***
К тому времени, как я зашла в аудиторию, пара уже началась. Преподаватель лишь недовольно покосился, но, в память о моей былой пунктуальности, и словом не обмолвился, лишь легонько кивнул в знак того, что я могу войти и занять свободное место. Как я умудрилась опоздать, имея в запасе столько времени — тайна покрытая мраком, однако это не сильно заботило. Меня в последнее время вообще мало что сильно заботило, за исключением того дерьма, что со мной творится. Родные передние парты заняты, поэтому приходится шумно карабкаться по лестнице вверх, одновременно вспоминая, прихватила ли я сегодня с собой очки, потому что с задних рядов слайды разглядеть практически невозможно, а ноутбук вот как уже второй день в ремонте. Как и ожидалось, очки я успешно оставила в общежитии, ко всему прочему в портфеле не оказалось ни одной ручки или хоть чего-нибудь пригодного для ведения записей. Я стала жутко рассеянной. Может быть, в этом и заключается коварный план Ариадны? Зачем делать что-то своими руками, если постоянная паранойя, ожидание удара в спину и прочие гадости доведут любого до белого каления. Боже мой, нужно прекращать думать об этом! Что за бред, единственное, что сейчас важно, так это сосредоточиться на учёбе и только на ней. Я не могу позволить стайке тупоголовых кретинов терроризировать меня и ставить под угрозу моё будущее. Но едва ли мне удается приступить к перевариванию гранита науки: на стол бумажным комом приземляется злосчастная записка, обклеенная со одной стороны скотчем для утяжеления. Открывать и, уж тем более, читать я её, естественно, не стала, лишь демонстративно отодвинула подальше. Через несколько минут прилетела еще одна: в этот раз, правда, отскочив от стола, она приземлилась на пол. Теперь я сидела в ожидании третьей: гадёныши, очевидно, сдаваться не собирались. Однако по прошествии десяти минут меня так и не потревожили, поэтому я попыталась вновь сконцентрироваться, но куда там: время было упущено - я в упор не понимала, о чём так усердно говорит профессор. Захотелось стукнуть по столу кулаком, да так сильно, чтоб сама земля в страхе раскололась на две части, но я лишь громко выдохнула и прикрыла глаза, в безуспешных попытках успокоить саму себя. Чувствую не сильный, но достаточно ощутимый, толчок в спину, и, последовавший за ним, шорох приземлившейся записки. Всё, довели. Разворачиваюсь и бегло, прищуриваясь, оглядываю потенциальных подозреваемых, один из которых вскоре выдал себя с головой гаденькой улыбкой и откровенным взглядом в мою сторону. Не раздумывая ни секунды, вытаскиваю из портфеля какую-то увесистую брошюру двухнедельной давности, подсунутую мне то ли на улице в переходе, то ли еще где, как следует прицеливаюсь и со всей мощи кидаю её в ублюдка. Брошюра достигла цели: из носа парня текла кровь. Его лицо искажается, видимо, в приступе невыносимой боли, он ошалело крутит головой в попытках понять, что только что произошло и удивленно обнаруживает отлетевшую от его лица, прямо как его записочки от парты секундами ранее, книгу, спокойно покоящуюся на парте. У него явно большие проблемы с реакцией. Осознание приходит относительно быстро: моментом ранее прикладывающий мерзкие ручонки к своей "ваве" мальчик, сейчас озлобленно смотрит мне в глаза и истеричным голосом, прямо на всю аудиторию, выдаёт: — Сууука! Едва сдерживаю себя, чтобы не засмеяться, клубочком свалившись на пол, от абсурдности ситуации. Надо же, ведь никогда не замечала за особой меткости, а тут на тебе: прямо в яблочко. — Что там у вас происходит? — гулко раздается с передней части аудитории. — Она кинула в меня учебник! — визжит, аки первоклашка-ябеда, подстреленный паренёк, после чего я, честно пытаясь сжать челюсти как можно сильнее, начинаю сперва просто нервно хихикать, а