Мировая Имунная Реакция

      Добыча нагнулась, пытаясь достать что-то из узкой щели между кроватью и стеной. Она могла бы легко справиться с задачей, если бы ее тело ничто не ограничивало - но даже сейчас, убежденная в своей безопасности, она не смела снимать защищающей ее оболочки.       Встала, опираясь на три конечности, шарила при помощи четвертой.       Он слышал, как перетекала ее плоть внутри оболочки - вязкая, похожая на его собственную слюну питательная субстанция, сейчас еще смешанная с ядом. Челюсти охотника раздвинулись, железы сочились кислотой. Он ждал подходящего момента, как подсказывали его инстинкты - хотя квартира была слишком мала и слишком замкнута, чтобы упустить амебу даже при худшем раскладе.       Он напрягся, стянув свое тело, как сжатую пружину - только почти неслышно хрустнули края хитиновых пластин. И, когда амеба сместила свой центр массы еще на полмиллиметра к голове, вниз, выбросил себя вперед.       Осыпались на пол со звоном и стуком предметы, в которых он прятался. Амеба дернулась, инстинктивно пытаясь уклониться - но было уже поздно: охотник обвил ее плотной щелкающей спиралью, взрезал ногочелюстями несъедобную оболочку и пронзил мембраны, впрыскивая в плазму кислоту.       И пару секунд спустя принялся хлюпать еще шипящей жидкостью, залившей пол. Вкуса охотник ощущать не мог, но текстура белка, вливавшегося в его пищевод, была единственным, что занимало его сознание. Белок был чистым, едва различимо волокнистым, густо обволакивающим челюсти и наполняющим каждый сегмент его тела сытостью.       Только когда охотник наполнил и желудок, и выпирающие из кишечника пузыри дивертикул, способность мыслить наконец вернулась к нему, проглянула сквозь черный туман инстинктивного.       Он понял, вспомнил, что нужно было бежать, и резко развернулся, наступая на задний конец своего белесого тела передними ногами, заскользил по захламленному линолеуму.       Он опоздал - надглоточный ганглий обожгло электрическим разрядом, и ногочелюсти беспомощно разъехались, царапая пол, под тяжестью его наполненного пищей туловища.       Перед его сознанием пронеслись обрывки воспоминаний, и в который раз охотник с горечью понял, что упустил свой шанс. Если бы голод и близость добычи не отвлекали его, он давно уже избавился бы - но всякий раз терял время на то, чтобы расправиться с жертвой. Он мог мыслить, только наполнив желудок - но тогда ему уже не позволяли мыслить.       Он вспомнил, как однажды видел своего мучителя - так же, скрутившись на полу в членистую восьмерку, он только клацнул челюстями, когда тот с покровительственной усмешкой похлопал его по плоскому белому лбу.       - Хорошая псина.       Может быть - охотник сейчас прибывал в том болезненно-бесчувственном состоянии паралича, когда обдумывание происходящего становилось особенно мучительно - человек и не подозревал, что слабая дрожь, пробежавшая по телу охотника, была выражением бессильной ненависти. Но, кажется, щелкнувшие челюсти испугали его - он отдернул руку, и через секунду охотник заколотился в агонии, стуча панцирем по полу, пока мир не наполнился бесконечным вибрирующим звоном, затмевающим все остальное пространство. Будто его отолиты метались внутри своих капсул, как пойманная рыба в садке.       Потом он упал на пол, с трудом различая среди расплывающихся и двоящихся пятне хозяина, склонившегося над ним.       - Будь послушным, псина.       Именно тогда он понял, что хозяина можно убить - иначе он не боялся бы. Но от боли внутри можно было только бежать, бежать так далеко, как только он сможет, пока она не настигнет.       Сейчас охотник попытался ползти, хотя лапы почти не двигались и волоклись за ним, цепляясь и подворачиваясь.       Он полз к проему, уводившему в коридор, и вниз, по лестнице, в землю.       Пол дрогнул от шагов, и свет в проеме заслонило неясное черное пятно - человек преградил ему дорогу.       Охотник зашипел, прижимаясь к полу - но боль не наступила. Напротив, к конечностям вернулись силы - он ощутил натяжение каждой мышцы, каждую неровность пола под хитиновыми покровами.       Хозяина можно было убить - может быть, раньше, чем наступит боль.       Он прыгнул - неуклюже и низко из-за сытости, грохнув панцирем об пол.       Эрик Уэст, вскрикнув, отшатнулся вбок - зацепил плечом вешалку - и начал стрелять.       Пули отскакивали от спины сжелта-белой, словно из кости высеченной, многоножки.

