Женщина, которой не было

      - Больше ничего внятного я от него не добился. Мужчина окончательно ушёл в себя. Всё бормотал имя дочери да ещё какой-то Гаэлл… Кристина вздрогнула. Только что она хотела дерзко возразить Филиппу: с чего он взял, что тот пустившийся после потери дочери скрипач из Уппсалы – её горячо любимый отец, Густав Даае? Но граф, сам того не зная, отмёл все возражения женщины. По его словам, тот скрипач произносил имя «какой-то Гаэлл». Какой-то! Для одних это имя ничего бы не сказало. Но графине оно было дорого. Ведь имя – единственное, что она знала о своей матери, умершей вскоре после того, как на свет появилась малютка Кристина. Гаэлл Женевьева Даае, единственная супруга её отца.       - Ваш рассказ невероятен, - подала голос Кристина. На душе у неё снова появилась тяжёлая, мрачная ноша. Совсем как в те времена, когда она видела в зеркалах тень Ангела Музыки.       - И Вы, само собой, сейчас обвините меня во лжи? – с фальшивым испугом спросил Филипп.       - Не обвиню, - качнула головой женщина. – Здесь нет лжи. По-видимому, у меня на самом деле была сестра. Старшая сестра. Серафин. Какое прекрасное имя. Кристине казалось, что оно должно было идеально подходить первенцу её родителей. Может, её волосы горели огнём на свету? Настоящим золотом? Как бы хотелось это увидеть! А её нрав? Что она любила? О, Боже, ведь всё это – потеряно. Ничто не осуществится. Серафин Даае не существует. Она – человек, которого не было. Но ведь можно попытаться отыскать какие-то следы! Хотя бы знать, что произошло в том цыганском цирке!       - Кристина, - прервал мысли графини Филипп, - я ещё не закончил своего рассказа. Думаю, впереди самая неприятная для Вас часть. Вы – женщина, да ещё такая чувствительная… Боюсь, как бы удар не оказался слишком силён… Он искривил тонкие губы в усмешке.       - Филипп, я знаю, насколько Вы бываете… злобным, когда Вам этого хочется. Но не затруднит ли Вас теперь воздержаться от своих выпадов? Договаривайте всё и уходите из этого дома. Голос Кристины был холоден.       - Я подошёл к главному, - Филипп словно не услышал последних слов женщины, - так сказать, к вишенке на торте. Я открою Вам причину перемен, произошедших с братом.       - Вы что… Вы знаете, что с ним случилось? Боже, Филипп! Отчего же Вы раньше мне этого не рассказали?! – взвилась Кристина.       - Не знаю, - с убийственным простодушием ответил Филипп. – Не хотел. Не захотел бы – и про малютку Серафин Даае ничего бы не рассказал… Кристина вцепилась пальцами в подлокотники кресла.       - Уймитесь же, - с сарказмом бросил мужчина, - и слушайте. Мне и самому надоело торчать тут. Вот вывалю на Ваши нежные плечики эту тайну и отправлюсь отдохнуть. А Вам пожелаю сладких снов.       - Говорите!       - Рауль до сих пор влюблён в Вашу потерянную сестру, Кристина. А в Вас он видел – да, видел, но не видит теперь – лишь подобие, тень своей ненаглядной шведской оборваночки с золотыми волосами. Филипп говорил эти шокирующие вещи с наслаждением маньяка, втыкающего нож в тело умирающей жертвы. Пригвождённая словами мужчины к своему месту, Кристина замерла, не понимая, как можно в такое поверить. Неправда. Неправда. Рауль, возможно, и не любит её теперь. Но как позабыть то, что между ними было? Разве не существовали ничего из их прошлого – ни вечеров в домике Густава Даае, где маленький мальчик не сводил глаз с бледной девочки, с застенчивым видом делившейся с ним шоколадом? Разве не улетал в море шарф юной Кристины, и прекрасный юноша не бросался за ним в холодные воды? Разве не было сияющей, огромной, старой Оперы, в коридорах которой она дарила ему несмелые поцелуи, на крыше которой Рауль признался Кристине в любви и предложил разделить одну жизнь на двоих? Или же это и есть – неправда?       - Кристина, Вы проводите меня до двери?       - Что?.. – Женщина воззрилась на Филиппа так, словно впервые за вечер разглядела его.       - Понимаю, - отозвался мужчина и поднялся. – Я и сам выйду, благодарю за вечер. Надеюсь, я предоставил Вам возможность думать и думать долгими бессонными ночами соломенной вдовы… или как там вернее? Не говоря ни слова в ответ, женщина встала и вышла из комнаты. Вдогонку ей раздался негромкий самодовольный смех Филиппа.