потом и вовсе ржать, как последняя лошадь. Кажется, я действительно схожу с ума, иначе столь неадекватную реакцию просто не объяснить. — Вы смотрите, она же ему нос сломала! — раздается, теперь уже, откуда-то сзади. Вокруг начинается настоящий переполох, кто-то подбегает к "пострадавшему", кто-то недоуменно наблюдает за моими приступами неконтролируемого хохота, а кто-то весело улюлюкает, ожидая продолжения шоу. Я же понимаю, что мне нужен воздух, иначе я за себя не ручаюсь, посему резким движением руки подхватываю сумку, стремительно спускаясь вниз по ступенькам прочь. Прежде чем вырваться в коридор, я, буквально, спиной чувствую чей-то прожигающий во мне дыру взгляд. Пожалуй, не стоило оборачиваться, тогда бы я не провалилась в ужасающую пропасть серьезных карих глаз. Неужели она заметила пропажу дневника? Неужели она догадалась, кто вор?***
Нет, не заметила, и нет, не догадалась. Или же Аридна просто очень хорошо притворяется, играя свою повседневную роль. Через два дня после трагических событий в виде сломанного носа однокурсника, я почти с уверенностью могла бы заявить об этом. Девушка бы не вела себя так...обычно, знай она, у кого и, главное, что сейчас в руках. Она сидит в окружении своей свиты, вся такая гордая и холодная, как айсберг в океане. Я сама не замечаю, что мой взгляд задерживается на брюнетке слишком долго; слишком пристально. Её рука тянется к щеке, чтобы заправить за ухо одинокую, выбившуюся из стаи, прядку. Она криво улыбается до одури смазливому парню слева от себя, когда тот помогает ей в этом. «Я больше не могу так. Сегодня я вновь стояла под душем и терла свою кожу так сильно, что она стала кровить, только чтобы избавиться от этого зловония. Вновь хотела наполнить ванну до самых краев, чтобы после разрезать себе вены. Или утопиться. Или, поскользнувшись, сломать шею о перекладину. Да какая разница. Я больше не могу, я больше не выдержу. Его руки везде, его запах впитался в меня, я слышу его дыхание даже тогда, когда его нет. Я хочу умереть. Помогите. Но ведь никто не поможет, верно?» Меня начинает тошнить. Строки, звуча чужим голосом, медленно проносятся в моей голове, маячат перед глазами, пока я смотрю на злую и насквозь фальшивую улыбку девушки. Вдруг она поворачивает голову, и не стирая со своего лица этой злосчастной улыбки, смотрит прямо в мои глаза. Руки трясутся. Да, я читала дневник.***
Паранойя поедала меня заживо. Я не могла совершенно ни на чем сосредоточиться, всё время думая лишь о том, как незаметно вернуть этот чертов дневник законной хозяйке. Положившись на удачу во второй раз, я попыталась пробраться в комнату Ариадны испробованным методом: выждать момент, когда она покинет свою обитель, и спокойно положить предмет на своё место, то бишь под подушку. Наверное, не стоит даже и говорить, что только настоящая идиотка, как я, могла всерьез решить, что брюнетка опять волшебным образом решит не запирать свою комнату. Мой план с треском провалился. А еще я не могла поверить в прочитанное. Я боролась с желанием заглянуть в жизнь Ариадны на еще одну страницу больше каждый вечер, когда оставалась одна, запертая от всего мира четырьмя белыми стенами. Мне казалось, что всё это не по-настоящему, что всё, что было написано неровным размашистым от волнения и слёз почерком брюнетки — выдумка, нелепая шутка, очередная издёвка надо мной. Даже сейчас я сидела на холодном, обдуваемым сквозняком, полу, ведя окоченевшими пальцами по страницам, закусывая губу от противоречивых пугающих чувств. Всё становилось на свои места, становясь еще более запутанным одновременно. На следующий день, совершенно не выспавшаяся и нервная, я сидела в библиотеке, тщетно пытаясь сконцентрироваться на статье о принципе кильватерного ускорения. Однако едва это у меня