***
Тайное место, так завораживающее своим уютом, древностью и мистикой, встретило новый день яркого солнца и мороси. Птичья трель раздавалась будто под потолком, и позже выяснилось, что где-то на чердаке свито гнездо. В комнате витала пыль, переливаясь в лучах пробивавшегося света. Ветви тиса, росшего рядом с террасой, настойчиво стучали в окно и побуждали проснуться. Открывать глаза не хотелось, пусть мгновения дремы продлятся еще немного. Во сне можно не думать. Во сне не бывает тяжелых взглядов и недосказанности. Во сне нет ничего, кроме покоя и сладкой неги мечтаний. Пошарив по кровати руками, Дина обнаружила лишь простыни и пустой пододеяльник (спать под настоящим одеялом оказалось слишком жарко). И тогда она приоткрыла глаза и скользнула взглядом по комнате — пустота. Легкое волнение зародилось где-то в желудке. Девушка приподнялась, почувствовала резь в шее и рухнула обратно, раскрыв рот в немом крике. Воспоминания пронеслись перед глазами, подобно картинкам из окна скоростного поезда. Манипулятор, как Дина назвала своего мучителя из кошмаров, впервые использовал чей-то образ в своих иллюзиях. И, по непонятным причинам, для этого он выбрал Сасори. Поджав губы, Дина нахмурилась и смяла простыни в кулаки. Не плакать, не плакать, не плакать. Помимо боли, физической и душевной, она также вспомнила о том, что было после кошмара. Пейн волновался за нее — сам этот факт удивителен. Волновался настолько, что не мог уснуть долгое время, и Дине оставалось только молча гладить его по голове. Уставившись в потолок, она пыталась справиться с бурей стихий внутри себя. Если бы всё происходило в вакууме, если бы действительное оставалось ирреальным, если бы не было многочисленных «но», то она бы, наверное, может быть, признала свои чувства. Слишком много переменных и теория вероятностей говорят о минимальном успехе предприятия. Другими словами — всё безнадежно. — Ты здесь не нужна, — разум синтезировал голос Манипулятора. Да это и так было ясно с самого начала, но тем не менее Пейн оставил ее при себе в качестве информатора, за целый месяц (или все же больше, время здесь казалось неисчислимым) так и не спросив ни единого совета. Тихо вздохнув, Дина всё-таки встала с кровати и потянулась. После недолгих поисков, она не нашла ничего, чем можно было бы обработать и перевязать ночное недоразумение. К тому же, как назло, в саду подорожника тоже не оказалось. Лидера нигде не было видно, что, конечно, наводило определенную тоску. Позавтракав вчерашним рисом с натто, Дина привела в порядок себя и казенную пыльно-розовую юкату с вышитыми ветвями сирени, нацепила найденную холщовую сумку, а затем отправилась прогуляться. Глупо — да, неразумно — да, но всполохи врожденной самонадеянности и взращенной независимости вели к бунтарству и решению свалить отсюда на поиски чего-то нового. Долго идти не пришлось, совсем скоро на пути встретилась небольшая деревушка и, судя по форпосту с гигантским иероглифом страны Огня и шиноби Конохи, находилась она аккурат на границе. По архитектуре и устройству она, деревушка, ничем не отличалась от среднестатистического поселка, показанного в аниме, и это радовало — на одну неизвестность меньше. Так исторически сложилось, что обычно все жители любой деревни знали друг друга в лицо, но здесь, с отрядом шиноби под боком, никто не смущался незнакомцев. Хотя на Дину периодически бросали косые взгляды, вероятно, из-за свежих царапин на шее. Время близилось к обеду и есть хотелось ужасно. Разумеется, у Дины не было никаких денег, поэтому ей оставалось сидеть в кафешке под навесом, в отдалении от других посетителей и тренировать дальше свои навыки каллиграфии. Пока под навес не зашел Саске Учиха. Точеное лицо, будто вырезанное из камня, фарфоровая кожа, волосы цвета вороного крыла, резные кошачьи глаза-агаты и прочие эпитеты, придуманные и распространенные многими девушками реального мира, влюбленными в жертву обстоятельств, вмиг всплыли в голове. На деле он оказался копией брата, за исключением отсутствия неуловимой харизмы, невероятных ресниц и уставшего взгляда. Учиха прошел внутрь кафе, взял себе парочку онигири и сябу-сябу (этот салат Дина пробовала как-то раз и отлично помнила, что помидоров там больше, чем свинины) и вернулся на улицу, выбрав место напротив. Оно и