***
Люди наводнили участок дороги. Одни из них, отчего-то в защитных костюмах — словно она, Кейт, не говорила об отсутствии заражения — обтягивали изолирующей пленкой остатки фургона. Другие устанавливали ограждение, запрещающее проезд. Кто-то — смутно знакомое лицо — что-то объяснял престарелым обитателям ближайших домов. Кейт, оглушенную не то внезапно окружившей ее человеческой суетой, не то наконец сказавшимся шоком, подняли за плечи с асфальта и отвели в большую белую машину медицинской помощи. Совсем не похожий на Дока молодой медик сделал кому-то отмашку. — Не надо стимуляторов, она и так выше крыши накачалась ими. Задние двери шлепнули резиновыми прокладками, и, знаком приказав санитарам разойтись, появился Уэст. — Что произошло? — его резкий голос прорвался сквозь паутину окружающих звуков. — Я обнаружила базу пришельцев на территории завода, — поспешно доложила Кейт. — Судя по данным с мобильной камеры, там… — Подожди пока. Я говорю не с тобой, а с врачом, — твердо сказал ей Эрик и снова обернулся к медику. — Так насколько все серьезно? — Я в порядке! — девушка вскочила на ноги и с яростью выдернула из уха все еще торчавшую обломанную ветку, которая цеплялась за воротник. — Повторяю, я обнаружила ЛЮДЕЙ внутри подземной конструкции! Я запутала их следящее устройство… — Достаточно! — Эрик передернулся. — Я тебя понял. Сядь. Он протянул ей чистый платок. Долю секунды Кейт недоуменно смотрела на его руку и только потом почувствовала ползущую по шее липкую струйку. А затем различила алые точки на его лице — крошечные брызги ее крови — и сжала кусок ткани в руках, чтобы не закричать от отчаяния. — Она в шоке. А вы — не справляетесь со своей работой, — бросил глава подразделения врачу. — Если у нее буду осложнения, вы лишитесь должности. Выйдя из машины, он долго вытирал щеку спиртовой салфеткой.***
Илья дождался автобуса, первым подошедшего к остановке. Это был ПАЗик с синей полоской по боку и забрызганными грязью окнами. С некоторым напряжением пошарил по карманам, ища мелочь. Нашел и расплатился с сонной кондукторшей. Бросил взгляд сквозь грязное стекло, но диска различить уже не смог. ПАЗик петлял по городу, то минуя высокие здания, сияющие пластиком и рекламными вывесками, то ныряя в захолустные узкие улочки пригорода. Наконец перевалил, как тяжелый жук по березовой ветке, через мост, и добрался до привокзальной площади. Здесь Илья протиснулся через двери вместе с парой крупных, обвешанных сумками женщин, и вдохнул по-утреннему свежего, но горчащего от выхлопных газов воздуха. Он обошел неработающий фонтан, в чаше которого скопились окурки и упаковки, слежавшиеся и мятые от покрывавшего их еще недавно снега. Мощеная плиткой площадь была мокра, затоптана человеческими следами и блестела в лучах солнца. По ней пестрым ковром перемещалась стая голубей, теснящихся прямо у людей под ногами. Птицы, стараясь не упустить ничего, что люди давали им по доброте или из любопытства, бросали за ненадобностью или же роняли случайно, занимались и делами более возвышенными. Некоторые самцы распушали перо, надували зоб, становясь похожими на пыльные украшения для новогодней елки, и с воркованием кружили около гладких, как окатанные морем камни, голубок. Порой два-три таких ухажера схватывались в шумной драке, и тогда самочки с любопытством косили черными глазками, словно пытаясь угадать победителя. Илья купил пакет семечек — пока он добирался до киоска, успел получить также и брошюрку «Путь к новому миру» вместе с напутственными словами — и стал кормить голубей. Птицы налетали шумно, хлопали крыльями, толкались, обнаглев, садились и на скамейку с кованой выгнутой спинкой, и Илье на руки. Между ними заметил он воробьев — более осторожных, но шустрых, успевавших ухватить семечко, пока голуби выясняли отношения. Попытался разорвать пакет посильнее, чтобы вытащить последнюю горсть со дна, и просыпал — семечки, пахучие, черные и твердые, дождем осыпали колени. Принялся отряхивать их, и тут услышал сильный, чуть хрипловатый женский голос. — Позолоти ручку, дорогой, всю правду расскажу, — нараспев завела цыганка. Она была еще не старая, хотя на смуглом лице угадывались морщины, одетая в красную с