началось получаться, я услышала знакомые голоса где-то неподалёку от своего места. Я машинально обернулась, цепляясь глазами за знакомый расплывающийся образ. Пришлось незаметно нацепить на себя очки, чтобы в полной мере рассмотреть, находящуюся вдалеке, компанию, но, как оказалось, совершенно не было необходимости: они заметили, и сами, лениво перебирая ножками, начали шагать в мою сторону. Невольно замечаю того самого парня, об которого пару дней назад стукнулся мой учебник. Ухмыляется, гадина этакая, да так мерзопакостно, что захотелось врезать ему еще раз. Сбоку компании, под ручку со своим парнем идёт брюнетка. Он по-хозяйски закинул руку на её плечи, слегка приобнимая девушку, и явно чувствуя при этом дискомфорт, ведь рост у обоих был примерно одинаковым, но надо же как-то показывать свою доминантную альфасамцовость. Я видела его бесконечное множество раз, наверное, даже могла бы предположить, что парня зовут Артём и практически вся его семья неплохо нагревает своими задами депутатские кресла. В общем, лакомый кусочек. Однако, ко всему прочему, юноша был довольно смазлив. Совершенно не удивительно, что эти двое стали образцовой парой на радость семьи и на зависть всем остальным. Раньше я смотрела на них и думала, что более обыденно-типичного расклада и представить трудно, однако сейчас я ровным счётом не понимала ничего. «Этому мудаку, видите-ли, невтерпеж, трахаться больно хочется, аж зубы сводит от сперматоксикоза, бедненький. Интересно, сколько еще раз мне придется силком вытаскивать его руку из моих штанов? Он думает, я не знаю, что свой отросток он чуть ли не каждодневно пихает в какую-нибудь очередную студентку-первокурсницу, их даже напаивать не приходится. Пусть ждёт. Если хочет трахнуть именно меня, то пусть ждёт. Но вот дождется ли? Я пыталась, честно пыталась. Пропихивала свой язык ему в рот, и тут же сгибалась пополам от рвотных позывов. Снимала его трусы, и умирала от омерзения, смотря на член. Гадко, а самое главное, страшно до одури. Психологическая травма, черт бы её побрал. А в его глазах лишь упрёк и непонимание. Как же я всех ненавижу. Себя ненавижу.» Мне вдруг становится до жути стыдно от осознания своей излишней осведомленности. Я до сих пор не могу переварить всё то, что я узнала о человеке, некогда казавшимся мне сущим монстром. Когнитивный диссонанс достиг своего апогея, забирая с собой последние остатки былой благоразумности. — Чего зависла, сука? — вырвал меня из глубокой задумчивости голос парня со сломанным носом. Удивительно, но до того случая я даже не подозревала о его существовании. Если быть до конца честной, я не особо приглядывалась к одногруппникам в принципе. Мне надоело быть тряпкой. — Меня мало волнуют ваши глупые провокации. Давайте откровенно, — перевожу взгляд на заинтересованный прищур брюнетки, ибо все прекрасно знают, что вопросы нужно обсуждать с вожаком, а не с шавками, — если бы вы хотели и могли мне что-нибудь сделать... Ну, даже не знаю, к примеру, пристрелить в тёмном переулке, или показательно изнасиловать, как ту бедную абитуриентку в прошлом году, вы бы давно это сделали, — после моих слов Ариадну заметно передернуло. Ведь, по слухам, она была главной зачинщицей тех самых событий прошлого года, именно под её чутким руководством компания тварей три часа измывалась над ни в чем неповинной девушкой. Но если и так, то зачем она это сделала? Хотела отомстить миру за себя? Раздался оживленный гул, видимо, мои слова показались им смешными, забавными. Впрочем, ничего удивительного. — А ты совсем охуела-то, я смотрю, — подходит ко мне вплотную малознакомая рыженькая девчонка. Взгляд самоуверенный, напыщенный, — ты даже представить себе не можешь, сколько методов сделать тебе неприятно вообще существует. Она не успевает