— Тебе нравится место нашей встречи? — холодная, влажная от подтаявшего снега рука притворно-случайно задела его шею, опускаясь на плечо. Илья вздрогнул, пожалуй, столь же притворно — боковым зрением он уже заметил чуть неестественную, расшатанную походку прохожей.
Он развернулся, куртка прошуршала о пыльные перила железнодорожного моста.
— Я пришел не затем, чтобы любоваться местами прошлого. Но подозревал, что ты выбрал его не случайно.
— Случайно не происходит ничего, — заметил пришелец, с непонятным, но ощутимым наслаждением прижимаясь к металлическим прутьям. Осветленные волосы очередной «шкурки» свешались на лицо, когда она перегнулась — Икс-Эн-Три вздумалось посмотреть вниз. Илью вновь передернуло — на этот раз искренне. Схватив за воротник, он заставил тело девушки выпрямиться и с запоздалой брезгливостью отряхнул руки — панцирь инопланетного паразита был в миллиметрах от костяшек пальцев.
— К чему загадки и философские рассуждения? — хмуро спросил он. — Мы ведь обсуждаем сделку — скажи напрямую, чего ты хочешь?
— Хочу, чтобы ты рассказал мне о том, что произошло здесь.
— Если это цена нужной мне кожи, то могу начать прямо сейчас, — бросил Илья.
— Сейчас ты настроен очень серьезно, прямолинеен и жёсток, — отметил пришелец, — сильно отличаешься от того, каким был недавно. Недавно ты еще не знал чего-то или не решил, а сейчас принял решение, верно?
— Можно и так сказать.
— Сказать, что то, что ты чувствуешь в этом месте, связано с твоим решением, будет правильно?
— Отчасти. Только вот какая тебе разница, Хвостатик? Хочешь знать, что за решение?
— Решение твое я и так знаю, — обронил пришелец равнодушно.
— А что же тебя тогда интересует?
— Интересует, боишься ли ты, — голубоватые от холода пальцы неловко обхватили перекладину, прошлись вверх-вниз, стирая бархатную пыльную корку. — Боишься ли ты умереть?
Украденное тело разомкнуло руку, демонстрируя ему посеревшую, исцарапанную ржавым металлом ладонь, а сквозь растопыренные пальцы Илья увидел испещренную трещинами облупившуюся краску, покрывающую прут.
Лет за двадцать перила моста так и не перекрасили. Его затошнило от этой мысли, от грязно-мокрых рук и уставленных в лицо пустых глаз полумертвой девушки, от стучащих колес разгоняющегося состава, вьющегося по рельсам красно-серой змеей.
— Вопрос не в смерти, а в том, какая она, — выговорил он. — Смерть может быть безумно нелепой и бессмысленной. Трусливой. Собачьей. А может быть героической. Достойной. И дело не в том, как человек сам принимает свою смерть. Боятся все. Таких, кто прямо смотрит в дуло пистолета, практически нет. Но смерть — это всегда показатель того, как человек жил. Были солдаты, которые закрывали своим телом попавшую в окоп гранату. Думаешь, они не орали от ужаса? Думаешь, врачи-добровольцы, умиравшие от чумы, не проклинали свою самоотверженность, когда гнили заживо? Дело не в страхе — страх неподавляем, инстинктивен и нормален — дело в том, что привело человека к смерти. Если пустая, бездумная дорожка — авария, забытый газовый кран, аллергический приступ — тогда умирать должно быть безумно страшно. А когда путь ты выбрал сам, поступаясь опасностью ради своей цели — над страхом довлеет что-то иное.
Илья заметил, как застыла «шкурка» — пришелец с жадностью вслушивался в его слова.
— И если я верно понял тебя, то нет, я не боюсь. Сейчас. Когда, например, я буду истекать кровью, мое мнение наверняка изменится, но будет уже неважно. Я всегда хотел быть героем. Всегда хотел умереть за Родину. Проблема лишь в том, что иногда умирать за Родину недостаточно: нужно убивать за Родину, лгать за Родину, прогибаться и унижаться — за Родину. Об этом не задумываются, но жить за Родину иногда куда тяжелее, чем умереть.
— Умереть — не означает решить проблему, тебе не кажется? — спросил Икс-Эн-Три, подождав немного, словно боялся перебить его. — Тебе не кажется, что если на глазах толпы некто с лицом президента будет умирать, истекая кровью, то они потом не поверят, что-то был не их президент? Президент будет мертв, оставаясь живым, а ты умрешь бессмысленно и нелепо.
