Мировая Имунная Реакция

      В комнате отсутствовали окна, имелся кулер с водой, а самое главное — лампы (обернутые мелкой металлической сеткой) не были столь раздражающе желтыми.       Шаги отдавались глухо, но замкнутость помещения заставляла их звучать еще долго, сливаясь в ровный шум. Диана почти засыпала.       — Знаете, что самое смешное? Я даже не злюсь на него за то, что нас задержали люди Литвинова, — признался Макс, перестав расхаживать по комнате, и опустился на скамью. Диана, догадавшись, что он хочет выговориться, придвинулась поближе.       — Он считает, что прав всегда только он, — американец пожал плечами. — А еще мучается оттого, что ему некуда пристроить свое желание отдать жизнь за идею. Коммунист чертов!       — У нас давно уже нет коммунизма, — доктор улыбнулась. — Хотя идейные фанатики все равно остаются…       — Верно, я и говорю: коммунизма нет, а коммунист остался, — подытожил Макс. — Вы по-английски говорите?       — Немного. По крайней мере, понимать вас смогу, а вот отвечать буду, скорее всего, в стиле Джа-Джа Бинкса.       Макс, похоже, испытал слишком сильное облегчение оттого, что ему позволили говорить на родном языке, и способности собеседницы уже не имели для него значения.       — Он дорогого стоит, этот Илья. Будь бы я его врагом — мне было бы жаль самого себя. Он может в одиночку справиться с армией целой страны, я не преувеличиваю. Но я его друг, и поэтому мне жаль его. Да, звучит, наверное, глупо: жалеть здорового взрослого мужика, да еще и шпиона. Но иногда он словно больной, в самом деле… А еще он думает, что он меня использовал, когда мы с ним «взломали» СПО, и ему стыдно передо мной.       — А это было не так? — спросила Диана. — Это ведь он подтолкнул вас ввязаться в эту историю. Может, вы просто закрываете на это глаза, чтобы самому себе не казаться жертвой манипуляций.       — И вы туда же! — Макс вздохнул. — Тяжело с народом из госбезопасности… Он себя считает шахматистом, ведущим очень тонкие партии. И в чем-то он прав, только он совсем забыл, что люди — это не шахматные фигуры. У них есть мысли, желания и чувства, которые могут и не укладываться в сценарий.       — Ваши чувства в него не укладываются?       — Нет. Самое худшее, что его — тоже, но ему кажется слабостью это признать. Этот идиот не верит, что ему кто-то может быть дорог. И пытается себе доказать обратное, а отыгрывается постоянно именно на мне. Потому что ближе меня у него никого и нет.       — А ближе его — у вас?       Макс сцепил пальцы в замок.       — А у меня вообще не было никого. Ни здесь, ни там. Это так странно, когда абсолютно чужие люди к тебе тянутся. Я же вражеский солдат, по сути. А меня они все приняли. И никто меня не ставит ниже других, я для них — «свой», «товарищ». Я только сейчас понимаю, что мне именно этого не хватало, а я искал просто власти над другими. Думал, что если сделаю человека «сверху», из элиты, из разведки, своим домашним животным, то мне будет легче. Поэтому и вывез его из госпиталя. Он тогда это понял, а вот того, что сейчас я поменялся — не понимает. А ведь это он меня вытащил из этой пропасти…       — Главное — не оставляйте его, — тихо сказала Диана. — Он в вас нуждается, даже если не понимает этого.       Макс выпрямился:       — Спасибо. Надеюсь, вы сможете забыть об этом разговоре. Я правда не хотел сейчас плакаться, тем более перед женщиной…       Он запоздало подумал, что разозлит ее этими словами, но доктор грустно улыбнулась.       — Не думала, что я с такой жизнью еще на женщину похожа. У нас тут, знаете ли, все, как при коммунизме, «товарищи». Юбку красивую одеть не для кого.       — Вы — не похожи?! — Макс театрально схватился за голову. — Да вы шикарная женщина, Диана, честно вам говорю!       Снаружи пискнула и замолчала сигнализация, а ответ Дианы (скорее всего, «спасибо» сквозь польщенный смех) потонул в скрипе открываемой двери.