договорить свою, несомненно, блестящую реплику, как её прерывает сипловатый голос Артёма, который убрал свою руку с плеча Ариадны, облокотившись ей на мой стол. — Ну что же вы такие жестокие, друзья мои. Мы ж не изверги какие, — подмигивает, наклоняется ближе, — Давай так, насиловать тебя никто не будет, заместо этого ты сама будешь периодически давать Алёшке. А то, гляди, нос сломала, достоинство ущемила — нехорошо это. Исправлять нужно. Алёшка громко присвистнул в знак одобрения подобной идеи, одновременно с тем, как еще две какие-то девки недовольно сморщили свои носики. — Ну и в расплату за свою наглость, будешь дипломные нам всем писать. Бесплатно, естественно. У тебя это блестяще получится, ты же у нас умница, да? В моменты особого нервного напряжения мне всегда сносит крышу, как уже, наверное, можно было заметить. Этот раз не стал исключением. — Я, пожалуй, отклоню ваше предложение. Позабочусь, так сказать, о вашем умственном развитии, расширю границы сознания, позволив написать дипломные самостоятельно. Да и, — на секунду замолкаю, пытаясь вспомнить имя, — Алёшка совсем не в моем вкусе. Увы. А если вам вдруг покажется, что я сейчас недостаточно доходчиво выразилась, то я обращусь в правоохранительные органы. Ну, которые права охраняют, к примеру, право на жизнь, личную неприкосновенность. Слышали о таком? Полиция, короче, что б уж совсем понятно было. Артём начинает неприкрыто громко ржать, утаскивая за собой в угар всех остальных. Всех, кроме Ариадны. Не успеваю опомниться, как она хватает меня за подбородок, до боли сжимая его своими пальцами. Все вдруг замолкают, с неподдельным интересом наблюдая за нами двоими. На мгновенье мне показалось, что она вновь хочет наброситься на меня, повторить нашу безумную драку, только в этот раз у неё есть подмога, а у меня нет свидетелей. В библиотеке, как назло, ни души. Однако девушка не торопилась, явно прилагая огромные усилия для того, чтобы не сорваться. Значит всё-таки нельзя. Я не знаю, чем бы это всё закончилось, если бы в библиотеку, запыхавшись, не ввалился служащий, держа в одной руке швабру, а в другой таща за собой странного вида ведро на колёсиках. В эту же секунду раздался сигнал о том, что пара закончилась, а это значило только одно: сейчас, скорее всего, придёт народ. Ботаники, в основном, явно не публика Ариадны. Бросив на прощанье: — Мы с тобой еще не закончили, — они оставляют меня в одиночестве.***
Глубокая ночь. Я шла по пустым коридорам общежития, сопровождаемая лишь гулким одиноким эхом своих шагов. Плечи и спина ныли от тяжелого рюкзака, под глазами, я уверена, залегли глубокие синяки от хронической усталости и недосыпа, однако сегодняшний день не мог не радовать - первый за много недель он прошёл не бессмысленно: пару успешно закрытых долгов по учебе, вновь налаженные отношения с преподавателями и ложечка спокойствия в бочке хаоса. Отчего-то сейчас я чувствовала себя довольно-таки неплохо, даже, наверное, в глубине души радовалась тому, что, наконец, смогу выспаться, хотя совершенно не ясно, с чего бы взяться такой уверенности. В кармане неожиданно завибрировал сотовый телефон. Не успевая удивиться тому, что я кому-то вдруг понадобилась, я моментально разочаровываюсь, удаляя сообщение оператора о каких-то там бонусах при подключении какого-то там тарифа. Ну а что ты, собственно, хотела, если времени заводить какие-либо отношения, начиная от дружеских и заканчивая всеми остальными, совершенно нет. Плата за одиночество - радоваться сообщениям от своего мобильного оператора. Зато он не бросит, не предаст, не нагадит в душу. Идеальный мужчина. Почти как котик. Едва успеваю засунуть сотовый обратно в карман, как натыкаюсь на заинтересованный и, как мне кажется, немного хмельной взгляд темноволосой девушки. Рука