***

      Илье понадобилось немало времени, чтобы отыскать место встречи: город, живой и меняющийся, отполз за несколько лет, прошедших с закрытия парка, на порядочное расстояние.       Обтрепанные кусты разрослись, затянули старый парк развлечений сплошной бурой паутиной. Они проталкивали голые разлапистые ветки, в которых застряли заляпанные грязью обрывки газет, между сидений облезлой покосившейся карусели, в пустые ржавые клетки павильонов, стеклянные стенки которых давно уже обратились в крошки; они обрывали вымощенные растрескавшейся плиткой дорожки.       Недавно пошел снег, который был слишком влажен и мягок, а потому слипался в комья, сероватые от приносимой из города пыли, которые разбивались о землю, превращаясь в слякоть.       Заволоченная белесой стеной, громада колеса обозрения, какого-то ущербного, вогнутого, как стареющая луна, возвышалась над зарослями, закрывая мерцавшее фарами и фонарями городское шоссе, а деревья хватались и за нее, словно карабкались, пытаясь сбежать.       - Ты уверен, что мы там, где нужно? - спросил Макс, понизив голос. Илья кивнул и направился вперед по самой широкой из уцелевших дорожек.       Вскоре до его ушей донесся скрип - едва слышимый, повторяющийся, неровный.       Скрипели качели - похоже, они были единственным предметом, не застывшим в цепких объятьях кустарника, и из последних сил противостояли разрушению.       На качелях кто-то сидел.       Худая, одетая в расстегнутое пальто женщина, казалось, спала, уткнувшись лбом в цепь; носки ее покачивающихся туфлей чертили в грязи полоски, а на светлые волосы осыпалась сырая ржавая пыль, казавшаяся запекшейся кровью.       - Эй! - окликнул ее Илья. - Вы слышите меня?       Она даже не вздрогнула; лицо ее, влажное от снега и серое от холода, оставалось неподвижным, как маска. Илья различил, что пола пальто, промокшего от снега, примерзла к металлу.       "Она мертва. И не это главное - главное, наш единственный возможный информатор мертв" - пронеслось у него в голове.       Тем не менее, он заставил себя подойти и коснуться острого плеча, торчащего из-под сползшего воротника. Кожа под тонкой тканью была едва различима холодной и твердой.       - Похоже, нас кто-то опередил, - сообщил он Максу, который все это время стоял неподвижно, держа сидящую на качелях под прицелом.       Тот прищурился.       - Почем тебе знать? Это ведь пришелец, может быть, для него нормально прикидываться трупом.       - Он сам хотел встретиться, зачем ему прикидываться трупом? - возразил бывший разведчик.       - Так ты ему пароль не сказал, - заметил американец. - Может быть, он только тогда "загрузится", как комп?       Илья обернулся к женщине.       Посмотрел пристально - словно пытаясь взглядом заставить ее открыть глаза. Беззвучно шевельнул губами - читать стихи почти наверняка мертвой незнакомке казалось ему безумием. Страшно было услышать, как собственный голос - не просто окрик или фраза, которая могла обращаться и к Максу, а строки, наполненные далеким и неуместным смыслом - рассеется в окружающей холодной пустоте, ударится о замерзающую кожу трупа.       Он потер лоб шершавым рукавом куртки, выдохнул облачко белого тумана и наконец начал.

Мело, мело по всей земле, Во все пределы.

      По холодному и безмятежному лицу женщины пробежала едва уловимая тень, как рябь - по почти замерзшей воде. Илье уже не хотелось замолкать. В этом медленном возвращении жизни было что-то влекущее, могущественное, как природная стихия, и вместе с тем противоестественное.

Свеча горела на столе, Свеча горела.

