The Civil Wars — Falling
flashback — Викки, ты и так все знаешь. Я ни в коем случае не хочу обидеть тебя, или унизить, но есть что-то, и это меня гложит. Мы всегда были просто друзьями, помнишь? И, кажется, ты и сейчас остаешься для меня другом. И не более, понимаешь? Я не люблю тебя, Вик, и прошу прощения за это, — парень опустил голову, держа в своих теплых руках бледные пальцы рыжеволосой девушки, чей рассеянный взгляд метался из стороны в сторону. Пальцы медленно выскользнули из его ладоней, а сама Виктория отпрянула, облокотившись о стену. — Я люблю тебя, Стефан. Люблю. Я думала, это взаимно, — тихо-тихо зашептала девушка, покачивая головой из стороны в сторону, как будто отгоняя все это, как страшный сон. — И я люблю! — воскликнул парень, вновь приближаясь к рыжеволосой, но она оттолкнула его, смахивая слезы, что медленно капали из ее голубых глаз. — Уходи, Стефан. Виктория открыла входную дверь, тем самым отправляя юношу восвояси. Он стоял неподвижно, рассматривая ее холодное лицо, впиваясь в ее безразличные глаза. Но все же ему пришлось уйти, мягко прикрыв входную дверь. Он не хотел, чтобы все получилось именно так. Так, словно жизнь на миг оборвалась для них обоих. Как же ошибались они, думая, что любят. Теперь он понимал, что все не столь однозначно. Но было слишком поздно. Ее нашли в своей комнате, на белых перинах, запачканных кровью. Она лежала на спине, и на лице ее застыло удивление. Вены вскрыты на удивление искусно и даже по-своему…красиво. Даже умерла Виктория именно так, как и жила. Неожиданно, с ноткой сарказма на устах. С тех пор ее душе не найти покоя. Тот, кто умирает против воли Господа, обречен на вечные страдания. Она была больна. Раз в несколько лет на эту землю приходят души, искалеченные и темные, как сам Тартар. И им суждено прожить жизнь, полную невыносимого отчаянья. Никто не знает, почему именно так, но у Виктории была больная душа, неспособная излечиться. Поэтому смерть пришла к ней внезапно, наплывом морской волны на песчаный, сухой берег. Адекватный, живой человек не уйдет так быстро, так легко. Она умерла не из-за неразделенной любви. Она умерла потому, что так нужно. Ей больше здесь не было места. Рыжеволосая девушка сидела на кровати, рассматривая свои ладони. Всю жизнь прожить в заточении собственных страхов, вырасти без родных — детский дом, интернат, и, наконец, обычная жизнь школьницы. Ради Стефана она была готова на все. Ради единственного, кто любил ее. Кому она была необходима. Но предательство не прощают. Есть вещи, после которых жизнь не имеет никакого смысла. Она была спокойна и хладнокровна, прежде чем умереть. Что есть смерть? Вечный покой, которого Викки жаждала уже давно. Когда поняла, что выхода нет. Но покоя она так и не нашла. Благо, Судьба вершит правосудие, словно Фемида, и она знает, что каждый заслуживает второй шанс. Душа должна найти consuelo*. Разве может быть иначе?***
Холодный пот проступил на ее лбу, она медленно открыла глаза и выдохнула. Это был ужасный, жуткий кошмар. Мерида смахнула со лба мокрые волосы и несколько раз глубоко вдохнула, успокаивая себя. Увидеть сон, где ты сама себя убиваешь — страшнее всех проклятий. Это было невыносимо, чувствовать боль этой несчастной девушки. Ее боль. Огненная присела на кровати, сомкнув пальцы в ладонях. Ее смерть. Как же явственно, как ярко. Парень во сне называл ее Викки. Кто она? Почему избрала именно этот путь? Зеленые глаза девушки заметались по комнате, пытаясь отогнать этот жуткий, невыносимо реалистичный сон. Привычный стук в дверь. — Данброх, ты думаешь, я буду ждать тебя еще пол часа? Выходи, или я уйду в эту сраную школу без тебя! — послышался знакомый, холодный голос Ханса. Мерида остановила тяжелый взгляд на дубовой двери, после завернулась в пуховое одеяло и отвернулась к окну, в которое упорно пробивался лучик света. — Мерида! — Я не пойду сегодня в школу, ясно? — крикнула девушка, фыркнув и накрывшись одеялом с головой. Послышалось шуршание, что-то неприятное в ее адрес, сказанное «любимым» соседом, а после тишина. Как всегда. Мериде было тяжело. Черт, ведь она пообещала себе быть сильной. Каждый день. Каждую минуту. Что изменилось сейчас? Разве это так трудно — отключить человеческие чувства? Невероятно трудно, и Мерида с горечью на устах это осознавала. Ничего не вызывало в ней такой жалости, как она сама. Каждый день — ломала, перекраивала, придумывала новые маски, кружась в этом бесконечном маскараде. Только вот от себя самой никуда не убежать. Нет, это не из-за Ханса. Чертов Вестерсон, ведь это все обман. Правда? Наша встреча, чертов обман. Сердечная привязка — обман. Все — обман. Только боль, колющая, режущая в