понятно, за другими столами сидели либо заинтересованно хихикавшие юные дамы, которые шептали что-то друг другу на ушко и строили отступнику глазки, либо многочисленные шиноби Скрытого листа. Дина старалась сделать непроницаемое лицо и более не поднимать головы. — …В данный момент ко мне подсел Ваш дражайший братец и я не знаю, что делать, — выводила Дина, старательно прикрывая начало письма, где ярко виднелось «Дорогой Итачи-сан», и причем так, чтобы ненароком не смазать чернила. Через пару минут напряжения к столу подошел официант и поставил перед Саске деревянную кружку чая. — Ваша спутница что-нибудь будет? — участливо поинтересовался он, не убирая улыбки. Ох, как Дине знакома эта улыбка измученной вежливости… — Мы… не знакомы, — проговорил Саске своим глубоким мелодичным голосом, полным надменности и раздражения, отчего короткие волоски на обратной стороне шеи встали дыбом. — Так почему бы не исправить это прямо сейчас? — усмехнулся официант и подмигнул. Дина невозмутимо смотрела в лист бумаги и продолжала свое занятие: «А еще официант хотел нас свести. Как бы Вы к этому отнеслись, Итачи-сан? Вот потеха, правда?» Чувствуя на себе пристальный взгляд, она нервно завела прядь за ухо левой рукой и не выдержала: — Ну что? — спросила девушка повышенным тоном и осеклась, увидев активированный шаринган. — Откуда ты знаешь моего брата? — Саске прищурился, внешне оставаясь спокойным. Тем не менее палочки в его руке норовили переломиться. — В смысле? — наигранно подняла брови Дина, строя из себя дурочку. — Ты пишешь Итачи, — сказал как отрезал. И в этот момент она вспомнила, что шаринган не просто предугадывает действия противника, а сами движения в принципе. Ведь именно так Саске и списал на экзамене на генина. Как можно быть такой дурой, Соколовская цокнула, злясь на себя. — Во-первых, — она говорила медленно, придумывая ответ на ходу, — подглядывать неприлично. Во-вторых, будто только вашего брата могут так звать. Саске нахмурился, раздумывая над ее словами и пялясь на её увечья, и в то же время продолжил есть. С набитыми щеками он выглядел умилительно и совсем не был похож на того, кто в любой момент способен обнажить катану и прирезать своего собеседника. — И кто же твой Итачи? — спустя время выдал Учиха. Это начинало раздражать. — Молодой человек, — произнесено оскорбленно и по-учительски наставительно, а Дина имела полное право с ним так разговаривать, будучи старше на целых семь лет, — это личное. Я не обязана перед вами отчитываться. Она чувствовала неловкость Учихи, еще не настолько свихнувшегося на мести и убийствах, еще не настолько павшего в дружбе и чести. Так что сейчас самое время уйти. Дина сложила все письменные принадлежности в сумку, подула на письмо, чтобы чернила быстрее подсохли, и свернула его в свиток. — Если ты что-то скрываешь, я тебя убью, — Саске решил оставить последнее слово за собой, разозленно сверля спину девушки шаринганом. Та позволила себе неслышно хихикнуть, так по-детски выглядели его угрозы. Ни разу не оглянувшись, она спешила достичь пределов деревни, чтобы сесть позади последнего дома, прижать к себе свиток и рвано дышать. Вот теперь страх отчетливо чувствовался, руки дрожали, на загривке выступил холодный пот. Если бы ее голос дрогнул хоть раз, всей операции пришёл бы конец. — Ты где? — раздался в голове знакомый шелест, когда Дина уже почти добралась до храма. — Все там же, — в мыслях ответила она, ускоряя шаг. — Да что ты, — фыркнул Пейн. — А что-то случилось? — девушка начинала нервничать. Она уже почти бежала, преодолев ворота. И врезалась в Пейна. Тот стоял, скрестив руки на груди, и был явно рассержен. Давно у него не было этого выражения лица: брови сведены к переносице, челюсть напряжена, глаза в прищуре, даже блеск чакроприемников казался устрашающим. «И в такую жару он снова в плаще!» — в сердцах возмутилась Дина и сжала лямки сумки на плече.***
