Навеки вместе

Началась война – бириссцы жгли посевы, убивали мирных жителей. Я узнал обо всем позже – после того, как монсеньор вернулся с Совета Меча. - Не желаете ли прогуляться, Ричард? - Рокэ говорил с обычной усмешкой, а глаза выдавали крайнюю усталость. На миг Ворон приложил к ним ладони, тут же отнял их, поморгал. - Куда, монсеньор? - В скором времени – в Варасту. Хотя, подождите – тут для вас есть послание от Эйвона Ларака. Я вскрыл конверт – дядюшка писал, что матушка больна, и требуется мое присутствие в Надоре. - Плохое известие? Налейте вина мне, да и себе тоже. Такие известия лучше запивать чем-нибудь покрепче. Я молча протянул письмо. Рокэ кивнул, принимая его, пробежал глазами по строчкам. - Знаете, не думаю, чтобы ваше присутствие чем-либо помогло вдовствующей герцогине Окделл. Вы не врач, и не сумеете вылечить матушку. А деньги за службу могут понадобиться – хотя бы для закупки дров, дабы почтенная Мирабелла Окделльская не болела в будущем. Но если вы желаете ехать домой, я не смею вас задерживать. «Все-то вы знаете наперед, эр Рокэ», - подумал я и сказал вслух: - Оруженосец обязан сопровождать своего сеньора. Так что я поеду на войну. Новая усмешка была мне ответом. - А вы думаете, что война – это похоже не на героические пьесы Дидериха? Мол, слава, почести и белый конь? Отнюдь, юноша. Война – это грязь, кровь и нечистоты. - Догадываюсь об этом, монсеньор. Но все равно, я буду с вами. Алва улыбнулся и взъерошил мои волосы привычным движением. Когда я успел привыкнуть к его рукам? К его колкостям, которые не казались обидными, а были просто… такими «его», и без них уже не представлялись наши разговоры. К его ласкам… - Ричард, о чем задумались? - О вас, - искренне ответил я. Следующие дни и ночи сливались в бесконечную череду дел, событий, встреч, поручений. Среди всего этого приглашение от Штанцлера чуть не осталось незамеченным, но я вовремя спохватился. Надо было ехать в «стан врага». Страшно, когда нападают извне, но еще страшнее, когда враг находится у тебя под боком. Это я прочитал в одном из древних трактатов, когда сидел в библиотеке, ожидая приказов Ворона. Штанцлер радушно встретил меня, но сразу спросил, почему я не ответил на письмо Ларака и отчего я отказываюсь ехать домой, в Надор. - Я не могу отсиживаться у матушкиной юбки, - ответил я, - мой отец воевал, и я тоже пойду на войну. Мирабелла всегда говорила, что я должен быть достоин его. - Пойми, Дик, - увещевал кансилльер, – война заведомо обречена на провал. Такие,как Ворон, не признаются ни в чем, но его уговорили. Он отказался бы от полномочий Проэмперадора, если бы не Её величество. Бириссцев не изгнать, и Варасту не очистить, это понятно любому здравомыслящему человеку. Дик, твой эр, скорее всего в случае поражения скроется в своем Кэналлоа. Конечно, в таком случае Кэналлоа отделится от Талига, но это лишь на руку нам. Дик, ты же верен делу отца. Только мысль о том, что я не должен ничем выдать себя, помешала выкрикнуть все, что я думаю, в обрюзгшее лицо. Гибнут люди, пустеют деревни, горят посевы – а этот, с позволения сказать, друг семьи плетет что-то о том, что бириссцы не признали Олларов, но признают Раканов. И о том, что потомку узурпатора не место на троне. Эх, слышал бы его Алва. Хотя он-то скорее всего, знает, чем дышит «старый больной человек» и о чем его мысли и мечты. - Я верю вам, эр Август, - сказал я, - но я не поеду в Надор раньше, чем окончится война. - Мальчик мой, но ведь ты можешь погибнуть! Штанцлер аж руками всплеснул. Мне стало смешно – таким нелепым вышел его жест, прямо, как у крестьянки, которая пролила молоко. - Да, а еще я могу умереть во сне. Или подавиться за обедом, упасть и свернуть шею или свалиться с коня. Баловник уже очень стар. Я выдохнул, думая, что все-таки сорвался. Не стоило – но думаю, Штанцлер припишет эмоции волнением перед предстоящим походом в Варасту. - Всего доброго, эр Август. Рокэ почти не бывал дома, а когда появлялся, его осаждали адьютанты, порученцы и другие посланцы генералов и полковников. Однажды он пришел ко мне среди ночи. Я уже спал – и проснулся от прикосновения холодных рук к плечам. Ворон дышал как-то сорванно и сдавленно – я даже испугался. - Рокэ, что с тобой? - Ничего, Рикардо… Ничего. Мы справимся, Разрубленный Змей. В первый раз я видел монсеньора в таком состоянии. Точнее, чувствовал – видеть-то в темноте было невозможно. Его трясло, словно в лихорадке. Я