— Что тебе за дело до меня? Смерть освобождает от ответственности, от сомнений и сожалений. Можешь считать, я просто оправдываю героизмом свое самоубийство.
— Самоубийство — слишком эгоистичный ход для тебя, — усмехнулся пришелец. — Для тебя нужны причины. Причины, видимо, есть, и, стало быть, ты не станешь просить меня о спасении?
— Мое спасение будет стоить слишком дорого для моей страны.
— Страны, которая не заметила бы твоей смерти?
-Ты любишь играть с огнем, Хвостатик. Но ты ведь меня понимаешь. Очень хорошо понимаешь, сдается мне…
Хвостатик вновь провел рукой по прутьям перил, стирая тающий снег, и внезапно сжал ладонь Ильи, обжигая холодом.
— Сдается мне, если бы сейчас я предложил тебе в обмен на спасение твоей страны прыгнуть, чтобы я мог посмотреть — ты бы прыгнул. Прыгнул, не задавая вопросов, верно?
***
Илья возвратился, бросил на стол — точно омерзительное содержимое не заслуживало осторожности — пакеты с синтетической кожей.
— Отлично, — хмыкнул Литвинов. — Весьма быстро. И что он попросил взамен?
Илья без приглашения опустился на стул, отметив, как грязный снег с рукавов осыпался на обивку.
— Ничего.
— То есть? — полковник поднял бровь.
— Он сказал, что еще не определился и назовет свою цену потом.
— У него есть основания считать, что мы не обманем его?
— Никаких, кроме моего обещания.
— Вы, похоже, произвели на него сильное впечатление.
— Похоже, — так же хмуро подтвердил Илья.
— Что вас беспокоит? — осведомился Литвинов.
— Если покушение предотвратить не удастся, нам будет сложно объяснить, каким образом уцелел президент.
— Этим займутся другие люди. Достаточно компетентные, — Литвинов закурил. — Это не составит проблемы, несмотря на публичность. Кандидатуру дублера я уже подобрал.
— Дублером буду я.
— Нет, не будете, — Литвинов затушил сигару. — Вы мне нужны.
— Нет, буду. Иначе я забираю кожу.
— Я не могу вами рисковать!
— Тогда постарайтесь, чтобы «другие люди», которым поручено охранять жизнь президента, работали получше, — произнес Илья, забирая пакеты. Собственное лицо смотрело на него из-за мутного пластика, расплывшееся и влажное, как у утопленника. — Я достал это не для того, чтобы вы воспользовались кем-то как живой мишенью. Это на крайний случай.
***
— Наша задача — пройти в помещение якобы с целью проверки и размагнитить возможные автономные передатчики. Здание будет обесточено на минуту тридцать секунд — до включения запасного генератора — подразделением «Омега». Больше времени они нам не дают, чтобы не вызвать подозрения. За это время мы должны заставить президента переодеться в мою кожу, а я, соответственно, займу его место. Проблема заключается в том, что мы не можем предупредить президента заранее, чтобы избежать утечки. Вход и выход будут охраняться омеговцами.
— Переоденется, не волнуйся, — многообещающе выдал Макс, уже несколько отошедший от потрясения и смирившийся с ролью Ильи в операции.
— Без угроз, пожалуйста. Имей уважение, — попросил Илья.
— С чего? Это тебе он президент, а мне — никто, — американец с готовностью вступил в препирательство. — И из-за него ты в очередной раз треплешь мне нервы. Так что я отыграюсь.
— Возможно, президент будет с тобой в большей опасности, чем там, — Илья усмехнулся. — Полагаю, вся эта история с покушением — дело рук Хвостатика, и, учитывая его попытки отговорить меня, он наверняка откажется от этих планов. По-моему, основной задачей всей шумихи было поставить меня в положение должника…
— Слышали сто раз! — оборвал посерьезневший Макс. — Не корми сказочками: если так уверен, что покушения не будет, отмени-ка к лешему всю операцию!
— Бдительность терять нельзя, мое мнение — всего лишь мнение, и я могу ошибаться. Поехали.
— Диана тоже?
— Тоже, лишней не будет. Постоит в приемной, понаблюдает за реакцией на проверку. При необходимости отвлечет любопытных.
— Извините, а как их отвлекать? — Диана оторвалась от созерцания лежащих у нее на коленях пакетов синтетической кожи.
— Ну, вы же по многоножкам работаете. Скажите, на них очередная проверка. Придумаете, в общем.