      Женщина открыла глаза, неуверенно - как пришедший в себя после наркоза больной - протянула к нему руку и повторила едва слышно: "Свеча горела…".       - Не двигаться! - приказал Илья отрывисто, выхватывая из-за пояса пистолет-инъектор, заряженный ксеноцидом. Макс шумно выдохнул за его спиной. - Ты хотел предложить сделку, верно?       - Верно, - улыбка женщины показалась ему тонкой, неровной линией, - но не будь таким нетерпеливым.       - У меня есть причины, - отчеканил Илья. - И тебе это известно.       - Известно, но разве мы не можем просто поговорить для начала? Для начала нашего плодотворного сотрудничества, я имею в виду.       - Говори по сути, - приказал Илья. - Я не намерен терять время.       - Время ты тоже ценишь, я уже убедился. Убедился и в том, что ты осмотрителен, и в том, что умеешь следовать инструкциям - а это большее, что вообще можно ожидать таких, как ты… - она сделала жест рукой, приглашая подойти. - Ты, я вижу, в самом деле хочешь узнать, что я могу тебе предложить. Предложить я могу тебе сделку, но сначала должен кое-что объяснить и показать.       Она взяла ладонь Ильи в свою руку - пальцы были сухими и холодными, с овальными отполированными ногтями - и поднесла к собственной шее.       Мужчина инстинктивно попытался отстраниться.       - Ты можешь просто сказать?       - Просто сказать - недостаточно: тебе, если ты примешь мои условия, придется узнать обо мне больше, чем тебе хотелось бы, как вижу я, - ответил пришелец. - Я использую тела животных - в основном людей - прикрепляясь к основанию черепа, и ввожу электроды в нервную ткань. Ткань при этом почти не повреждается - для жизни и здоровья не опасно. Опасно, если меня попытаются оторвать от мой "шкурки", когда я того не хочу - электроды покрыты распрямляющимися во время работы шипами, которые могут разорвать спинной мозг. Мозг своей шкурки я, чтобы манипулировать памятью, могу в необходимой мне мере заморозить. Заморозить я могу и тело, как уже видел ты. Ты должен меня потрогать, иначе не поймешь.       Пальцы женщины оплели его руку; он послушно подался вперед, ощутил щекочущие кожу короткие волосы на затылке, а затем коснулся чего-то скользкого и гладкого, как отполированный прибоем камень, округлого, плотно прилипшего к ее коже.       Он содрогнулся; отдернул ладонь, которую она отпустила не сразу, словно нехотя.       - И зачем все это?       - Все это я объясняю потому, что не хочу, чтобы ты сделал что-нибудь фатальное для меня - и для себя.       Илья отступил на шаг, направив оружие на горло женщины.       - Ты же не собираешься..?       - Собираюсь, - оборвала его та, - это и есть мое условие. Условие довольно выгодное тебе - если побудешь два дня моей шкуркой, получишь ценную информацию.       Илья задохнулся - в рот попали слипшиеся снежные хлопья. Затем сделал знак Максу, призывая не вмешиваться.       - Что за информацию? - хрипло спросил он.       - Информацию, как ты можешь догадаться, я сообщу тебе после того, как получу желаемое.       - Я должен знать, что покупаю, - твердо возразил Илья. - Ты говоришь об Ольге? О Синдикате? Чего касается эта информация?       - Эта информация касается тебя, - женщина перекинула ногу на ногу, - Ты горько пожалеешь спустя три дня, если откажешься от сделки.       - У меня есть время обдумать все?       - Все ты на самом деле решил уже сейчас, разве не так? Так как ты, впрочем, хочешь убедить себя, что я ошибаюсь, время я тебе дам - завтра утром встретимся.       - В этом же месте? - уточнил Илья. - Пароль не нужен?       - Не нужен; не нужно и искать меня здесь и где бы то ни было еще - я сам найду тебя.       Она вздохнула, опустив голову на грудь, и показалась Илье смертельно усталой в эту секунду; краем глаза он заметил черное пятно хитина на ее шее.       Потом раздался тихий хлопок - словно лопнула бутылка под колесом автомобиля; качели, на которые набежала на мгновение тень, как от облака в солнечную погоду, безжизненно покачивались. Они были пустыми.