замирает в одном положении, а всё тело рефлекторно напрягается: откуда она, черт возьми, здесь взялась? — Что уставилась? Прихожу в себя после секундного ступора. В последнее время я встречаю Ариадну слишком часто, несмотря на то, что стараюсь избегать этих встреч всеми силами. Либо это закон подлости, либо всё подстроено, одно только совершенно точно ясно: ей до жути нравилось измываться надо мной. Видимо, это действительно было неимоверно интересно, раз девушка делала это с таким упорством. — Да вот думаю о том, что какая-то ты вездесущая. Она хмыкает, тут же облокачиваясь на ближайшую стену, а я окончательно убеждаюсь в её нетрезвом состоянии. — Ты даже представить себе не можешь, какой сюрприз я тебе приготовила, — глаза темноволосой отдают безумным блеском, как у гребаного психопата из фильма Джеймса Вана, — кстати, ты любишь кофе? Недоуменно хлопаю глазами, запоздало замечая стаканчик из старбакса в руках Ариадны. Слишком запоздало. Она резко снимает белую пластмассовую крышку, выпуская пар от горячего напитка наружу, и не слишком метко выплескивает содержимое на меня. В первые мгновенья я даже толком не поняла, что произошло. Майка прилипла к онемевшему подрагивающему телу, на пол с джинсов и туфель текла темно-коричневая жидкость, образовывая внушительных размеров лужицу на полу. Мне вдруг показалось, что я слышала шипение своей обожженной кожи, а еще через несколько секунд я почувствовала невыносимую боль. Хотелось закричать, но горло будто сдавило стальными тисками. Я чувствую, как по щекам непроизвольно текут слёзы то ли от боли, то ли от обиды, слышу, как где-то рядом раздаётся ненавистный мерзкий смех, заполняющий своей громкостью всё одинокое пространство. Мной полностью овладевает ненависть к этому существу, нелепой ошибке природы, всеми покинутой ненужной девочке, пальцы до хруста сжимаются в напряженные кулаки, и я больше не могу контролировать себя. С разбегу налетаю на пьяную суку, со всей силы заряжая ей кулаком по искаженному улыбкой лицу. Она тут же валится на пол, смотрит слегка ошарашенно и заливается новой порцией смеха. Это настолько выбивает меня из колеи, что я застывая в нерешительности перед девушкой, начинаю сомневаться в её адекватности. Может, она окончательно слетела с катушек? Из треснувшей губы темноволосой струйкой бежит алая кровь, пачкая её белоснежную рубашку. Она утирает её ладонью, медленно встаёт, гордо выпрямляя осанку, а мне остается лишь недоуменно наблюдать за её нелогичными действиями. — На провокации не поддаешься, говоришь? — она бросает на меня победоносный стервозный взгляд, разминает ушибленную при падении руку, и продолжает: — Я сейчас вызову милицию, которой ты нас так пугала вчера днём, напишу заяву, сниму побои и потребую твоего отчисления. Ты, наверное, еще не поняла, зайчик, что не стоит выебываться перед тем, кто в разы повыебестей. В голову стреляет шальная, абсурдная по своей сущности, мысль, которая сейчас кажется самым логичным выходом из сложившейся ситуации. Терять мне было нечего и отчисления я допустить совершенно точно не могу. Они от меня не отстанут, о чём свидетельствовали новоиспеченные ожоги на моей коже. И тогда я решаюсь. Я делаю то, что навсегда изменит мою жизнь, хотя сейчас я об этом, конечно же, знать не могла. — Знаешь, а ты ведешь себя совсем не как жертва изнасилования. Хотя, мне, конечно, точно не известно, как они себя обычно ведут, но... — я смотрю на вытянувшееся ошарашенное лицо собеседницы, чьи глаза открылись так широко, словно готовы были выпасть в любую секунду. Она не даёт мне договорить. Моментально трезвеет, походка приобретает оттенок панического страха, девушка толкает меня к стене, зажимая меня между ней и собой, выпаливая на одном дыхании: — Что ты только что сказала?