Тёмное сердце

Мутные воды Стикса пестрят лицами умерших: древние старухи и прекрасные девы, могучие воины и отжившие своё деды. Они смешно раскрывают рты в немом крике отчаяния, заламывают исхудавшие в борьбе со смертью руки, они тянут свои ладони вверх, к свету и свободе. Но для каждого из них нет больше света и свободы, нет воздуха и голубого неба – острые ножницы Норн перерезали нить их жизни, призвав в царство мёртвых. Но есть среди них такие, как Мегара: пышущие здоровьем, красивые, с блеском в глазах и приглушённым румянцем на щеках. Тусклые мёртвые глаза следят за ними с завистью, почти ненавистью, но никто не знает, что они-то и есть самые несчастные: их нити тянутся и тянутся, ввергая своих обладателей в водоворот гнусных интриг и лжи, делая из них безупречное оружие в борьбе с живыми и непокорными. Она – любимица Аида. Его жемчужина, его радость, лучшая из его жутких посланниц. Мегара и красива, и умна, и улыбчива – она так легко крадёт мужские сердца, а лучшие воины рядом с ней превращаются в мягкую глину, из которой можно слепить порок или предательство, ложь или преступление. А можно – смерть. Они идут за ней, как приворожённые, а Мегара только машинально улыбается им, касается их руки или как бы невзначай опирается о плечо. Этого хватает, чтобы они пошли за ней в самое пекло, именно туда, где их ждут вечные муки и вечное забвение. Вот и Геркулес не стал исключением: полубог или нет, он, как любой мужчина, польстился на её сладостные речи и томные улыбки, на её притворную слабость и ненастоящее обожание в глазах. Как настоящий герой, он пришёл ей на помощь, бросился в Стикс, забыв о том, что его жизнь в руках безжалостных старух вновь стала простой шерстяной нитью, не защищённой больше божественной силой. Геркулес тянется к ней, иногда хватая за полы хитона, а Мегара только отплывает дальше. Ей жаль его, как никого прежде – потому что она ему верит. И в её глазах и словах немного больше правды, чем всегда. Аид не должен этого видеть – да и не увидит, потому что не знает, что искать. Ему неведомо, как выглядит любовь или уважение, зато он точно знает, что такое предательство. И лишнее движение девушки навстречу герою станет поводом для гнева хозяина подземного царства. А она не может этого допустить, иначе он отнимет у неё последнее, что у неё ещё есть: её красоту и молодость, возможность видеть в глазах мужчин так нужное ей обожание. Поэтому, едва коснувшись кончиками пальцев руки Геркулеса, она делает движение назад, увлекая его за собой. На её глазах парень слабеет, его лицо искажается от немыслимого напряжения, а в глазах появляется мольба вернуться и – впервые – страх. И Мегара точно знает, что боится он не Стикса и не Аида, ни загробных мук, а потерять её. Чувство вины сжигает его изнутри, Геркулес мучительно пытается исправить то, что случилось из-за его оплошности, а ей смешны его попытки. Она бы рассмеялась, если бы не боялась захлебнуться жгучими водами Стикса. Ему неведомо, что она умирала уже сотни раз, ввергая за собой в Аид мучившихся одиночеством или, как Геркулес, виною, мужчин, и сотни раз оживала, вновь ускользая от их влюблённых взглядов и алчных рук. Парень раскрывает рот в немом крике – она видит, как с губ его беззвучно срывается её имя, снова и снова. Мегара не поддаётся ему, напоминая себе, что он – лишь один из многих. А её вечная жизнь одна, и Аид прочно держит её в своих цепких руках. Ему Геркулес нужен мёртвым – больше, чем мёртвым, и она преподнесёт своему господину его, как преподносила других. Она почти слышит сквозь толщу воды скрип судьбоносных ножниц и не может сдержать лёгкой улыбки. Геркулес принимает её за зов, быть может, за мольбу о спасении, и начинает плыть быстрее, безжалостно отшвыривая от себя души несчастных мертвецов. А они, негодуя, тянут к наглецу тонкие плети рук, стараясь задержать его, ослабить, если не разорвать в клочки. Не без сожаления Мегара наблюдает, как черты его лица заостряются, кожу прорезают глубокие, как у старика, морщины. Теперь она лёгко начинает обратный отсчёт: ножницы Норн уже коснулись нити его жизни. Мгновение, может, два, и она сможет выбраться отсюда, стряхнуть с себя липкие капли чужих слёз, наполняющие Стикс из года в год. Ускользнёт от ненавидящих взглядов мертвецов и по-прежнему влюблённого и виноватого взгляда Геркулеса. Последние секунды его жизни набатом стучат в её ушах, и тогда она приближается к Геркулесу, ласково пожимает некогда широкую ладонь, невесомо касается губами щеки. Лицо парня разглаживается, он улыбается, не чуя смертельную опасность, и крепко сжимает её руку в своей, стараясь удержать Мегару. Но девушка легко уворачивается от его защитных, приглашающих объятий, безо всяких эмоций наблюдая, как гаснут в красивых глазах надежда и любовь, и сама жизнь. Девушка легко выбирается на сушу. Потрескавшаяся чёрная земля, скорбная и бесплодная, царапает ступни, но она привыкла к ней так же, как иные – к гладкому прохладному полу из мраморной мозаики. Мегара неторопливо выжимает одежду, отряхивает волосы, вновь из жертвы становясь соблазнительницей. Она слышит тихие неторопливые шаги, и улыбается, предчувствуя похвалу. И в самом деле на вытянутом хмуром лице Аида искрится одобрение, тонкие бледные губы растянуты в страшной улыбке – страшной для всех других, но не для неё. - Чистая работа, - он легонько похлопывает девушку по плечу, склоняясь над мертвенным потоком, чтобы лучше разглядеть обезображенного парня. - Как всегда, - пожимает плечами Мегара. Здесь не властен гнев Зевса или проклятия Геры. В подземном царстве ценность имеет только слово Аида и удивительное притворство Мегары, в котором ей нет равных. Склонившись к ней, Аид шепчет ей очередное имя, которое для неё значит не больше, чем шелест ветра, и девушка удаляется в мир живых, на солнечном свету снова превращаясь из смертоносной чёрной жемчужины в искрящийся чистотой алмаз.