В глубокой ночи они уже были в стране Огня. Да, именно там, в густой чаще хвойного леса. На фоне величественных вековых деревьев новое убежище, поместье в центре обширного японского сада, выделялось этаким островком приземленности. Пейн поставил Дину на террасе двухэтажного здания, типичного для японского жителя средней руки пятнадцатого-шестнадцатого века. Помимо огоньков фонарей, развешанных по всему периметру крыши, источником освещения являлась полная луна, чей свет отражался в небольшом озерце. Романтика. Дина восторженно ахнула, перегнувшись через перила и разглядывая сад, пытаясь ухватить как можно больше. Такова её сущность — впитывать всё, подобно губке. Она всегда старалась оставаться спокойной, но взгляд, полный жадного любопытства, выдавал её с головой. Не сказав ни слова, Пейн прошёл ко входным раздвижным дверям, на которых красовался гигантский иероглиф, заключённый в круг, и произнёс таинственным голосом, одновременно сложив печать «хицуджи»: — С закатом — благоговение перед смертью, с рассветом — благоговение перед нами, — и дверная панель отъехала в сторону, пропуская путников. Вмиг полумрак помещения осветился десятками свечей, расставленных где ни попадя: на шкафах и столах, на перилах и вдоль лестниц, на многочисленных полках и даже на специальных пьедесталах. Казалось, в доме никого не было. Но это только на первый взгляд. Несколько очагов чакры чувствовалось на втором этаже и лишь один, самый мощный, на первом. — Иди переоденься. Конан где-то наверху, — велел лидер, и Дина, не особо возмущаясь, направилась в указанную сторону. — Привык уже к ней, да? — скорее как утверждение выдал кто-то из темноты, как только на лестнице стихли шаги. Из-за угла неслышной тенью выплыл Тоби, все еще в оранжевой маске, но уже не скрывавший свой голос, ровный и спокойный, одновременно провоцировавший на реакцию. — Нет, — отрезал Пейн, сохраняя привычную холодность и невозмутимость. Жестом настоящий лидер Акацке пригласил его пройти в пристройку, предназначенную для чаепитий, и Пейн не мог отказаться. Чтобы попасть туда, необходимо было преодолеть небольшой скромный садик с посаженным вдоль заборчика бамбуком. Каменная дорожка вела мимо одинокого тиса и аккурат к двери, рядом с которой на пьедестале находилась наполненная водой чаша, подобная той, что была в заброшенном дзэн-буддийском храме. Пейн следовал за лидером, но перед входом в чайную комнату, тот рукой преградил ему путь. — Я иду здесь, потому что я хозяин. Ты гость, так что будь добр соблюсти традиции, — елейно пояснил он свои действия. Бывшему шиноби Дождя ничего не оставалось, кроме как послушаться и, разувшись, пройти через гостевой вход — маленькие квадратные раздвижные двери. Все-таки у Мадары свои причуды и реакции тоже особые. Иногда проще молча принять какую-либо его прихоть. Комнатка действительно оказалась крохотной, что еще пару человек и было бы тесновато. Низкие потолки немного угнетали, но в сидячем положении это ощущалось не так остро. Одна из оконных рам была раздвинута, открывая вид на лунное озеро, над редкими кувшинками вовсю вились светлячки. Напротив же умещалась ниша с многочисленными свитками и растениями — было видно, что Мадара занимался этим местом. Между двумя татами стоял резной фуро, переносной очаг, с небольшим чайничком. Хозяин положения удалился в специальную комнату, и Пейн втайне надеялся, что ему не придется проходить всю чайную церемонию от начала до конца. — Да ты издеваешься, — выдохнул мужчина, когда Мадара вернулся с подносом с несколькими продублированными маленькими закусками. — О, так ты не голоден? — деланно удивился тот и все равно поставил поднос в центре, предлагая Пейну присоединиться. — Если ты хотел мне что-то сказать, то начни сейчас, — отступник нахмурился, наблюдая за тем, как медленно и аккуратно хозяин вычленяет палочками мелкие ингредиенты блюд. Предварительно, Тоби лишь слегка отодвинул маску в сторону, обнажив рот, но все еще сохранял тайну своего лица и способность видеть. И удобно ему так? — Ты сегодня тороплив, — заметил Мадара не без усмешки, но тем не менее своего подчиненного пожалел и спустя пару минут наслаждения пищей продолжил: — Я хотел узнать, как продвигаются наши планы. — Нормально, — услышав типичный вопрос, Пейн немного расслабил плечи. Обыкновенный отчет, ничего сверхъестественного. — Однохвостый извлечен успешно. В ближайшее время отправлю рядовых осмотреть убежище. Может, кого-нибудь из основных. Там осталась пара нужных бумаг. — И тело Акасуна. Мало ли зачем он нам еще пригодится, — добавил Тоби, и Пейн решил тоже подкрепиться. Как-никак, он теперь живой. Почти живой. — А теперь расскажи мне, как долго ты будешь