области сердца — не обман. Нет, это не он виноват в том, что она просыпается утром, выбирает самое красивое платье, и молча выходит из квартиры, иногда даже не пожелав ему доброго утра. Нет, это она сама флиртует со всей школой, просто чтобы посмеяться над наивностью и неспособностью этих мальчишек почувствовать ее насмешку. Нет, это не он виноват в том, что ее взгляд невольно скользит по счастливому лицу Туоф, которая сегодня получила от Вестерсона комплимент по поводу новой прически. К слову об этом…Ничего ужасней Данброх на своем веку не видывала. Мда, дорогой Ханс, Ваш вкус весьма плох, если Вас можно впечатлить птичьими перышками в платиновых волосах. Что, огонь больше не притягивает Ваше сердце? Испугались обжечься. Что ж, это верно. В конце-концов она сломается. Завтра, через неделю, или этой ночью, — сломается. Разве можно убивать в себе любовь? Разве можно уродовать и без того прожженную докрасна душу? Дорогая Мерида, по твое сердце множество грехов, и ты ставишь на них кровавую печать. А ведь все должно было быть наоборот. Кто поможет ей, скажет, куда идти? Пустая дорога. Идти придется самой, милая Мерида, всегда самой. Ты никогда не была демоном, и никогда им не станешь. Ты просто заблудшая душа, которая ищет долгожданного исцеления. А его может подарить только любовь. Найди ее в своем сердце. Ей больше не спалось. Все тело ломило по неизвестным причинам, а голова болела не переставая. Что-то кричало ей, что-то пыталось ей сказать. Но вот только кто? И что сказать? Непонятно, нереально. Прошло не более часа, и Мерида, больше не думая, а ощущая, выбралась из кровати и медленно присела спиной к двери, что-то бормоча себе под нос. Может, поменяя дислокацию она поймет, как ей поступить? Из комнаты девушка выходить не собиралась — еще чего, снова видеть и ощущать на себе его ледяной взгляд. Больно и обидно. Ведь в чем ее вина? Она просто пытается уберечь их обоих. Да, она ненавидит его, чтобы не любить. Вот и все. Что же тут плохого? Когда-то ей все равно придется уйти, тогда какой смысл? Эльза перестала узнавать сестру, — настолько на побледнела и изменилась. Мериде не хотелось ничего рассказывать ледяной принцессе. Зачем? Чтобы на ее плечах висел и этот груз? Мерида не расспрашивала о Джексоне. Зачем? Она знала, что и им некуда бежать из этой ловушки. Молчаливая, с чуть приподнятыми уголками губ, — вот какой запомнила рыжеволосую Эльза вчера. Рапунцель боялась. Доселе всегда сильная Мерида превратилась в настоящее чудовище без сердца. Если старшая Данброх и была близка с Эльзой, то с златовлаской ей было сложно, несмотря на сильную, прочную привязанность. Слишком разные, совершенно разные. Поэтому Рапунцель предпочла на расстоянии заботиться о своей сестре, которая больнее всего переживала этот период…жизни? Разве это жизнь? — Зачем ты сидишь около моей двери, Вестерсон, — хмыкнула девушка, приняв движение позади двери за ее любимого принца. — Может, я тоже хочу пострадать, — послышался ответ, и Мерида чему-то вдруг обрадовалась, резко выпрямила спину и поджала под себя ноги, чуть сморщившись от яркого солнца. Как прекрасный день. — Я не страдаю, — фыркнула демоница. — А что тогда? Сублимируешь? — Ханс перебирал в руках ненужные бумаги, которые он нашел в старых учебниках. Конечно, он не ушел без нее. Кто он теперь? Жалкое подобие того Вестерсона, что остался потчевать на лестнице в дома Джексона когда-то. Давным-давно он перестал уважать самого себя, все больше погрязал в болоте собственного ничтожества и лжи. Отгонял от себя ее образ, заменяя другим, таким же ничтожным, как и он сам. Все вдруг потеряло смысл, вдруг выхода больше нет. И куда ему отправиться? Ему просто больно из-за того, что он ничего не может сделать. — Скорее размышляю, — отчего-то ей захотелось улыбнуться. Наверное, потому, что в голове вдруг всплыли первые дни их пребывания на земле. Все было иначе. Никто не заставлял любить, ненавидеть, страдать. Это было даже по-своему весело. Но за все приходится платить. И Мерида расплачивалась за все этой беспросветной болью. — И о чем же? — он сидел у ее двери с самого начала, думал, что она выйдет из своей крепости. Но услышать ее тихий голос было как глоток воздуха, как какое-то спасение. Только вот Вестерсон никак не мог этого осознать. Чисто интуитивно он тянулся к ней, как к последней свечке тянется юродивый в деревенской церкви. Последняя надежда угасает. — Не важно, — протянула рыжеволосая, пальцами коснувшись входной ручки. Нужно было поверить в спасение. Поверить в ту самую, самую далекую мечту. Разве могут быть случайности на этом свете? Думается мне, что нет. Только бы найти путь к друг другу. Только бы не опоздать.