золотым кофту с накидкой поверх, юбка с крупными цветками мела мокрый тротуар. На густых черных волосах блестели не то растаявшие снежинки, не то роса. — Всю правду расскажу, ничего не утаю, что на сердце было, что будет, все скажу… Вижу, маешься… Илья, стряхнув первоначальный испуг, разозлился. Хотя странно было бы ждать, что, сидя посреди площади, он не привлек бы подобного внимания. — Ошибаешься. Предсказаний мне не надо, я и так все, что нужно, знаю, — бывший разведчик поднялся, намериваясь уйти. — Знаю — врешь, дорогой, вижу, — засмеялась цыганка, обнажая крепкие белые зубы. — Вижу, правды хочешь, иначе не пришел бы на наше свидание. Мозг Ильи среагировал мгновенно. — Икс-Эн-Три? — спросил он. Цыганка закивала, все еще усмехаясь. Зазвякали ее украшения. — Уж не знаю, что ты мне хочешь предложить, но, думаю, ты опоздал — капитан умерла, — сказал Илья все так же резко. — Умерла — знаю, узнал вечером. Вечером они труп заморозили, верно? — дождавшись кивка Ильи, пришелец продолжил. — Верно и то, что я говорил тебе. Тебе нужно мою сделку принять, потому что она со страной твоей связана, а про капитана я не знаю ничего. — Откуда мне знать, что ты не блефуешь? — Не блефуешь ли ты, и мне, дорогой, неизвестно, — Икс-Эн-Три снова перешел на цыганский говор, — Неизвестно тебе и то, что я сейчас скажу: Уэст с компанией нашел еще одну базу, да молчит. — Я должен проверить. — Проверить легко, затем я и сказал тебе. Тебе ведь убедиться нужно, что я сведущ в деле. — Хорошо, — Илья набрал сообщение для Литвинова. — Пока жду подтверждения, обсудим условия. Проходившая мимо женщина покосилась на них не то с любопытством, не то неприязненно. — Условия мои таковы, — сообщил пришелец ртом цыганки, — управлять тобой не буду, только смотреть, дай мне три дня. Три дня эти живи как обычно. Как обычно — работай, над чем захочешь. — А ты, конечно, думаешь, мне позволят так сделать? — усмехнулся Илья. — Да в некоторые места меня просто не пустят с инопланетным «довеском». — Довеском не называй, — строго говорит Икс-Эн-Три. — Не называй и глупым, я знаю. — Не буду, — так же серьезно отвечает Илья. — А, например, в том, что ты меня не заставишь моих товарищей убить, как я могу быть уверен? — Я могу быть уверен, что ты меня не отдашь для изучения, хоть даже сам при этом умрешь? — вопросом на вопрос отвечает паразит. — Хорошо, мне не привыкать строить отношения на доверии с врагами, — говорит бывший разведчик, прочитав ответ Литвинова. Ни о чем не говорящие сведения о том, что «Перехватчики» оцепили один из районов. — С врагами и мне часто приходится быть вместе, — цыганка берет его за руку. — Вместе с тобой, думаю, будет хотя бы интереснее. — Что дальше? — спрашивает Илья, глядя в ее прямо смотрящие пустые глаза. — Дальше — подержи шкурку, она будет падать, — предупреждает Икс-Эн-Три. Мгновение спустя тело цыганки обмякает, словно сдувшись, и обваливается ему на руки. Он подхватывает ее, и под пальцами шуршит цветастая ткань, а грубые волосы, пахнущие потом, дешевыми резкими духами и — почти неразличимо — кровью — попадают ему в лицо, щекочут и колют. Голуби вспархивают из-за ее спины, так, что потревоженный их крыльями воздух гладит его вспотевший лоб. Он опускает женщину на скамейку, устраивает на груди свисшую безжизненно руку, укрытую широким рукавом и множеством браслетов, попутно отмечая пульс. Оно появляется из выреза блузки — бурое, с чуть зеленым отливом, подобие трилобита, за телом которого тянутся два мышиных хвоста. Илья слышит, как поскрипывают маленькие, почему-то собранные у переднего конца в пучок хитинизированные ножки, и подставляет руку. Когда Икс-Эн-Три ползет по его предплечью, бывший разведчик с отвращением ощущает собственную дрожь и подкатывающую тошноту. Он садится, опасаясь потерять сознание, у ног цыганки. Липкий холодок перебирается через препятствие воротника и касается затылка. Затем следует резкая боль, отзывающаяся судорогой во всем теле, и на мгновение темнеет перед глазами, словно он теряет равновесие и проваливается, падает в бесконечный колодец. Илья отчужденно смотрит на собственные пальцы, еще рефлекторно подергивающиеся. В сознании наступает чужеродная кристальная ясность.