повернулся, приложил ладонь к его лбу. Жара не было. «Он же просто устал, - пронеслась верная мысль, - вымотался за эти дни – слишком много навалилось всего. Не помогает уже вино и гитара». Я обнял Рокэ, прижал к себе и начал гладить иссиня-черные волосы, словно снимая тревоги и прогоняя усталость. Он уткнулся мне в плечо. Его все еще трясло. Мы оба молчали – слова казались лишними. Мне хотелось бормотать нечто утешительное, но я подумал, что это будет глупо. А о чем в тот момент думал Алва, я не знаю. Мы до утра спали в объятиях друг друга, хотя в ту ночь близки не были. Но тогда я понял, какой непомерный груз взвалил себе на плечи Первый маршал Талига. За ним – вся страна, вся жизнь тех, кто называет себя талигойцами – от знати до простых крестьян. И будет ли в этом году хлеб, или же придется закупать его в Урготе втридорога – тоже зависит от него. Люди Чести превратились в стаю ызаргов, что хотят переворота сейчас. И они вполне могут добиться своего. Рокэ лежал, по–прежнему прижавшись ко мне, но уже дышал ровно и размеренно. Он все-таки уснул. А вот мне было не до сна. Я всматривался в темноту, словно надеялся увидеть там Закатных Тварей. Сейчас Алва был таким беззащитным, когда спал у меня на плече. И я чувствовал, что готов убить любого, кто посягнет на моего сеньора. Но постепенно усталость взяла свое, и я тоже провалился в небытие. Утром Рокэ в моей спальне не было. Он ушел с рассветом – навстречу круговороту бесконечных дел.       Тронко оказался жарким скучным городком. Я бродил по пыльным улицам, рассеянно здоровался с офицерами и смотрел вдаль, где Расанна несла свои желтоватые волны к Холтийскому морю. За Расанной лежала Вараста. Там была война, и оттуда шла смерть. Я не мог перестать думать об этом, хотя в жаркий летний день, когда все, словно вымерло от зноя, в это верилось с трудом. Алва беседовал с адуанами. Мне тоже следовало оставаться там, но он знаком показал мне выйти. Епископ Бонифаций важно пил нечто алкогольное, вещая о тех, кто пришел с ним. Большой варастийский волкодав лежал у двери. Он оскалил пасть, но завилял хвостом, когда я нагнулся и погладил его, шерсть была свалявшаяся, грязно-белая. За размышлениями я не заметил, как ко мне подошел Оскар Феншо-Тримэйн. Он был талантливым военноначальником, став в двадцать четыре генералом, а в двадцать пять – командующим авангарда Южной Армии. - Дикон, ты еще не одурел от жары? - Я отогреваюсь после промерзшего насквозь Лаик, - отшутился я. - А я скоро сойду с ума от жары и бездействия. Я пожал плечами – даже говорить было лень. Наверное, я все-таки «одурел от жары», по словам Оскара. - Корнет Окделл! Где подобострастие? Где трепет священный? Да перед вами целый генерал стоит! - А надо, чтобы половина? – у меня получилось весьма ехидно. - Да я вас… Расстреляю, закопаю и сошлю на галеры! - Предварительно откопав. Почему генерал Феншо-Тримэйн ведет войну с генералом Манриком, я не знал. Знал лишь, что рыжий любит покричать на своих солдат, злится по поводу и без. Зато юный Феншо был весьма остер на язык, и при любом удобном случае подтрунивал над Манриком. Из всех генералов, вызванных Проэмперадором, мне нравится Эмиль Савиньяк – старший брат Арно. Его брата-близнеца Лионеля мне приходилось встречать во дворце – он был капитан королевской охраны. А вот граф Лэкдеми был отчаянным, веселым и по-настоящему благородным человеком. Он рассказывал мне о лошадях, о том, какие кони лучше для атаки, а какие подходят, чтобы возить легкие пушки-мортиры. Учил ухаживать за лошадьми и седлать их. И я был благодарен ему за это. Еще Ворон взял с собой полковников Хорхе Дьегаррона и Орасио Бадильо, в распоряжении которых были кэналлийские стрелки. Я с восхищением смотрел на них и думал, сумею ли я так же стрелять, как любой из них. А не позориться, как Леонард Манрик, который промахнулся из пистолета по сидящему на крыше воробью. Последним, кого привез в Тронко Проэмперадор, был артиллерист Курт Вейзель. Он отличался миролюбивым нравом, но лучшего артиллериста было не найти во всех Золотых Землях. Последняя ночь в Тронко принадлежала нам с Рокэ. Завтра – в поход. Никто не знает, что принесет каждый из дней, и кто вернется живым. Война есть война. - Рокэ… еще… Я извивался на жарких простынях, вдыхая особенно пряный запах морисских благовоний. Или он просто сильнее чувствовался. На грани жизни и смерти все приобретает новое ощущение. И наслаждение тоже казалось сильнее.