***

      Женя вышел из лаборатории пошатываясь, на ходу пытаясь снять защитный костюм, шуршащий и гнущийся, но выскальзывающий из пальцев. Противоприонная обработка была уже проведена, и теперь единственной причиной для ношения защиты было отсутствие сопротивляемости у полуживого организма капитана.       Вышел — и тут же угодил в объятия Оксаны.       — Тише — задушишь! — химик вымученно улыбнулся.       — У вас ведь получилось, я же видела! — она не то спрашивала, не то просто выкрикивала. — Я так боялась!       — Видела ты, у кого получилось, — вздохнул Женя, оглушенный чужими эмоциями, накладывающимися на перегруженность мозга. — Дай я сяду и расскажу по порядку.       — Ты как? — Оксана осмотрела его тревожно. — Выглядишь совсем больным.       Женя кивнул и позволил увести себя к лифту. Но вот когда девушка открыла перед ним двери СЛАТ-диагностической камеры, воспротивился.       — Со мной все в порядке, — сказал он, садясь на край, покрытый белой прокладкой и похожий на дверцу промышленного холодильника.       — Тогда просто пройди обследование! Ты ведь что-то скрываешь?       Женя покачал головой.       — Что они с тобой сделали? — Оксана отстранилась и внимательно посмотрела в его лицо. В уголках ее губ снова залегли морщины. — Они пытали тебя?       — А что, похоже? — химик нервно усмехнулся. — Ничего, говорю я тебе, просто если я лягу в камеру, то вырублюсь и просплю часов двадцать… А я должен тебе все рассказать.       — Ничего ты не должен!       — Не драматизируй, — попросил он, потерев глаза.       — Я беспокоюсь о тебе, извини. Говори то, что ты хочешь сказать, и ложись спать прямо в камере, я запущу сканирование.       Женя поелозил ладонями по холодящему металлу, потом вытер руки о колени и заговорил:       — Еще ничего не решено.       — Я догадывался, — с порога произнес Николай.

***

      — Что ты получил от вторженца? — спросил усовершенствованный солдат.       — Предупреждение, — Илья говорил спокойно. — Он сообщил о планируемом покушении на жизнь президента.       — И только?       — А ты надеялся узнать, что произошло с капитаном?       — Нет. Вторженец наверняка об этом не знает. Я знаю.       — И что же?       — Случайность.       — Это как-то связано с вами?       — Нет. С укусом вторженца. Твой коллега расскажет тебе подробности.       — Женя? Так вы вернули его?       — Да.       — Спасибо.       — Не нужно благодарить, я сделал это не для себя. Я добился своей цели.       Илья ощутил легкое головокружение и усталость. И никакой радости.       — Ольга жива? — уточнил он.       — Да.       — Как она?       — На этапе восстановления функций организма.       Недоверие снова задело его пушистым хвостом, заскребло по ботинкам коготками. «У Недоверия — липнущая к одежде рыжая шерсть, — вспомнил Илья, — а мертвые не воскресают. А если воскресают, то бывает очень плохо. Пожалуйста, не хороните меня на кладбище домашних животных».       — Что насчет президента? Мы полагаем, покушение совершит кто-то из людей, но меры ксеноконтроля примем. Вы сможете обеспечить безопасность президента?       — В этом нет необходимости. Наша первостепенная задача — выйти на след Синдиката. Для этого может понадобиться успех покушения.       Илье показалось, что он ослышался:       — Вы хотите позволить им убить президента?       — Возможно, придется пренебречь его жизнью.       — Тогда на кой черт вы вообще нужны?! — бросил он в лицо солдата. — На кой черт в ваше создание государство вбухало столько денег?! Зачем ваши бесшумные вертолеты, непробиваемая кожа и сверхмощные винтовки, когда вы даже не можете обеспечить безопасность главе государства? Литвинов был прав относительно вас.       — Мы обеспечиваем безопасность самого государства, а не отдельной персоны, — парировал солдат. — Жизнью главы можно пренебречь, если иной расклад выгоднее для народа в целом. Для нас важнее прекратить влияние США и Синдиката.       — Ты не понимаешь. Президент — это лицо народа. Люди будут подавлены, утратят веру в силы нашей страны, если потеряют его.       — Это не имеет значения. Нам не нужны силы народа, чтобы обеспечить его безопасность.       Илья сплюнул.       — Ты думаешь, народ — это овцы, которых тебе поручено охранять. Это не так. У нас не было никаких «усовершенствованных», когда мы остановили экспансию нацизма. У нас не хватало оружия и припасов. Это сделал народ, это сделала вера, это сделала сила духа. Вот то, что мы должны беречь в первую очередь.       — Верно. Вам нужна была сила духа, потому что вам не хватало военных ресурсов. Но последние — более надежный источник. Сейчас нет необходимости полагаться на столь шаткие понятия. Но я приму к сведению твои слова.