеговца - полагаю, он - один из командующих - его заставили продолжать работу. - Думаешь, остальные согласились бы выполнять бессмысленные приказы? - А почему нет? - горько усмехается Илья. - Их десятки, может быть, сотни. От того, что один из них будет стоять, приставив автомат к голове Жени, работы остальным не слишком прибавится. - По-моему, их не больше двадцати, - возразила Оксана. - В единичный отрезок времени в определенной точке пространства. Уверен, их гораздо больше, иначе они не стали бы оставлять здесь половину подразделения. - Да какая разница, сколько их? Ты же можешь отследить, куда его… - Нет. Именно с этого я начал. Помнишь, мы все вшили под кожу индивидуальные импланты? - Макс кивнул. - Так вот Женин пропал из зоны пеленгации. Могу лишь сказать, что на тот момент Женя был жив и здорово испуган. - А где он пропал, хотя бы? Можешь сказать, в какую сторону его увезли? - Если бы! Он пропал здесь, в этом самом здании. Думаю, его изолировали, прежде чем увезти. Но успокойся, думаю, Жене сейчас ничто не угрожает - ведь только на него он и рассчитывает. Но вот когда Ольга умрет… его могут и "наказать" за невыполненное задание. Макс дернулся, но под пристальным взглядом Ильи опустился на стул. - Так что мы делаем? - спросил он. Илья аккуратно развернул блокнот на ладони, заговорил, следя за тем, чтобы звук его голоса заглушал скрип бумаги под шариковой ручкой. Для видеокамер - в этом он убедился заблаговременно - он оставался невидим. - Пока что все, что мы можем сделать, это попытаться договориться, - сказал он. - В крайнем случае, привлечем Литвинова, он наверняка способен воздействовать на них. "Начнем с разговора. Поставим ультиматум. Если придется, отключим СЖО Ольги". - Возражения? Макс указал на последнюю фразу, тряхнул головой. Илья различил капельки пота на его темном бритом виске. Выпрямилась, заслонив спиной камеру, Оксана. - Пожалуй, пока нам не остается ничего другого, - сказала она ровно. Рука ее порхнула над листом бумаги. "Сделаем все, чтобы до этого не дошло. Но пара дней, которые протянет капитан, Жениной жизни не стоит". - Я написал номера, по которым можно связаться с Литвиновым. В случае крайней необходимости. "Я включу связь. М - держи щит лаборатории. О - генератор Центра. Если они поймут, то остановят нас". - Ясно. Я так понимаю, поговоришь с ним ты сам? - спросила Оксана, с хрустом вырвав листок из блокнота, и убрала его в нагрудный карман. Илья кивнул и проследил за тем, как его превратившиеся в сообщников друзья разошлись в неосвещенном коридоре.***
Женя прошел через узкий бетонный коридор, нервно оборачиваясь на идущего за ним солдата. Вначале он еще силился различить что-либо в темноте перед собой, но затем понял бесполезность этих попыток. Впрочем, и спотыкаться в коридоре было не обо что, пока идущие не достигли его конца. Здесь омеговец протянул руку над головой Жени, заставив его вжаться в стенку, и включил механизм, отпиравший дверь. Внутри стены щелкнуло, и, потеряв равновесие, химик ввалился в очередное неосвещенное помещение. Встречи со следующей дверью он уже ожидал, а потому устоял на ногах. Противоположную двери стену занимали мониторы, большой и маленький, расположенные один под другим. Перед ними был установлен письменный стол с зажавшимся в угол МФУ, на полке под столешницей виднелись две крупных клавиатуры и "мыши", но ничего, похожего на процессор, Женя не увидел. Большой монитор спал; он казался тускло-черным входом в очередной коридор. Маленький тоже был черным, но живо блестел, как глаз греющейся на солнце ящерицы, а в центре - как солнечный блик - светилась белая табличка."Наследие Сеанс-конференция готов".