развлекаться. — В смысле? — рановато потерял бдительность. — Эта девчонка. До сих пор не понимаю, зачем ты ее держишь здесь, — при упоминании Дины голос Мадары стал жестче, ниже на пару тонов, будто его настроение вмиг испортилось, и в то же время оставался густым и спокойным. — Она много знает, да? И что? Ее знания нам хоть как-то пригодились? Что-то я не наблюдаю преимуществ. — Мы только начали. У меня достаточно информации о нахождении нескольких джинчурики. Никто не знает о наших следующих действиях, так что ее услуги пока не нужны, — очень плохо, Пейн, очень плохо. Одни оправдания. Не то чтобы он и правда говорил что-то в корне разочаровывающее, Мадара попросту не любил, когда говорят не то, что ему нужно. Тем временем закуски были доедены, наступало время размять ножки перед непосредственным распитием чая. Прежде чем выйти на улицу, хозяин церемонии открыл крышку узорчатой шкатулки, стоявшей рядом с ним всё это время, достал пригоршню рассыпчатого ароматного чая и бросил в горячую воду, в расписной чайничек. — Завязывай с этим, — повелительно произнес Тоби, стоя уже на улице. — Она тебя отвлекает. — Я сам решу, что меня отвлекает, — парировал Пейн, рассматривая узоры звезд на небесном полотне. — Хорошо. Только помни, что она никогда тебя не поймет. Надавил на самое больное. Он умеет находить такие места, рано или поздно. Всегда умел, ведь опыт собственной боли никогда не отнять. Пейн скосил на него взгляд необычных глаз. Его слова, такие точные, слишком резко и глубоко проникли в сознание, грозясь остаться там надолго. Мадара говорил истину. Пришедшей из другой реальности и не знавшей горя потери обыкновенной девочке, которая даже не являлась шиноби, никогда не понять не то что его — большую часть этого мира. Пейн все же остался на вторую часть церемонии, которая прошла в абсолютной тишине. По ее завершении участники разошлись по своим делам. Официальный лидер Акацке поднялся на второй этаж, где его должна была ждать Конан и личный кабинет. Оставалось слишком много вопросов, которые необходимо решить как можно скорее. — Вас долго не было, — рядом раздался уже слишком привычный голос, все с теми же странными переливами интонации. Дина смотрела на него испытующе, словно ожидала, что он сейчас же поделится всеми новостями. А Пейн действительно расслабился, даже не заметил ее присутствия. Переоделась. Конан, видимо, компенсировавшая свою нелегкую долю единственной женщины среди алой десятки, выдала ей один из шедевров своей коллекции: светлое косодэ с выглядывавшей на воротнике веткой сакуры пряталось под тяжелым учикаке, кимоно в пол, с широким подолом и длинными рукавами. Излюбленные Конан журавли от самого края черноты и мрака поднимались ввысь по красному шелку меж ветвей и устремлялись к персиковым цветам почти у ворота. Конан действительно отыгрывалась на своем блеклом прошлом и одновременно отдавала дань уважения тем оттенкам Акацке, которые стали частью их жизни на долгие годы вперед. Женщина сидела в низком кресле и гладью вышивала узор серебряной нитью на хлопчатобумажной ткани, хрустально-розовой, как бы невзначай посылая товарищу мимолетные взгляды. Впрочем, в этом не было необходимости, все её мысли сводились к одной: — Как тебе такое искусство? — Красиво. Главное, чтобы тебе нравилось, — ментально ответил ей Пейн и на пару мгновений взгляд его стал чуточку мягче, отчего Конан сдержанно улыбнулась и вернулась к работе. Тем не менее она искоса наблюдала за дальнейшим развитием событий. — Были некоторые дела, — в свою очередь мужчина повернулся к Дине, являвшейся, по сути, объектом их внимания и в то же время его лишенным. — Не привыкай ко всему этому. — Почему? — искренне удивилась девушка, изогнув брови домиком. Действительно, в кои-то веки достойный человеческий дом. — Потому что тебе здесь не место, — вновь холод и пустота, абсолютное равнодушие. Пейн развернулся и направился в свой кабинет, оставив Дину в полном оцепенении. Дела сами себя не разрешат. В реальности гармония, любовь, покой невозможны, они не существуют. Этот мир в ловушке, он заключен в вечный круг ненависти, и никто не в силах из него выйти. И лишь жертва, общая боль всего человечества способны породить то место, который так желаем. Такова роль Нагато — быть инструментом для создания идеального мира.